Джон Р. Р. Толкин. Биография - Хамфри Карпентер 21 стр.


Странные ингредиенты попадают порой в плавильный котел писателя. "Страна снергов" и "Бэббит" сыграли свою роль в создании "Хоббита", но очень небольшую. Толкин писал У. X. Одену, что первая из этих книг "вероятно, послужила неосознанным источником - но только хоббитов, а не чего-либо еще". А в одном интервью он сказал, что слово "хоббит" "возможно, связано с Бэббитом Синклера Льюиса. Уж конечно, не со словом "rabbit", как полагают некоторые. Бэббиту свойственно то же буржуазное самодовольство, что и хоббитам. И мирок его столь же замкнут и ограничен".

Происхождение другой сказки, написанной Толкином где-то в тридцатые годы, менее загадочно. Писал он ее, разумеется, и для детей тоже, но в основном для себя. Речь идет о "Фермере Джайлзе из Хэма". "Малое Королевство", где происходит действие сказки, - это, несомненно, Оксфордшир и Бэкингемшир, а сюжет, очевидно, родился из размышлений о происхождении названия Уормингхолл (буквально - "дворец змея" или "драконий дворец"), деревушке в нескольких милях к востоку от Оксфорда. Первый вариант сказки был значительно короче опубликованного, и ее комизм создавался скорее событиями, нежели стилем изложения. Толкин и ее предложил своим издателям в качестве возможного продолжения "Хоббита", и, как и все прочее, сказку одобрили, но сочли, что это не совсем то, что требуется в данный момент.

Несколько месяцев спустя, в начале 1938 года, Толкину предстояло прочитать студенческому обществу Вустер-Колледжа доклад о волшебных сказках. Но доклад так и не был написан, а время поджимало - и Толкин решил вместо доклада прочитать "Фермера Джайлза". Просмотрев сказку, он решил, что ее можно немного улучшить. Сказка была переписана и сделалась значительно длиннее, а юмор в ней - значительно утонченнее. Спустя несколько дней Толкин выступил с нею в Вустер-Колледже. "Результат меня поразил, вспоминал он позднее. - Аудитория, очевидно, не скучала - напротив, студенты почти непрерывно корчились от смеха". Когда стало очевидно, что продолжение "Хоббита" появится еще весьма не скоро, Толкин предложил издателям переработанного "Фермера Джайлза", и сказка была принята с энтузиазмом. Но из-за неурядиц военного времени, а также из-за того, что Толкин остался недоволен иллюстратором, которого ему предложили сначала, книга вышла только в 1949 году, с иллюстрациями молодой художницы, которую звали Паулина Диана Бэйнс. Ее псевдосредневековые рисунки очень понравились Толкину, и он писал о них: "Это не просто иллюстрации, это побочная тема!" После того как мисс Бэйнс успешно справилась с "Фермером Джайлзом", ей поручили сделать иллюстрации к "Нарнии" К. С. Льюиса. Позднее она проиллюстрировала также антологию стихотворений Толкина и "Кузнеца из Большого Вуттона". Она и ее муж сделались друзьями Толкинов. Поначалу "Фермер Джайлз" не привлек особого внимания публики. Широкую известность повесть приобрела только после успеха "Властелина Колец", когда публика бросилась раскупать и другие книги Толкина. Одно время Толкин подумывал написать к ней продолжение и даже набросал довольно подробный план. Героями новой сказки должны были стать сын Джайлза, Джордж Уорминг, и маленький паж по имени Суэт. Там снова появлялся дракон Хризофилакс, и событиям предстояло разворачиваться в той же самой сельской местности. Однако к 1945 году война изуродовала пейзаж Оксфордшира, столь любимый Толкином, и он написал своим издателям: "Продолжение (к "Фермеру Джайлзу") задумано, но не написано и скорее всего так и останется ненаписанным. Малое Королевство утратило свою душу, и его поля и леса превратились в аэродромы и мишени для бомбометания".

Несмотря на то, что короткие сказки, которые Толкин писал для детей в двадцатые - тридцатые годы, временами затрагивают весьма глубокие чувства, тем не менее они не более чем остроумные забавы. На самом деле он был поглощен более высокими темами, изложенными как в стихах, так и в прозе.

