Ровно в семнадцать часов заговорил главный калибр кораблей. На воздух взлетели доты, портовые сооружения, огневые точки противника.
Береговая артиллерия врага пыталась было ответить, но ее тут же подавили.
В тот день, доставив в целости и сохранности корабли обратно в базу и вернувшись на аэродром, мы были измотаны до предела.
Тогда я, пожалуй, впервые понял, что иногда легче атаковать, чем удержать себя от атаки. Легче выдержать самый сложный поединок, чем видеть все возможности личной победы, но сознательно не использовать их. Во имя более важных, высших целей, которые в конце концов определяют решающий тактический успех на войне.
Погибшие с нами в строю
Как ни трудно было "дотянуться" нам до Феодосии, делать это было необходимо.
Я не помню, когда появилась в нашем обиходе шуточная песенка:
Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы к родной подлетаем земле.
Бак пробит, хвост горит,
Но машина летит
На честном слове
И на одном крыле.
Чего не было - того не было: "на одном крыле" не полетишь… А вот "на честном слове" - это как раз о нашей ситуации: десять минут на бой - и возвращайся: горючее кончается. Иначе - свалишься в море.
…Василия Гусакова долго преследовали тяжелые видения последнего боя, который он провел перед тем, как оказаться в нашем полку: он потерял ведущего. Потерял, хотя его вины в этом никакой не было… А дело случилось так.
Ведущим шел Сережа Луценко. Друг и закадычный товарищ Гусакова. Облачность была довольно плотной, и самолеты летели словно "обложенные ватой": видимости - никакой.
По расчетам где-то внизу должна была быть станция Благовещенская. Неожиданно облака кончились, в кабины ударило яркое солнце, и в это мгновение Луценко увидел идущий ниже Ме-110. По его курсу нетрудно было догадаться: он возвращался с задания, с нашей территории.
- Василий, видишь?!
- Вижу.
- Атакуем! Прикрывай!
- Есть прикрывать!..
Используя преимущество в высоте, они камнем свалились на противника.
"Мессер" метнулся в сторону и со снижением стал уходить в облака.
Выпущенная Луценко очередь прошла мимо.
- Повторяем атаку! Догоним…
До "мессера" оставалось уже каких-то 300–400 метров, и Сергей приготовился дать очередь.
В воздушном бою случается всякое: стрелок с Ме-110 опередил Луценко всего на секунду…
Сергей резко бросил машину вверх. Василий пошел за ним, поняв все сразу: из мотора истребителя ведущего повалил дым.
"Под нами же море! - с тревогой подумал Василий. - Что делать? Чем помочь?!"
Он видел, как Сергей покинул кабину, и через несколько секунд в воздухе поплыл белый купол парашюта.
Василий кружил рядом с товарищем, тревожно оглядывая облака и небо: "Только бы "мессеров" черти не принесли".
Так он и проводил друга до самой воды. Сергей, видимо, был тяжело ранен: он ни разу не махнул ведомому рукой.
Как только Луценко приводнился, Василий засек время, курс, координаты места его приводнения и на полной скорости пошел к аэродрому. А через полчаса со старшим лейтенантом Фоминым он на УТ-2 уже вернулся обратно. "Только бы продержался на воде… Только бы продержался!.." - лихорадочно думал Василий, сжимая в руках спасательный пояс.
Они обшарили весь район. Летали, пока позволял запас горючего. Но Луценко на воде уже не было…
Через два дня, зайдя в столовую, Василий случайно услышал разговор незнакомых летчиков:
- Слышал, Луценко сбили!..
- А кто у него был ведомый?
- Какой-то сержант, молодой…
- Наверное, растерялся, не прикрыл..?
Василий не стал вмешиваться в разговор, хотя болью полоснуло по сердцу.
Он-то знал, что выполнил свой долг до конца. Но что толку от такого сознания, если Сергея уже не воскресишь. Если ничего уже для него не будет - ни солнечного крымского неба, ни высоты, ни счастья полета…
Когда Гусаков пришел вместе со своим другом Борисом Масловым в сентябре 1943 года в наш полк, он попросил меня:
- Товарищ командир! Мне нужно как можно больше летать на боевые задания.
- Чем же вы лучше других?
- Я не лучше. Но мне нужно отомстить… за погибшего друга.
Я не стал расспрашивать подробности. Видел - тяжело на душе у человека. И только много месяцев спустя узнал о трагедии, происшедшей с Луценко.
* * *
- Гусаков и Маслов, будете сопровождать штурмовики в Феодосию.
- Есть!
- Воздушным боем не увлекаться. Главное - охрана "илов". И помните о десяти минутах над целью. Остальной бензин - на обратный путь.
- К чему вы это, товарищ командир?
- Молодые, можете увлечься…
- Так и вы, товарищ командир, не старик.
- Я - другое дело. Я не забуду.
Летчики четко повернулись и побежали по полю к машинам.
Тревога не покидала меня. Из головы не выходила фраза, оброненная в разговоре Василием: "Мне нужно отомстить…".
"Не наломал бы он дров", - подумалось тогда. По собственному опыту я знал, что случится, если истребитель забудет об этих десяти минутах, ставших для нас проклятием.
"Илы" держались у самой воды. Волна за волной заходили они в атаку.
Вот уже пылают две десантные баржи. Чадит пароходик. Причал усеян трупами гитлеровцев.
"Мессеры" появились, как всегда, внезапно. Фашистские летчики, видимо, уже изучили нашу тактику. Они вывели машины веером на разных высотах. Было ясно, что завязывать затяжной бой с "яками" они не собираются. Их цель - штурмовики.
Гусаков отрезал первую группу атакующих от "илов". Маслов бросил машину в самую гущу второй группы. Остальные истребители сковали боем третью группу фашистов. Три воздушных "карусели" одновременно закружились над Феодосией.
На минуту Василий забыл все наставления командира - так выгодно для него сложилась в эту секунду обстановка: два "мессера" точно нарочно "подставляли" ему свои хвосты. Еще чуть-чуть дотянуть и…
Хорошо еще, что он вовремя обернулся. Какой же он простофиля! Его и ведущего просто отводили в сторонку: справа с небольшим углом пикирования рвался к штурмовикам нивесть откуда взявшийся Ме-109.
- Борис! Справа "мессер". "Мессер" справа!..
Гусаков не знал, услышал ли его в это мгновение Маслов. Раздумывать было некогда.
Только бы успеть! Успеть во что бы то ни стало! Резко повернув вправо, Василий дает длинную заградительную очередь. Потом, сблизившись, бьет со всех точек.
"Мессер" отворачивает, огрызается огнем. Дистанции между машинами стремительно меняются: 200, 250, 300 метров… 250, 200…
Новая очередь. Мимо…
- Борис! Он сворачивает на прежний курс. Идет на штурмовика!.. - голос Гусакова уже охрип от напряжения.
"Услышал!" - на миг отлегло у Василия от сердца: Борис резко разворачивает "як", выходя в атаку на "мессера".
И в эти секунды справа от машины Гусакова прошли трассирующие пули. Василий стремительно обернулся. "Шляпа!" - выругал он себя: его атаковал другой "мессер".
"Что делать? Ситуация исключительная: ведущего никто прикрыть не может. Борис занят атакой "своего" фашиста. Значит, оставлять его нельзя. Но тогда тебя, Вася, собьют, - вот и "мессер" в хвосте…"
Решение пришло мгновенно. Гусаков резко бросает свой самолет на преследователя. Расчет один: фашист наверняка не пойдет на столкновение, отвернет. А это - выигрыш драгоценных секунд… Так и случилось. "Мессер" рванулся в сторону.
Теперь - прикрыть Бориса!
Когда Василий вышел из виража, то увидел, как Маслов уже медленно разворачивался вправо. А "его" "мессер" камнем шел к воде. Вот он коснулся плоскостью поверхности моря, "прочертил", подняв каскад брызг, несколько метров и скрылся в глубине.
Когда друзья снова "привязались" друг к другу, слева от них к воде, оставляя за собой шлейф черного дыма, пронесся еще один "мессер". Это работали их друзья, продолжая надежно прикрывать наши бронированные штурмовики - "илы".
Ни один фашистский истребитель к штурмовикам не пробился.
После разбора операции в летную книжку Маслова вписали сбитый самолет. В книжку Гусакова - "обеспечил прикрытие ведущего, который сбил Ме-109".
Попробуй тут разберись, что и кому "вписывать": только за месяц Гусаков и Маслов совершили 22 боевых вылета и вместе еще сбили "фокке-вульф" и "мессершмитт".
- Не знаю, какую канцелярию мне с вами разводить? - озадаченно спросил я однажды, встретив неразлучных друзей.
- А зачем нам канцелярия? - серьезно ответил Василий. - Это не наши сбитые. Это - Сережи Луценко…
"Горжусь, что летал ведомым…"
История, рассказанная в свое время Василием, потрясла меня. И не только своим трагизмом. Действительно, поставьте себя на место Гусакова. Как должен чувствовать себя летчик, услышав за своей спиной: "Он бросил ведомого"? Услышал, а доказать ничего не мог. Ведь во время боя, кроме Василия и Сергея Луценко, никого из свидетелей рядом не было. Какую тяжесть носил на душе этот замечательный парень!
Но и "арифметика" бесспорных побед Маслова и Гусакова заставила размышлять о многом.
Действительно, может ли одержать победу ведущий, если его не прикрывает ведомый? Конечно, нет! Его непременно собьют. А что стоит сам по себе ведомый без товарища? Ровно ничего. Он окажется в совершенно аналогичной ситуации.
Вот она истинная цена боевого летного товарищества. В нем - вся сила.
"Нужно об этом обязательно поговорить по душам с молодыми летчиками, - подумал я тогда, делая для памяти пометки в блокноте. - Рассказать о том, как губительна для летчика честолюбивая погоня за числом лично сбитых самолетов, как прочно и неразрывно должно быть боевое содружество и взаимопомощь в воздухе ведущего и ведомого. Они - единый боевой организм". Эта пометка и сейчас сохранилась в моем фронтовом блокноте.
Когда я делал эту запись, то не знал, что тот же "единый боевой организм" Маслов - Гусаков вскоре даст яркий впечатляющий материал для раздумий на эту тему.
Это сейчас я написал спокойное слово "материал". Тогда же Гусаков, хотя и одержал победу, оказался буквально на волосок от смерти…
* * *
Группа из шестнадцати истребителей (ее вел начальник штаба майор Локинский) получила задание патрулировать над Керчью.
Первую эскадрилью вел капитан Гриб. Гусаков оказался ведомым у того же Маслова.
Так уж случилось: друзья бесконечно верили друг в друга и всегда вылетали на выполнение боевых заданий "своей" парой.
Истребители прошли мыс Казантин, развернулись на Керчь.
- Внимание! Выше проходит группа в составе шести "мессеров", - предупредил Локинский.
"Яки" развернулись для атаки, рассредоточились, но фашисты, не приняв почему-то боя, ушли в сторону Феодосии. И тут Василий вдруг заметил стремительно догоняющий их Ме-109.
"А этот откуда взялся? И что ему нужно?" - недоумевал Гусаков, видя, как "мессер" демонстративно идет на сближение.
Неожиданно фашист отвернул вправо, но вот снова направился к ним.
"Что за психа бог послал? - недоумение Гусакова росло. - Это же для него верная смерть. Нас двое - он один… А, может быть, не один?.."
Василий оглядел небо. Нет, нигде самолетов противника больше не видно. И тут его терпению пришел конец.
"Ну сейчас я тебе, наглецу, покажу!" - Гусаков прибавил обороты, вышел вперед Маслова и прокричал в микрофон: "Прикрой!.. Сейчас мы его проучим!.. Атакую!.."
Качнул плоскостями и бросился в погоню.
Гусаков не сомневался - Борис идет за ним, прикрывает его с тыла.
Но, как потом выяснилось, Маслов не расслышал сигнала по радио и потерял ведомого из вида.
А Василий уже шел на сближение с "мессером". У летчика сложилось впечатление, что гитлеровец его не видит.
"Сейчас увидишь!.." - сквозь зубы процедил Василий, когда до врага оставалось метров 900.
800, 700, 600… - расстояние стремительно уменьшается.
Но что это? - фашист переворачивает самолет, идет "головой вниз". Гусаков в недоумении следует за ним.
Гитлеровец стремительно перевел машину в нормальное положение и со снижением стал уходить вправо.
Василий на всякий случай на миг оглянулся. Да, сзади его, чуть выше идет машина. Конечно же, Маслов его прикрывает. Успокоившись, он снова бросил свой самолет на сближение с врагом. Увлекшись атакой, он уже не видел ни земли, ни неба. Только - ненавистные черные кресты на плоскостях.
А гитлеровец вошел в пике и, набрав скорость, начал делать на громадной скорости что-то вроде замедленной восходящей бочки с большим радиусом разворота. Вторую половину этой фигуры он выполнял со снижением.
Гусаков, словно "привязанный", не отставал от "мессера". "Ничего, как не крутись - прицелюсь… Только бы ударить наверняка!.." - Из-за кульбитов, которые выкидывал фашист, Василий никак не мог прицелиться, хотя дистанция между машинами порой сокращалась до 200–300 метров.
Гитлеровец на пикировании с разворотами, на громадной скорости метался то влево, то вправо.
"Когда же кончатся эти "фортели"!" - с досадой подумал Гусаков, и в эту же секунду фашист вдруг попал в самое перекрестие прицела.
С дистанции 100 метров (Василий различал каждую заклепку на самолете врага) Гусаков сразу дал залп из пушки и пулеметов. Промах был исключен…
Он видел, как от его залпа разлетелось стекло кабины немца, как он пошел, заваливаясь на крыло, к земле. А она была совсем рядом…
И в то же мгновение другая очередь, идущая откуда-то с хвоста "яка", резанула по машине Гусакова.
Почувствовав, что кто-то бьет по его машине, Василий оцепенел. К счастью, это длилось мгновение.
Изо всех сил ручку - на себя. От перегрузки потемнело в глазах. И только набрав высоту, Гусаков понял в чем дело.
Первый "мессер", который он сбил, был лишь приманкой. А за ним, Василием, шел не Маслов, а второй фашист, которому, благодаря его, Василия же, беспечности, удалось незаметно зайти в хвост "яку". Дай гитлеровец очередь на секунду позже, и самолет Гусакова неминуемо врезался бы в землю: слишком мала была высота для маневра.
Но увидев, что, казалось бы, верная добыча от него ускользнула и что советский летчик, так стремительно набравший высоту, находится в более выгодном положении, фашист уклонился от боя и ушел к Феодосии.
Василий почувствовал, что лоб его под шлемом совершенно мокрый. Взглянул на землю. Там догорали остатки сбитого им "мессера". А на душе было холодно и муторно…
Гусаков, нигде не найдя Маслова, повернул домой.
"Конечно, я допустил ошибку, - казнил он себя. - По сути дела бросил ведущего… И в каком виде я покажусь на аэродроме! Очередь, выпущенная "мессером", отбила верхнюю часть киля и срезала антенну самолета. Что я скажу теперь Маслову, Локинскому? А Авдеев так уж точно скажет - "разгильдяй!" И про сбитый "мессер" вспоминать не стоит. Кто видел, что я его сбил? Никто. Еще сочтут вруном. Тогда навек опозоришься"…
Над Керчью Василий увидел свои самолеты.
- Где же ты был?! - голос Маслова по радио звучал не добро…
"Слава богу, что антенна сбита, - мелькнула мысль у Гусакова. - Хоть сразу отвечать не нужно. А когда долетим домой, что-нибудь придумаю…"
В это время от Феодосии появилась группа "мессеров". Началась воздушная карусель. На глазах у всех Локинский меткой очередью срезал Ме-109.
"И у меня победа, - уже с грустью подумал Василий. - А о ней даже рассказать нельзя…".
* * *
Маслову, однако, Гусаков врать не мог и не хотел. Поведал ему все как было.
- Может быть, доложим все-таки Авдееву, - засомневался Борис.
- Что ты! Он мне голову снимет! - замахал руками Василий.
Прошло несколько дней. По различным каналам разведки мы получили точное подтверждение: под Керчью такого-то числа "яком" сбит Ме-109.
Никаких других истребителей из соседних с нами авиачастей в этот день там не было.
Я ходил в недоумении: такого еще не бывало. Сбить "мессер" и не доложить об этом?! Кому и зачем это нужно?
Расспрашиваю Локинского. Он разводит руками:
- Ей богу ничего не знаю, Михаил Васильевич.
Начал вызывать летчиков.
Дошла очередь и до Маслова с Гусаковым. Смотрю - переглядываются.
- Ладно, Василий, - Борис махнул рукой. - Все равно нужно когда-нибудь ответ держать…
И тогда Гусаков рассказал мне все по порядку.
Как поступить? С одной стороны, человек проявил инициативу, сбил фашистский самолет. С другой, чуть не угробил сам себя, осложнил тактическую обстановку…
"Но, - размышлял я, - ему сама жизнь преподала жестокий урок. Такие уроки не забываются…"
- Ладно, идите, ребята, - отпустил я друзей. - Читать нотации не буду. Сами все понимаете… Только вот одно: что сразу не доложили - это уж совсем плохо…
* * *
Уже после войны в одном из писем ко мне Василий Гусаков, вспоминая в ряду других об этом случае, писал: "Глупо все это получилось. Просто нахальство фашиста, за которым я погнался, ввело меня в заблуждение…"
Да, видно крепким был урок, если человек вспоминает о нем почти тридцать лет спустя после совершившегося.
"…Не могу не вспомнить и такого случая, - продолжал Василий Гусаков. - Мы все очень любили прекрасного человека, душевного товарища, командира эскадрильи Героя Советского Союза Г. В. Москаленко. Однажды он с ведомым лейтенантом Бондуковым вылетел на выполнение боевого задания. Неожиданно с высоты на них спикировала четверка "мессеров". Завязался бой. И вдруг у машины Москаленко выпали шасси. Что ни делал командир - шасси не убиралось. Увидев это, фашисты во что бы то ни стало решили добить ведущего. Бондуков вначале растерялся, но тут же услышал по радио спокойный голос Москаленко: "Не волнуйся. Прикрывай. Все будет в порядке…"
Бой шел, а ведущий вовремя подбадривал ведомого. Что только не делали гитлеровцы, какие маневры не совершали, отрезать Бондукова от Москаленко им не удалось. Так ни с чем фашисты и убрались восвояси. А пара Москаленко - Бондуков выполнила задание и вернулась на родной аэродром.
Летая ведомым, - размышляет Василий, - я понял, что если он отлично знает свои обязанности, ведущий уверенно находит и атакует врага. Да ведущий и обязан больше смотреть вперед, а не на свой хвост. Ведомый - это щит ведущего.
Я горжусь, что летал ведомым у замечательных летчиков…".