Амплуа первый любовник - Маргарита Волина


В этой книге о знаменитом русском актере говорят друзья и партнеры по сцене. В повести о его театральной юности, написанной М. Волиной, рассказано о театральных "скитаниях" учеников знаменитого режиссера А.Д. Дикого, среди которых Менглету было отведено место премьера, главного героя, героя-любовника. Лирические воспоминания самого артиста посвящены замечательным людям, с которыми ему довелось встретиться в Театре сатиры, где он служит уже почти шестьдесят лет. А коллеги Георгия Менглета с благодарностью и теплотой вспоминают их общую "жизнь в искусстве".

Содержание:

  • Предисловие. Первый любовник - амплуа 1

  • Маргарита Волина. "Первый любовник" 1

  • Георгий Менглет. "Воспоминания первого любовника" 26

  • "Высокопарных слов не стоит опасаться…" 46

  • Роли и постановки 55

Маргарита Волина, Георгий Менглет
Амплуа - первый любовник

Предисловие. Первый любовник - амплуа

От первого любовника требовалось: уметь любить на сцене - и влюблять в себя всех зрительниц (зрителей-мужчин не обязательно).

Предисловия утомительны не только для читателей, но, бывает, и для автора. Книга уже написана, а ему все неймется, все кажется, что без каких-то предварительных замечаний он будет недопонят читателем в своих лучших намерениях. Но в данном случае без предисловия никак не обойтись, ибо вам предстоит прочитать книгу не совсем обычную. Она состоит из нескольких частей.

Первая ее часть, написанная Маргаритой Волиной, рассказывает о той поре жизни Георгия Менглета, когда он играл па сцене (да и в жизни) главным образом роли первых любовников.

Во второй же части сам Георгий Павлович вспоминает о своих учителях и о юном Чацком, пленявшем своих сверстниц, о двух главных страстях своей жизни - театре и футболе, о своих коллегах, замечательных актерах, без которых невозможна история российского театра, и о своих любимых женщинах. Во второй части книги конечно же будет и рассказ о главном театре Менглета - Театре сатиры, на сцену которого он с триумфом выходит вот уже более полувека.

У Георгия Павловича удивительная память. Светлая, трезвая, с только ему присущим отбором, нежностью и благодарностью. Он иногда одной фразой формулирует то, о чем принято сегодня говорить, долго смакуя подробности, вспоминая фамилии и факты.

В третьей части книги о Менглете рассказывают его соратники и друзья, те, кому он по-человечески дорог.

В этом повествовании будет и рассказ о любви Георгия Павловича и Нины Николаевны Архиповой, с которой они вместе более сорока лет.

Говоря о Менглете даже до архиповского периода, нельзя хотя бы совсем кратко не объяснить, что же это за явление такое - Нина Архипова… Озорная девчонка Замоскворечья, с малых лет певунья и плясунья, бегает на коньках наперегонки с мальчишками, плавает, лазает по деревьям… Выпускница Щукинского училища почти без репетиций играет в Театре имени Евг. Вахтангова мадемуазель Нитуш в оперетте с одноименным названием (обе исполнительницы Нитуш - Галина Пашкова и Людмила Целиковская - неожиданно заболели, и Архипова выручила театр). Ну а если уж быть совсем честными, то надо признать, что Нина загодя все танцевальные номера спектакля отработала дома и терпеливо ждала случая, чтобы показать, на что она способна. Красота и обаяние ее Денизы в "Мадемуазель Нитуш" покорили сразу.

В кино, тоненькая, хрупкая, с огромными серыми глазами, Нина очаровательна и как-то документально правдива, будто ее скрытой камерой снимают. На сцене та же правда в соединении с вахтанговской смелостью решений и выразительностью. К тридцати годам у нее по-прежнему милый девичий облик, и, хотя позади немало горя, все ее образы пропитаны добротой, женственностью, обаянием и влюбленностью в жизнь. В Театре сатиры ей нравится. Есть интересная работа - чего же еще желать!

"Знающий многих женщин познает женщин, знающий одну - познает Любовь". До того как Менглет не нашел Ее - Единственную, - он познавал женщин. С ней он познает Любовь, но об этом он расскажет сам.

А теперь… как сказал Юрий Гагарин:

"Поехали!"

Маргарита Волина. "Первый любовник"

Глава 1. Первый любовник

У ревнивого старика томится взаперти молодая жена. Боясь измены, старик не приглашает в дом гостей и никуда жену не выпускает А юной жене - необходим любовник! Но где его взять? Соседка Ортигосса - торговка и сводня - прорывается в дом старика, предлагая ему купить за сходную цену ковер. Старик богат, но скуп, он гонит торговку, она умоляет его хотя бы взглянуть, как хорош ковер! Старик нехотя соглашается. Ортигосса с помощью девочки, племянницы жены старика, разворачивает ковер, растягивает его на поднятых руках перед его носом и… красавец идальго (отгороженный от старика ковром, как ширмой) проходит в комнату его жены. Трюк с ковром, придуманный Ортигоссой, молодой жене известен: любовника встречают жаркие объятия Торговка сворачивает ковер, а из комнаты жены (теперь запертой изнутри) доносятся восторженные крики" "Ах, как хорош молодой любовник, как сладки его поцелуи!" И т. д. и т. п.

Старик, думая, что жена просто издевается над ним, требует прекратить дурацкие шутки и отереть

дверь! Дверь ему не отпирают, охи и ахи продолжаются, вплоть до заключительного и сладострастного "А-а-ах!".

Старик разъярен!

Ортигосса вновь предлагает ему взглянуть на ковер. Старик плюется, брыкается, негодует…

Ортигосса и племянница жены старика снова растягивают на поднятых руках ковер, и… любовник (сделавший свое дело) снова проходит перед ковром, только теперь уже в обратную сторону.

"Ревнивый старик" - одна из трех интермедий Сервантеса (в переводе А.Н. Островского), поставленных А.Д. Диким в своих "Театрально-литературных мастерских".

На бессловесный проход любовника Алексей Денисович пробовал многих своих учеников. Раздувая ноздри, проходил мимо ковра бешено темпераментный Игорь Малеев, и ницшеанец, чудак-философ Александр Лифшиц, и знаменитый впоследствии киноактер Сергей Столяров - но никого из них Дикий не утвердил.

Сладострастно охала и ахала за сценой Любовь Горячих (молоденькая жена); Ольга Якунина (соседка Ортигосса) осаживала свое контральто почти до баса, курила трубку и в конце концов научилась "плеваться вожжой" (требование Дикого); Лидия Бергер (малютка - племянница жены старика) была озорна, наивна и лукава; восемнадцатилетний Лазарь Петрейков ("ревнивый старик") был невероятно дряхл; а вот бессловесный любовник - все был тот, да не тот.

Но 30 июня 1934 года в "Мастерские" был принят некий Жорик Менглет. Голубоглазый, тощий, бледный, короткие темно-русые волосы гладко причесаны, уголки губ чуть загнуты вверх, и потому на лице всегда полуулыбка. Жорик ничем особенно среди диковцев не выделялся. Почему Алексей Денисович решил попробовать его на роль бессловесного любовника - тайна мастера. Но Дикий рискнул! Объяснил Менглету, что от него требуется. Жорик молча, с полуулыбкой, выслушал, понял, выполнил - и был утвержден!

19 декабря 1935 года в концертном зале Дома ученых состоялся общественный просмотр "Интермедий". Зрителей набилось - масса. Стояли в проходах, сидели по двое на одном стуле. Спектакль прошел на ура!

Такого же, если не большего успеха удостоились "Интермедии" на просмотре в Центральном доме работников искусств. Критики называли спектакль "созвездием молодых талантов" - персонально, чтобы не зазнавались, никого не отмечая. И… напрасно! Ибо проход любовника - Жорика - был поистине шедевральным.

Ковер растянут перед носом старика. Из правой кулисы, в шляпе и плаще, выходит смуглый (Испания - грим морилка) ослепительно красивый идальго. Слегка набычившись, деловой походкой, ни от кого не прячась, он пересекает сцену и скрывается в левой кулисе. Аплодисменты! Еще не переходящие в овацию - но достаточно бурные. Отзвучали охи и ахи жены, ковер снова поднят и растянут, из левой кулисы выходит любовник - голова откинута, и на лице уже не полуулыбка, а победная улыбка. Он хорошо сделал свое дело, черт возьми! это ему не впервой! он своего дела мастер! и - легкий жест правой рукой от лица в сторону, словно говорящий: "By а-ля! Ну разве кто в этом сомневался?" Гром аплодисментов, переходящих в овацию.

- Ты у нас сегодня лавропожинатель! - сказал Алексей Денисович Дикий Менглету.

Всеобщий успех, как у настоящих артистов заведено, отмечали банкетом.

Успех был действительно всеобщим, и аплодисменты срывали многие исполнители - но ролей заглавных и главных! Менглет отличился в бессловесном эпизоде - вот в чем штука!

На довольно пышном застолье Жорик с аппетитом кушал - но пил… только воду!

У него, видите ли, идиосинкразия к спиртному. Он ни водки, ни вина не пьет!

Это многим не понравилось. Несколько примирило с новичком (ребят, девочки пока об этом не узнали), что тихий, вежливый Менглет любит крепкие слова и может выдать такой трехэтажный мат, какой ломовикам с Каланчевской улицы и не снился.

Еще в 1920-е, мальчишкой, приехав на каникулы в Москву, Жорик увидел во МХАТе 2-м "Блоху" режиссера Дикого. И влюбился - и в спектакль-балаган, и в актера Дикого - лубочного генерала Платонова с огромными усищами и охрипшим от команд голосом. В 1930 году "Мастерских" Дикого не существовало, и Менглет поступил в ЦЕТЕТИС [Центральный театральный институт, позднее - ГИТИС (Государственный институт театрального искусства имени А.В. Луначарского), а ныне - РАТИ (Российская академия театрального искусства).], в класс А.П. Петровского, но койки в общежитии ему, сыну бухгалтера (то есть служащего), не полагалось. Выручила семья однокашника по средней школе Жени Кравинского; отчима его (военного) перевели в Москву из Воронежа в конце 1920-х. Портниха матери Жени сдавала "угол". О цене договорились (она была невелика), и Жорик с узелком (пара брюк, две штопаных рубахи) отправился на 2-ю Тверскую-Ямскую - до этого он ночевал где придется, но чаще всего у тех же Кравинских. Хозяйка оказалась тридцатипятилетней миловидной женщиной, комната - уютной, чистой. Кстати, не надо думать, что "угол" - это обязательно угол комнаты. Это было тогда такое выражение: "снимаю угол", "сдаю угол", а находиться "угол" мог у стены за шкафом и даже под столом!

Каков был "угол" у миловидной портнихи, Менглет забыл, но он хорошо помнит, что она, расстелив свою постель, предложила ему… разделить с ней ложе! Жорик с полуулыбкой вежливо отказался: дескать, он не привык спать вдвоем и потому, дескать, он лучше ляжет в своем "углу". Хозяйка не настаивала, но утром она учтиво сказала, что присутствие постороннего мужчины в комнате ей спать мешает. И потому, дескать, пусть Жорик забирает свой узелок и катится к чертям собачьим. Менглет покатился не к чертям, а все к тем же Кравинским и объяснил Жене ситуацию. Женя сказал: "Не горюй! Я ее вместо тебя…бу, она довольна останется".

После занятий Менглет и Женя явились на 2-ю Тверскую-Ямскую. Сына постоянной заказчицы хозяйка, конечно, знала и потому гостей не выгнала, а предложила им чаю. Менглет попросил разрешения переночевать: "Еще только одну ночку!" Хозяйка согласилась - засиделись допоздна! И Женька - он был хорош, эдакий "неаполитанский мальчик" (еврейской национальности) - сказал: "А можно я тоже у вас переночую? Я на полу на коврике лягу". Хозяйка не возразила. А Женька, пока она стелила свою двуспальную кровать, шепнул Менглету: "Ты, как ляжешь, так сразу храпи! Громко храпи! Понял?" Менглет лег - и сразу захрапел! Свет погас. И что там было с хозяйкой у Жени, Менглет не видел и не слышал. Утром он застал Женьку на полу, на коврике…

Так продолжалось больше месяца… Правда, не каждую ночь, но раза два в неделю обязательно. Менглет храпел в своем углу, Женя спал на коврике, и все были довольны.

Потом к хозяйке приехала дочь, Менглет взял свой узелок и ушел к Кравинским… но ненадолго! Дело в том, что он собирался жениться на дочери политкаторжан, в которую был всерьез и надолго, как ему казалось, влюблен.

До этого, правда, он тоже был влюблен - в однокурсницу, татарочку Галию Ибрагимову. С ней он целовался в жасминных кустах - возле храма Христа Спасителя. Черные глаза Галии, белые цветы жасмина. Белый храм с золотым куполом… Поэзия!

Но Галия уехала в Казань и не вернулась… Наверное, умыкнул ее какой-нибудь хан или бай из еще нераскулаченных. Пока рядом была Галия, Менглет на дочку политкаторжан (тоже однокурсницу) не смотрел. Галия с ее эротическими линиями ту высокую, стройную девушку - загораживала.

Галия исчезла, Менглет обратил свое внимание на Валю Королеву и уже - в буквальном смысле слова - не отрывал от нее глаз. "Как подсолнух к солнцу, поворачивался к ней". (Это мне восьмидесятилетний Георгий Павлович сказал.) Нефертити, супруга еретика - фараона Эхнатона, в 1930-е годы еще не была в моде, позже ее профиль появился в каждой престижной квартире. У Вали был профиль Нефертити, обернется - и уже ничего египетского, а что-то скифское, степное… Светлые глаза, широкоскулое, будто только что умытое лицо… И вся она чистая! Цельная, прямая. Либо "да". Либо "нет". Щедрость души под панцирем сдержанности. Взгляд почти всегда суров - и вдруг улыбка. И смех: звонкий, детский…

Такова была дочка ссыльнопоселенца Григория Васильевича Королева и Берты Ансовны Рога, рожденная в 1911 году в деревне Ярки Красноярского края. "Королёва-королева"! Менглет влюбился в ее профиль, в ее ноги и в ее суть! Жорик при своей худобе был мягок, обтекаем. Валя - будто вычеканена из драгоценного твердого материала искусным мастером. В поездке (от ЦЕТЕТИСа) по раскулаченным селам Менглет попал в одну агитбригаду с Королевой. И ему поручил однокурсник Николай Рытьков опекать Валю и… присматривать за ней. Последнего можно было не "поручать". Менглет и так с нее глаз не спускал, и только слепо влюбленный в Валю Рытьков этого не видел. Чем кончилось "спекание" - нетрудно догадаться. Вернулись из поездки Менглет и Королева женихом и невестой. Вскоре Жорик отправился с Валей в ЗАГС, а затем перебрался от Кравинских к политкаторжанам. Они занимали большую комнату в коммунальной квартире. И у Вали с Жориком в этой комнате был свой "угол": меньшая часть комнаты, отгороженная шкафом от родителей. Хозяйство велось общее, и Менглет на политкаторжанских пайках несколько отъелся. Но чтобы не быть никому в тягость, в дни, когда Жорик ездил в ЦЕТЕТИС на трамвае, он за чаем ел только черный хлеб, когда ходил пешком - решался откушать и белый. Эта странная экономия молодых супругов устраивала. Родителей Вали, возможно, смешила. Но, счастливые счастьем дочки, в дела молодых они не вмешивались.

Валентина была первой женщиной Менглета. Георгий - ее первой и единственной любовью, на всю жизнь! До поездки с агитбригадой она не думала, что он - ее судьба! Вале мужественный, решительный и талантливый Николай Рытьков вообще-то нравился. Забавный, можно сказать, трагикомичный случай, произошедший с Менглетом на одном из выступлений агитбригады, решил дело по-своему.

Не задумываясь над тем, нужны ли раскулаченным агитационные выступления, театральная молодежь тех лет рвалась в деревню. Менглет не рвался, но ездил охотно. Наверное, потому не рвался, что его учитель Андрей Павлович Петровский откровенно говорил:

- Все это несерьезно и даже глупо. В дни народного горя плясать и петь куплеты на "злобу дня" - это не агитировать за колхозы, а вызывать у крестьян ненависть, которой из-за "перегибов" и так хватает.

Петровский не ошибался! На одном из выступлений агитбригады "на солнечной полянке", когда Менглет плясал и пел о "вредных кулаках" и "подкулачниках", один из благородных зрителей поднял заранее приготовленную дубину (которой ворота запирают), шагнул к артистам и опустил дубину на голову Менглета. Если бы Жорик не успел отклониться - "первому любовнику" не шагать бы по русской советской сцене (а мне эту книгу не писать)!

Жорик успел отклониться и остался жив! Об этом случае писали в газетах - и Менглет стал на какое-то время "героем дня"! А геройство его состояло лишь в том, что он вовремя отклонился. Его спасла быстрота реакции - свойство, необходимое как фехтовальщику, так и актеру и присущее Менглету с юности.

Когда все обошлось благополучно, Валя поняла: если бы "подкулачник" убил Менглета, она бы тут же, на месте, умерла. (Чем отделался "подкулачник", в газетах не сообщали.)

Все эти факты и фактики биографии Менглета диковцам стали известны от его приятелей, тоже учеников А.П. Петровского, принятых примерно в одно время с Менглетом в "Театрально-литературные мастерские" (с 1935 года - Театр-студия под руководством А. Дикого). Сам Менглет о себе мало распространялся. Он занимался вместе со всеми ритмикой, жонглированием, акробатикой, особого таланта в этих предметах не проявляя.

На репетициях "Леди Макбет Мценского уезда" (второй спектакль после "Интермедий") внимательно слушал замечания Дикого и вместе со всеми аплодировал его "показам". В перерывах весьма азартно доказывал Дикому, что футболисты ЦКА - сильнее спартаковских и динамовских, вместе взятых.

Кроме театра, он увлекался лишь футболом…

- Аполитичный парень, - говорил о Менглете комсорг "Мастерских", - но дисциплине его - комсомольцам поучиться.

Верно. Менглет никогда не опаздывал, никогда не пропускал занятий "по болезни" и - не будучи комсомольцем - никогда не спал на уроках диамата! Никогда не просил у Дикого: "Три рубля, А.Д., до стипендии не найдется?" (Всегда находились.) И наконец, никогда не бегал за водкой - для Алексея Денисовича. К слову, зная, что Менглет не пьет, Дикий никогда за водкой его не гонял!

Верил ли Менглет в "построение коммунизма в одной стране"? Его этот вопрос не интересовал. Верил ли Менглет в Бога? Он не был в глубоком смысле этого слова религиозен. Но если бы комсорг его спросил: "Ты переживал, когда храм Христа Спасителя взорвали?" - Жорик бы ответил: "Да! Я переживал ужасно!" Но комсорг его об этом не спрашивал.

Менглет часто уклонялся от ответа - лгал он редко. Возможно, поэтому он и пионером не был. Пионерам в церковь была дорога заказана. Маленький Жорик любил ходить с матерью в Покровский собор. Врать - никогда я там не бываю - он не желал.

Храм Христа Спасителя взорвали в 1932-м. Взрыва Менглет не видел. Он видел, как растаскивают кранами останки развалин. Жасминные кусты были изломаны, смяты. А Менглет не только целовался с Галией в жасминных кустах. Он часто один приходил в храм. Красота росписи стен, скорбное лицо Спасителя, торжественность богослужения приобщали его к чему-то непознаваемому, тайному…

Тайна была взорвана, растоптана.

Не веровавший по-настоящему в Бога, Менглет боготворил (иначе не скажешь) своего первого учителя театрального мастерства Андрея Павловича Петровского. И его неожиданная смерть как-то совпала в памяти Менглета с разрушением храма.

Дальше