Ну, а пока… Пока всю первую неделю января полки 30-й одни продолжали удерживать плацдарм на левом берегу Камы. К Оханску рвались отборные части 4-й Сибирской пехотной дивизии белых. На Осу наседали головорезы 7-й Уральской князя Голицына, шефом одного из полков которой был сам Колчак. Но именно в ту неимоверно тяжкую неделю В. К. Блюхер сумел на ходу, в боевой обстановке произвести серьезную реорганизацию. Он расформировал маломощные 5-ю, 6-ю, Архангельскую бригады, направив их части и подразделения на усиление бригад, существовавших в дивизии до ее слияния с 3-й Уральской. Это позволило сократить число боевых единиц и улучшить управление ими. За счет ликвидации ряда штабных служб, тыловых команд удалось значительно повысить количество активных штыков безо всякого получения пополнений извне.
7 января 1919 года противник выбил части 2-й бригады 29-й стрелковой дивизии из Усть-Сана и создал угрозу распространения своих войск вниз по правому берегу Камы. Дабы не иметь неприятелей и за спинами полков, бригад, начдив 30-й приступил, невзирая на все сложности обстановки, к переброске соединения на другую сторону реки - в районы Очерского, Павловского заводов и города Оханска.
…С невеселыми думами ехал в тот день Михаил Васильевич Калмыков на очередной доклад в штаб бригады. Ими сразу и поделился с Иваном Степановичем Павлищевым:
- Мерзнут бойцы, товарищ комбриг, голодают. Да и батальоны уже, что роты…
- А раненых и обмороженных где оставляете? Не в деревнях?
- Что вы, Иван Степанович! Такого не допускаем. Нет крестьянских подвод, приказываю с обозных саней сбрасывать любую кладь и эвакуировать пострадавших товарищей только в госпитали.
- И очень правильно поступаете. Это никем не забудется - ни ранеными, обмороженными, ни здоровыми бойцами! - отметил командир бригады и сразу порадовал доброй новостью: - Как вы знаете, приказом Блюхера ликвидированы все бригады, появившиеся у нас в ноябре-декабре. К нам на усиление поступает бригада старого вашего товарища Владимира Григорьевича Данберга. Сам он командируется в распоряжение штаба армии, а его стрелковым и сводным кавалерийским полками мне предложено распорядиться по собственному усмотрению. Так вот питерских и уфимских кавалеристов усиливаю вашей конной сотней, а всех стрелков - ваших земляков, архангельцев - отдаю вам.
- Это очень верное решение, - не скрывая радости, отозвался Калмыков.
- Начальник дивизии тоже одобрил его и подсказал: пусть полк именуется отныне Богоявленско-Архангельским. Покажите, на что способны красноусольцы! И дело есть кстати. Разведчики перехватили приказ генерала Пепеляева. Части его корпуса завтра с рассветом пойдут на Павловский и Очерский заводы. Главный удар будут наносить штурмовые батальоны. Их Колчак своей гвардией называет.
- Слыхал, головорезы отпетые.
- Так вот, - продолжал Павлищев, - Блюхер задумал упредить Пепеляева, 1-я бригада Грязнова ударит по Дворецкому, наша задача обезопасить ее правый фланг. А чтобы все вернее было, ставлю задачу 1-му Уральскому и вашему полкам вернуть обратно Нытвенский завод.
- Наступать мы готовы, - тотчас отозвался Калмыков.
Павлищев рассказал, что еще 5 января в Вятку прибыли члены специальной комиссии ЦК РКП(б) и Совета обороны Ф. Э. Дзержинский и И. В. Сталин и уже многое сделали для возрождения боеспособности частей 3-й армии.
- Разрешите выполнять приказ, - поднимаясь, произнес командир полка.
- Подождите минутку, - задержал комбриг.
Выйдя в соседнюю комнату, он вернулся обратно с ношей в руках и, подавая ее, сказал:
- Хотя я не Гринев, а вы не Пугачев, но… вот вам моя шуба. Носите на здоровье.
Калмыков, растроганный вниманием, с благодарностью принял дар, хотя это и была простенькая бортчанка на стеганной подкладке, сшитая из дешевого злоказовского сукна, с плохо разделанным воротником из овчины.
21 января богоявленцы приняли в свою семью старых боевых товарищей. Приходу земляков-архангельцев все были рады. Теперь полк получил три полнокровных батальона, каждый из которых состоял уже не из трех, а четырех стрелковых рот.
Вскоре пришла весть о победе, которую только что одержали под селом Дворецким полки 1-й Красноуфимской бригады Ивана Грязнова. Там они столкнулись со штурмовиками, которые до этого не знали поражений. У них была особая тактика: в атаке не ложиться, наступать, шагая в полный рост, расстреливать и опрокидывать противника. Но при первой же встрече с блюхеровцами штурмовики изменили своим правилам, залегли, да так, что после боя назад бежали лишь жалкие остатки.
- Мы были вместе с первоуральцами под Молебским заводом, - напомнил Калмыков командирам батальонов и рот перед отдачей боевого приказа. - Орлами Урала называл нас тогда командарм. Верю, товарищи, и нынче мы с честью исполним свой долг перед революцией. Республика вновь зовет нас идти вперед без страха и сомнений!
Весь день 22 января батальоны Богоявленско-Архангельского полка вели тяжелые бои на Нытвенском направлении. Но вот противник потерял деревню Конино, а за ней Чудиново. Это надломило сопротивление колчаковцев. Они откатились к Нытвенскому заводу. Однако и в нем задержались ненадолго. Бойцы Калмыкова, несмотря на темень, продолжали вести наступление, поддерживая тесное взаимодействие с 1-м Уральским полком, развивавшим удар со стороны деревни Железновой, и ровно в 22 часа Нытвенский завод был взят советскими частями.
Утром бригада Павлищева возобновила атаки и провела их с таким блеском, что бойцы с ходу форсировали по льду Каму и вступили твердой ногой на ее левый берег.
"Братский привет славным бойцам вашей дивизии, разгромившим штурмовые батальоны врагов родной России. Сталин. Дзержинский", -
так отметили геройский порыв 30-й члены комиссии ЦК РКП(б) и Совета обороны.
Примеру бойцов Блюхера последовали части левофланговой 29-й стрелковой дивизии, и белогвардейский фронт оказался прорванным на всем участке боевых действий 3-й армии.
24 января 1919 года наступающим полкам была зачитана приветственная телеграмма РВС Восточного фронта:
"Второй день 29-я и 30-я дивизии успешно продвигаются вперед, гоня перед собой противника, который только накануне указывал в своих приказах, что перед ним разложившиеся части 3-й армии. Реввоенсовет всегда был уверен, что временные неуспехи частей 3-й армии не могли сломить ее революционного духа, мужества, и теперь как нельзя лучше неожиданный для противника переход в наступление подтвердил эту уверенность".
Вечером в штаб полка, который также обосновался в одной из закамских деревушек, пришла Дуня Шойхет. Угощая ее чаем, Михаил Васильевич спросил:
- Ну как, председатель полкового партийного бюро, написала письмо богоявленцам? По-моему, сейчас самое время.
- С ним-то я и пришла, - и, достав из кармана гимнастерки листок, начала читать:
"Гражданам Богоявленского завода и его окрестностей.
Товарищи! Отцы, матери, братья, жены и дети!
Привет вам от всех нас, оторванных от родного завода и семей. Вот уже более четырех месяцев боремся за нашу свободную жизнь и за все завоевания революции.
Мы многое пережили, видели все тяжести боевой и походной жизни, видели, как падали и погибали в бою наши родные и близкие товарищи. Мы всё перенесли, но не потеряли бодрости духа и уверенности в конечной победе рабочего класса.
Наши надежды и уверенность оправдываются. Город за городом, некогда захваченные белогвардейцами, возвращаются нашим. Красная Армия выросла и окрепла в борьбе, и теперь мы еще более уверены в нашей победе.
Ваш долг, ваша обязанность - помочь в нашей революционной борьбе. Мы имеем полное право предъявить такое требование, освященное пролитой кровью погибших борцов - ваших детей и братьев. Организуйтесь в большую и слитную силу и идите в наши ряды, чтобы рука об руку с нами продолжать борьбу с нашим общим врагом - капиталом.
Привет вам!"
- Мне нравится, а как вам? - обратился Калмыков к помощникам.
- Подписывать надо да быстрей отправлять, - сказал Ландграф.
- На почту сейчас надежды плохи, - заметил Ковшов. - Живой бы связью…
- А что? - поддержал командир. - Обращусь к начдиву, а вы, Дуня, на политотдел поднажмите, и верю, разрешат нам ради такого случая послать специального нарочного в наши освобожденные места. Пусть больше узнают о нас родные, и ответы их скорее получим. Большой политический вес будет иметь все это!
4.
Казалось, зиме конца не будет. Промелькнули победные январские дни, а после бесконечно долго вьюжил февраль. Застряли полки в его снегах и к Перми не пробились. Потянулись уныло оборонные дни.
В начале марта сибирская армия генерала Гайды нанесла внезапный удар в стык между оборонительными линиями 2-й и 3-й советских армий. Колчаковцы ворвались в Оханск, овладели Осой. Во второй раз пришлось богоявленцам Калмыкова переходить по льду Камы.
Новое отступление было тяжелей декабрьского. Над колоннами отходящих висело страшное слово: "Окружили!". Полки утратили связь со штабами бригад. Никто не знал, где искать и штаб дивизии. А тут еще обозы под ногами. Все смешалось, перепуталось.
И в это тяжелое время в полку появился помощник командующего 3-й армии Василий Константинович Блюхер. На эту должность В. К. Блюхер был назначен 31 января 1919 года. В командование 30-й стрелковой дивизией после него вступил Н. Д. Каширин.
- Василий Константинович! Здравствуйте! Вы-то как здесь оказались? - Удивлению и радости Калмыкова не было границ.
- А ты бы усидел, в штабе, когда родная дивизия гибнет? Где Павлищев со штабом? Неужели в плен попал?
- Такие не сдаются. Найдется. Боевое счастье, верю, и на сей раз не изменит ему.
- Будем ждать. А теперь начнем наводить порядки с твоего полка. Доставай карту, - и, склонившись над полотнищем двадцатипятиверстки, пояснил. - Позиции занимайте здесь, на линии деревень Покой и Голованы. И ни шагу назад. Не прошу - приказываю.
Через час Блюхер отбыл на поиски других потерявшихся частей и штабов, а к вечеру Калмыков принимал у себя комбрига и его помощников.
- Иван Степанович, потеряли вас, дорогой. И как угадали, что здесь мы?
- Блюхер подсказал. В поле отыскал. На нас у него какое-то удивительное чутье… Что ж, потыкались, как слепые котята, туда-сюда и будет. Здесь начнем налаживать новую оборону.
Прошла ночь. Утром пожаловали колчаковцы. Думали, как и прежде, спугнуть одним своим видом. Не вышло. Пулеметчики Богоявленско-Архангельского полка сразу же срезали первую цепь атакующих, а затем взялись за подавление пулеметов.
Комбат Беляков, стремясь не упустить момент, решил контратаковать противника. Калмыков согласился. Раньше других из снежных окопов поднялась вторая рота Максима Чугунова. Ротный, опередив бойцов на несколько шагов, застыл на секунду на месте, оглянулся назад и с криком "Коммунисты, вперед! Рота, в атаку, за мной!" ринулся навстречу колчаковцам.
Стремительность и отвага бойцов Чугунова передалась всему полку. Голодные, перемерзшие и донельзя измученные красноармейцы почувствовали былую силу, былую твердость духа. Не ожидали этого белогвардейцы. Дрогнули, побежали, бросая пулеметы, винтовки, оставляя на снегу убитых и раненых.
Дорогой ценой заплатили за этот переломный бой и бойцы Калмыкова. Наибольшие потери понесла вторая рота. На удмуртской земле, под зелеными соснами схоронили товарищи бойцов с далекой башкирской Усолки.
…Весеннее наступление колчаковцев сорвалось - декабрь не повторился. Вятку не постигла судьба Перми. 30-я, а за ней и 29-я стрелковые дивизии вышли из тисков окружения, собрали воедино все свои части и еще на дальних подступах к Вятке заставили врага зарыться в снежные окопы.
Поздним вечером 29 марта связной штаба бригады вручил Михаилу Васильевичу листок, вырванный из полевой книжки комбрига, но почерк был незнакомый. На листе четыре строки, но какие… Перечитывал и не верил.
"Командиру полка тов. Калмыкову. Сегодня, 29 марта на участке 1-го Уральского полка смертельно ранен комбриг Павлищев. Во исполнение приказа начдива срочно прибудьте в штаб для вступления в командование бригадой".
На другой день утром Михаил Васильевич убыл из полка, оставив ему такой приказ:
"Во время боя под деревней Ераничи смертельно ранен наш доблестный командир 3-ей бригады тов. Павлищев. С чувством великого сожаления я извещаю об этом вас, дорогие товарищи. Смерть тов. Павлищева заставила меня разлучиться с вами по распоряжению начдива. Я назначен вр. командиром 3-ей бригады. Оставляю вместо себя - своего помощника тов. Ландграфа…
Уходя из полка, я считаю долгом отметить ваши заслуги, мужество и храбрость, проявленные вами в боях под Осинцевским, заводом Молебским, Крылосовым, Луговой, Голым Мысом, Кленовским и других, где противник превосходящими силами хотел задавить нас, но вы с гордостью выдержали все атаки и благодаря серьезному отношению к делу командного состава умели выходить из критического положения с небольшими потерями.
До свиданья, товарищи, уверен, что вы сумеете отомстить врагам за смерть тов. Павлищева, столь ценного в наших рядах".
…В должности временно исполняющего обязанности командира 3-й стрелковой бригады Михаил Васильевич пробыл ровно 50 дней. Особо запоминающихся событий в это время не было. Шла серая позиционная война. Но главное было достигнуто, 30-я дивизия прочно стала на рубеже реки Кильмезь, и теперь по всему чувствовалось, что именно с этих позиций и начнут уральцы свой победный путь на восток.
Калмыкова тянуло в родной полк, начдив наконец-то внял его настойчивым просьбам. 13 мая 1919 года Н. Д. Каширин издал приказ:
"Временно исполняющему должность командира 3-ей бригады тов. Калмыкову Михаилу, ввиду возбужденного им ходатайства о сложении с него обязанностей по должности командира 3-ей бригады и находя приводимые им мотивы ходатайства вполне основательными и заслуживающими уважения, приказываю вернуться к исполнению прямых своих обязанностей по командованию 269 стрелковым Богоявленско-Архангельским полком".
Калмыков быстро закончил передачу всех дел вновь прибывшему командиру бригады. То был Брок Петр Николаевич, в прошлом полковник, успевший окончить академию генерального штаба и только-только мобилизованный в Красную Армию. Ни Калмыков, ни начальник штаба восторга от встречи с новым комбригом пока не испытывали.
По дороге в полк все настраивало на добрый лад. Позади была непролазная вятская распутица. Подсохли проселки, на пригорках даже пылью дымиться стали. Вместе с долгожданным теплом и солнцем май принес сюда, на север, и хорошие вести с южного крыла Восточного фронта. Дивизии Фрунзе перешли в контрнаступление, разбили Западную армию белых и повергли в бегство ударный корпус Каппеля.
Полки 5-й армии вновь возвращали свободу городам и селам Башкирской Советской республики. Радовался Калмыков каждой новой сводке об успешных наступательных действиях Южной группы войск. 4 мая они вступили в Бугуруслан, 17-го - в Белебей. Теперь и Уфа на очереди.
И вот он "дома". Перемен произошло немало. Полк, как все части 30-й дивизии, получил недавно особый номер и именовался теперь 269-м Богоявленско-Архангельским. Эта трехзначная цифра звучала внушительно, напоминая, что Красная Армия растет и мужает.
Входя в курс полковых дел, Михаил Васильевич с удовлетворением отметил, что все вакантные должности заняты командирами, прошедшими специальную подготовку на курсах и в учебных командах. Выросли ряды парторганизации. В каждой роте теперь были крепкие ячейки, которые удалось создать с приходом рабочих-коммунистов, прибывших на фронт по партийной мобилизации из пролетарских центров страны. Роты насчитывали по 120-140 штыков, чего зимой и в батальонах не было. Начальники служб доложили о том, что все до единого красноармейцы обеспечены шинелями и сапогами, а в обозе имеется достаточный запас патронов и артиллерийских снарядов.
В тот же день вечером Калмыков побывал в батальоне, находившемся в полковом резерве. Докладывая о делах, комбат Матвей Лантух рассказал о занятиях в ликбезе, которые часто проводит Шойхет.
Надвигались сумерки. В избе, отведенной под школу ликвидации безграмотности, уже зажгли малюсенькие коптилки, заправленные подсолнечным маслом.
Командира сразу узнали. Все поднялись.
- Сидите, товарищи, сидите, - смущенно проговорил Калмыков. - Так, на огонек заглянул.
Занятия продолжались. Ученики - безусые парии и седобородые мужчины, старательно выводили карандашиками - "чижиками" - на газетных страницах большие учебные буквы. Они были вырезаны из толстой оберточной бумаги и наклеены картофелем на листы картона, служившие классной доской.
Михаил Васильевич подсел к пожилому красноармейцу, посмотрел на его письмо и спросил:
- Не темно?
- Не беспокойтесь, товарищ командир, - тут же отозвался молодой, сидящий сзади, - днем у нас освещение солнечное, ночью - подсолнечное.
Все засмеялись.
Когда урок закончился, бойцы завели разговор о газетных новостях. Кто-то спросил о III Интернационале.
Дуня Шойхет стала увлеченно рассказывать о первом конгрессе коммунистических партий нашей и зарубежных стран, проходившем в начале марта в Москве, о роли Владимира Ильича Ленина в создании III Коммунистического Интернационала, о чувстве солидарности народов в борьбе за коммунизм.
- Объясни, товарищ Дуня, - подал из дальнего угла голос бойкий красноармеец с веснушчатым смышленым лицом, - а почему все-таки нас держат здесь, в чужой губернии? Вот если бы послали нас на свой фронт, под Уфу, брать Богоявленск, там-то уж мы бы развернулись…