…А тем временем генерал Н. И. Гусев подготовил завершающий удар по окопавшимся восточное устья Вислы вражеским частям. К сожалению, мы в эти дни не смогли еще установить истинную численность войск противника, окопавшихся на косе и скрывавшихся в привисленских плавнях. Пленные давали весьма разноречивые показания.
К северо-западу от Вислы к последнему удару готовились соединения генерала А. П. Белобородова. Я послал к нему своего представителя, чтобы согласовать наши действия. Завершающий удар мы готовили с исключительной тщательностью, принимали все меры, чтобы он обошелся без серьезных потерь.
Не успели мы развернуть наступление в полную силу, как мне позвонил генерал А. И. Антонов и передал указание Сталина - во избежание ненужного кровопролития предъявить прижатым к морю гитлеровским недобиткам ультиматум. 8 мая мы разбросали в расположении немецких войск листовки с текстом подписанного мною ультиматума, которым фашистам предписывалось сложить оружие. Вот его текст:
"К генералам, офицерам и солдатам немецкой армии на Фришес-Нерунг и в устье Вислы от командующего советскими войсками 3-го Белорусского фронта.
Советские и союзные войска соединились на всем фронте от Балтийского моря до Дрездена. 2 мая советские войска овладели Берлином. Немецко-фашистские захватчики изгнаны из Италии, Голландии и Дании. Вся Германия оккупирована союзными войсками.
7 мая 1945 г. в Реймсе представители германского правительства и ОКВ подписали безоговорочную капитуляцию Германии и всех германских вооруженных сил как на Восточном, так и на Западном фронтах. Капитуляция вступает в силу с 23.00 8 мая 1945 года по среднеевропейскому летнему времени…
…Немецкие офицеры и солдаты!
В соответствии с подписанным представителями германского правительства и ОКВ текстом капитуляции предлагаю: немедленно прекратить боевые действия, сложить оружие и сдаться в плен. Если отдельные нацистские фанатики не подчинятся приказу ОКВ - уничтожайте их как предателей германского народа.
Если вы не выполните условий капитуляции и к 10.00 по среднеевропейскому летнему времени 9 мая 1945 года не сложите оружия, наши войска перейдут к решительному штурму и беспощадно уничтожат вас".
В ночь на 9 мая мне позвонил генерал Антонов:
- Все, конец. Германия безоговорочно капитулировала! Только что в Берлине представители всех трех видов вооруженных сил Германии подписали соответствующий акт. Поздравляю, дорогой Иван Христофорович!
Узнав о том, что ультиматум окруженным фашистам предъявлен, А. И. Антонов сказал на прощание:
- Если к назначенному часу не сложат оружия, добивайте! Желаю успехов.
Верные своему обещанию, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали лишь язык силы. И мы применили ее, Этот последний удар вынудил капитулировать перед нашими армиями около 30 тысяч солдат и офицеров немецко-фашистских войск во главе с тремя генералами.
Так вот и получилось, что, когда во всех городах и селах нашего необъятного государства бурлило невиданное ликование, в День Великой Победы мы еще продолжали оружием утверждать ее.
Но в тот день уже не думалось о противнике. Все мысли и чувства захлестнула беспредельная радость, вызванная в наших сердцах правительственным сообщением о победоносном завершении Великой Отечественной войны. Мы слушали его затаив дыхание. Буря восторга охватила воинов. Во всех частях, как на переднем крае, так и в тылу, звучали стихийные салюты в честь долгожданной Победы.
9 мая во всех армиях фронта были проведены митинги, а в некоторых частях и импровизированные парады Победы. На одном из митингов я слушал выступления солдат и офицеров, не переставая удивляться и восхищаться: сколько же в каждом из них было скромности! Ведь они наголову разгромили самую мощную ударную силу империализма, только что всего за четыре дня штурмом овладели, казалось бы, неприступной крепостью Кенигсберг, но в речах бойцов я не услышал ни слова об этих подвигах. Они просто выражали искреннюю радость, что наконец-то кончились страдания народные, что впереди их ждет мирный труд, гигантская работа по залечиванию ран, нанесенных войной.
Я с любовью смотрел на радостные лица воинов и вдруг заметил, как на запыленных щеках одного усатого ветерана слезы прочертили светлые полосы. Приблизившись к нему, я спросил:
- О чем, старина, взгрустнул в такой радостный день?
