* * *
Двенадцатый день живут беженцы из Акапу в шалашах из веток и травы, построенных в лесу на склоне потухшего вулкана Тятя. Запасы риса пришли к концу. Питались отварами трав и съедобными кореньями. Некоторые хотели спуститься вниз, чтобы принести из дома кое-что из еды. Но единственный представитель власти, полицейский Ока, не разрешил.
Утром тринадцатого дня, когда туман еще окутывал подножие горы, беженцев разбудил гром выстрелов. Сначала канонада звучала глухо, потом приблизилась. Казалось, пушки и пулеметы стреляют со всех сторон, где-то совсем рядом.
- Это гремят пушки нашей победы! Наши доблестные самураи бьют русских! - закричал Ока. - Сейчас мы услышим громовое "банд-за-ай"! И… когда разрешат, можно будет спуститься в долину.
Но измученные голодом и страхом люди не выразили радости. Они тревожно вслушивались, пристально вглядывались в стену тумана, будто могли что-то увидеть за ней. И вздрагивали при каждом залпе.
- Плохо, - сказал дедушка Асано и покачал седой головой.
- Что-о? Что вы сказали? Повторите? - приказал Ока.
- Если вы требуете, Ока-сан, я скажу громко, - ответил старик. - Подождите радоваться. Это бьют пушки с кораблей. Я ведь был моряком.
Ока задохнулся от возмущения:
- Вы… вы… Асано Такита, борусиэбику! Вы не верите в нашу победу! - он сощурился, будто впервые увидел старого рыбака, и, щелкнув лошадиными зубами, поставив ноги по стойке "смирно", отчего они сразу стали похожими на большую букву "о", сказал: - К сожалению, Такита-сан, я должен вас арестовать.
Люди вокруг неодобрительно зашумели. Ока оскалил зубы в улыбке:
- Не волнуйтесь, пожалуйста. Не сейчас. После победы, конечно. - И, надувшись от важности, торжественно закончил: - Она придет к вам, когда последний русский комиссар будет утоплен в океане! Ждите! - И зашагал прочь.
Гром разрывов и трескотня пулеметов постепенно удалялись куда-то в сопки, а потом и совсем смолкли. Туман рассеялся. Но все равно отсюда ни знакомой бухты, ни родного поселка не было видно. Люди ждали. Но полицейский Ока не появлялся.
Взобраться на выступ скалы, откуда все было видно, вызвался худой молодой мужчина, не попавший в армию из-за болезни. Он пошел и вернулся неожиданно быстро:
- Там… там, - и задохнулся в кашле, - на сопках… везде… белые флаги…
Дедушка Асано третий день отказывается от пищи.
- Корми детей, Фудзико. Им жить надо, - говорит он невестке. И снова сидит, поджав под себя ноги, у входа в шалаш. Слегка покачивается его седая голова. Губы беззвучно шепчут что-то. А глаза смотрят через непроницаемую стену деревьев куда-то вдаль.
Сандзо очень жаль дедушку, жаль маму и брата Мицу. Он ничего еще не понимает и все время просит нигиримэси. И Сандзо решился. Он спустится в поселок. Он принесет сушеной рыбы и морской капусты. Много принесет. Всем хватит. Сандзо будет ползти тихо, как ящерица. Русские не увидят его.
* * *
Разведчики Кисурина начали поиск еще до восхода солнца. Снова тщательно излазили лес на склонах вулкана. Никого не нашли. Пытались найти место, где можно залезть на скалы. Добровольцы расцарапали себе руки, изорвали одежду об острые камни, но выше пяти метров никто подняться не смог. Тогда Кисурин приказал отдыхать.
- Ну и вулканчик нам попался! - зло сплюнул солдат с гвардейским знаком и полдюжиной боевых медалей на гимнастерке. - Лучше б снова Кенигсберг брать. Там хоть знал, что к чему…
- Да-а уж кому Тятя, а нам проклятье! - поддержал его сержант Сидоров, которому санинструктор перевязывал разбитую руку.
- Стоп, хлопцы. Не пищать! Смените пластинку, - сказал капитан. - Думать надо. Искать. И найти. Полчаса на еду и отдых. А потом густой цепью обыщем каждый сантиметр. Все!
