Такая отрешенность Путина была полезна во время работы. Дома он более свободно выражал свои чувства, не скрывая гордости за двух прекрасных дочерей. Его отношения с супругой были порой весьма сложными, и Людмила Путина не боялась откровенно высказываться об их спорах. В одном из своих редких порывов к обретению независимости она провела четыре дня в Гамбурге с подругой Ирен Питч, с которой она подружилась в 1995 году во время официального визита Владимира Путина в город-побратим Санкт-Петербурга. По воспоминаниям Питч, Людмила Путина сердилась на мужа за запрет пользоваться кредитной картой. "Это глупо. Я никогда не буду такой, как Раиса Горбачева", – заявила будущая первая леди. Эти две женщины поддерживали близкую дружбу, и Людмила Путина делилась личными секретами по электронной почте и в письмах – она даже представить себе не могла, что Питч однажды опубликует их с целью получения прибыли. Как рассказывает Питч, причиной, по которой Людмила вышла замуж за Владимира Путина, было то, что он не пил и не бил ее. Однако от лица Людмилы было отмечено, что она лишь процитировала русскую поговорку о том, что хороший человек так не поступает, но вовсе не руководствовалась столь узкими критериями в своем супружеском выборе. Питч также не оставила без внимания очевидный интерес Людмилы Путиной к астрологии, рассказав, что Путин ставил это в один ряд с оккультизмом и язычеством и "затыкал ей рот, как только она начинала высказываться на тему знаков зодиака". Это создало искаженное мнение относительно весьма умеренного интереса г-жи Путиной – строгой православной христианки, которая всего лишь просматривала гороскопы в ежедневных газетах.
* * *
Помимо этого, Питч рассказывала, будто в своей переписке Людмила Путина признавала, что ее раздражают некоторые привычки мужа. "По вечерам он проводит слишком много времени с друзьями, – писала она, по словам Питч, – и когда он приводит их домой, мне приходится подавать им напитки, корнишоны и рыбу". Кроме того, она рассказала о том, что ее муж "всегда едет в Финляндию, когда ему нужно сказать что-либо важное, – поскольку в России, как он полагает, нет такого места, где можно говорить без опасения быть подслушанным". Питч сделала достоянием общественности и то, что Людмила Путина доверила только ей: "Иногда так случается, что я очень стараюсь и делаю что-то исключительно хорошо, Володя хвалит меня за это, но некоторое время спустя я допускаю промах, тогда мои достижения уже не считаются, и я могу быть реабилитирована только по исправлении ошибок. Это причиняет мне боль".
Питч также утверждает, что, когда в 1997 году она неделю гостила у семейства Путиных на их даче в Архангельском – в то время как Людмила играла роль хорошей жены, готовя на кухне домашний суп, а Владимир, одетый в штаны и свитер, представлялся очаровательным хозяином – Людмила в шутку сказала своей гостье: "К сожалению, он – вампир"…
"Два голодных притаившихся хищника", – так публично описывает Питч сине-зеленые глаза премьер-министра, явно не имея намерений снова получить приглашение посетить дом Путиных. Хотя Путин, по всей вероятности, ненавидел нескромную гостью, он мирился с Питч как с подругой жены и с невозмутимым видом подшучивал, что ей следует поставить памятник, если она в течение трех недель сможет вытерпеть его жену.
Нежелательным итогом откровений Питч стало повышенное внимание средств массовой информации к г-же Путиной. Но впоследствии, когда журналист задал вопрос касаемо неосмотрительности жены, Путин ответил: "Граждане России выбрали Президентом меня, а не мою жену. Я очень благодарен ей; она несет свой тяжелый крест".
* * *
А в Санкт-Петербурге набирала обороты кампания против друга и политического наставника Путина Анатолия Собчака. "В то время возник конфликт между двумя главными группами в Кремле, – рассказывает помощник Галины Старовойтовой Руслан Линьков, член местной демократической партии России. – На одной стороне были Коржаков и Сосковец, на другой – Чубайс. Они боролись за влияние на Ельцина, и Санкт-Петербург стал местом этой борьбы".
