* * *
За час до захода солнца, в 17 часов 10 минут, в комендатуру позвонил сержант Сидоров:
- Товарищ капитан! ЧП! В заброшенном блиндаже, в районе роты Чепурнова, обнаружены кусок сгоревшего бикфордова шнура и окурок… Понимаете, тот окурок… самурайский.
- Понимаю. Когда ты узнал?
- Две минуты назад.
- А когда обнаружено?
- Говорят, часов в двенадцать.
- Так какого же черта! - взорвался Кисурин. - Почему Чепурнов не доложил немедленно?!
- Вот это я ему и сказал…
- Все, Миша! - оборвал его Кисурин. - Понимаешь, что готовится?.. Кацумата пробует шнур, чтобы не было осечки. От моего имени подними по тревоге подразделения, близкие к складу. Перекрыть все дороги, туннели со стороны гарнизона. Выставить секреты по схеме номер три. Причин тревоги никому не объяснять. Я с берега сделаю то же. Действуй!
Капитан Кисурин не пошел в гарнизон. Захватив с собой разводящего, он проверил всю территорию склада трофейных боеприпасов. Потрогал колючую проволоку. Обошел вокруг ограждения. Его внимание привлек куст шиповника с громадными красными плодами.
- А этот почему здесь торчит? - спросил он у разводящего.
- Так он же за территорией, товарищ капитан. Такой красавец. Плоды, как яблоки. Витамин С!
- Красавец-то красавец. А обзор ухудшает. Завтра же срубить. Под корень.
- Слушаюсь, товарищ капитан.
Не обнаружив ничего подозрительного, капитан приказал выставить дополнительные посты в окопчиках ниже склада.
Уходя, он несколько раз оборачивался. Все казалось, что чего-то недосмотрел. "Но не по воздуху же они доберутся? Секреты обнаружат диверсантов за двести метров…"
Темнело. Последняя сентябрьская ночь 1945 года раскрывала над островом свой черный зонт с золотыми блестками далеких звезд.
* * *
Сандзо не сумел добраться до комендатуры. У большой сосны, недалеко от школы, его остановил оклик из темноты:
- Стой! Кто идет?
- Сандзо! Кисури-сан ходит!
- Стой, говорят!
- Бистиро надо! Кисури-сан надо! Я Сандзо! Вакару? - удивленно растолковывал Сандзо, вглядываясь в знакомое лицо автоматчика. Но тот будто и не видел его ни разу.
- Сиди тут со мной смирно и молчи. Понимаешь! Ки-о цукэ!
После команды "смирно" Сандзо притих. Посидел пять минут и снова стал шептать автоматчику:
- Кисури-сам ходит! Бистиро надо!
- Молчи. Стрелять буду! Понял?
Сандзо понял и замолк. Так и сидели они. Может, час, а может, и больше… Когда автоматчик на миг отвернулся, Сандзо распрямился, как пружина, головой нырнул в куст и покатился по склону. Автоматчик выстрелил в воздух и побежал за ним.
Ниже по склону резанула воздух автоматная очередь.
- Отделение, в цепь! - тихо скомандовал Круглов.
Разомкнувшись, автоматчики спускались по склону сопки. Перед Кисуриным мелькнула тень.
- Стой!
- Это я, товарищ капитан! Жуков.
- Ты стрелял?
- Я. Мальчишка убежал. Сандзо.
- Где же он?
- Тута, Кисури-сан! - раздалось откуда-то снизу и тотчас показался силуэт Сандзо. Дальше у него не хватило русских слов и он зачастил по-японски: - Смотри, господин капитан! Это украл у русских полицейский Нобухиро Ока. Много украл. Два ящика. Я покажу, где он спрятал!
Кисурин ощупал руками то, что в темноте совал ему Сандзо, и похолодел. Толовая шашка! Вот и отверстие для детонатора. Он присел. Укрылся плащ-палаткой и засветил фонарик. Точно! На его ладони лежала двухсотграммовая шашка тринитротолуола.
