В России имелись ограничения в доступе к образованию. Благодаря известному циркуляру министра просвещения Делянова "О кухаркиных детях", принятого во время царствования Александра III, был перекрыт доступ к образованию лицам из сословий крестьян и мещан. И хотя в 1911–1914 гг. циркуляр фактически не действовал, тем не менее, из обучавшихся в гимназиях 119 тыс. человек выходцы из крестьянских семей составляли всего 15 %. В кадетские корпуса, военные училища выходцы из крестьянских семей вообще не допускались.
Россия считалась аграрной страной, и именно легенды о ее высоких урожаях зерновых уже много лет будоражат воображение некоторых людей. Но на практике все было не так.
Производство сельскохозяйственной продукции в стране, в которой сельское население достигало 80 %, также не было на высоте. Громадные просторы России позволяли ей производить большое количество зерна, но уровень агрокультуры, урожайность и продуктивность были низкими. Даже в 1913 году, получив рекордный урожай зерновых в 80 млн т, Россия на душу населения имела порядка 471 кг зерна, в то время как Англия, Франция, Германия имели около 430–440 кг, Канада – около 800 кг, США – свыше 1000 кг, Аргентина – 1200 кг. И если в общих объемах производства сельскохозяйственной продукции Россия стояла на втором месте после США, то по ее производству на душу населения она занимала только пятое место. Если же брать и другие страны – Австралию, Канаду, то Россия отбрасывалась во вторую десятку и даже ниже.
Причина этого также была очевидной – низкий уровень технического оснащения сельского хозяйства. Более 52 % крестьянских хозяйств аграрной России не имели плугов, обрабатывая землю сохами и косулями. В 1913 году в России имелось лишь 152 трактора, в то время как в США, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Дании счет тракторам шел на тысячи и десятки тысяч. Поэтому не удивительно, что в России до 80 % сельскохозяйственных работ производилось вручную.
В России продолжался хронический кризис животноводства. Так, по подсчетам, число рабочих лошадей в сельском хозяйстве на 100 человек сельского населения с 1870 по 1911 год упало с 38 до 30 единиц. Из расчета на 100 человек населения количество крупного рогатого скота и свиней также непрерывно сокращалось. Если в 1896 году оно составляло 67 голов, то в 1901 году – 65 голов, а в 1913 году – 55 голов. В 1914 году в России на тысячу жителей приходилось 293 головы крупного рогатого скота, в США – 622, в Дании – 888 голов. Продуктивность одной дойной коровы в 1913 году в США была выше, чем в России в 3,4 раза, в Швейцарии – в 5,3 раза.
Производство сельскохозяйственной продукции и продуктов питания в России не контролировалось государством, и следовательно, было стихийным. Поэтому частыми были такие явления, как неурожайный год и даже голод. Так, в ХIХ в. Россия пережила 40 голодовок. В ХХ в. голодными были 1901/02 г., 1905; 1906; 1907; 1908 год; 1911/12 год. В 1905, 1906, 1907 и 1908 гг. голодало от 19 до 29 губерний, в 1911–1912 годах голод охватил 60 губерний. По различным оценкам, в 1901–1912 годах от голода и его последствий в Российской империи погибли около 8 миллионов человек, почти столько же, как за время Первой мировой войны.
Но даже несмотря на голод, из России в Европу потоком шло зерно. Лозунг царского министра финансов Вышнегородского – "недоедим сами, но вывезем" регулярно претворялся в жизнь. В обмен на зерно в империю с Запада поступали многие промышленные товары, комплектующие для заводов и фабрик, тракторы, автомобили…
Россия сильно зависела от экспорта. Первые самолеты в российской военной авиации были машинами фирм "Ньюпор", "Фарман", "Бристоль-Бульдог", "Сопвич", "Фоккер", а это Англия, Франция, Бельгия. В самой России за 1914–1917 годы было собрано всего 94 самолета "Илья Муромец", и то двигатели и приборы были импортные. На русских эсминцах, крейсерах и линкорах стояли немецкие и шведские турбины, английские гидрокомпасы и дальномеры…
Борьба министерств
Последние годы перед войной были отмечены активной местнической борьбой между Военным и Морским министерствами за средства на развитие материальной части их видов вооруженных сил. При этом Морское министерство всегда опиралось на поражение российского флота в войне с Японией, на мнение английского правительства и усиление вооруженности турецкого флота.
В январе 1908 года Морской генеральный штаб (МГШ) доложил морскому министру, что ранее им совместно с Главным управлением Генерального штаба (ГУГШ) были разработаны на случай войны планы, которые предусматривают минимально необходимые меры, "исполнение коих теперь, в случае объявления войны, надо признать невыполнимыми, а положение Балтийского флота – критическим".
В апреле того же года состоялось совместное совещание морского и сухопутного Генеральных штабов с целью определить меры по предотвращению угрозы Петербургу от неприятельского десанта. Было заявлено, что в настоящем состоянии Балтийский флот не способен качественно выполнить задачу по прикрытию столицы от ударов со стороны моря. Указывалось, что нет запасов угля, на кораблях некомплект (до 65–75 %) офицеров и специалистов, а главное – из необходимых 6 тыс. мин есть всего лишь 1500.
Не в лучшем состоянии была и сухопутная армия. Русско-японская война "съела" почти все мобилизационные и неприкосновенные запасы, обнаружила ряд существенных промахов в боевой подготовке и организации войск. "Наша боевая готовность на западных фронтах настолько пострадала, что, вернее будет сказать, эта готовность совершенно отсутствует", – признавался летом 1905 года военный министр В. В. Сахаров.
Ему вторил и председатель Совета Государственной обороны великий князь Николай Николаевич. Он считал, что русская пехота нуждается в немедленном и коренном переустройстве, а кавалерия требует полной реорганизации. В отношении перевооружения сухопутных войск великий князь указывал на нехватку пулеметов и необходимость замены материальной части тяжелой артиллерии.
Характеризуя состояние армии, помощник военного министра генерал А. А. Поливанов в своем выступлении на закрытом заседании Государственной думы 13 апреля 1912 года заявил, что на 1908 год в армии "не хватало почти половины комплекта обмундирования и снаряжения, потребных для выхода в поле армии военного состава, не хватало винтовок, патронов, снарядов, обозов, шанцевого инструмента, госпитальных запасов; почти совсем не было некоторых средств борьбы, на необходимость которых указывал как опыт войны, так и пример соседних государств: не было гаубиц, пулеметов, горной артиллерии, полевой, тяжелой артиллерии, искровых телеграфов, автомобилей, т. е. таких средств, которые в настоящее время признаются необходимым элементом сильной армии, скажу коротко: в 1908 году наша армия была небоеспособной".
К концу 1906 года Военное министерство закончило анализ состояния армии и подсчет средств, необходимых для удовлетворения самых неотложных ее нужд. Полученные цифры ошеломили военного министра А. Ф. Редигера. Министерству только единовременно требовалось 2 133 610 тыс. рублей золотом. На реорганизацию артиллерии нужно было истратить 896 млн рублей, на инженерное дело – 582 млн рублей.
Таким образом, ежегодные расходы Военного министерства должны были возрастать почти на 15 млн рублей, что было непосильным для бюджета страны, что вынужден был признать и сам военный министр, который потребовал от управлений сократить свои претензии, что и было сделано. Но даже по этой программе-минимум единовременно требовалось 425 млн. рублей, не считая увеличения ежегодного бюджета на 76 млн. рублей.
Через два месяца, в марте 1907 года Морское министерство также представило царю свои планы. Николаю II предлагались на выбор, в зависимости от состояния финансовых средств, четыре варианта судостроительной программы, которыми предусматривалось создание от одной до четырех полных боевых эскадр. Для выполнения этих программ требовалось от 870 млн до 5 млрд рублей.
Таким образом, совокупные претензии обоих министерств колебались от 7133 млн до 1295 млн рублей единовременных расходов, т. е. приблизительно от половины до трех годовых бюджетов России 1908 года. И это без учета того, что резко должны были возрасти также ежегодные расходы по обычному бюджету.
Между тем финансовое положение Российской империи было отчаянным. Рассматривая смету на 1907 год, Совет министров откровенно признал, что "финансовое состояние Русского государства грозит самыми тяжелыми осложнениями, и в случае продолжения переживаемого нашим отечеством поистине смутного времени может не хватить средств даже на совершенно неотложные потребности".
9 апреля 1907 года состоялось заседание Совета Государственной обороны (СГО). По повелению царя оно должно было рассмотреть и, как желал того Николай II, утвердить минимальную программу строительства флота, с которого царь предполагал начать восстановление вооруженных сил. Однако СГО, возглавляемый дядей царя великим князем Николаем Николаевичем (младшим), проявил строптивость и не пожелал считаться с ясно выраженной волей Николая II.
Начались дискуссии.
– Подобные затраты на флот для государства непосильны, – заявил Редигер. – И это потому, что мы знаем, что сухопутная армия нуждается в проведении таких мероприятий, без которых не может жить и не может считаться боеспособной.
Но его не хотели слышать, и дискуссия развивалась явно не в пользу армии.
"Необходимейших средств для подъема боеспособности армии нельзя добиться, – жаловался начальник Главного штаба генерал А. Е. Эверт, – а в то же время требуют около миллиарда на морские средства".
Итог выступлений подвел председатель Совета Государственной обороны великий князь Николай Николаевич, заявивший, что надо создать единую программу развития вооруженных сил, в которой средства между армией и флотом распределить бы в соответствии с важностью их для обороны государства. Тогда весь состав СГО, за исключением моряков, проголосовал за предложения своего председателя.
Однако Николай II, в свою очередь, не стал считаться с решением одного из высших государственных учреждений Российской империи, созданного специально для "объединения деятельности высшего военного и морского управления и согласования ее с деятельностью других правительственных учреждений". Он не утвердил предложения СГО и в обход последнего приказал созвать специальное морское совещание, чтобы под личным своим председательством "выяснить безотлагательно ряд вопросов, решение которых дает возможность установить главные основания программы кораблестроения, вполне отвечающей задачам государственной обороны, и позволит немедленно приступить к постройке первой серии новых судов".
Такое совещание состоялось в начале июня 1907 года. Специально подобранный состав этого морского совещания (на него были приглашены лишь два сухопутных генерала) должен был дать ответы на 27 поставленных царем вопросов. Вполне понятно, что моряки подошли к вопросу о развитии вооруженных сил страны с узковедомственных позиций и решительно высказались за немедленное ассигнование средств на строительство флота. По окончании работы этого совещания Николай II утвердил 9 июня 1907 года программу, разрешив морскому министру вносить в смету ведомства в течение четырех лет по 31 млн. рублей.
Развитие Сухопутных войск было существенно заторможено. И только через год, 21 мая 1908 года, Военное министерство, получив предварительно разрешение Совета министров, обратилось в Государственную думу с просьбой об отпуске средств на расходы, необходимые на пополнение запасов и материальной части. Для расходов на эти цели в течение восьми лет (1908–1915) ведомство просило немногим более 293 млн рублей. Но и эту более чем скромную сумму дума не утвердила полностью. Всего по закону от 3 июня 1908 года Военное министерство израсходовало немногим более 92 млн рублей, из них 53 млн для расходов в 1908 году.
Таким образом, последние годы накануне Первой мировой войны прошли в острой местнической борьбе между армией и флотом, хотя каждый из этих видов вооруженных сил требовал к себе большого внимания. Уже с первых шагов по восстановлению вооруженных сил приоритет был отдан флоту. Тогда в высших политических кругах России, под давлением Великобритании, считали, что "создав себе в нужный срок военный флот достаточной силы Россия сразу достигнет того, что союза с нею будут искать самые сильные державы мира, и от России самой будет зависеть использовать эти предложения для достижения тех или других политических выгод, необходимых ей для своего упрочения… Истратить несколько сот миллионов рублей для того, чтобы создать себе в ближайшем будущем такое положение, стоит: они окупятся очень быстро многими и многими политическими последствиями".
Николай II решительно поддерживал моряков и дипломатов, не желая слушать руководителей Военного министерства, требовавших уделять больше внимания реорганизации и развитию армии. В то же время высшее армейское руководство в лице, прежде всего, председателя Совета Государственной обороны, будучи не в состоянии переубедить императора, предпочло самоустраниться от данной проблемы. "Ничего сделать нельзя, – с грустью признавался начальник штаба Петербургского военного округа генерал Бринкен. – Государь, всегда такой добрый и мягкий, при всякой попытке кого бы то ни было сказать что-нибудь против флота, буквально свирепеет, хлопает кулаком по столу и не желает ничего слушать. То же было и с великим князем Николаем Николаевичем, председателем СГО, выступавшим против строительства флота. Это просто какой-то гипноз, и морское начальство делает благодаря этому что хочет".
Из этого следует, что такой важный государственный орган, как Совет Государственной обороны в те ответственные годы не выполнял возложенной на него функции Правда, императора это, как видно, не особенно волновало. Как утверждают некоторые современники, он крайне редко посещал заседания Совета Государственной обороны и довольствовался тем, что время от времени заслушивал короткие отчеты о его работе и читал некоторые документы, не оставляя на них других резолюций, кроме отметок об ознакомлении. При этом чиновники, привыкшие реагировать только на конкретные указания, получив обратно документ с такой отметкой, как правило, оставляли его без должного внимания. А трения между Военным и Морским министерствами в правительственных кругах расценивали, как соревнование министров, за которым не стоит ничего существенного, кроме личных амбиций.
И все же развитие армии и флота происходило. Морскому министерству удалось накануне войны добиться ассигнования на развитие флота около 800 млн рублей золотом. Немногим больше – 880 млн рублей – было решено ассигновать в 1908–1913 годах на армию. В целом за пять предвоенных лет (1909–1913) суммарный прирост бюджета Военного министерства составил 195,17 млн рублей, а Морского – в 1,5 раза больше, т. е. 285,64 млн рублей.
Флот
Итак, после долгих споров, заседаний и обсуждений в различных инстанциях "малая судостроительная программа 1907–1911 годов", разработанная Морским генеральным штабом, наконец-то была утверждена, и Морское министерство получило возможность летом 1909 году приступить к постройке четырех новых линкоров, предназначавшихся для усиления Балтийского флота. Однако к этому времени в Англии уже был построен новый линейный корабль "Дредноут" (1907), который по вооружению, бронированию и скорости значительно превосходил эскадренные броненосцы периода Русско-японской войны. С появлением "Дредноута" во всех крупных западных странах началось интенсивное строительство линейных кораблей так называемого дредноутного типа.
В декабре 1907 года, после рассмотрения и одобрения тактико-технических заданий, в Морском техническом комитете и Адмиралтейств-совете Морское министерство объявило конкурс на составление проекта линейного корабля. Из 51 эскизного проекта, представленного на конкурс к лету 1908 года, лучшим признали проект Балтийского завода, по которому и решено было строить линейные корабли. Он отличался от других проектов наличием четырех трехорудийных башен главной артиллерии с линейным расположением, лучшей конструкцией корпуса и большей скоростью движения. По данному проекту Балтийского завода, утвержденному 15 июня 1909 года, были заложены в Петербурге четыре линкора, получившие название "Севастополь", "Петропавловск", "Гангут" и "Полтава".
Дальнейшее обострение международной обстановки, с одной стороны, и непрерывный рост германского флота – с другой, настоятельно требовали дальнейшего наращивания морских сил Балтийского и Черноморского флотов. В связи с этим Морской генеральный штаб в 1909 году разработал новую, так называемую "большую" судостроительную программу, рассчитанную на 10-летний срок (1910–1920). Она была рассмотрена 15 августа 1909 года на специальном заседании правительства. Но тогда большинство присутствовавших высказалось за сокращение программы, считая ее непосильной для России.
Но Морской Генеральный штаб не сдавался. Учитывая высказанные замечания, 23 ноября 1909 года он представил правительству сокращенный вариант "большой" программы, по которой намечалось построить для Балтийского флота в те же сроки 8 линкоров, 4 линейных и 4 легких крейсера, 18 эскадренных миноносцев и 12 подводных лодок. В то же время программа была сокращена за счет легких надводных сил и подводных лодок, в которых Балтийский флот ощущал большую потребность.
Но и сокращенная судостроительная программа также не удовлетворила правительство, и она снова была возвращена в Морское министерство на доработку. "Большая" судостроительная программа была одобрена правительством и царем только в марте 1910 года, после чего председатель Совета министров внес законопроект в Государственную думу о размере ассигнований для ее реализации. Дума санкционировала предоставление средств на постройку трех линейных кораблей для Черноморского флота, а рассмотрение остальной части "большой" судостроительной программы вновь отложила.
В конце 1911 года в Николаеве были заложены три линейных корабля типа "Императрица Мария", которые по своим тактико-техническим элементам несколько отличались от балтийского варианта линейного корабля типа "Севастополь". Одновременно для Черноморского флота началось строительство девяти эскадренных миноносцев и шести подводных лодок.
Постройка кораблей для Балтийского флота по "большой" судостроительной программе снова задержалась, так как повторилась та же история, что и с "малой" судостроительной программой. Один из непосредственных виновников этого – вице-адмирал С. А. Воеводский, сменивший на посту морского министра адмирала И. М. Дикова. Он не пользовался авторитетом ни в правительстве, ни в думе, ни на флоте и не мог успешно защищать интересы флота перед правительством. Неспособность С. А. Воеводского руководить отечественным Морским министерством была настолько очевидна, что в марте 1911 года он был снят с должности.
Новым военным министром был назначен адмирал И. К. Григорович, который пользовался большим уважением и авторитетом среди офицеров флота и доверием правительства.