Толкин по-прежнему работал над своей большой поэмой "Жеста о Берене и Лутиэн" и над аллитерационной поэмой о Турине и драконе. В 1926 году он послал эти поэмы и другие стихотворения Р. У. Рейнолдсу, своему преподавателю английской литературы из школы короля Эдуарда, и спросил его мнения. Рейнолдс одобрил короткие стихотворения, а вот к большим мифологическим поэмам отнесся прохладно. Однако Толкина это не смутило. Ободренный похвалами Льюиса в адрес "Берена и Лутиэн", Толкин продолжал трудиться над обоими произведениями. Но несмотря на то, что в поэме о Турине насчитывалось уже более двух тысяч стихов, а в поэме о Берене и Лутиэн - более четырех тысяч, ни та ни другая так и не были окончены; а к тому времени, как Толкин взялся перерабатывать "Сильмариллион" (уже после того, как был написан "Властелин Колец"), он, по всей видимости, отказался от мысли включить их в опубликованный текст цикла. Тем не менее обе поэмы сыграли немаловажную роль в развитии легенд, в особенности "Жеста", представляющая собой наиболее полную версию истории Берена и Лутиэн.

Немаловажную роль сыграли эти поэмы также в развитии писательского мастерства Толкина. Двустишиям ранних песен "Жесты" временами свойственна монотонность ритма или банальность рифм; но по мере того, как Толкин овладевал этим размером, стих поэмы становился все увереннее, и в ней немало превосходных отрывков. Поэма о Турине написана аллитерационным стихом, современным аналогом того, что применялся в древнеанглийской поэзии; и Толкин использует его с большим искусством. Вот, к примеру, отрывок, где описывается детство и юность Турина, проведенные в эльфийском королевстве Дориат:

Мудрость обрел он и познанья тайные,
Но редко удача ему выпадала;
То, что творил он, - в прах претворялось,
К чему он стремился - прочь ускользало.
И друзей немного было у Турина -
Мрачен он был и любим лишь немногими.
Веселым нечасто видели Турина -
Разлуки печаль его отягчала.
В преддверии зрелости умело владел он
Всяким оружьем и песни искусно
Слагать научился - но веселья в них не было…

Осовременивая этот старинный поэтический стих и адаптируя его для своих нужд, Толкин создавал весьма необычное произведение, временами достигающее исключительной мощи и выразительности. Жаль, что он написал - или, по крайней мере, опубликовал - так мало аллитерационных стихов. Этот стиль соответствовал его творческой манере куда больше, чем современные размеры.

В тридцатые годы Толкин написал еще несколько стихотворений и поэм, причем отнюдь не все они напрямую связаны с его собственной мифологией. Одна из них, навеянная бретонскими легендами, называется "Аотру и Итрун" ("Лорд и леди" по-бретонски). Наиболее ранняя рукопись этой поэмы датируется сентябрем 1930 года. В поэме рассказывается история бездетного лорда, который получает от колдуньи, или "Корриган" (бретонское слово, обозначающее любое сверхъестественное существо), волшебный напиток. Благодаря зелью у жены лорда рождаются близнецы, однако Корриган требует, чтобы лорд в уплату женился на ней. Он отказывается, и это влечет за собой трагические последствия. "Аотру и Итрун" была опубликована несколько лет спустя другом и коллегой Толкина, Гуином Джоунзом, в "Уэлш ревью". Поэма написана аллитерационным стихом с рифмовкой.

Еще одна важная поэма этого периода написана нерифмованным аллитерационным стихом. Она называется "Гибель Артура". Это был единственный случай, когда Толкин обратился к артуровскому циклу. Легенды о короле Артуре нравились ему с детства, но он считал их "чересчур пышными, чересчур фантастическими, бессвязными и изобилующими повторами". К тому же артуровские истории не устраивали его как миф: в них слишком открыто говорилось о христианстве. В своей артуровской поэме Толкин не стал затрагивать тему Грааля, а начал писать собственное переложение "Смерти Артура". Король с Гавейном отправляются на войну в "Саксонские земли", но их заставляет вернуться домой весть о предательстве Мордреда. Поэма так и не была окончена, но Э. В. Гордон и Р. У. Чеймберз, профессор английского языка в Лондонском университете, прочли и одобрили ее. Профессор Чеймберз отозвался о ней так: "Отличная штуковина, по-настоящему героическая, плюс ценна уже тем, что показывает, как можно использовать стих "Беовульфа" в современной английской поэзии". Интересно также отметить, что эта поэма - одно из немногих произведений Толкина, где открыто говорится о сексуальном влечении: там описывается неутолимая похоть, какую Мордред испытывает к Гвиневере:

Метался он на ложе; мрачные мороки
Желанья страстного, яростной похоти
В душе бродили до бледного утра.