Небольшого роста, широкоплечий, крепкий, капитан легко, как мячик, подскакивая, сбежал по крутому склону метров на сто ниже разведчиков. Взобрался на высокую скалу, петушиным гребнем выпершую из земли, и в который уже раз посмотрел вверх, на вулкан. Там, где остались разведчики, кончается наиболее пологая часть вулкана, поросшая высокими соснами с зелеными полянками, покрытыми непролазными зарослями четырехметрового курильского бамбука. Выше разведчиков почти отвесно поднимается тридцатиметровая иссеченная временем, вся в трещинах, гигантская каменная ступень, образуя непреодолимый каменный пояс. В нескольких местах он разорван глубокими ущельями. Выше, как бы опираясь на этот каменный пьедестал, снова идет редкий хвойный лес и полоса каких-то кустарников. Еще выше - до самой вершины со щербиной кратера, покрытой нетающим снегом, - царство голых скал и каменных россыпей.
"Где же люди?.. Неужели там, в этом лесу, выше каменной великаньей ступени, в двухстах метрах над головами разведчиков? Но ведь этим путем туда не могли забраться женщины и дети. Значит, есть другой путь! Он где-то здесь, в этих зарослях… Тут и будем искать", - решил Кисурин.
* * *
Оказалось, что принять решение легче, чем осуществить его. Трижды подходил Сандзо к краю ущелья. Заглядывал в бездонную глубину и отскакивал назад. Он сел и заплакал. Потом стал ругать себя самыми обидными словами. Ему вспомнилось, как дедушка сидит у шалаша, как трясется его голова… И злость на самого себя, на свою слабость закипела в нем. Сандзо, держась за корень дерева, росшего у самого края, ногами вперед медленно сполз вниз. Нащупал узкий выступ и сделал первый шаг… Потом второй, третий… А сколько нужно! Триста двадцать шагов сделал Сандзо, когда они убежали сюда от русских. Но тогда впереди с маленьким Мицу за спиной осторожно шагала мама. А сзади был дедушка Асано. И впереди и сзади было много других людей. А теперь он один. Тогда на ногах были легкие дзори. Тридцать семь, тридцать восемь. Главное - не думать о пропасти. Потому что тогда ноги становятся как ватные… Дзори развалились уже на третий день… Пятьдесят три, пятьдесят четыре… Ох, какие острые камни под ногами. Как кинжалы. Вот бы надеть гэта. Но в деревянных гэта разве удержишься на таком карнизе… Об этом тоже нельзя думать. Нельзя!.. Сто двадцать девять, сто тридцать. Сандзо, прижимаясь всем телом к скале, осторожно делает шаг правой ногой и приставляет левую. Опять правую… С каждым шагом каменная тропа опускается все ниже и ниже. Теперь карниз так расширился, что можно идти по нему не боком, а прямо. Но тогда можно нечаянно посмотреть вниз… Ох, как кружится голова!.. Двести семьдесят пять…
- Крра! Кр-р-а! - вдруг закричал большущий черный ворон. Он пролетел так близко, что даже ветром пахнуло в лицо от его крыльев.
- Что ты кричишь! Я же не дохлая лошадь. Я живой!.. Сколько же было! Было двести! Или сто семьдесят!.. Лучше бы двести… тогда уже скоро. - Сандзо снова шагает, шагает, шагает, как автомат.
В ущелье тень. Прохладно. А у него по лицу струится пот, заливает глаза, капает с кончика носа.
Но вот наконец за очередным поворотом карниз вдруг перешел в узкую промоину, идущую вверх, и под ногами оказалась твердая, надежная земля. Перед глазами живая зеленая стена. Высокая, в два человеческих роста. Он побежал по зеленому туннелю с высокими шелестящими сводами из стеблей курильского бамбука. Дальше, дальше от каменного ущелья и пустоты под ногами! Пробился через чащу. Поскользнулся и кубарем покатился вниз по склону, покрытому толстым слоем полусгнивших прошлогодних листьев.
Он задержался у старой березы. Встал на четвереньки и замер. В пяти шагах со странным коротким ружьем на груди стоял русский и смотрел на него страшными светлыми глазами.
* * *
Капитан насторожился. Чуткое ухо разведчика сразу уловило шум в зарослях бамбука. Выше необыкновенного двухэтажного дерева. Ближе, ближе. Кто-то напролом пробивался через заросли. Человек или зверь! Говорят, тут даже медведи встречаются. Капитан заученным движением перевел автомат из-за спины на грудь и щелкнул предохранителем.
Из зарослей появилось что-то бело-синее. Кубарем покатилось по склону и остановилось у двухэтажного дерева.
На четвереньках стоял японский мальчишка в синих штанах и светлой рубашке. Деревянные гэта, связанные веревочкой, болтались у него на шее. Кисурин тотчас убрал автомат за спину и засмеялся. А маленький человек все так же стоял на четвереньках и черными раскосыми глазами смотрел на него. И в этих глазах был ужас.
- Здравствуй! Что же ты не встаешь?.. Как ты меня напугал. Я думал, это медведь, - сказал Кисурин по-японски.
Что-то вроде улыбки скользнуло по лицу мальчишки. Он встал на ноги. Напряженный. Готовый в любую секунду броситься бежать. Но ответил вежливо:
- Коннити ва, сёко-сан. - И низко поклонился.
- Как тебя зовут?
- Сандзо Такита, - снова поклонился мальчишка.
- Вот здорово! Ты - Сандзо! Я - Саня, Александр. Понимаешь? - обрадовался Кисурин. - Давай руку, будем знакомы.
- Вакарунай, сёко-сан. - ответил мальчишка, отскакивая назад от протянутой руки Кисурина.
- Ну, ладно, потом поймешь. Ты оттуда? - капитан показал рукой вверх на виднеющийся за уступом лес.
- Вакарунай, сёко-сан! - испуганно повторил мальчишка и еще отступил назад.
- Вакаранай, вакаранай! - передразнил Кисурин и добавил по-русски: - Врешь ты все. Боишься. - И вдруг неожиданно для самого себя сделал круглые кошачьи глаза, вытянул губы трубочкой и громко сказал: - Мя-а-а-у-у!
- Нэко! - удивленно-радостно вскрикнул мальчишка и в глазах его зажегся огонек любопытства.
- Ну вот это другой разговор! - обрадовался Кисурин и по-японски, не очень-то соблюдая правила грамматики, сказал: - Синай нару, хаяку аруку хиру-мэси о табэру! Йоросий?.
Но мальчишка понял сразу. Он сглотнул слюну и согласился:
- Йоросий, сёко-сан!
- Вот, хлопцы, вам первый житель Акапу! - сказал Кисурин, подходя к разведчикам. - Кормите. Угощайте. И займите его, чтоб не скучал. Вы, Сидоров, со своим отделением остаетесь здесь. Остальным со всем снаряжением - за мной!..
Перед Сандзо поставили две банки: со свиной тушенкой и с мандариновым компотом. Положили хлеб, маленькие японские галеты, плитку ириса. При виде такого богатства глаза его восторженно засветились. Утолив первый голод, Сандзо стал незаметно прятать галеты и ириски в карман - делал запасы для своих родных. Сержант глазами приказал солдатам молчать.
После еды Сидоров затеял занимательную игру. Он или кто-нибудь из солдат тыкал пальцем в какую-то вещь и просил назвать ее по-японски. Сандзо называл и весело смеялся, когда солдаты коверкали такие простые и понятные слова…
* * *
Разведчики быстро нашли в зарослях бамбука промоину, выводившую к каменному карнизу.
- Как же они тут с детьми шли? - ужаснулся Кисурин. И приказал; - Прямо с начала тропы через каждые пять метров забивайте крючья и тяните веревку. А то еще сорвется кто.
Разведчики, выравнивая тропу кое-где кирками и оставляя за собой надежно закрепленную веревку, выбрались на верхнюю площадку. Когда они подходили к шалашам, построенным под старыми елями и пихтами, там поднялся переполох. Кисурин остановился и обратился к людям с давно обдуманной речью:
- Жители Акапу! Вы напрасно боитесь русских солдат. Никто не тронет ни вас, ни вашего имущества. Спускайтесь в поселок и живите так, как вы привыкли. Можете ловить рыбу или добывать из океана морскую капусту. Я, русский комендант поселка капитан Александр Кисурин, гарантирую вам спокойствие и неприкосновенность. Я знаю: вы голодны. Прошу вас. Подойдите и возьмите продукты, чтобы подкрепить силы. А потом мы поможем вам спуститься вниз.
Люди с изможденными худыми лицами стояли, прижимаясь к стволам деревьев, выглядывали из шалашей и молчали. Страх перед русскими, воспитанный японской военщиной, японской печатью, японскими учителями, сковывал их. Они боялись поверить.
Никто не сделал ни одного движения. Тишина… И вдруг откуда-то из-за спины послышался приближающийся мальчишеский крик:
- Такита-сан! Росиадзин йоросий! Росиадзин хэйтай йоросий!
Кисурин обернулся. Это бежал Сандзо.
* * *
Смышленый Сандзо понял, куда ушли почти все солдаты с капитаном. Поиграв в слова, Сандзо предложил самому маленькому по росту солдату, ефрейтору Коле Круглову, поиграть с ним в ловитки. Коля смутился.
- Ну чего ты, ефрейтор, - сказал ему сержант Сидоров, - поиграй с мальцом. Капитан приказал забавлять его.
Сначала они бегали друг за другом между деревьями поблизости от стоянки. Солдаты вместе с Сидоровым хохотали до слез, глядя, как ловкий маленький Сандзо обманывает, увертывается от Круглова. Игра шла с переменным успехом. Потом Сандзо побежал, виляя между сосен, и нырнул в заросли курильского бамбука. Кругов полез за ним, но скоро понял, что в такой чаще маленького мальчишку не найти.
- Сандзо! Сандзо! - кричал ефрейтор.
Но верхушки четырехметровых стеблей бамбука не шевелились. Мальчишка не откликался… А Сандзо тем временем уже шел по каменной тропе. Теперь ему не было так страшно. Он держался за крепкую веревку. В ущелье ярко светило солнце. И недалеко были веселые солдаты Кисури-сана.
* * *
- Кисури-сан йоросий! Росиадзин хэйтай йоросий!- кричал Сандзо, подбегая к японцам. Его сразу окружили. Дальше он так зачастил, что капитан сумел только понять слова: хорошо, пища, домой, Акапу…
- Аната, мэсиагару додзо - повторил капитан приглашение.
Лица у людей будто оттаяли. Женщины подходили к солдатам, которые уже раскрыли свои доотказа набитые вещмешки. Они низко кланялись, улыбались, брали марлевые мешочки с маленькими японскими галетами вперемешку с разноцветными круглыми леденцами. Снова кланялись и благодарили: "Аригато, росиадзин, аригато". Солдаты совали в руки детям ириски и железные банки с мандариновым компотом, взятым из японских офицерских запасов.
Ребятишки брали гостинцы, тоже кланялись и бегом мчались к своим шалашам. Спустя некоторое время, насытившись, они опять прибежали. Полукольцом окружили солдат. Темными любопытными глазами рассматривали незнакомую одежду, оружие, амуницию.
Сандзо, пришедший вместе с русскими, стал для них героем. Он вытащил из кармана блестящую гильзу от автомата, подаренную ему сержантом Сидоровым. Мальчишки рассматривали ее, трогали пальцами и цокали языками от удовольствия. А когда Сандзо приложил гильзу к губам, как научил его Коля Круглов, и свистнул, япончата закричали: "Ара! Ара!" и запрыгали от восторга. Все, как один, захотели иметь по такому же замечательному свистку.
У солдат нашлись две или три гильзы. Отдали. Но это только еще более раззадорило остальных.
- Товарищ капитан! Разрешите "наделать" им свистков! - попросил пожилой усатый старшина. - Уж так им хочется.
- Ну, давай! - согласился Кисурин. - Только осторожно, не испугай.
Старшина повернулся к мальчишкам спиной, направил автомат на вершину Тяти и в несколько длинных очередей опорожнил полмагазина. Когда раздались первые выстрелы, ребятишки шарахнулись в стороны. Но фонтан золотых стреляных гильз, брызжущий из автомата на землю, заворожил их. И как только старшина спрятал автомат за спину, мальчишки с визгом кинулись подбирать еще горячие "свистки". А еще через две минуты поднялся такой свист на все лады, что взрослые только морщились и затыкали уши пальцами.
Когда жители Акапу с разведчиками Кисурина, помогавшими им нести вещи, возвращались к своему поселку, на привале у озера произошел небольшой эпизод. Сержант Сидоров прилег было на траву, но тотчас вскочил. Под бок попался камень. Он хотел его отбросить и улечься снова, но глянул на место, где лежал камень, и сдвинул пилотку на затылок. В ямке лежал окурок. Сержант оглянулся. Все занимались своими делами. Он внимательно осмотрел окурок сигареты и присвистнул. Подождав, пока все встали и пошли дальше, позвал капитана. Кисурин тоже внимательно осмотрел окурок:
- Странно, - сказал он. - Сухой, не пожелтел. А позавчера шел дождь. Его положили под камень - значит, спрятали… Тут вот поясок и золотая звездочка. Такие сигареты курят только офицеры, да и то не всякие. Что же это выходит?..
Сандзо, который был рядом с капитаном, напряженно смотрел на окурок, и на его лбу проступали бисеринки пота.
- Сандзо, ты знаешь, кто курит такие сигареты?
Сандзо несколько секунд растерянно смотрел на Кисурина, потом, покрутив головой, ответил: