Самыми важными были два назначения. Недавний секретарь Совета безопасности Сергей Борисович Иванов назначен министром обороны РФ, а недавний руководитель фракции "Единство" в Государственной думе Борис Вячеславович Грызлов - министром внутренних дел. Бывший министр обороны маршал И. Сергеев стал теперь помощником президента, а бывший министр внутренних дел В. Рушайло - секретарем Совета безопасности РФ. Одновременно было объявлено, что министра атомной энергетики Евгения Адамова, уходящего в отставку, заменит Александр Юрьевич Румянцев, недавний директор Российского научного центра "Курчатовский институт", а директора Федеральной службы налоговой полиции В. Солтаганова - Михаил Ефимович Фрадков, работавший до этого дня в Совете безопасности. Было объявлено также о замене нескольких заместителей министров в силовых ведомствах.
В. Путин сказал о новых назначениях как о политических. С. Иванов имел до ноября 2000 года воинское звание генерал-лейтенанта, но он восемнадцать лет работал в системе внешней разведки, а не в армии. Б. Грызлов, инженер-электротехник, работал на разных должностях на оборонных предприятиях Ленинграда. Он не имел отношения к милиции или прокуратуре, но, вероятнее всего, имел хорошие связи не только в администрации А. Собчака, но и в органах КГБ и ФСБ. Как публичный политик Грызлов ничем себя не проявил ни в Государственной думе, ни как один из лидеров партии "Единство". Вполне возможно, что на посту министра внутренних дел он сможет принести больше пользы команде Путина. Никто не хотел никаких осложнений и беспорядков, столь обычных в истории России при смене власти. Но все же к весне 2001 года пришло время ослабить зависимость нового президента от многих высших чиновников из ближайшего окружения Ельцина. Вполне понятно, что Путин начал это обновление кадров с силового блока.
Заслуживает внимания форма, в которую В. Путин облек свое расставание с несколькими самыми крупными чиновниками, которых не без основания считали креатурой "семьи". Владимир Путин пригласил на совещание по этому поводу всех - и вновь назначенных, и отставленных от своих постов. Президент выразил свою особую благодарность И. Сергееву и В. Рушайло и объявил об их назначениях на менее важные по реальному влиянию и власти, но почетные посты.
Итогам первого периода своего президентства и ближайшим задачам Владимир Путин посвятил свое второе послание Федеральному собранию, которое он прочел 3 апреля в Мраморном зале Кремля. Его выступление продолжалось немногим больше часа и было выслушано с большим вниманием. Путин говорил спокойно, по-деловому, без риторических приемов. В сообщениях западных информационных агентств говорилось, что Президент России, "облаченный в черный костюм, выступал в стиле корпоративного директора, сообщающего акционерам о финансовых итогах и перспективах компании. В его речи не было ни прорывных планов, ни значимых заявлений. Хотя речь Путина транслировалась всеми основными телеканалами на всю страну, она не была рассчитана на получение общественной поддержки со стороны народа. Сухой и технократический путинский язык подчеркивал, что президент, выступая перед собравшейся в Кремле политической элитой, ориентировался в основном на правительственных чиновников".
Основной темой первого послания Путина Федеральному собранию и главной стратегической задачей президента в 2000 году было укрепление государства в лице всех институтов и всех уровней власти. Путин напомнил об этом и теперь, но говорил в первую очередь об экономических проблемах. Он ничего не сказал ни о военной реформе, ни о реформе военно-промышленного комплекса, ни о политических партиях, ни о проблемах идеологии. Путин почти ничего не говорил о внешней политике и не сказал ни слова об отношениях между Россией и США. Опасность экономического отставания России, которая живет по преимуществу в рентной, а не в производительной экономике, проблемы бюджета и налогов, права собственности и итоги приватизации, отношения между государством и бизнесом, реформирование естественных монополий, земельный вопрос и трудовое законодательство - вот главные темы послания Путина в 2001 году.
Он говорил о распределении полномочий и ресурсов между Центром и регионами, административной реформе и сокращении числа чиновников, о "статусной ренте", то есть о поборах и взятках, судебной реформе и свободе передвижения капиталов в стране и за границу. "Прочная и экономически обоснованная государственная стабильность, - отмечал президент, - является благом для России и ее людей. Пора осознать, что предстоит длительная и трудная работа, поскольку главные проблемы страны слишком глубоки и требуют не политики наскока, а квалифицированного каждодневного труда. Однако стабильность - это не аппаратный застой. Стране потребуются смелые и глубоко продуманные решения. Меры переходного характера исчерпаны, но чтобы нынешняя политическая стабильность обернулась экономическим процветанием, следует приложить еще очень много сил и потратить не один год". "У нас не будет больше ни революций, ни контрреволюций", - пообещал президент.
В целом послание Путина можно было бы оценить как либеральный документ, и это вызвало раздражение у одних и воодушевление у других комментаторов. "Владимир Путин предъявил нации динамичный документ, который местами читается, как детектив, - писал Вячеслав Костиков. - В президентском послании есть своя интрига и подводные течения, весьма опасные для некоторых действующих политиков". "Это пространный документ, в котором берет верх линия Грефа, которая совершенно порочна и губительна для страны, - заявил Г. Зюганов. - Я боюсь, что в России готовится вторая гайдаровская революция".
Нет смысла полемизировать со столь необъективными политическими наблюдателями. Либерализм Владимира Путина совсем непохож на примитивные либеральные схемы Гайдара. Путинский либерализм не заимствован также ни у Грефа, ни у Илларионова. В. Путин ясно сказал в своем послании: "…Нужно энергично наводить порядок и в других сферах, где есть избыточное государственное вмешательство. Хочу подчеркнуть - избыточное, речь только о нем идет".
Олигархический капитализм, который возобладал в России в 1996–1999 годах, являлся отнюдь не либеральным режимом. Это было паразитическое образование. Олигархи зарабатывали свои прибыли - и об этом лишний раз напомнил В. Путин в своем послании - на активах государства, будь то госсобственность или бюджетные средства. Эти прибыли создавались не в производстве, а при перераспределении богатств, что наносило громадный ущерб и государственной, и частной реальной экономике. Да, конечно, Путин и теперь продолжал выступать за укрепление регулирующей и контролирующей роли государства - через ясные и понятные законы. Но подчинение всего и вся государству в современном мире может стать лишь сильным тормозом в развитии экономики и общества. Поэтому В. Путин, в отличие от Г. Зюганова или Н. Жуковой, выступал не за возвращение к мобилизационной экономике советского времени, а за использование всех возможных стимулов и движущих сил для развития экономики России, включая и такие мощные, как частные интересы и рыночная конкуренция. Это "новый либерализм", который не фетишизирует понятия ни частной, ни государственной собственности и выступает за соединение свободы с государством и законом.
Еще в самом конце 2000 года писатель и публицист Александр Рубцов писал: "Путину Россия досталась в уникальном состоянии: такого прорыва свободы здесь еще не было. Останется ли это в нашей истории эпизодом, или свобода наконец соединится с государством и правом и даст новое качество для развития страны? В новой цивилизации свобода - главный ресурс: интеллектуальный, творческий, информационный. Ее наличие не все решает, но дает шанс; ее отсутствие шансов не оставляет. Без нее можно создать "державу", которая будет надувать щеки, но не будет иметь реально ни достояния, ни достоинства. Эта свобода возникла на противоходе после десятилетий небывалой, страшнейшей несвободы. За нее предыдущие поколения заплатили миллионами жизней, сломанных судеб и тотальным унижением. И в эту дорого оплаченную свободу мы въехали достаточно бескровно, счастливо миновав ряд опасных развилок. Путин укрепляет государство форсированными темпами. Вопрос: будет ли эта конструкция использована для обустройства свалившейся на нас свободы либо она станет инструментом личной и корпоративной власти подавления нормальной политической конкуренции?".
Послание президента, а также ряд принятых после 3 апреля 2001 года решений показывали, что В. Путин хотел бы выбрать именно первый вариант развития для России, хотя именно второй вариант для многих был более приемлем и легок. Российское "экономическое чудо" возможно, однако создать для него необходимые условия и предпосылки очень трудно, усилия к этому должен приложить не один лишь Владимир Путин.
Глава седьмая
Экономические дилеммы и идеологические альтернативы
Конец олигархического капитализма в России
Какая система власти и экономики образовалась в России к концу эпохи Ельцина? Двухдневный семинар ведущих социологов России, проведенный в конце января 2001 года в Институте социологии РАН под руководством академика Татьяны Заславской, не смог дать ясного и приемлемого для всех ответа на этот вопрос.