- Круглов! Ракету! - приказал капитан.
Над сопками взлетели два ярких шарика: красный и зеленый.
* * *
Едва красно-зеленая ракета взлетела в ночное небо, поселок разбудил гром выстрелов. Трещали автоматы. Рвались гранаты. Поднимали сонных, перепуганных, ничего не понимающих людей, живущих на северной окраине поселка, и приказывав:
- К пристани! Бегом!
С теми, кто медлил или упирался, они не церемонились. Под руки вытаскивали из домов, пригрозив автоматами, повторяли:
- Бегом, дорогой! Понимаешь! Бегом!
И люди бежали, шли, кто как мог. Полураздетые. Увязали деревянными гэта в песке, спотыкались, падали. Кричали на отставших детей.
У пристани новый отряд автоматчиков провожал их дальше, в распадок между двух склонов Двугорбой сопки.
* * *
- Скорей! Где ты взял, Сандзо?!
- Идем, Кисури-сан! Покажу. Это под землей лежит. Много украл Ока.
Теперь автоматчики цепью поднимались вверх, напрямик к источнику. Капитан, Сандзо и Круглов бежали по тропинке.
- Сюда, Кисури-сан! - крикнул Сандзо. - Здесь Ока копал…
И тут в темноте за кустами блеснули красноватые язычки пламени. Чуть не в упор хлестнула длинная пулеметная очередь.
- Сан-дзо-о-о! Ложись! Ползи вниз! - крикнул капитан. - Автоматчики! Заходи с флангов!..
Коротко и зло застучали автоматы, дугой охватывая пулемет. Пулемет поперхнулся… Снова застучал. Ухнул взрыв гранаты. Автоматчики молча бросились вперед.
Кисурин первым прыгнул в яму среди кустов. Включил фонарь. На глиняных ступеньках, залитых кровью, головой вниз лежал толстый кривоногий человек в черном полицейском мундире. Вокруг стреляные гильзы… Но Кисурин искал не это. Вот!.. Черная сгоревшая нитка бикфордова шнура уходила в темноту. Капитан бросился по ходу: "Может, успею потушить?.." Но через несколько шагов путь преградила рухнувшая кровля, из-под которой выбили подпорки. Еще теплая нитка шнура змейкой юркнула под завал. Поздно!!! Огонь не остановить. Вот-вот грянет взрыв… Но где же пулемет?
- К туннелю! - приказал капитан.
От входа в туннель снова засверкали колючие злые язычки пламени.
- Отделение, по пулемету огонь!
Разом затрещали автоматы. Пулемет смолк. Автоматчики кинули в черную пасть туннеля две гранаты. Грохнули взрывы. И бойцы бросились вперед.
* * *
Едва автоматчики успели оттеснить людей под прикрытие крутого каменного лба сопки, как под ногами дрогнула земля. Небо осветила багровая вспышка, и ужасный, никогда не слыханный грохот всколыхнул воздух, швырнул людей на землю.
Из ущелья между сопками дохнул огненный ураган. Как спички, сломал двадцатиметровые деревья, телеграфные столбы, смел деревянные постройки у пристани, слизнул песок, перемешал все и швырнул далеко в бухту.
Отвесная тридцатиметровая скала у дота № 16 дрогнула, будто кто гигантским топором стукнул ее по макушке. От нее отделился пласт и, распадаясь в воздухе на огромные глыбы, рухнул на крайние дома поселка…
Люди лежали на земле. Оглушенные, перепуганные, но живые.
* * *
Страшная сила встряхнула сопку. Воздух, ставший тяжелым, как свинец, пронесся по туннелю, ударил в грудь, будто оловянных солдатиков расшвырял солдат. Сверху, со стен, отовсюду летели камни, доски, столбы. Потом настала тишина…
- Раненые есть? - первым подал голос Кисурин.
- Ерунда, товарищ капитан, - сказал кто-то, - царапины.
- Тогда осторожно вперед. Гранат не бросать.
Обходя упавшие глыбы, перебираясь через завалы, автоматчики ползли вперед. В тишине звякнул металл, кто-то задел автоматом за камень. И тотчас из темноты хлопнул пистолетный выстрел. Еще. Еще. Ему ответили короткие очереди автоматов.
- Сдавайся, Кацумата! - крикнул Кисурин.
- Порусяй, капитана! - по-русски выкрикнул Кацумата и выстрелил пять раз подряд.
Пули процокали по каменной глыбе, за которой лежал капитан. Кацумата стрелял на голос. Кисурин считал выстрелы. Восемь!.. Обойма вся. Неужели есть запасная?..
- Не стрелять! Взять живым! - тихо приказал капитан и, выставив руку из-за камня, мигнул фонарем… Выстрела не последовало.
* * *
Кацумата пошарил в кармане. Проклятие! Запасной обоймы не было. Он швырнул в темноту, туда, где затаились русские, ненужный уже пистолет. Деваться некуда! Путь отрезал высокий, до потолка, завал. Конец, понял Кацумата. Сейчас его схватят русские… Ох, как он их ненавидит! За все!.. Но есть еще выход. Осталась еще граната. Он умрет, как настоящий самурай!.. Он хотел последний раз в жизни гордо крикнуть "бандзай". Набрал полную грудь воздуха… Но из горла вырвался дикий звериный вопль, полный тоски и ужаса. Он рванул веревочку взрывателя и прижал гранату к виску…
Грохнул взрыв. И бывшего начальника лагеря военнопленных, кавалера трех орденов "Восходящего Солнца", самурая Масаносукэ Кацумата не стало.
* * *
Сандзо и ефрейтора Колю Круглова нашли в кустах чуть выше источника. Обоих прошила в грудь длинная пулеметная очередь…
Когда их перенесли в комендатуру, капитан, только что вернувшийся с места взрыва, спросил фельдшера:
- Будут жить?
- Очень много крови потеряли. Я сделал все, что мог… Теперь вся надежда на организм.
- Глупости! - закричал капитан. - Врача нужно. Операцию. Дать им крови… Кругом столько людей. Неужели ничего не можешь?!.
Фельдшер растерянно развел руками и отвернулся. Коля Круглов был его лучшим другом.
Капитан вызвал по телефону командира взвода связи:
- Лейтенант! Связь со штабом армии держишь?
- Так точно, товарищ капитан. По рации. В исключительных случаях.
- Вот сейчас и есть исключительный! - перебил его капитан. - Приказываю передать радиограмму. Записывай! "Члену Военного совета армии генералу Новикову… При попытке предотвратить вражескую диверсию тяжело ранены разведчик Круглов и японский мальчик. Положение критическое. Большая потеря крови. Нужен опытный хирург. Капитан Кисурин".
Через полчаса лейтенант положил перед капитаном бланк: "Кисурину. Гидросамолет с хирургом выслал. Встречайте. Новиков".
* * *
Сандзо бредил. Метался. Что-то кричал. Фудзико, сидевшая рядом с сыном, позвала капитана:
- Он что-то говорит по-русски. Вас зовет.
Капитан подошел, прислушался, Сандзо выкрикивал что-то по-русски и по-японски: "Най хотцю пирадзок!.. Кацумата тайи… Най! Най!.. Не хотцю харакири!.. Доробо суру не надзо!.. Не хотцю Камутякка!.. Колья!.. Колья!.."
А Коля Круглов лежал почти рядом, но ничего не слышал. Лежал тихо. Не стонал. Только при дыхании из уголка рта выползала тоненькая красная струйка. Фельдшер вытирал ее марлевым тампоном, а она выползала коварной красной змейкой снова и снова.