- Друга сердечного похоронил сегодня, - ответил он, глубоко вздохнув. Несколько часов не дотянул до конца войны. А шагали мы с ним аж от самого Витебска! Если бы не он, не жить мне на этом свете…
Прошло уже более трех десятилетий, но каждый год в День Победы ветераны великой войны обязательно вспоминают тех, кто не дожил до этого радостного праздника. Мы храним и будем до конца жизни хранить в своих сердцах память о них. А о многих из них будут напоминать нашим потомкам книги, посвященные войне, города, селения и улицы, носящие имена павших.
Много имен героев, отдавших свои жизни за свободу и независимость Родины, увековечено на земле бывшей Восточной Пруссии. Город Гумбиннен носит теперь имя капитана С. И. Гусева, Инстербург - прославленного полководца генерала армии И. Д. Черняховского, Людвигсорт - лейтенанта И. М. Ладушкина, Метгеттен - Александра Космодемьянского, Нойхаузен - бесстрашного генерала С. С. Гурьева, Побеттен - капитана П. И. Романова, Хейлигенбёйль - подполковника Н. В. Мамонова, Шталлупенен - полковника С. К. Нестерова.
…После пленения основных сил уцелевших фашистских войск мы все вдруг оказались в совершенно непривычной для нас обстановке: вокруг воцарилась такая мирная тишина, от которой мы за четыре года войны совершенно отвыкли. По установившейся привычке я каждое утро просыпался задолго до рассвета и первым делом вызывал к себе оперативного дежурного с докладом о событиях, происшедших в войсках за ночь. Но ничего чрезвычайного уже, естественно, не происходило, и чувство постоянного тревожного напряжения, владевшее мною всю войну, с каждым днем ослабевало. Однако времени на отдых тоже не было. Внезапно навалились повседневные заботы мирного времени: надо было взять на учет захваченные трофеи и организовать их надежное хранение - это уже народное добро, налаживать мирную жизнь на очищенной от фашистов территории.
Еще одна очень нелегкая задача - обеспечить наиболее удобное размещение войск фронта и организовать их боевую и политическую подготовку, без которой немыслима повседневная жизнь любого воинского организма.
Но не успели мы как следует развернуть эту работу, как меня вызвали в Москву.
С аэродрома я поехал к начальнику Генерального штаба. На мой вопрос о причине вызова Алексей Иннокентьевич Антонов ответил:
- Товарищ Сталин решил обсудить с участием командующих войсками фронтов и начальников центральных управлений Наркомата обороны ряд проблем, связанных с переводом армии на мирное положение. Совещание начнется завтра в одиннадцать часов утра в Кремле. Руководить им будет сам Верховный, участие в работе примут члены Политбюро.
Прибыв к назначенному времени в приемную Сталина, я увидел там всех командующих фронтами и группу генералов центрального аппарата Наркомата обороны. Обменявшись взаимными приветствиями со знакомыми, И приблизился к стоявшему неподалеку от двери Маршалу Советского Союза Ф. И. Толбухину, с которым у меня издавна сложились дружеские отношения. Завязалась оживленная беседа. Она была прервана приходом С. М. Буденного, с появлением которого в приемной наступило заметное оживление.
Алексей Иннокентьевич, взглянув на часы, пригласил всех собравшихся войти в зал, где должно было состояться совещание. И. В. Сталин приветствовал вошедших жестом правой руки, дружески улыбаясь, а когда все сели, сказал нам об основной цели совещания и порядке его проведения.
- Прежде чем приступить к обсуждению вопросов, которые нам надлежит рассмотреть, - говорил Верховный Главнокомандующий, - заслушаем доклад начальника Генерального штаба, который доложит нам о теперешнем составе и численности нашей армии, а также предложения Генерального штаба о порядке демобилизации из армии военнослужащих старших возрастов и порядке ее перехода на мирное положение.
С исключительным интересом выслушали мы обстоятельный доклад А. И. Антонова, в котором он изложил предложения Генерального штаба и о численности армии на мирное время, и о создании ряда новых приграничных и внутренних военных округов, и о преобразовании некоторого количества наших фронтов в группы советских войск на территориях освобожденных от фашизма стран Европы.
После краткого обсуждения и одобрения этих предложений мы приступили к более детальному рассмотрению численного состава, организационной структуры, вооружения и технического оснащения основных боевых соединений каждого рода войск.
Из числа участников совещания было создано несколько комиссий, в задачу которых входила подготовка предложений по каждому роду войск.
Помнится, комиссии, которую возглавил маршал Ф. И. Толбухин, была поручена разработка боевого состава и организационной структуры стрелковой дивизии и стрелкового корпуса, а комиссии маршала С. М. Буденного - кавалерийской дивизии и кавалерийского корпуса. Мне и маршалу инженерных войск М. П. Воробьеву было предложено подготовить мнение по организационной структуре и техническому оснащению частей и соединений инженерных войск. Аналогичные комиссии были созданы и по всем остальным родам войск.
В течение нескольких дней мы с маршалом инженерных войск Воробьевым напряженно работали и уже завершили подготовку доклада и необходимых схем в обоснование разработанных нами рекомендаций, когда позвонил А. И. Антонов и сообщил, что в связи с внезапной болезнью С. М. Буденного докладывать по кавалерии Сталин поручает мне.
Пришлось спешно изучать все материалы, разработанные комиссией С. М. Буденного.
В двадцатых числах мая И. В. Сталин собрал все комиссии и заслушал доклады. Первым получил слово маршал Ф. И. Толбухин. В целом его предложения были одобрены. Лишь по средствам тяги артиллерии стрелковых дивизий возникли разногласия. Комиссия рекомендовала иметь как полковую, так и дивизионную артиллерию на конной тяге, мотивируя свое предложение надежностью лошади в любой обстановке. Она вытягивала, мол, орудие даже там, где автомашина намертво вставала, к тому же в этом случае не требуется горючего. Словом, тяжелые орудия на мехтяге, а легкие и средние - на конной.
И. В. Сталин вдруг спросил:
- Какой вы, товарищи, представляете себе будущую стрелковую дивизию?
- В каком смысле, товарищ Верховный Главнокомандующий? - уточнил Ф. И. Толбухин.
- В смысле ее мобильности, конечно.
После продолжительной заминки, насколько мне помнится, маршал И. С. Конев решительно ответил:
- Думаю, что она должна быть прежде всего максимально моторизованной…
- Верно понимаете, - удовлетворенно кивнул Сталин и, обращаясь ко всем участникам совещания, добавил:- В ходе военных действий на Западе вы все убедились в преимуществе мехтяги. Будущее - за ней. И поэтому перевод артиллерийского парка стрелковой дивизии на мехтягу - это первоочередная задача.
Замечание Верховного Главнокомандующего примирило всех участников дискуссии по этому вопросу.
Когда настала моя очередь, я кратко изложил доводы в пользу сохранения небольшого ядра конницы. Наша комиссия предлагала оставить пока один-два кавалерийских корпуса в составе двух кавалерийских дивизий и одной танковой бригады в каждом.
Как и следовало ожидать, это предложение было встречено в штыки большой частью военачальников. Существо их высказываний сводилось к следующему: конница отжила свое, в век всеобщей моторизации она - явный анахронизм. Не случайно, говорили противники кавалерии, она в ходе Великой Отечественной войны, на завершающем ее этапе, как правило, использовалась только в составе конно-механизированных групп.
Неожиданную поддержку мы получили лишь от И. В. Сталина.
- В принципе вы, товарищи, правы, - заметил он, обращаясь к сторонникам немедленного расформирования кавалерийских соединений. - Однако вы не учитываете следующего факта: наша страна так велика и границы ее тянутся через столь разнообразные театры военных действий, что на некоторых из них нам просто трудно обойтись без конницы… - Помолчав, Сталин с едва заметной улыбкой спросил самого активного сторонника расформирования кавалерии: - Вы не согласны с этим, товарищ Жуков?
Жуков ответил не сразу. Несколько мгновений царила мертвая тишина, а Георгий Константинович стоял, нахмурив брови, в раздумье. Зная непреклонный характер маршала, я ожидал с его стороны возражений, но он вдруг выпрямился и с легкой усмешкой сказал:
- Согласен, полностью согласен, товарищ Верховный Главнокомандующий!
- Вот и хорошо, - удовлетворенно резюмировал Сталин, - раз вы согласны, значит, согласны, надеюсь, и остальные?
Одобрительный гул подтвердил его слова. Принятые на совещании предложения комиссии легли в основу дальнейших организационных мероприятий Генерального штаба по переводу Красной Армии на штаты мирного времени.
Все участники совещания были приглашены в Кремль на торжественный обед. Парадных мундиров у большинства не было, поэтому нам разрешили явиться на прием в повседневном обмундировании, но с орденами.
Около 20 часов 24 мая я не спеша поднимался по широкой мраморной лестнице, ведущей в знаменитый Георгиевский зал. Впереди, рядом и следом за мною шагали другие приглашенные: прославленные военачальники, ученые, выдающиеся деятели народного хозяйства, передовики производства. Даже среди гражданских лиц преобладали костюмы военного покроя. Каждому хотелось выглядеть по-военному подтянутым. Просторный Георгиевский зал был уже полон гостей.
Не успел я поздороваться со всеми знакомыми мне гостями, как вдруг на мгновение наступила мертвая тишина, взоры всех присутствующих обратились в сторону, где в окружении других руководителей партии и правительства появился И. В. Сталин. Потом разразилась буря оваций и восторженных возгласов. Сталин наклоном головы ответил на дружные приветствия и тоже начал аплодировать. Потом он жестом пригласил всех к столам.
Когда бокалы были наполнены, в наступившей тишине раздался голос, провозгласивший тост за Советские Вооруженные Силы, за здоровье красноармейцев, краснофлотцев, офицеров, генералов и адмиралов. Следующий тост - за Коммунистическую партию и ее Центральный Комитет - вызвал новую бурную вспышку оваций и приветственных возгласов.
Тостов было много: за здоровье Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина, за старейших полководцев Красной Армии, за Генеральный штаб, Государственный Комитет Обороны и его Председателя, за выдающихся военачальников, отличившихся в годы Великой Отечественной войны, в первую очередь - за командующих войсками фронтов. В промежутках между тостами перед гостями выступали прославленные артисты театров и эстрады. Чаще забилось мое сердце, когда была произнесена моя фамилия. В моем лице воздавалась честь воинам 1-го Прибалтийского фронта, особо отличившимся при освобождении Белоруссии и Прибалтики.
И вдруг внезапно воцарилась тишина. С бокалом в руке поднялся И. В. Сталин. Своим глуховатым ровным голосом он произнес свой знаменитый тост.
- Товарищи, - сказал он, - разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего за здоровье русского народа…
Взрыв единодушного одобрения, возгласы "ура" заполнили зал. Спокойно выждав, когда снова наступила абсолютная тишина, Сталин продолжал:
- Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящая сила Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он - руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества - над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!
За здоровье русского народа!
Под высокими сводами Георгиевского зала долго не смолкал гром оваций и заздравных возгласов.
На следующий день всем командующим войсками фронтов объявили приказ Верховного Главнокомандующего о подготовке к Параду Победы. Он был намечен на 24 июня. Каждый из десяти существовавших к концу войны фронтов должен был сформировать один сводный полк пятибатальонного состава. Три батальона состояли из шести стрелковых рот, в другие два входили четыре роты: танкистов, артиллеристов, летчиков и сводная, в которую включались кавалеристы, саперы и связисты. Словом, представлялись все рода войск Советской Армии.
В состав подразделений надлежало отобрать самых заслуженных бойцов и командиров фронта, а во главе каждого отделения поставить офицера. Стрелки на парад должны были выйти с автоматами, артиллеристы, кавалеристы, саперы и связисты - с карабинами, танкисты и летчики - с пистолетами, а кавалеристы, кроме того, и с шашками. Во главе каждого сводного полка по Красной площади должны были пройти командующий войсками фронта и командующие всеми армиями, входившими в состав фронта. Одиннадцатый по счету сводный полк формировал Военно-Морской Флот. Возглавил его вице-адмирал В. Г. Фадеев. Каждый сводный полк должен был вынести на парад 36 боевых знамен наиболее отличившихся соединений и отдельных частей фронта.
Я выехал в штаб 3-го Белорусского фронта. Надо было спешить: мне предстояло готовить два полка - от 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского. Сводный полк 1-го Прибалтийского фронта надлежало вести мне, а 3-го Белорусского - Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Александр Михайлович, с головой ушедший в подготовку наступления против Квантунской армии, поручил мне также формирование и подготовку сводного полка его фронта. С согласия маршала командиром полка этого фронта был назначен дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант П. К. Кошевой, а во главе полка 1-го Прибалтийского фронта мы поставили одного из самых заслуженных ветеранов войны генерал-лейтенанта А. И. Лопатина, начавшего свой боевой путь почти от самой границы.
И началась кропотливая работа по отбору солдат и офицеров: каждая кандидатура рассматривалась индивидуально, высокой чести представлять в Москве свой фронт удостаивались лучшие из лучших. Надо было спешить, поскольку к 10 июня полки должны прибыть в Москву, где каждый участник парада получал парадное обмундирование. Еще до отъезда парадные части начали строевую подготовку к торжественному маршу, а 8 и 9 июня они убыли из Восточной Пруссии вместе со всеми захваченными в боях знаменами фашистских соединений и частей.