Неудача ученых неслучайна, ибо то общество, которое возникло в нашей стране в результате соединения сталинского тоталитаризма и брежневского "реального социализма", горбачевской перестройки и ельцинских реформ, невозможно определить в относительно строгих понятиях социологии, политологии и экономики. Приходилось прибегать к более образным, но менее научным формулировкам.
Борис Ельцин говорил о создании в России "нормальной цивилизации". Анатолий Чубайс заявлял более конкретно о построении в стране "нормального капитализма ударными темпами". Егор Гайдар говорил более уклончиво о "молодом капитализме, который мы строим". Григорий Явлинский определял социально-экономический строй России как "номенклатурный капитализм", а Геннадий Зюганов - как "компрадорский капитализм". Александр Лебедь говорил о "диком капитализме" в России. Западный финансист и филантроп Джордж Сорос определял наш экономический строй как "грабительский капитализм", а Борис Немцов - как "бандитский капитализм"…
Но почти все соглашались с определением российской системы власти и экономики как "олигархического капитализма". Еще в 1998 году Г. Черников и Д. Черникова пытались описать и объяснить эту систему в своей книге "Кто владеет Россией? Олигархи - коллективный портрет". На обложке книги были помещены портреты Б. Березовского, А. Смоленского, М. Ходорковского, В. Потанина и Р. Вяхирева.
Утверждение в России режима олигархического капитализма все авторы относили обычно к началу 1996 года, когда на швейцарском курорте в Давосе, на Всемирном экономическом форуме дюжина самых крупных российских бизнесменов, главным образом банкиров, решила объединить свои силы, средства, информационные возможности и иные ресурсы, чтобы обеспечить переизбрание на пост Президента России Бориса Ельцина.
Сделать это удалось, хотя и с большим трудом, и государственная власть попала в большую зависимость от своих спонсоров. Олигархи сумели не только провести на многие важные государственные посты своих людей, но и самолично заняли в государственном аппарате несколько высоких должностей. Однако большинству из них такая публичность была не нужна, а может быть, даже опасна. Эти люди склонялись поэтому к созданию какого-либо постоянного консультативного органа, например "Союза экономического взаимодействия", своеобразного параллельного, "теневого" правительства. Однако из-за соперничества в рядах самих олигархов эта идея умерла еще на стадии проекта.
1997 год был временем не только наибольшего расцвета олигархии, но и наибольших раздоров в ее рядах. За обладание некоторыми привлекательными частями государственной собственности в экономике, в структурах власти и СМИ разгорелась "банковская война". Оппозиционная печать с негодованием писала тогда о "семибанкирщине", которая сеет смуту и разрушает страну. Но именно в это время Борис Березовский, претендовавший на роль "главного идеолога" олигархии, говорил об объединении крупного капитала и подчинении ему государства или о том, что государство должно стать "совместной собственностью" высших чиновников и крупного капитала.
Финансовая катастрофа 1998 года нанесла российской олигархии большой урон. Многие из самых крупных коммерческих банков не только пошатнулись, но и рухнули, а их президенты и владельцы оказались банкротами и в финансовом, и в политическом отношениях. Но многие выжили, так как сумели заблаговременно приобрести контрольные пакеты акций крупнейших промышленных предприятий и объединений, образовав огромные финансово-промышленные или промышленно-финансовые группы, "империи". Экономист Яков Паппэ называл их интегрированными бизнес-группами (ИБГ). После сложных преобразований и слияний в России выделилось к концу 1999 года примерно пятьдесят самых крупных бизнес-групп с разными составными частями, разными формами собственности и руководства, которые контролировали, по оценкам экспертов, от 60 до 80 процентов экономического потенциала страны.
В списках самых крупных и влиятельных лидеров российского бизнеса почти всегда можно было встретить имена Бориса Березовского, Владимира Гусинского, Романа Абрамовича, Анатолия Чубайса, Рема Вяхирева, Александра Мамута, Вагита Алекперова, Петра Авена, Владимира Потанина, Михаила Фридмана, Олега Дерипаски, Кахи Бендукидзе, Евгения Швидлера, Михаила Ходорковского, Владимира Лисина, Владимира Евтушенкова и некоторых других. Перечислять всех, как и названия их корпораций и бизнес-групп, нет необходимости. Показательно, что имена почти всех упомянутых выше лидеров бизнеса встречались в 1999–2000 годах не только в списках пятидесяти самых крупных российских предпринимателей, но и в списках ста самых влиятельных российских политиков, которые регулярно публиковались в "Независимой газете".
