Я поблагодарил Верховного Главнокомандующего за столь высокую оценку боевых действий 11-й гвардейской армии.
- Мы решили передать одиннадцатую гвардейскую армию в состав войск Первого Прибалтийского фронта и возложить на вас задачу разгромить городокскую группировку войск противника и в последующем овладеть Витебском.
Я заверил И. В. Сталина, что приложу все свои силы для выполнения поставленной задачи.
- Но дело в том, что генерал Попов, - добавил я, - изъял из одиннадцатой гвардейской первый танковый корпус генерала Буткова и восемнадцатую гвардейскую стрелковую дивизию генерала Завадовского.
- Что касается танкового корпуса, то я вас вполне понимаю, и мы поправим товарища Попова, - ответил Сталин, - а о дивизии не стоит и говорить. Ведь в ней сейчас наверняка не больше половины штатной численности…
Я все же продолжал просить Верховного Главнокомандующего возвратить 18-ю гвардейскую, подчеркнув, что она в составе армии сражается давно и что речь идет о заслуженной дивизии, на которую равнялись воины других соединений, а в заключение сказал, что мы быстро укомплектуем ее гвардейцами, возвращающимися из армейских госпиталей, и лучшими воинами из числа вновь призываемого контингента.
- Слышите, как дерется новый командующий фронтом за каждую дивизию и за гвардейские традиции! Это, по-моему, похвально, - сказал Сталин, обращаясь к присутствующим.
Тут же он приказал соединить его с М. М. Поповым и потребовал вернуть в 11-ю гвардейскую армию 1-й танковый корпус и 18-ю гвардейскую дивизию.
- Есть ли у вас пожелание, - обратился ко мне Сталин, - относительно кандидатуры на должность командарма одиннадцатой гвардейской? Мы здесь, в центре, подумали и пришли к выводу, что неплохо было бы на эту армию назначить опытного командующего - Героя Советского Союза генерал-полковника Чибисова. Как вы смотрите на это назначение?
Предложение кандидатуры Н. Е. Чибисова было для меня несколько неожиданным, и я не торопился с ответом, чтобы лучше его обдумать.
- Что же вы не отвечаете? - спросил Сталин. - Или имеете что-либо против Чибисова?
Собравшись с мыслями, я ответил, что если вопрос еще не решен окончательно, то я порекомендовал бы другую кандидатуру. Чибисов, безусловно, опытный командующий. Однако надо иметь в виду, что, когда он после финской кампании стал генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. Чибисов об этом, конечно, знает, и это в какой-то мере может усложнить наши взаимоотношения.
- А у вас есть кто-нибудь на примете? - спросил Сталин, не теряя благодушного тона.
- Я предлагаю генерала Галицкого, нынешнего командарма третьей ударной.
- А вы давно его знаете? - снова спросил Сталин.
- Нет, - ответил я, - видел всего несколько раз, присутствуя на его докладах генералу Попову, но он произвел на меня очень хорошее впечатление своей собранностью, твердостью, умением быстро вникать в боевую ситуацию, точно сориентироваться в ходе боевых событий. Вместе с тем этот генерал хорошо знаком с обстановкой в районе Невеля, так как именно его войска сыграли основную роль в овладении этим пунктом.
- Что же, - ответил Верховный Главнокомандующий, - ваши доводы заслуживают внимания.
Сказав это, Сталин о чем-то задумался, раскуривая трубку, а затем энергично нажал на кнопку звонка. Сейчас же в кабинет вошел Поскребышев.
- Подготовьте проект Постановления Совета Народных Комиссаров о присвоении товарищу Баграмяну звания генерала армии, - повернувшись к вошедшему, сказал Верховный и спросил:- Кто-то еще из командующих фронтами ходит в генерал-полковниках?
- Командующий Ленинградским фронтом Говоров, - не задумываясь, ответил А. Н. Поскребышев.
- Включите в проект Постановления и товарища Говорова, - распорядился Сталин и обернулся к Алексею Иннокентьевичу: - Как вы думаете, товарищ Антонов, присвоение звания генерал-полковника товарищу Штеменко поможет ему в работе?
- Конечно, - ответил генерал Антонов.
Тогда, вновь обращаясь к Поскребышеву, Верховный сказал:
- Включите в проект Постановления товарищей Баграмяна, Говорова и Штеменко.
Спустя десять минут документ был подписан, и Сталин сердечно поздравил меня и С. М. Штеменко с новыми высокими воинскими званиями и моим назначением на пост командующего фронтом, пожелал успехов в проведении предстоящей операции.
На должность командующего 11-й гвардейской был назначен генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, а вместо него на пост командарма 3-й ударной генерал-полковник Н. Е. Чибисов.