* * *
Светало. Где-то невидный в небе гудел самолет. Гул приближался и опять затихал. Люди у комендатуры волновались. Красные хвосты ракет взлетали к низкому небу и бесследно исчезали в облаках. Наконец гидросамолет пробил облака, заскользил по тихой воде бухты и остановился, качая крыльями у наспех починенной пристани.
Операционную устроили во второй комнате комендатуры. Хирургу помогали врач, прилетевший с ним, и фельдшер…
Через час капитан Кисурин лежал на столе рядом с Сандзо. Повернув голову, он видел, как постепенно розовеет бледное желто-восковое лицо мальчишки.
- Берите еще, товарищ полковник. Берите, сколько надо, - просил он хирурга.
- Хватит, дорогой, хватит, - гудел бас хирурга. - А то его подниму, а ты с ног свалишься.
На немой вопрос капитана полковник ответил:
- Не волнуйся. Будут жить. Оба.
* * *
После переливания крови у Кисурина закружилась голова. Навалилась ужасная слабость. Но, несмотря на категорический приказ хирурга лежать, капитан тихонько встал и шмыгнул в двери. И как раз вовремя. В бухту входил большой катер из штаба бригады. На носу катера выделялась громоздкая фигура полковника Дементьева в кожаном реглане. А за ним виднелись зеленые фуражки пограничников.
День коменданта только начинался.
* * *
Сандзо очнулся в полдень. Темными раскосыми, еще покрытыми поволокой беспамятства глазами он скользнул по лицам близких и чуточку улыбнулся. Фудзико от радости бросилась перед кроватью сына на колени и прижалась лицом к его руке. У старого Такита, за ночь постаревшего еще будто на десять лет, дернулась щека и из глаз выкатились две слезинки, Когда Сандзо прикрыл глаза и задремал, старик вынул изо рта давно потухшую трубку и задумчиво сказал:
- Теперь у Сандзо два отца… Мой сын Сэйки дал ему жизнь. Ты, Кисури-сан, дал ему кровь… Удивительные вы люди, русские… Сумимасен, Кисури-сан… Сумимасен.
А. Корольченко
Там, где солнце в зените
ПРОБКОВЫЙ ШЛЕМ
В автомобиле нас двое: я и Али. Али - мой неизменный спутник во всех поездках. Он учился в Советском Союзе, получил диплом механика и теперь совмещает две… нет, три специальности: механика, водителя и переводчика. По-русски изъясняется довольно сносно.
Ему тридцать лет. Он среднего роста, худощав и подвижен. Тонкий прямой нос, губы пухловаты. Волосы короткие, жесткие, в завитушках. Красивый выпуклый лоб с небольшим шрамом над бровью. На шоколадном лице выделяется желтоватый белок глаз.
Али улыбчив и приветлив. Когда мы едем по городу, его то и дело окликают. И он неизменно отвечает доброй улыбкой. И даже в дальних поездках встречаются знакомые. Если из любопытства я спрашиваю, кто это, он охотно объясняет. Он обо всех все знает и, кажется, все знают его.
Али любит в дороге говорить, и когда речь заходит о знакомых ему вещах, говорит подолгу и упоенно. Сейчас, словно гид, он ведет рассказ о ближайшем на нашем пути местечке. На итальянских картах оно именуется длинно и пышно: Вилладжие-Дука-дельи-Абруцци. Сомалийцы же называют его просто: Джохар.
- В Джохаре очень красиво… Много бананов, тростник, пальмы, папай, кокос… река Веби-Шебели, там бегемоты… Много обезьян, леопардов. Ты не был в Джохаре? Нет? Тогда нужно его смотреть. Мы будем смотреть Джохар.
Из рассказа Али я узнаю, что основателем местечка был итальянский адмирал, происходивший не то из графского, не то из княжеского рода. После долгой службы он прибыл сюда, в этот благоуханный уголок Сомали, и в 1922 году обосновал колонию. Он назвал поселение в честь итальянской провинции, где родился и вырос…
Неожиданно Али затормозил.