Российский крупный бизнес еще не сложился как класс и, в отличие от крупного бизнеса на Западе, плохо организован. Только летом 2000 года большая часть крупнейших российских капиталистов решила войти в Российский союз предпринимателей и промышленников (РСПП), возглавляемый Аркадием Вольским, который начинал свою политическую карьеру в ЦК КПСС в должности помощника Юрия Андропова по проблемам машиностроения. У российского крупного бизнеса еще нет никаких традиций, и он не был обременен чувством ответственности перед обществом.
По западным масштабам самые крупные из российских бизнесменов не могли считаться особенно богатыми людьми. В 2000 году никто из них еще не входил в список самых богатых людей планеты, который ежегодно составляется журналом "Форбс" в США. Но в 2002 году группа российских олигархов попала и в списки ста, и в списки двухсот, и в списки пятисот самых богатых людей планеты. "Наши олигархи стали богаче", "В списке "Форбс" русских все больше", - писали на этот счет газета "КоммерсантЪ" и журнал "Коммерсантъ-Деньги". Лидировали среди российских богачей Михаил Ходорковский, Роман Абрамович, Михаил Фридман, Владимир Потанин, Вагит Алекперов и Владимир Богданов, состояние которых определялось суммами от одного до семи миллиардов долларов. Однако в данном случае многие комментаторы явно путали личный капитал тех или иных бизнесменов и общий объем финансовых потоков, которые они были в состоянии контролировать. Нельзя смешивать такие понятия, как капитализация всей компании и личный капитал управляющего этой компании. В России еще не сложился ни рынок ценных бумаг, ни институт буржуазной частной собственности. Активы крупнейших российских коммерческих банков были до последнего времени в сотни раз меньше активов самых крупных японских, британских, американских или швейцарских коммерческих банков. Поэтому личное состояние главных российских богачей определялось лишь по слухам и по косвенным данным, а некоторые из них бурно протестовали против приписывания им миллиардных личных состояний.
Из пяти миллионов человек, которые в 2000 году продекларировали свои доходы в Министерстве по налогам и сборам, только 50 тысяч граждан указали в декларациях сумму годового дохода, превышающую 30 тысяч долларов. Конечно, в России есть несколько сот не "рублевых", а "долларовых" миллионеров, но мало кто из них объявлял в МНС о своих доходах.
Именно в этом и заключается главный порок российской олигархии: у нее нет и не было легально нажитых и положительно оцениваемых обществом крупных состояний. Обширная собственность, которой владеют или которую контролируют российские олигархи, не является результатом их неустанного труда, талантов, научных открытий или изобретений. Эту собственность можно сравнить скорее с кусками "добычи", полученной при распаде громадной советской экономической системы. Среди российских олигархов нет своих Эдисонов и Карнеги, Фордов и Биллов Гейтсов, своих Рокфеллеров и Ротшильдов, своих Мердоков и Херстов. Почти все российские финансовые и промышленные магнаты начинали свою работу 10–15 лет назад "по поручению", в "уполномоченных банках", государственном нефтяном экспорте, мелких кооперативах или комсомольском бизнесе. Все это рождало в российском крупном бизнесе комплекс неполноценности. Российский крупный капитал почти не связан с малым и средним бизнесом, образовавшимся в России более естественным образом.
Но почему же мы говорим в этом случае об "олигархах" и "олигархическом капитализме"? Дело в том, что без поддержки и опеки власти, без прямого влияния и даже подкупа власти в России в 1992–1995 годах невозможно было начать и в считаные годы развернуть большой бизнес. Отсюда и стремление некоторых наиболее агрессивных бизнес-групп закрепить свой союз с властью и свое влияние на нее, не считаясь ни с интересами народа и государства, ни с законами. Однако такое положение, когда, по словам А. И. Солженицына, "над всеми стоит власть сплотки людей, бесконечно равнодушных к судьбе подвластного им народа и даже к тому, выживет ли он вообще или нет", создавало большое социальное напряжение в обществе, где более 50 процентов граждан определяли свое материальное положение словами "бедность" и "нищета".