Развитие тем второй главы
I–V: Рассказ о переезде Онегина в деревню (гл. 1, LII–LIV) продолжается; обобщенная "rus" (гл. 1, XLIV–XLVI) незаметно приобретает теперь приметы стилизованной Руси. Строфы I–II приводят нас в "замок"; III характеризует покойного дядю Онегина; IV описывает попытки Онегина улучшить положение крестьян и тем самым излечить свою хандру; далее следует V, в которой говорится об отношении соседских помещиков к молодому столичному франту и его новомодному либерализму.
VI–XX: Столь же суровая критика (так происходит переход к следующей теме) относится и к Ленскому, другому молодому либералу, который только что вернулся в свое имение из немецкого университета. В строфах VII–XII описываются его характер, образ жизни, занятия в той же среде мелкопоместного сельского дворянства. В строфах XIII–XVIII Онегин и Ленский сводятся вместе и сравниваются. А в строфах XIX–XX Пушкин воспевает любовь Ленского, подражая стихотворной манере молодого поэта, что подводит нас к Ольге и ее семье - центральной теме главы. Пушкинское участие в этой главе в основном философично: по духу он близок Онегину; они оба ведут себя как пресыщенные, эксцентричные светские львы по отношению к тому, что трогает Ленского. В XIII, 13–14 и XIV, 1–8 дружба, излюбленная тема того времени, характеризуется голосом Пушкина. Споры Ленского с Онегиным в XV–XVII приводят Пушкина к философскому пассажу о страстях (XVII–XVIII). Интонации XVII, 6-14 повторятся еще раз в шестой главе в авторском надгробном слове на смерть Ленского. Ряд "профессиональных" ремарок о луне, о героинях романов и женских именах служит средством переключения на центральную тему главы - семейство Лариных. Кроме рассуждений, связанных с игрой в куклы, в конце строфы XXVI и двустишия о привычке в конце строфы XXXI, авторский голос почти не слышен до самого конца этой песни.
XXI–XXXIII: Структурная сердцевина второй главы состоит из тринадцати последовательно расположенных строф, изображающих семейство Лариных.
XXI: Восемнадцатилетний Ленский влюблен в девушку шестнадцати лет по имени Ольга, подругу своих детских игр. Их отцы, которые умерли, когда Ленский был в Геттингене, давно прочили детям свадьбу.
XXII: Строфа в элегической манере Ленского описывает внушенную Ольгой поэтическую любовь.
XXIII: Тип Ольгиной красоты наводит на Пушкина тоску в главе второй, как и на Онегина в главе третьей. В строфе пародируется стиль, которым романист мог бы приняться за описание своей героини. Затем следует риторический переход.
XXIV: Переключение от сентиментализма к романтизму, от розовощекой веселой Ольги к бледной, задумчивой Татьяне. Несмотря на офранцуженность сознания, Татьяна, благодаря своему душевному складу, оправдает (в главе пятой) те фольклорные ассоциации, которые рождает ее имя.
XXV–XXVII: Описывается полное мечтаний детство Татьяны. (Обратите внимание на перенос из XXVI в XXVII строфу, прием, который воспринимается Пушкиным как характерная черта новой, то есть "романтической" манеры.) Еще более дивные межстрофические переносы не раз встретятся при описании Татьяны в гл. 3, XXXVIII–XXXIX, когда она летит в сад, дабы избежать встречи с Онегиным, и в гл. 5, V–VI, в технически безупречно выполненном переносе, когда небесное знамение повергает ее в дрожь.
XXVIII: Хотя упоминание "балкона" не несет здесь особой смысловой нагрузки, эта строфа подготавливает формирование образа Татьяны (который позже, в конце 8, XXXVII, будет ретроспективно возникать перед Онегиным: она сидит у окна, погруженная в мечты, и вглядывается в туманную даль).
XXIX: Здесь начинает пульсировать тема, которая будет полностью раскрыта в гл. 3, IX, - любимые книги Татьяны. Ее библиотека, хоть и не отнесенная впрямую к определенному времени, наверняка включает книги добайроновского периода, особенно сентиментальные эпистолярные романы XVIII в. Тут Пушкин вводит тему романов, но для того лишь, чтобы перейти от Татьяны к ее матери, которая хоть и не была столь жадна до чтения, как дочь, тоже когда-то искала в "реальной жизни" героев Ричардсона. Переход-перенос ведет нас к следующей строфе.
XXX: Описывается юность госпожи Лариной. Она была влюблена в лихого молодого гвардейца.
XXXI: Но ее выдали замуж за более прозаическую личность - мирного помещика.
XXXII: Деревенские заботы…
XXXIII:…сменили увлечения московской юности. Преображение манерной девицы в помещицу в чепце сравнимо с потенциальным будущим Ленского (покойное погружение в сельскую рутину после идиллической молодости), подсказанным Пушкиным в гл. 4, L и особенно в гл. 6, XXXIX.
XXXIV–XXXV: Описание старинных привычек и обычаев Лариных.
XXXVI: "И так они старели оба". Эта интонация ведет нас через восхитительный переход к теме смерти и рока, лейтмотиву образа Ленского. Ларин умирает, и по надгробной надписи мы узнаем его имя. Надпись эту читает Ленский.
XXXVII: Внутренний круг замкнулся. Посредством ряда структурных переходов (от Ленского к его возлюбленной Ольге, от Ольги к Татьяне, от Татьяниных книг к красавцу, в которого была влюблена ее мать, от красавца к мужу, от зрелости к смерти, от умершего Ларина к еще живущему Ленскому) мы вновь возвращаемся к Ленскому. Он цитирует строчку из французского переложения "Гамлета" и пишет Ларину "надгробный мадригал", последнее словосочетание идеально передает слияние двух связанных с Ленским тем: ранней смерти и недолговечных стихов.
XXXVIII, 1–3: Он также сочиняет надпись на могилу своих родителей.
XXXVIII, 4-XL: Эти строфы, завершающие главу на личной высокоэмоциональной ноте, связаны с темами рока и забвения, которые придают трансцендентальный пафос пресному образу Ленского.
Глава третья
Глава третья включает сорок одну строфу и отрывок со свободной схемой рифмовки в семьдесят девять стихов - "Письмо Татьяны к Онегину", а также "Песню девушек" из восемнадцати хореических стихов. Центром главы является письмо Татьяны. Письмо предваряют двадцать пять строф (VII–XXXI), постепенно подводящие к нему читателя, далее следуют шесть строф, где говорится о его отправке и последующем ожидании. Таким образом, тридцать одна строфа и центр главы, письмо, посвящены описанию любви Татьяны к Онегину, и эта основная часть песни симметрично обрамлена двумя приездами Онегина в имение Лариных. Посещение, с которого начинается глава, занимает первые шесть строф (I–VI), а посещение, которым она заканчивается, охватывает заключительные четыре строфы (XXXVIII–XXXIX, XL–XLI) с песней в середине последнего пассажа.
Следует отметить, что проповедь, прочитанная Онегиным Татьяне во время его второго визита, приводится только в середине следующей главы (гл. 4, XII–XVI)
Надобно обратить внимание на то, что в третьей главе впервые даны диалоги: всего их пять - две беседы Онегина с Ленским, два разговора Татьяны со старой няней и небольшой обмен репликами между госпожой Лариной и Ленским.
Развитие тем третьей главы
I–II и начало III, 1: Мы уже слышали онегинский голос, звучавший во внутреннем монологе, с которого начинается первая глава, в выражении скуки, которую вызывает у него театр (гл. 1, XXI, 12–14), и в размышлениях о восторженности Ленского (гл. 2, XV, 8-14). Мы слышали и голос Ленского в небольшом монологе, произнесенном на могиле отца своей невесты. Теперь два эти голоса звучат вместе в первом диалоге романа. Но здесь и завязка печальной судьбы Ленского: затягивается первый роковой узел. Онегин, чтобы разогнать скуку, решает отправиться вместе с другом в гости к Лариным, а уж далее за дело берется судьба. Время действия - середина лета 1820 г.
III: Описание их визита. Пушкин, по каким-то ему одному ведомым причинам, вычеркнул последние шесть стихов строфы.
IV–V: Второй диалог между Онегиным и Ленским по дороге домой. Онегин скучает ничуть не меньше Ленский сравнивает Татьяну со Светланой Жуковского. Онегин ужасающе грубо отзывается об Ольге. Ленский оскорблен. Предполагается, что это первое небольшое разногласие вскоре будет улажено (ни следа не останется от него шесть месяцев спустя, в конце четвертой главы, когда в другом разговоре двух молодых людей вновь свободно упоминается имя Ольги).
VI: Общее впечатление, произведенное появлением Онегина у Лариных.
VII–VIII: Впечатление, произведенное им на Татьяну. Это страстная любовь с первого взгляда. Заметим, что Татьяна даже не говорила с ним, а молча сидела у окна.
IX–XIV: Эти шесть строф образуют важное "профессиональное" отступление. Пушкин использует состояние мыслей и души Татьяны как естественный переход (IX, 1. "Теперь с каким… вниманьем") к рассуждению о романах. В строфе X вводится тема письма к герою (она будет отдельно рассмотрена в XXI–XXXVI). В IX–X перечисляются книги, которые Татьяна читает во французском оригинале или переводе (тема, уже открытая в гл. 2, XXIX) Ее любимые романы - "Юлия" Руссо, "Матильда" госпожи Коттен, "Валери" баронессы Крюднер, "Дельфина" госпожи де Сталь, "Страдания молодого Вертера" Гёте и два романа Ричардсона - "Грандисон" и "Кларисса" (последние уже упоминались в гл. 2, XXIX–XXX).
Юная читательница Татьяна отождествляет себя с героинями, а Онегина - с героями этих романов. Но автор ЕО отмечает, что его Онегин совсем не похож на сэра Чарльза Грандисона (X, 13–14).
После перечня всех этих персонажей в строфах IX–X Пушкин (в строфе XI) сжато характеризует сентиментальные романы XVIII в., которые все еще читает уездная барышня Татьяна в 1820 г., и переключает свое внимание (в XII) на произведения романтические, популярные "нынче", то есть в 1824 г., у более искушенных молодых девиц. Речь идет о сочинениях Байрона во французском переводе, о романе "Мельмот-Скиталец" Мэтьюрина, также во французском переводе, и романе "Жан Сбогар" французскою подражателя Байрона - Нодье. В следующих строфах, XIII–XIV, Пушкин обещает читателям, что на закате своих дней напишет семейный роман в прозе с русским (а не заимствованным у чужеземцев) сюжетом. В конце XIV лирическое воспоминание автора о прошлой любви завершает отступление о романах.
XV–XVI: "Татьяна, милая Татьяна!" - этим риторическим обращением Пушкин вновь возвращается к своей героине и описывает ее блуждания по аллеям сада, ее мечты, ее одержимость Онегиным. Далее следует картина наступившей ночи и третий диалог главы.
XVII–XXI: Татьяна разговаривает со старой няней в своей комнате; в конце она просит дать ей перо и бумагу. Все очевиднее начинает вырисовываться письмо к Онегину. В ходе разговора резко очерчивается контраст между романтической влюбленностью Татьяны и воспоминаниями овдовевшей няни о своей прозаической свадьбе, сыгранной по крестьянским обычаям. (Отметим, что с чисто психологической точки зрения нет большой разницы между няниной свадьбой и таким же "традиционным" союзом Полины и помещика Ларина, как он описывается в гл. 2, XXXI, или великосветским браком Татьяны и богатого князя N в конце романа.) Письмо к Онегину фактически написано к концу строфы XXI. "Для кого ж оно?" - задает Пушкин риторический вопрос и переходит к длинному "профессиональному" отступлению.
XXII–XXXI: Десять строф, ведущие к тексту письма Татьяны, составляют одно из самых длинных отступлений в романе. Оно имеет двойную цель и поднимает две проблемы: проблему содержания и проблему формы. Цель XXII–XXV строф - объяснить поступок Татьяны, сравнив ее искреннюю и пылкую душу с душой холодных светских красавиц (XXII) или капризных кокеток (XXIII), которых Пушкин и Онегин знавали в Петербурге (автобиографическая нота, напоминающая гл. 1, XLII, в которой Онегину наскучили причудницы большого света); а цель XXVI–XXXI строф - объяснить, что текст письма, который будет вскоре представлен на суд читателю, есть лишь пересказ русскими стихами французской прозы Татьяны.
Обсуждаются "профессиональные" проблемы перевода (XXVI–XXXI). Татьяна, как и другие дворянские дочери ее времени, "по-русски плохо знала", ее речь была "небрежным лепетом" с примесью галлицизмов, которую наш поэт находит гораздо более очаровательной, чем педантизм "синих чулков". В XXIX в памяти поэта возникают "Душенька" Богдановича, писанная в виде подражания легкой французской поэзии, и нежные пьески Эвариста Парни (которому Пушкин явственно подражает в строфе XXV). Строфа XXX посвящена поэту Баратынскому, коего Пушкин (совершенно необоснованно) полагает лучшим специалистом, чем он сам, по части переложения девических галлицизмов на русский ямб. И наконец, в XXXI обе проблемы - содержания и формы - сливаются, и текст письма вводится посредством изящной метафоры (великая музыка и ее исполнение заплетающимися ученическими пальцами).
"Письмо Татьяны к Онегину" содержит семьдесят девять стихов. Его текст расположен между строфами XXXI и XXXII. Татьяна имитирует стиль любовных посланий ее любимых романов, а Пушкин перелагает его на русский четырехстопный ямб.
XXXII: Прелестное описание обнаженного плеча Татьяны и рассвета. Ночь прошла под знаком написанного любовного письма (в пятой главе через полгода другая ночь пройдет в ужасном пророческом сне).
XXXIII–XXXV: Еще один разговор со старой няней, которую Татьяна просит отослать письмо к Онегину.
XXXVI: Ответа нет. (Отклик прозвучит в главе восьмой, когда на свое письмо будет ждать ответа Онегин.) На следующий день приезжает Ленский, и происходит короткий разговор между ним и госпожой Лариной, которая справляется об Онегине.
XXXVII: Вечерний чай. Татьяна стоит, задумавшись, перед окном и чертит на запотевшем стекле вензель "ОЕ".
XXXVIII–XXXIX: Приезжает Онегин, но, прежде чем он входит в дом, Татьяна через другие сени бросается на двор, оттуда - в сад и (в изумительном межстрофическом переносе) падает на скамью (XXXIX, 1). Неподалеку крепостные девушки собирают ягоды, звучит их песня (восемнадцать стихов трехстопного хорея с длинными стиховыми окончаниями).
XL: Татьяна ждет с трепетом, предчувствуя ужасное, но Онегин не появляется.
XLI: Наконец, она вздыхает, встает со скамьи, поворачивает в липовую аллею - и тут прямо перед ней возникает Евгений. Строфа и вместе с ней песнь оканчиваются "профессиональным" замечанием, заимствованным из западных рыцарских романов в стихах: "Мне должно после долгой речи / И погулять и отдохнуть: / Докончу после как-нибудь".
Глава четвертая
Если глава третья с ее в высшей степени функциональными отступлениями и энергичным потоком событий являет собой наиболее гармонично слаженную конструкцию с отточенным корпусом и симметричными крыльями, то глава четвертая, напротив, может сравниться с седьмой по слабости композиции и плохо сбалансированным отступлениям. Она состоит из сорока трех строф (из которых одна не завершена): VII–XXXV, XXXVII (прерывающаяся на 5/8 стиха 13) и XXXIX–LI. Пушкин видел ее стержнем тему сельской жизни, продолжающей в ином ключе тему "rus" Горация гл. 1, LII–LVI и гл. 2, I–II. (Следует, между прочим, отметить, что теперь праздная жизнь Онегина в деревне так же приятна, как и та жизнь, которую описал Пушкин в первой главе с единственной целью: продемонстрировать различие между собой и героем.) Но сельская тема появляется лишь в конце песни (XXXVII–XLIV) и предваряется на редкость неровной последовательностью подтем, среди которых композиционно важный монолог Онегина (XII–XVI), продолжающий последнюю тему третьей главы (его встречу с Татьяной), с сомнительным эффектом помещен между философскими рассуждениями о женщинах, друзьях, врагах, родне, вновь о женщинах, эгоизме, последствиях свидания героев (XXIII–XXIV), любви Ленского, альбомах, элегиях, одах и довольно унылой жизни самого Пушкина в деревне (XXXV). Последнее размышление, тем более в сочетании с последующим рассказом об онегинском наслаждении деревенской жизнью, произвольным образом меняет ситуацию, столь однозначно обрисованную в первой главе, на прямо противоположную (Онегину фактически присущ теперь стиль жизни Пушкина в Михайловском!). Тема Ленского, следующая за сельской темой, завершает песнь несколькими прекрасными строфами (см. особенно две последние: L–LI), повторяющими роковые мотивы гл. 2, XXXVI–XL.