- Авове Мохамед! - выскочив из автомобиля, он подбежал к шедшему по обочине старику. Старик, начищавший палочкой зубы, от неожиданности вздрогнул. Выронив палочку, поднял руки.
Они оживленно заговорили, улыбаясь. Я вслушивался, но понял только одно слово - авове, что по-сомалийски означало - дедушка.
Старик был худ и высок. Его одеяние состояло из маро - наброшенного на плечи куска белой ткани - и такой же юбки. На ногах стоптанные грубые сандалии из кожи верблюда. Седые курчавые волосы, небольшая бородка.
- Это мой дедушка. Понимаешь?
Старик, улыбаясь, поспешно и не очень ловко подал мне мозолистую руку. Она слегка вздрагивала. Старик с трудом залез в автомобиль и затих.
- Дедушка приходил в город, но Али уезжал и потому он его не видел. Теперь Али встретил дедушку. Дедушка идет в боскалию, домой, в саванну. Понимаешь?
- А где его дом?
- Далеко! За Джохар.
- Так это же больше ста километров! И он собирался идти пешком!
- О-о, дедушка любит ходить! Он умеет много ходить.
- Сколько же ему лет?
- Лет! Много! Минимум - шестьдесят, максимум - восемьдесят.
Слово "максимум", как и "минимум", Али употреблял часто. Они ему нравятся. Даже о цене вещи в магазине он говорит: "Купить можно по-разному: максимум - десять шилини, минимум - семь…"
Старик смотрел то на Али, то на меня. Встречаясь взглядом, он приветливо кивал головой и улыбался. Лицо и шея старика в густых морщинах. И видно, что прожил он большую и нелегкую жизнь.
Вскоре мы подъехали к местечку. При въезде старик вдруг встрепенулся, решительно заговорил, потом стал дергать за ручку дверцы. Не прощаясь, опираясь на свою суковатую палку, решительно зашагал от автомобиля.
- Мы едем плантация, - объявил Али. - Будем смотреть тростник… Дедушка Мохамед не хочет ехать плантация… Он нас будет ждать.
По мосту переехали мутную реку Веби-Шебели, миновали базарную площадь со множеством лавчонок, навесов и толпами людей. Дальше дорога вывела на пыльный проселок вдоль узкоколейки. Навстречу катился поезд с груженными тростником платформами. Я поинтересовался, куда везут тростник.
- На завод, - отвечал Али. - Завод построил еще итальянский князь. Там сахар делают.
На платформах, поверх тростника, сидели рабочие С плантации. Босоногие мальчишки озорно выдергивали на ходу стебли тростника. Тут же их разламывали, со смаком выгрызали сердцевину.
Тростник рос стеной. Высокие, почти двухметровые стебли с узкими длинными листьями таинственно шелестели. В воздухе стоял запах гари. Сизый дым стлался над болотом и, словно живой, курился в зарослях тростника.
- Смотри! - предупредил Али, указывая под ноги. - Здесь есть… Как это?.. Маска… Понимаешь?
- Змея?
- Да-да, змеи.
Я всмотрелся и в болотной жиже увидел головку змеи. Она скользила, извиваясь своим длинным телом.
- Как же работают здесь люди?
- Они вначале тростник жгут. Листья обгорают, остаются стебли. Огонь выгоняет змей, кабанов, зверей разных.
Словно прибой моря, шелестел тростник. И под ветром клонились высокие стебли, и бежали, бежали по поверхности зарослей волны…
Поселение итальянцев расположилось вдоль асфальтированной дороги. В тени пальм стояли виллы. Вокруг цветы, зелень… И десятки обезьян.
- Поедем смотреть баобаб, - предложил Али.
Дерево огромно. Ствол в диаметре метра четыре. Под раскидистой кроной свободно разместились бы полсотни автомобилей. Впоследствии мне довелось видеть базар, уместившийся со всеми своими лавками и торговцами под одним баобабам.