На следующий день я отправился к новому месту службы и 19 ноября 1943 года, прибыв на КП фронта в село Верхняя Затурщина, принял командование войсками 1-го Прибалтийского фронта от моего старого друга по учебе в 1924–1925 годах в Ленинграде, в Высшей кавалерийской школе, генерала армии А. И. Еременко. Андрей Иванович был, естественно, удручен тем, что ему приходилось сдавать фронт, тем более что причины неуспеха операции были, по его словам, объективными.
- На юге Белоруссии, - сказал он, - сравнительно благоприятные погодные условия, а у нас здесь непролазная грязь. Из-за бездорожья мы не можем снабдить войска достаточным количеством боеприпасов. А Гитлер перебросил в полосу действий фронта две пехотные дивизии из-под Ленинграда, пять пехотных и одну танковую дивизию с южного крыла группы армий "Центр", как раз оттуда, где действует Рокоссовский. Солидно пополнил враг и свою авиацию…
Как я убедился в дальнейшем, генерал Еременко был во многом прав.
Итак, я принял фронтовое объединение, которое было на одном из важнейших направлений советско-германского фронта. Фронт действовал сейчас в полосе между Невелем и Рудней. В состав его входили три общевойсковые армии: 4-я ударная, 43-я, 39-я, а также 3-й гвардейский кавалерийский и 5-й танковый корпуса. Заканчивала передислокацию в его полосу и ставшая мне родной 11-я гвардейская.
Я рассказал уже о тех планах, которые имелись у Ставки в отношении использования войск фронтов, наступавших с целью освобождения Белоруссии. Хотя замысел этот имел далеко идущие цели, все же не он был главным тогда в масштабе всего советско-германского фронта. Дело в том, что основной заботой Ставки на предстоящий период было освобождение Ленинградской области и, особенно, Правобережной Украины.
Одновременно планировалось наступление и на западном направлении с целью выхода наших войск на линию Полоцк, Минск, река Птичь, то есть на глубину 150300 километров, хотя для достижения подобной цели 1-й и 2-й Прибалтийские, Западный и Белорусский фронты, как показало развитие событий, не имели достаточного превосходства над противником. Они нуждались во всестороннем усилении, чего Ставка сделать не могла.
Мы ни в коей мере не берем под сомнение правильность решения направить основные резервы Украинским фронтам, где наносился главный удар. Это обеспечило успех зимней кампании 1943/44 года.
Серьезность задач, поставленных центральным фронтам, заставила их действовать очень активно, что вводило в заблуждение вражеское командование относительно истинных целей советской стороны. Там были скованы крупные силы вермахта, германское командование, таким образом, ослабило соседние направления, особенно ленинградское. Вместе с тем действия четырех упомянутых фронтов не были свободны от недостатков.
Как только я принял командование войсками 1-го Прибалтийского фронта, Андрей Иванович Еременко уехал в Москву, где вскоре получил назначение на должность командующего Отдельной Приморской армией, действовавшей в Крыму. Подробно в курс боевых событий вводил меня начальник штаба фронта генерал-лейтенант В. В. Курасов.
Владимира Васильевича я очень хорошо знал еще по совместной учебе в академии Генерального штаба в 1936–1938 годах. После успешного окончания курса обучения мы с ним в течение двух лет были старшими пре-иодавателями кафедры тактики высших общевойсковых соединений этой же академии и еще тогда стали настоящими друзьями. Но осенью 1940 года наши пути разошлись: я был назначен в войска Киевского Особого военного округа, а он - в Генеральный штаб. Новая встреча и возможность работать вместе, конечно, очень обрадовала нас обоих.
В. В. Курасова отличала высокая общая и штабная культура, огромная работоспособность, умение быстро схватывать в боевых событиях главное, сделать надлежащие общие выводы, наилучшим образом охарактеризовать сущность сложившейся обстановки для принятия правильного решения. Все эти положительные качества генерала Курасова и его незаурядные способности в вопросах организации управления войсками в различных видах операций весьма обнадеживали меня. Я хорошо понимал, что в его лице обрел одаренного и эрудированного начальника штаба фронта. До конца войны мы с ним работали, что называется, душа в душу.
Хорошо запомнился мне первый доклад В. В. Курасова. Когда я пригласил его к себе в кабинет, он, войдя, извинился, что еще не закончена работа над большой оперативной картой, которая будет готова через 10–15 минут. И тут же, нисколько не затрудняясь отсутствием карты, генерал стал докладывать мне о развитии обстановки после 25 октября, когда в соответствии с директивой Ставки началось наступление войск фронта на витебско-городокском направлении.
