Курсанты не рванулись вместе со всеми, напротив, пропускали всех, встав по обе стороны дверей часовыми. Они и Анну Ивановну пропустили вперед и даже подтолкнули под локоток.
И когда Анна Ивановна уже проходила в вагон, нетерпеливо дернулся поездной состав. И с этим рывком вновь скандально взвизгнули двери, и вдруг послышался жалобный тонкий крик, словно ребенку прижало пальцы.
Анна Ивановна резко обернулась и увидела, как замерла в проходе девушка в просторном плаще. Курсанты с трудом держали рвущиеся двери. А девушка, оказавшаяся между сжимающимися створками обхватила большой живот, как обхватывают арбуз, и жалобно стонала тонким плачущим криком.
Анна Ивановна рванулась к девушке, подхватила ее за плечи и бережно втащила в тамбур. Курсанты отпустили сжимающиеся створки дверей и ухнули стекла с лязгом, дернулась электричка в неудержимом порыве, загудели электрические дуги.
- Что же вы, милая моя, - зашептала Анна Ивановна, - в таком положении путешествуете? Разве так можно?
Но девушка не отвечала. Она испуганно сжимала круглый живот и зевала от страха и напряжения.
- А ну-ка, парнишечки, помогите, - кивнула Анна Ивановна курсантам. - Освободите место в вагоне. Лавка нужна свободная. Видите, девушка в положении.
Курсанты понимающе переглянулись и рванули створки дверей. Анна Ивановна двинулась за ними, придерживая девушку за руку.
- Сюда, пожалуйста! - звонко крикнул худощавый курсант и замахал рукой. - Здесь свободно!
Девушка садилась медленно, будто внутри у нее было что-то хрустальное. Она испуганно гладила по выпуклой ткани плаща и не сводила глаз с оторванной в давке пуговицы.
- Нельзя вам ездить без провожатых, - укоризненно сказала Анна Ивановна. - Вы на каком месяце?
- Девятый пошел, - еле слышно прошептала девушка, и пшеничная прядка закрыла тонкую бровь.
- Ну вот, девятый пошел… А вы путешествуете без мужа, - покачала головой Анна Ивановна. - Он вас хоть проводил?
Девушка неопределенно повела плечом, и вдруг из зажмуренных глаз выступили слезы.
- Понятно, - вздохнула Анна Ивановна, - мужа скорее всего нет… Бывает так… Время сейчас такое…
Но девушка упрямо закачала головой:
- Есть у меня муж! Есть! Очень хороший муж! Лучше всех! Санечка мой…
И опять колыхнулись в зажмуренных глазах жемчужные слезы.
- Да вы не волнуйтесь, - испугалась Анна Ивановна. - Есть муж, и слава Богу…. Наверное, работает… Проводить не мог…
Девушка вновь закачала головой и сказала еле слышно.
- Он не работает… Он воюет…
И руки у нее бессильно разжались.
- Он в Афганистане…
И тут уже у Анны Ивановны перехватило горло. Опять Афганистан! Опять эта далекая неведомая страна. Что же это? Почему так часто рвет душу это огненное слово? Неужели так много уже связано в России с этой непонятной скрытой от всех войной?
И курсанты заметно подтянулись рядом с беременной женщиной, подобрались, посерьезнели, и беспечные улыбки у них стерлись с лица. Курсанты, поди, знающие ребята, подумала Анна Ивановна. Наверное, они слышали гораздо больше других об этой необъявленной войне.
Анна Ивановна положила ладонь на руку девушки и стала поглаживать ее по-матерински, нежно и бережно.
- Ничего, моя милая, - она покачивала головой, - все пройдет, все уладится, останется только хорошее. Муж будет рядом. Возьмет тебя вот так за руки, успокоит. Что ж с того, что на войне… И с войны возвращаются живыми, невредимыми. Я отца своего дождалась с войны. Сына сейчас жду из армии. Доля наша такая женская - ждать…
Она говорила напевно, ласково, словно заговаривала боль. Но только текли жемчужные слезы по щекам девушки, и губы сжались в тонкую полосу.