Несмотря на увольнение Коржакова с поста главы службы безопасности Ельцина, у него все еще был доступ к власти в Министерстве внутренних дел через посредство друзей в ФСБ. Он также оказывал влияние на генерального прокурора Юрия Скуратова, который позволил ему продолжить вендетту против своего политического конкурента. "Они хотели получить как можно больше компромата на Собчака, – писал Ельцин в "Полуночных дневниках", – и завести против него уголовное дело по обвинению в крупномасштабной коррупции".
По версии Ельцина, эти два заговорщика продолжали преследовать Собчака, обвиняя его в коррупции, в то время как Собчак утверждал, что Коржаков сфабриковал улики против него. В интервью газете "Санкт-Петербург Таймс" он сказал, что его телефоны прослушивались и за ним следили – факт, позже подтвержденный Ельциным в его мемуарах. Затем, во время допроса в ноябре 1997 года, Собчаку стало плохо: очевидно, он перенес сердечный приступ. 7 ноября он тайно вылетел на частном чартерном самолете в Финляндию и оттуда во Францию, предположительно, в целях лечения. До самой своей смерти в 2007 году Ельцин утверждал, что Путин содействовал бегству его великого друга и наставника, что обошлось примерно в 10 тысяч долларов. "Когда я узнал о том, что сделал Путин, я испытывал глубокое уважение к нему и благодарность", – писал Ельцин.
Путин всегда отрицал, что он имел какое-либо отношение к побегу Собчака, и утверждал, что прежний мэр проходил стандартный таможенный контроль и процедуру проверки паспорта на границе, как любой другой законопослушный гражданин. "Они преследовали беднягу по всей Европе, – утверждал Путин. – Я абсолютно убежден, что он был достойным человеком – достойным на все 100 процентов – потому что я имел дело с ним много лет. Это достойный человек с безупречной репутацией".
Путин работал в ГКУ чуть больше года, до повышения в должности 25 мая 1998 года, когда он стал первым заместителем руководителя Администрации Президента, в чью ответственность входило взаимодействие с регионами. Переход на новую должность произошел как раз вовремя: признавая всю важность его работы в ГКУ, Путин все же считал ее неинтересной и рассматривал вариант ухода в отставку и открытия собственной юридической практики. Его новым руководителем стал зять Ельцина Валентин Юмашев, руководитель Администрации Президента, пользовавшийся многочисленными привилегиями. В своей новой роли Путин возглавил комиссию, которая разрабатывала соглашения о разделении ответственности между центральным правительством и 89 субъектами федерации. В беседах с губернаторами регионов он развивал идею создания "нового федерализма", объясняя, что вертикаль власти была разрушена во время распада Советского Союза и что ее необходимо восстановить для обеспечения эффективного управления государством.
Путин проработал в своей "интереснейшей" должности всего лишь три месяца, когда произошло самое шокирующее событие в его жизни. 25 июля 1998 года его попросили встретить в аэропорту нового премьер-министра Сергея Кириенко. Кириенко, пришедший на место Черномырдина в марте, возвращался после визита к Ельцину, который проводил отпуск на берегу Финского залива в Карелии. В аэропорту 37-летний, уверенный в себе, Кириенко приветствовал его словами: "Привет, Володя! Мои поздравления!" Путин был озадачен и спросил: "С чем?" – "Тебя назначили директором ФСБ".
Путину даже не сказали, что рассматривается его кандидатура на эту непривлекательную должность. "Президент просто подписал указ, – рассказывает он. – Не могу сказать, что я был вне себя от радости. Я не хотел входить в одну реку дважды". Путину было тогда 46 лет, и он стремился сделать карьеру в региональном реформировании. Он позвонил Людмиле Путиной, которая в то время проводила отпуск на курорте Балтийского моря. Зная, что подобные звонки прослушиваются и могут быть перехвачены, он сообщил, что "вернулся на то место, откуда начал". Людмила подумала, что он был понижен в должности и снова стал заместителем Бородина, но, когда она поняла, что он имеет в виду, то была обескуражена. Это означало возвращение к "закрытой жизни", чего не было со времен возвращения из Дрездена в Санкт-Петербург. В "Полуночных дневниках" Ельцин вспоминает о том, что предложил Путину генеральский чин, однако Путин настоял на возвращении к службе в качестве гражданского лица, следуя примеру его героя Юрия Андропова, начавшего работу в КГБ в 1967 году. Ельцин утверждает, что заметил Путина в 1997 году, и, опять же, именно глаза Путина произвели на него сильное впечатление: "У Путина удивительные глаза, – говорил он. – Кажется, что они говорят больше, чем его слова". Помимо этого, он восхищался его умом и демократическим инстинктом, блестящими идеями и военной выправкой. У Ельцина "было чувство, что этот человек, молодой, по моим стандартам, был готов абсолютно ко всему в жизни и мог ответить на любой вызов ясно и отчетливо".
Большее значение, нежели чувства Ельцина, имел тот факт, что его дочь Татьяну впечатлило спокойствие, с которым Путин продолжил свою работу, не высказывая мнения о происходящих вокруг него событиях. Влияние "Тани и Вали" стало признанным фактом жизни Кремля, в то время как их действия за его стенами стали национальным скандалом. Они ездили по Москве на бронированном "Мерседесе", в окружении телохранителей и подхалимов. На смену старой верной ельцинской гвардии пришли лица, чьи кандидатуры были выдвинуты Татьяной; эти люди установили контроль над правительственными учреждениями и получили значительную часть государственной собственности. Тех, кто воспринимался в качестве оппонента, попросту игнорировали. Круг лиц, приближенных к носителю власти, состоял из Валентина Юмашева, Александра Волошина, Бориса Березовского, Романа Абрамовича и еще трех политических деятелей – Виктора Аксененко, Виктора Калюжного и Владимира Рушайло, следовавших за ними по степени влияния. Примечательно, что Абрамович стал ключевой фигурой в качестве казначея семьи Президента. Он даже сместил своего наставника Березовского, руководствуясь мнением Татьяны Дьяченко. Березовский обладал политическими амбициями и считал себя "создателем королей", влиятельным лицом, от которого зависит назначение на высокий пост. Он очень много говорил, в то время как Абрамович все время молчал.
Самой большой головной болью Ельцина было финансовое цунами, поразившее российскую экономику после внезапного падения мировых цен на нефть до 8,50 доллара за баррель. Кризис начался 27 мая 1998 года ("черный вторник"), когда курс акций резко упал более чем на 14 процентов, что привело к обвалу фондового рынка на 40 процентов с начала месяца. Процентные ставки, снизившиеся от 42 процентов по январским показателям до 30 процентов, внезапно увеличились до 150 процентов. Государственный долг составлял более 140 миллиардов долларов в твердой валюте и 60 миллиардов долларов в рублевом эквиваленте по внутреннему долгу страны, краткосрочным государственным облигациям.
Ельцин вызвал в Кремль Анатолия Чубайса (которого он в одном из своих типичных эксцентричных порывов уволил из кабинета министров двумя месяцами ранее) и отправил его униженно просить о помощи Вашингтон. Чубайс вернулся от Президента Клинтона с обещанием финансовой помощи, "которая должна способствовать стабильности, структурным реформам и экономическому росту в России". Однако никто не был уверен в способности Кириенко справиться с ситуацией, и именно олигархи выбрали Чубайса, вопреки воле Ельцина, в качестве главы правительственной команды на решающих переговорах с МВФ. Десять миллиардов долларов, предлагаемых международными банкирами, было недостаточно; Россия нуждалась в 35 миллиардах долларов. В ходе следующего посещения Соединенных Штатов Чубайсу удалось убедить представителей МВФ увеличить заем до 22,6 миллиарда долларов на два года. Перечисление аванса в размере 4,8 миллиардов долларов до конца июля разрешило бы проблемы, как минимум, до октября – по крайней мере, так предполагалось. К сожалению, зарубежные инвесторы посчитали, что настало время выйти из игры, и вывели такие огромные суммы денег, что к концу августа российские банки не просто оказались в затруднительном положении, а были на грани развала.
В российской экономике существовало слишком много неустойчивых факторов, и одним из самых непредсказуемых было здоровье 65-летнего Президента. В период голодных забастовок шахтеров, проходивших в Москве под открытым небом, мэр Лужков с вызовом заявил, что если Ельцин "не может работать и выполнять свои обязанности, то нужно иметь волю и смелость, чтобы сказать об этом прямо". Ельцин был сильно уязвлен этой критикой, поскольку он лично выбрал Лужкова с целью политического продвижения во время перестройки, и уже совсем недавно, в 1996 году, они провели совместную кампанию. Путин рассказывает, что, когда он направлялся в печально известное серо-желтое кирпичное здание на Лубянке, в котором размещалась штаб-квартира ФСБ, он чувствовал такое нервное напряжение, будто его подключили к электрической сети. Одним из его главных приоритетов было проведение ряда мер по снижению служебных затрат, что непременно означало обретение врагов. Уходящий в отставку директор Николай Ковалев открыл перед ним сейф со словами: "Вот моя секретная записная книжка. И вот мое оружие". Ковалев стремился искоренить коррупцию в банках и фирмах, но был не в состоянии понять, что подобная коррупция просачивалась в кремлевские верхи. Возможно, естественным предпочтением Путина было бы продолжать работу Ковалева, но он осознавал, что его назначение – а вместе с ним и доверие Президента – предусматривало пресечение вмешательства ФСБ в дела президентской семьи. Если он и научился чему-либо в КГБ, то это было умение выполнять приказы.
Путин вскоре понял: несмотря на то, что орган сменил название, он сохранил свою традиционную паранойю, заключавшуюся в так называемом "постоянном состоянии напряжения". "Они всегда устраивали проверки, – рассказывал он. – Не очень часто, но очень неприятно". Кроме того, существовали мелкие ограничения: так, предполагалось, что чиновники ФСБ должны обедать в одной из столовых на Лубянке, поскольку, согласно распространенному мнению, "только спекулянты и проститутки обедают в ресторанах".
Путин не был встречен с распростертыми объятиями: он зарекомендовал себя как слишком близкий соратник Собчака, чтобы вызывать симпатии у коллег-офицеров, и фактически повернулся спиной к КГБ, отказавшись шпионить за мэром в здании муниципалитета. В качестве решения проблемы Путин избрал метод, которого он неизменно придерживался впоследствии: испытывая недостаток в поддержке существующей иерархии, он создал собственную команду из служб безопасности Санкт-Петербурга, в частности, в нее входили его друзья Виктор Черкасов, Сергей Иванов и Николай Патрушев, с каждым из которых он был знаком либо со времен учебы в Ленинградском государственном университете, либо с первых лет работы в КГБ. И в качестве формулировки миссии он вернул на место мемориальную доску Юрия Андропова, которую ранее убрали из вестибюля. Поскольку страна находилась на грани банкротства, Кириенко был вынужден объявить, что правительство снизит курс российской валюты до 9,1 рубля за доллар, а это означало падение более чем на 50 процентов, в результате чего значительно сократился импорт, и было подорвано доверие общества. Вскоре после этого Ельцин уволил Кириенко и всех членов кабинета министров, но это не разрешило существующие проблемы. Путин, по всей видимости, не боявшийся сравнения со спекулянтами и проститутками, был замечен в итальянском ресторане; в разговоре он возлагал вину за тяжелое положение, в котором оказалась Россия, на председателя Федеральной резервной системы Алана Гринспена. Сотни тысяч людей теряли работу, сбережения людей обесценивались, а в магазинах практически не было товаров.
Ельцин хотел заменить Кириенко своей старой верной рабочей лошадкой Виктором Черномырдиным, известным своими малапропизмами в духе Йоги Берра, такими как: "Ситуация совершенно беспрецедентная – опять та же самая история!" и "Лучше я не буду говорить, иначе я что-нибудь скажу…", – однако Дума не позволила назначить его на эту должность. В качестве компромисса, приемлемого для большинства депутатов, в сентябре эту должность принял Евгений Примаков, бывший руководитель СВР (Службы внешней разведки), с января 1996 года служивший в качестве министра иностранных дел. Вначале Примаков отклонил предложение Ельцина, но, как он позже высказался в своих мемуарах "Годы в большой политике", при выходе из кабинета Ельцина он столкнулся с "Таней и Валей", которые убедили его принять предложение. "На мгновение разум отступил, и чувства взяли верх", – писал он. Как показало время, Примаков, надо отдать ему должное, был слишком независимым и пытливым, и меньше чем через год его сместили с поста.