Однако толкиновская Гвиневера - не та трагическая героиня, которую предпочитает изображать большинство авторов, пишущих об Артуре; напротив, она описана как

дама безжалостная,
Дивная, как фея, с душой беспощадной,
В мир пришедшая мужам на погибель.

"Гибель Артура" была оставлена в середине тридцатых годов; еще в 1955 году Толкин писал, что надеется когда-нибудь ее завершить, но в конце концов поэма так и осталась неоконченной.

Пару раз Толкин пробовал отойти от мифов, легенд и фантазии и написать традиционный рассказ для взрослых, действие которого развивалось бы в современном мире. Результаты были невпечатляющие: очевидно, для того, чтобы реализовать свой потенциал, воображение Толкина нуждалось в мифах и легендах. И действительно, по большей части его мысли все еще были заняты "Сильмариллионом". Он вносил многочисленные исправления и изменения в основные повествования цикла. Толкин решил отказаться от первоначального морестранника Эриола, которому рассказывались все эти истории, и переименовать его в "Эльфвине", что значит "друг эльфов". Много времени (быть может, больше, чем на сами повествования) уходило у него на разработку эльфийских языков и систем письменности; он теперь изобрел новый алфавит, который сперва называл "квеньятическим", а затем "Феаноровым". После 1926 года Толкин писал дневник именно этим алфавитом. Немало внимания он уделял также географии и другим вспомогательным темам.

В результате всех этих трудов к концу тридцатых годов "Сильмариллион" превратился в большое количество рукописей, немалая часть которых переписана великолепным почерком. Однако пока что Толкин не предпринимал попыток опубликовать хоть что-нибудь. Да и о самом существовании этих текстов знали лишь немногие. Кроме семьи Толкинов, в тайну был посвящен только К. С. Льюис. А в семье наиболее частым слушателем был третий сын Толкина, Кристофер. Толкин писал в своем дневнике, что мальчик вырос в "нервозную, раздражительную, строптивую, нахальную личность, склонную к самоистязаниям; однако же есть в нем нечто бесконечно обаятельное, по крайней мере, с моей точки зрения, именно благодаря тому, что мы так похожи". В начале тридцатых Кристофер немало часов провел в отцовском кабинете, прижавшись к теплой печке, и, замерев, слушал, как отец рассказывает - именно рассказывает, а не читает - о том, как эльфы воевали с темной силой, как Берен и Лутиэн наперекор опасности пробирались в самое сердце железной твердыни Моргота. Это были не просто истории: легенды оживали в устах отца, яркие повествования о мрачном мире, где на дорогах подстерегают отвратительные орки и мрачный Некромант и жуткий красноглазый волк одного за другим разрывает на куски эльфов, спутников Берена; однако были в этом мире и три великих эльфийских самоцвета, Сильмарилли, сияющие чудным и могущественным светом, и в этом мире опасный поход, паче всякого чаяния, мог завершиться победой.

Возможно, именно особое отношение Толкина к третьему сыну стало одной из причин, побудивших его взяться за новую книгу. Официально же она обязана своим рождением Льюису, который, по словам Толкина, однажды сказал ему: "Толлерс, на свете слишком мало историй, которые нам по вкусу. Боюсь, придется взяться и написать что-нибудь самим". "Мы договорились, - пишет Толкин, - что он попытается написать о "путешествии в пространстве", а я - о "путешествии во времени". Они решили также, что обе истории должны вести к открытию Мифа.

Льюис написал "За пределы безмолвной планеты", ставшую первой книгой "трилогии про Рэнсома".

Толкин же, отвечая на вызов, взялся за роман под названием "Утраченный путь", в котором два путешественника во времени, отец и сын, открывают для себя мифологию "Сильмариллиона", возвращаясь в древний Нуменор.

Толкиновская легенда о Нуменоре, огромном острове на Западе, дарованном людям, которые помогали эльфам в войнах с Морготом, была создана, вероятно, за некоторое время до того, как он начал писать "Утраченный путь", в конце двадцатых - начале тридцатых. Одним из источников этой легенды был кошмар, преследовавший Толкина с детства, "синдром Атлантиды", как он это называл, "жуткий сон о Волне, от которой нет спасения, встающей посреди безмятежного моря или нависающей над зеленой равниной". Когда Саурону (наместнику Моргота, который уже появлялся в длинной поэме о Берене и Лутиэн) удается убедить жителей Нуменора нарушить божественную заповедь и отправиться на Запад, к запретным землям, разыгрывается великая буря, на Нуменор обрушивается огромная волна и весь остров исчезает в бездне. Атлантида тонет.

История о Нуменоре сочетает платоновскую легенду об Атлантиде с красочными образами "Сильмариллиона". В конце ее Толкин рассказывает о том, как вместе с низвержением Нуменора переменился облик мира, так что Западные земли "навеки отторжены от кругов мира". Сам мир искривился, но Прямой Путь на Древний Запад все еще существует - для тех, кто способен его найти. Это и есть тот самый "Утраченный путь", давший название новому роману.

Сам "Утраченный путь" (в противоположность преданию о Нуменоре, для которого он должен был служить введением), очевидно, представляет собой нечто вроде идеализированной автобиографии. Главные герои - отец и сын. Отец, профессор истории по имени Альбойн (ломбардская форма имени "Эльфвине"), создает языки - или, скорее, обнаруживает, что ему откуда-то извне передаются слова, слова, кажущиеся обрывками древних, забытых языков. Многие из этих слов связаны с низвержением Нуменора. История не окончена и обрывается на том месте, когда Альбойн с сыном отправляются в путешествие во времени в сам Нуменор. Описание отношений отца и сына довольно слащавое: похоже, это именно то, чего хотелось бы самому Толкину. Примечательно также, что ни Альбойн, ни его собственный отец, появляющийся в начале романа, не обременены женами: оба овдовели в молодости. Эти первые главы, по всей вероятности, тоже были прочитаны в клубе "Инклингов"; во всяком случае, Льюис-то уж точно слышал легенду о Нуменоре, поскольку упоминает о ней в "Мерзейшей мощи", только по ошибке пишет "Нуминор". Льюис, кстати, позаимствовал у Толкина еще несколько имен: так, имя героя его романов, Рэнсома, Элвин - вариант имени Эльфвине, а "Адама и Еву" в "Переландре" зовут Тор и Тинидриль, и сам Толкин полагал, что это "явный отзвук" Туора и Идрили из "Падения Гондолина".

"Утраченный путь" был оставлен ("из-за моей медлительности и неуверенности", говорил Толкин) вскоре после того, как путешественники во времени попали в Нуменор. Однако Толкин еще раз вернулся к теме путешествия во времени как обрамления для легенды о Нуменоре в конце 1945 года, когда взялся писать "Записки клуба "Мнение"". Действие происходит в среде "Инклингов" (разве что самую малость закамуфлированных), и на этот раз в странствия во времени отправляются два оксфордских дона, члены неформального литературного клуба, давшего название произведению. Но этот роман, как и предыдущий, обрывается в конце вводного повествования, причем само путешествие во времени описано более чем поверхностно. "Записки клуба "Мнение"" неплохо передают дух "Инклингов", хотя Толкин едва ли пытался создать портреты своих друзей. Однако один кусок из романа все же был напечатан: это стихотворение о плавании святого Брендана, средневековую легенду о котором Толкин подогнал под свою мифологию. Поэма появилась в "Тайм энд тайд" в 1955 году под названием "Имрам" ("плавание" по-гэльски). Но сама по себе она довольно невыразительна - всего лишь одинокий памятник многообещающему, но неоконченному произведению.

Подводя итоги, можно сказать, что в двадцатые - тридцатые годы воображение Толкина работало в двух направлениях, которые между собой не пересекались. С одной стороны - сказки, написанные только для забавы, часто - специально для детей. С другой - более торжественные темы, иногда артуровские или кельтские, но обычно связанные с собственными легендами Толкина. Между тем в печать ничего не попадало, если не считать нескольких стихотворений в "Оксфорд мэгэзин", из которых коллеги Толкина сделали вывод, что профессор забавляется драконьими кладами и смешными человечками с дурацкими именами вроде "Тома Бомбадила". Все это, с их точки зрения, было обычным хобби, совершенно безобидным, хотя и несколько ребячливым.

Чего-то еще не хватало - чего-то, что должно было связать две стороны его воображения и породить историю, одновременно героическую, мифическую и в то же время не чуждую воображению простого читателя. Сам Толкин, конечно, об этом не задумывался; и, когда недостающее звено внезапно встало на место, он не счел это каким-то особо выдающимся событием.

Было лето, и Толкин сидел у окна в своем кабинете на Нортмур-Роуд, прилежно вычитывая экзаменационные работы на аттестат зрелости. Много лет спустя он вспоминал: "Мне повезло: один из экзаменующихся великодушно оставил последний лист чистым (а это лучший подарок экзаменатору). И я написал на нем: "В норе на склоне холма жил да был хоббит". У меня из имен всегда вырастают истории. Я подумал и решил, что стоит выяснить, кто же такие хоббиты. Но это было только начало".

Назад Дальше