- Больно, - вдруг прошептала она и сжала обеими руками низ живота. - Зачем я поехала? Заче-ем?.. Что же это?.. Ка-ак же та-ак…
Она потерла натянутый на животе плащик, и жалкая гримаса перекосила ее лицо.
Анна Ивановна переспросила с беспокойством:
- Девятый месяц уже пошел… - и кивнула головой в сторону тамбура. - Сильно тебя сжало там?..
Девушка пожала плечами.
- Не помню… Испугалась я. Двери поехали прямо на живот. О-ой…
Она вздрогнула и поджала ноги. Глаза у нее округлились от ужаса.
- Заче-ем я поехала?..
- Да что же ты? - сердито сказала Анна Ивановна - Чего ты боишься? Люди же кругом! Свои, советские люди… Мы тебя не оставим. Ты прислушайся к себе. Как у тебя болит, милая? Скажи мне, я ведь тоже рожала…
Девушка наклонилась к Анне Ивановне и прошептала:
- Весь низ живота ноет. И еще жмет по всему поясу, как обручем… Зачем я только поехала…
Но Анна Ивановна перехватила девушке руку повыше локтя:
- Вот и хорошо, что поехала. Ничего страшного. В Москве рожать будешь. Сразу с вокзала и поедем в роддом.
И повернулась к курсантам.
- Вот что, мальчики! Задание к вам военное! От жены воюющего солдата. Идите в голову поезда прямо к машинисту. Доложите, что в поезде у женщины родовые схватки начались. Пусть вызовут по своей связи "Скорую" прямо к перрону. Медлить уже нельзя, - Анна Ивановна махнула им рукой. - И главное скажите, что муж у нее в Афганистане…
Девушка побледнела, закусила губы. А курсанты рванулись с места, подстегнутые ее слабым стоном.
- Он не солдат, - жалобно прошептала девушка.
- Кто не солдат? - наклонилась к ней Анна Ивановна.
- Мой муж не солдат. Он офицер, - еле слышно произнесла девушка, - командир взвода. Лейтенант Алешин.
14
Неудачно начался день для авангардной роты файзабадского полка. Не успела "Метель" сняться с вчерашних позиций и продвинуться вперед на соседние высоты, навьюченная амуницией и боеприпасами, как тут же наткнулись орловские солдаты на хорошо укрепленные, обложенные валунами душманские укрытия.
Встретивший их противник словно заранее знал, в каком направлении выйдут сегодня роты на боевые действия.
Солдаты залегли под огнем, низко бреющим затылки.
Начали вгрызаться в землю.
Недалеко от Шульгина замешкался молоденький младший сержант. Испуганно застыл и словно окаменел. Только и догадался перегнуться пополам и выставить навстречу летящим пулям напряженный мокрый лоб.
Огонь душманов немедленно перекинулся на эту скорченную мишень.
В сознании Шульгина промелькнуло воспоминание.
Он вспомнил, что этот беспомощный младший сержант, недавно прибыл из учебной части Союза. Начавшийся обстрел был самым первым в его короткой военной жизни. Уже рванувшись к нему на бегу, Андрей подумал, что вообще не стоило брать его на такую сложную операцию. Лучше было бы оставить его в наряде, мести пыль между ротными палатками.
С первых дней прибытия в полк этот парень начал мочиться в постель. В Афганистане такое случалось. Подготовка младших командиров в учебных частях Союза оставляла желать лучшего. Приходили "из-за речки" физически слабые, немощные, незакаленные, зачастую парализованные страхом. Как правило, младших сержантов из союзных учебок тут же лишали званий. Некоторое время они еще носили лычки на погонах, но уже командовали ими старослужащие рейдовых рот, проявившие настоящий характер в боевых операциях. А позже липовые сержантские лычки летели в мусорные баки. Афганская школа службы оказывалась надежнее напрасно потраченных шести месяцев учебы в союзных учебках.
Еще Шульгин вспомнил, что командир первого взвода Алешин написал рапорт о переводе и разжаловании этого горе-сержанта. Рапорт, подписанный командиром роты Орловым, утонул в штабной канцелярии.
И, конечно, давно уже не был ни для кого этот юный сержант начальником. Даже для самого себя. Но сейчас к нему со всех сторон сбегались люди.
Бежал долговязый Матиевский, размахивающий, словно коромыслом, снайперской винтовкой. Бежал ротный Алексей Орлов, прижимая рукой слетающую шапку. Бежал Богунов, грузно топая слоновьими сапогами. Бежал Шульгин, и антенна со свистом рассекала позади него воздух. Бежал взводный Алешин, скидывая на ходу лямки громоздкого вещевого мешка.
Что-то кричали вокруг солдаты солено и хлестко.
Пули плясали вокруг бегущих злыми фонтанчиками.
А одуревший сержант стоял по-прежнему неподвижно, нахохлившись и беспомощно разводя в стороны руками. По какой-то неведомой причине он не мог совершить простое разумное действие - лечь, вжаться в землю, припасть своим худым животом к спасительному гребню высоты.
Алешин оказался первым.
Он прыгнул к сержанту легко и пружинисто, почти не касаясь кипящей от пуль земли. На лету выбросил руку и с хрустом ударил в плечо. Сержант охнул по-бабьи и отлетел далеко от Алешина в сторону…
В то же мгновение все бегущие рухнули вниз, покатились в разные стороны, распластались среди валунов, как ящерицы. Пули со злостью защелкали по камням, высекая россыпи щебня, побежали за катающимися телами, забрасывая их горячими песчаными ручейками.
Младшего сержанта отбросило за камни. Руки его беспомощно разлетелись. Он забормотал что-то жалостно. Вздохнул с протяжным всхлипом. Вскрикивал часто и тонко, по-бабьи. К нему пополз Матиевский. И тут же сообщил с досадой:
- Вот зараза такая, ранен! Нарвался все-таки, дурепа… Докладываю. Ранение тяжелое.
Роковое слово быстро понеслось по цепочке и уже через несколько секунд раздалось в полковом эфире.
Шульгин, почувствовавший и невольную досаду, и глухое раздражение, и жалость, тоже пополз к сержанту, царапая щеки о колючую траву. С другой стороны к раненому спешили ротный и Богунов. Алешин тоже пополз за всеми, но ротный остановил его жестом.
- Возвращайтесь во взвод, - приказал Орлов, - немедленно готовьте группу для эвакуации. Вызовите старшину роты. Здесь мы управимся сами…
Алешин развернулся в сторону холмиков свежевырытой земли. Несколько фонтанчиков вздыбленной пыли отметили его продвижение. Блеснули на другой стороне ущелья всполохи автоматного огня.
Орлов подобрался к раненому сержанту.
Незадачливый сержант вздрагивал, покачивался, и сквозь стоны изо рта толчками выливалась кровь. Не сразу обнаружилось и место ранения. Лишь после того, как стащили с него потрепанный бронежилет, грязный бушлат, разорвали тельняшку, мокрую от крови, нашлась непростая рана. Пуля скользнула в тело возле ключицы, пробила легкие и вышла бугорком на спине, пройдя невидимый путь вдоль всего тела. Видно, зацепила она сержанта уже на лету, когда он был отброшен рукой лейтенанта Алешина. И, может, вовсе и не ему предназначалась эта пуля. Ладная фигура Алешина, или крепко сбитая, мужицкая фигура Орлова, были куда приметнее жалкого силуэта сержанта.
Матиевский обтягивал рану бинтами, едва успевая накрывать расползающиеся пятна крови, еле слышно бормотал:
- Что ж, ранен… Терпи. Могло быть и хуже. Голова хоть цела. Выживешь, орел, не боись… У меня рука легкая. Не первого бинтую, - он кивнул в сторону офицеров. - Вон и Орлов был у меня на перевязке. И Богунов… Со счету я уже сбился… Понял…
Матиевский разорвал кончик бинта надвое, быстро затянул узелок, соорудил лохматый бантик.
- Думаешь, мне тебя жаль… Фига с два… Мне друзей своих жаль… Если бы что с Алешиным, или с ротным, или с Шульгиным случилось из-за такого салаги… Уж я бы тебе накрутил бинтов, член ты… Союза молодежи…
Матиевский повернулся к Шульгину.
- Я ведь отталкивал Орлова, хотел задержать. Разве можно, чтобы ротные лично под пули кидались. Ну, и задержал, - он коснулся рукой рассеченной брови, - вот они следы зверского насилия. Шарахнул меня командир каменной ладошкой…
Орлов, собиравший остатки аптечки в вещевой мешок, усмехнулся:
- Не лезь под руку, солдат. На войне к раненому бегут те, кто ближе всех. Святое дело. Сам погибай, а товарища выручай. Случится тебе вот так же беспомощно валяться, будешь знать, что товарищи немедля на помощь придут.
Шульгин подмигнул Матиевскому:
- На себя лучше посмотри… Тоже член Союза молодежи… Ремень винтовки пулей пробит, в вещмешке дырки, на прикладе царапины пулевого происхождения. Да ты сам через пули, как через решето просочился.
- Ага, - хмыкнул за спиной неунывающий Богунов, - посмотрите на этого члена… Каблук на сапоге сорван… Кажется, пулей. Слизало, как корова языком. Веселенькое дело… А у вас, товарищ лейтенант, смотрите, антенну перебило над самой головой. Чуть ниже, и девятка в сердце… Придется антенну менять. Запасная есть?..
- Есть, запасная… Поменяем, сержант, не проблема. Главное сейчас - этого доходягу с того света вытащить.
Раненого сержантика перевязали добросовестно. Запеленали ему всю грудь. Шульгин достал из своей личной аптечки промедол, заглушили раненому боль уколом наркотика, выдававшегося специально для таких случаев. Аккуратно перетащили безвольное, бесчувственное тело на плащ-палатку.
Сержант уже бредил под дурманящим действием промедола. Слезящиеся глаза заплыли туманом. Губы, искусанные до крови, вдруг задергались в идиотской улыбке.
Забыв о ранении, о боли, и даже о самой войне, раненый сержант вдруг фальшиво запел, перебивая несвязные слова песни идиотским смехом.
- Болванкой шле-е-пнуло по ба-а-ашне… Ха-ха-а…
Он отталкивал руки склонившихся над ним офицеров, словно они причиняли ему щекотку, и даже порывался встать.
- Действует промедол, - спокойно заметил Орлов. - Если будет дергаться, на вторую пулю нарвется, салага. Надо его перетаскивать. Действуем, ребята…
Но не так просто было волочить под прицельным огнем душманов беспокойно мечущееся тело раненого. Трудно было тащить по камням большую спеленатую куклу, не поднимая головы, плотно прижимаясь к земле. Минуты тянулись медленно. Свистел горячий свинец над головой, скалывая куски горной породы. Десятки враждебных глаз пристально следили за их действиями с противоположных высот через прицелы раскаленных стволов, а четверо взмокших парней вытягивали плащ-палатку с раненым сантиметр за сантиметром, тяжело дыша и выбиваясь из сил. Наконец они вытащили раненого на другой склон высоты. Уложили насколько можно удобнее и упали навзничь возле лихорадочно дрожащего тела.
15
- Задание выполнено, - молодцевато отрапортовали курсанты.
Один из них, худощавый, с едва заметной полоской юношеских усов, радостно улыбнулся:
- Машина скорой помощи будет ждать на перроне, - курсант торжествующе взмахнул рукой. - Как только сказали, что у вас муж в Афганистане, все пошло, как по маслу.
Он оживленно сверкнул глазами.
- Бригадир поезда ругался страшно и всех поднял на ноги. Ох, и выражался… Представляете!..
- Ну, скажешь тоже, - смущенно добавил второй, круглолицый курсант, - поругался бригадир немножко. Но там тоже сразу все поняли. Как только про Афганистан услышали. Сразу зашевелись…
Он смущенно потер крупный нос.
- Как по военной тревоге… Вы не волнуйтесь теперь. Все будет в порядке!
Вздрогнула полоска юношеских усов.
- Передайте мужу пламенный привет от курсантов Кремлевского высшего общевойскового училища.
Курсант откинул плечи назад, словно собирался отдать честь.
- Мы выпускаемся в этом году. Через четыре месяца станем командирами взводов. Может быть, даже доведется встретиться с вашим мужем. Как его фамилия?