- Позвольте, - сказал Владимир Васильевич, - я доложу о ходе боевых действий за каждый день, и вам станут ясней особенности обстановки.
Он проинформировал меня во всех деталях о действиях 4-й ударной армии начиная со 2 ноября, так как эта армия была, как говорится, в фокусе событий на всем фронте.
Признаться, меня поначалу несколько удивила эта, как мне показалось, излишняя детализация, и я даже спросил Владимира Васильевича, как это в его памяти удерживаются все эти названия и цифры. Он ответил, что такова, видимо, особенность его памяти, выработанная опытом штабной работы.
- Кроме того, - сказал Курасов, как бы оправдываясь, - речь ведь идет о делах моей родной четвертой ударной. В ее рядах я получил боевое крещение в январе сорок второго, а потом целый год командовал ее войсками после генералов Еременко и Голикова…
Пока шел этот наш разговор, старший оператор внес прекрасно оформленную карту обстановки. Владимир Васильевич обратил мое внимание на необычайно сложную конфигурацию линии фронта. На крайнем правом его крыле, как лепестки огромного цветка, почти симметрично расположились многочисленные озера.
- В дефиле между этими озерами наши войска и прорвались на запад во время Невельской операции, - сказал Курасов, - а затем продвинулись на северо-запад и юго-запад. Образовалась довольно большая вмятина во вражеском фронте. Южнее этой вмятины нависает над войсками четвертой ударной армии крайне опасный для нас выступ, занятый врагом.
Глядя на карту, я заметил, что вершина выступа упирается в межозерье, в основании находится Витебск, в центре Городок, а близ него вновь раскинулось соцветие озер, правда, не такое живописное, как на севере, но в не меньшей степени затруднявшее наступательные действия.
- Выступ, занятый врагом, - уточнил генерал Курасов, - имеет в поперечнике от тридцати пяти до шестидесяти километров и тянется с юга на север до восьмидесяти пяти километров.
На карте особенно зримо виделась опасность для войск фронта, таящаяся в этом выступе, откуда враг легко мог нанести удар во фланг и тыл нашим соединениям, стремившимся выйти на оперативный простор с целью освобождения Белоруссии. И гитлеровское командование не жалело усилий, чтобы сделать это, сосредоточив в районе Городка многочисленные пехотные и танковые части.
Генерал Курасов сообщил, что всего за 10 дней до моего прибытия силы 3-й танковой армии Рейнгардта предприняли отчаянную попытку совершить прорыв. 6–8 пехотных батальонов при поддержке 50 танков нанесли тогда удар в северном направлении и потеснили подразделения 156-й стрелковой дивизии полковника И. Г. Бабака. Правда, решительными контрмерами положение было восстановлено с большими потерями для врага.
Много лет спустя после этих событий, работая над данной книгой, я нашел красноречивые свидетельства немецкой стороны об этом ударе. Вот что писал в своих воспоминаниях бывший начальник штаба 3-й танковой армии генерал Гайдкемпер:
"8 ноября после мощного огневого удара 252-я пехотная и 20-я танковая дивизии из межозерного дефиле… устремились в атаку, они преодолели большое минное поле и в кровопролитной для обеих сторон борьбе заняли ряд населенных пунктов и высот, углубившись на 6 км в неприятельскую оборону. Некоторые населенные пункты русские обороняли с особым упорством. В этих боях был тяжело ранен капитан Мюллер, который вел в атаку свой 3-й батальон 7-го полка. Всюду поднялось настроение, так как, хотя и в одном месте, мы снова шли вперед. Во второй половине дня в наш штаб поступило сообщение, что ОКХ приказало группе армий "Север" нанести удары по обе стороны г. Невель, западнее озера Невель, в южном направлении, чтобы восстановить прежнюю границу между обеими группами армий и освободить зажатые врагом севернее этой линии войска группы армий "Центр". Итак, можно было надеяться, что продолжение нашего наступления во взаимодействии с ударом 16-й армии, вероятно, уже на следующий день приведет к полной ликвидации бреши, что в свою очередь воспретит врагу дальнейшую переброску сил на запад, так же как и снабжение прорвавшихся вперед русских частей".
Далее Гайдкемпер пишет: "Мы тщательно готовились к продолжению наступления на следующий день, но получили уведомление, что 16-я армия не сможет нас поддержать. Генерал Рейнгардт в категорической форме опротестовал это решение, настаивая на немедленном докладе фюреру. Гитлер был в это время в Мюнхене на праздновании дня 9 ноября. Это вызвало оттяжку в принятии решения, чего оказалось достаточно для нарушения ранее разработанного плана. В 2 часа 30 минут пополуночи поступил приказ ОКХ: "На основании доклада о намерениях командования групп армий "Север" и "Центр" в районе Невеля фюрер решил: группа армий "Север" должна считать долгом чести поддержать 9 и 10 ноября (утром) всеми возможными силами достигнутый сегодня группой армий "Центр" успех. Группа армий "Центр" 9 ноября продолжает наступление, с тем чтобы в этот день по меньшей мере добиться окончательного перекрытия дефиле между озерами Езерище, Завережье, Еменец и Ордово. Цель наступления - отнять у противника возможность планомерного отхода".
Из приведенного свидетельства неприятельской стороны следует прежде всего тот вывод, что о положении в межозерье во всех деталях был информирован Гитлер. Это дает представление о значении, которое придавалось в ставке вермахта городокскому направлению. Причем враг здесь стремился не только к упорной обороне, но и мощным ударам по нашим войскам.
Вернемся, однако, к нашей беседе с В. В. Курасовым. В заключение он сказал, что накануне, 18 ноября, войска фронта продолжали атаки на городокском направлении в районе села Большой Прудок, перерезали большак Городок - Невель. На витебском направлении успеха добиться не удалось…
В первые же дни командования я объехал войска фронта.
Ездил я почти всегда с членом Военного совета генералом Д. С. Леоновым, и за время нелегких путешествий по непролазным дорогам на вездеходе, который, к сожалению, далеко не всегда оправдывал свое название, мы не только довольно близко познакомились, но и стали с Дмитрием Сергеевичем настоящими боевыми друзьями. Он был воистину "старожилом" Калининского фронта, так как служил здесь со дня его образования (с октября 1941 года) и был верным политическим помощником командующих генералов И. С. Конева, М. А. Пуркаева и А. И. Еременко. Дмитрий Сергеевич был на два года моложе меня, в армии служил с 1922 года, а в партии состоял с 1918 года. Перед войной он занимал последовательно посты члена военных советов Сибирского и Уральского округов. Отечественную начал, будучи членом Во-евного совета 22-й армии, действовавшей в составе Западного фронта севернее Смоленска.
Человек ясного ума и твердой воли, он видел свою миссию политического руководителя в том, чтобы помогать солдатам всех степеней и званий с полной отдачей исполнять свой долг перед Родиной. С Дмитрием Сергеевичем мы шли рука об руку почти до самого победоносного завершения войны, и у меня будет еще много случаев сказать в его адрес доброе слово.
Объезжать войска мы начали с крайнего правого крыла фронта, где действовала 4-я ударная армия генерала В. И. Швецова, а затем побывали в 43-й армии генерала К. Д. Голубева и 39-й генерала Н. Э. Берзарина. Настроение воинов всюду было боевым, несмотря на трудности в снабжении всеми видами довольствия из-за осенней распутицы.
Прежде чем принимать конкретное решение о дальнейших действиях, мне хотелось возможно более глубоко и всесторонне изучить обстановку, но приказ Ставки обязывал без какой-либо паузы возобновить наступление. И вот в итоге напряженной работы появился боевой приказ от 23 ноября 1943 года. В нем ставилась общая задача разгромить 9-й и 6-й армейские корпуса немцев, овладеть Городком и Витебском. Для этого предлагалось использовать все силы фронта.
К 19 ноября в полном составе передислоцировалась в полосу действий фронта 11-я гвардейская. Вскоре же генерал К. Н. Галицкий вступил в командование ею, членом Военного совета остался генерал П. Н. Куликов, а начальником штаба стал полковник Ф. Н. Бобков.
С Кузьмой Никитовичем Галицким я познакомился теперь весьма близко. Ему шел сорок седьмой год, родом он был из Таганрога, с 1918 года состоял в Коммунистической партии, активно участвовал в гражданской воине. В 1927 году он окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В начале Великой Отечественной войны Галицкий командовал 67-м стрелковым корпусом, а затем последовательно 1-й и 3-й ударными армиями. 11-ю гвардейскую он возглавлял до конца войны.
Основную задачу в операции предстояло решать именно гвардейцам 11-й, усиленной 1-м танковым корпусом. Ей же была придана и основная масса артиллерии. Главный удар решено было нанести силами 36-го и 16-го гвардейских стрелковых корпусов в направлении Моховое, Городок. Предусматривались также два вспомогательных удара. Один из них на правом фланге в направлении села Езерище. Эта задача возлагалась на группу войск в составе двух дивизий во главе с заместителем командарма генералом Ксенофонтовым. Вспомогательный удар на левом фланге из района западнее озера Немцово в направлении на Сидары должен был нанести 83-й стрелковый корпус (без одной дивизии), только что переданный в состав армии из войск фронта.