- Лейтенант Алешин, - еле слышно прошептала девушка. - Он тоже сразу после вашего училища ушел в Афганистан. Тоже кремлевским курсантом был. После выпуска три месяца всего прослужил в учебной части в Ашхабаде, - девушка вдруг вздрогнула. - Может, его домой отпустят?.. Посмотреть на маленького… Разве нельзя отпустить?..
Курсанты переглянулись. Круглолицый бодро воскликнул:
- Конечно, отпустят. По семейным обстоятельствам! Обязаны дать отпуск! Вы ему срочную телеграмму дайте.
- Конечно, - оживилась девушка и обернулась к Анне Ивановне. - Телеграмму… Надо дать телеграмму! Срочную… Иначе могут не отпустить! Обязательно нужна телеграмма.
Она вцепилась в рукав Анны Ивановны неженской хваткой.
- Надо дать телеграмму…
- Обязательно дадим телеграмму, - успокоила ее Анна Ивановна. - Ты только не волнуйся. Сейчас отвезем тебя в родильный дом. Подождем от тебя новостей. И тут же телеграфируем твоему Алешину. Не беспокойся, ладно…
На перроне вокзала действительно уже прохаживались санитары с носилками. Курсанты издали замахали им рукой. Перед самой остановкой курсанты устроили в вагоне маленький переполох.
- Сначала выходит женщина… в положении, - решительно распорядился худощавый курсант, - все пассажиры остаются на местах…
- Не создавайте давки, товарищи, - извиняющимся тоном добавил круглолицый курсант, - все успеют… Без паники… На перроне скорая.
Но никто и не торопился. По всему вагону уже пронеслась новость, что у пассажирки загородной электрички начались роды. И горячее слово Афганистан зашелестело горящей соломой. Многие вытягивали шеи, чтобы взглянуть на бледную, испуганную женщину.
Санитары с ходу перешли в аллюр.
Они щелкнули пружинами носилок, схватились за ручки:
- Добро пожаловать в столицу-матушку, - добродушно пробасил один из них. - Москва сюрпризы любит…
- Ложитесь, дамочка, - кивнул второй смешливым голосом, - карета, как говорится, подана…
Невысокий врач скорой помощи выглянул из-за квадратных спин санитаров:
- Осторожнее ложитесь, женщина. Присядьте сначала… Потом ложитесь… Вот так…
Курсанты бодро щелкнули каблуками.
- Разрешите помочь. Пожалуйста! Мы же сопровождающие! Дайте нам тоже понести…
Девушка растерянно переводила глаза по окружавшим ее приветливым лицам.
- Давайте, давайте, юнкера, - раздался добродушный бас санитара. - Вы сзади, мы спереди. Почти как на войне… Выносим потерпевшую с поля боя… Взялись… Дружно…
- Осторожнее, - протянул врач, - не дергайте… Плавнее, товарищи…
Но только ноша для четверых мужчин оказалась совсем легкой. Бледная девушка, обнимающая тугой живот, казалась невесомой.
Басистый санитар обернулся к ней на ходу:
- Ох, и легкая же вы, мамочка! Одно удовольствие вас транспортировать. Не волнуйтесь! Мы все, между прочим, военнообязанные. Боевых подруг в беде не оставляем. Пусть ваш муж не беспокоится.
- Ага, - рассмеялся второй санитар, - мы в переделках бывали. Скорая помощь Советского Союза - это своего рода медицинский спецназ! Не бойтесь, милая мамочка! Рожайте Родине героя!
Врач покачал головой:
- Очень много разговоров. Смотрите под ноги. Не торопитесь. У нас еще есть время. От первых схваток до настоящих родов проходит несколько часов. Главное, чтобы воды не отошли раньше времени…
Анна Ивановна едва поспевала за рослыми санитарами. Она шла сбоку, слегка наклоняясь к девушке.
- Вот видишь, - улыбнулась она ей, - сколько вокруг людей хороших! В беде не оставят! А ты боялась!
- Разве это беда? - воскликнул насмешливый санитар. - Это, дамочка, замечу - удача ваша. Будете рожать в Москве - столице нашей Родины! Мы вас в лучший столичный роддом повезем.
- Действительно, в самый лучший, - подтвердил врач скорой помощи. - Мы связались с приемным отделением. Сам профессор Селиверстов согласился вас консультировать…
Врач скорой помощи вскинул брови: