В этот день, 26 августа, он подписал ряд документов. Вместо нашей, революционной формулировки об отстранении Ефимова применена более деликатная, не портящая ему дальнейшей жизни: "В связи с прекращением издания газеты "Известия Советов народных депутатов СССР" освободить т. Ефимова Н. И. от обязанностей главного редактора газеты "Известия Советов народных депутатов СССР" с 22 августа 1991 г.". Сокращалась одна из трех должностей первого заместителя главного редактора - ее как раз и занимал Игорь. Было также принято постановление редколлегии о командировке в Западную Германию на десять дней Алика Плутника "по приглашению Посольства ФРГ с целью подготовки серии материалов". Расходы по поездке брала на себя приглашающая сторона. Такие постановления - о командировках за рубеж за чужой счет - принимались при всех главных редакторах, от Аджубея до Ефимова, особенно частыми они стали с наступлением горбачевского времени. Об их практической и этической стороне я подробнее скажу позже, ссылаясь на собственный пример.
В этот же день новый главный редактор был посвящен в плохие новости, которые обрушились на газету с национальных окраин Советского Союза. Правительства трех новых прибалтийских государств: Эстонии, Латвии, Литвы - распорядились не печатать "Известия". Один из последних номеров, в котором была информация об отдельных выступлениях против грузинского президента Гамсахурдиа, не напечатан в Тбилиси. Новая, непонятная ситуация с печатанием и распространением центральных газет складывалась в Молдавии, на Украине, в Армении и Азербайджане, в республиках Средней Азии. А на улице заканчивался август, наступал сентябрь - многолетнее начало осенней подписки на следующий год. Мы хорошо понимали, что если нынешние читатели "Известий", внесшие деньги за газету до конца декабря, будут ее получать с перебоями или вовсе не будут получать, то осенью мало кто из них станет подписываться на 1992 год. Да и кто будет оформлять подписку, распространять газету? Останутся ли существующие пункты печати или начнут закрываться? Как с доставкой бумаги? Сколько все будет стоить?
Все прежние годы производственные, финансовые вопросы решались не журналистами, а издательством "Известия" при активной организационной и рекламной поддержке редакции. Мы с 1922 года являлись единым хозяйственным организмом, но что будет теперь, после выхода газеты из подчинения Президиуму Верховного Совета СССР? Мы объявили себя независимым изданием, но ведь издательством продолжает командовать Президиум. Этот вопрос косвенно затрагивался, но серьезно пока не обсуждался на каждодневных встречах Голембиовского с директором издательства Юрием Ефремовым, его заместителем Дмитрием Плессером, специалистами различных издательских служб. Все разговоры, заседания касались главным образом текущих моментов и проходили в прежнем духе взаимной заинтересованности, дело-то общее. Со временем из-за нового статуса газеты возникнет непреодолимый конфликт, дело разорвется на части, человеческие отношения испортятся навсегда. А пока стороны уважают и любят друг друга, всячески поддерживают давнюю добрую атмосферу дружной известинской семьи.
Из обильной редакционной почты Игорю показали две телеграммы, выражающие совершенно противоположные точки зрения читателей на газету, и он их зачитал на заседании редколлегии. Одна, анонимная, была из Винницы на Украине: "Верните газете ее прежнюю форму названия и все ордена. Иначе потеряете миллионы подписчиков". Вторая - читателя Сморгонского из Новочеркасска: "Приветствую ваше решение стать независимой газетой. Всегда верили вам, поддерживали, вместе боролись за торжество демократии".
Игорь высказался в том плане, что мы не знаем, какую часть читательской аудитории отражает одна из этих телеграмм, какую - другая. Нам приятнее вторая, но и первая наверняка имеет широкое хождение. Отсюда задача - всех привлекать на нашу сторону. Как? Способ один: разъяснять, что и почему произошло в "Известиях" и какую будем делать газету.
3 сентября был сформирован новый состав редколлегии. На основании ранее принятого, хотя еще и временного устава главный редактор использовал свое право назначить и ввести в редколлегию своих заместителей и ответственного секретаря. Это верхнее звено руководства газетой всегда считалось и неофициально называлось "главной редакцией". По уставу ее число не должно было превышать половины от общего состава коллегии. Остальные ее члены были избраны тайным голосованием простым большинством голосов. Директор издательства включен в нее по должности.
Согласно уставу, отныне решения редколлегии должны приниматься открытым голосованием, простым большинством голосов. В случае разногласия между главным редактором и коллегией решение являлось обязательным для главного редактора, если оно принято большинством не менее трех четвертей от числа присутствующих членов коллегии.
Начиная со следующего дня, на последней полосе каждого номера указывалось: "Учредитель: Журналистский коллектив "Известий". Главный редактор И. Голембиовский".
Список членов редколлегии приводился по алфавиту, но для удобства короткого комментирования я назову фамилии в другом порядке. Главная редакция была назначена в основном в прежнем составе: первые заместители главного редактора А. Друзенко и Д. Мамлеев, зам главного Н. Боднарук, ответственный секретарь В. Захарько. Замом главного по международной тематике утвержден Владимир Надеин, который, как я уже говорил, являлся собкором в Вашингтоне, а будучи в отпуске в Одессе, сорвался из-за путча в столицу. Думаю, что многие на его месте не стали бы менять сытую, уютную Америку на проблемную во всех отношениях Москву, но он принял предложение Игоря вернуться в редакцию. Я уверен, он это сделал не ради большой должности как таковой - им двигали идеалы: делать по-настоящему независимые "Известия" и поднимать их на мировые высоты. Это подтвердят и дальнейшие события в редакции, когда не однажды проявятся характер и убеждения Надеина.
Заместителями главного редактора "Известий" назначены по должности и главные редакторы приложений "Жизнь" и "Неделя" Лев Корнешов и Игорь Серков. Где-то через полгода это напыщенное, чисто формальное совмещение должностей будет признано нецелесообразным, и каждый из руководителей еженедельников покинет известинскую коллегию, возглавит этот орган в своем издании.
Впервые в истории газеты, да, наверное, и всей отечественной журналистики проводились тайные выборы в редколлегию - таким образом сформирована половина ее состава. Избраны: Валерий Гавричкин (редактор сельхозотдела), Эдуард Гонзальез (редактор отдела международных связей и рекламы), Сергей Дардыкин (зам редактора отдела капиталистических стран), Андрей Иллеш (редактор отдела информации), Отто Лацис (политический обозреватель), Юрий Макаров (ставший первым замом ответственного секретаря), Юрий Орлик (редактор отдела писем), Альберт Плутник (спецкор). По должности вошел в коллегию директор издательства Юрий Ефремов. Итак, из шестнадцати ее членов (кроме главного редактора) назначены семь, избраны восемь и один вошел по должности. А ведь еще недавно нам и присниться не могло, что редколлегия "Известий" может быть назначена не высшей партийной и государственной властью.
Выпускаем "Известия" или "Нью-Йорк таймс"?
Страна продолжала бурлить. Одна новость драматичнее другой…
Раньше Россия, а теперь уже и СССР признал независимость Литвы, Латвии и Эстонии.
Украина создает свою армию.
Российский премьер-министр настаивает на сохранении единой валюты в межреспубликанских расчетах, не отвергая республиканских денег.
Сотрудники КГБ отозваны из кадров МИДа.
Российская Академия наук требует реорганизации…
Бурлит и редакция. Градус творческого кипения поднимает Голембиовский. Запрашивает новые идеи, выдвигает свои. В разговорах, обсуждениях особенно выделяется вопрос: какими должны быть свободные "Известия"? Оставаться традиционными - в основе номеров публицистика, размышления, анализ? Или реформироваться в новостные, событийные - на манер западных, американских газет? Страсти проявляются повсюду - на планерках, летучках, в кофейне. Чаще всего они вспыхивают там, где в эти минуты находится Надеин. Нет в редакции другого человека, который бы своими речами, заявлениями, репликами мог бы так, как он, выводить из равновесия и состояния спокойствия любую аудиторию - от двух человек, включая его самого, до нескольких сотен людей, наполнявших Круглый зал - и специально туда заглядывавших, когда становилось известно, что там выступит Надеин.
Он остроумен и ироничен, прежде всего по отношению к себе, ну и конечно, ко всем остальным. На одном из интернетовских сайтов, где уже в XXI веке регулярно выходят его злые антипутинские-антимедведевские статьи, он так написал о себе в биографической справке:
В феврале 1957 года начал работать создателем газеты "Колхозный труд" Черемисовского района Курской области. Штат состоял из меня, конюха Сергея и мерина Васьки. Первое впечатление от журналистики - страшная вонь, которую испускал крохотный сахарный завод по соседству с редакцией. Вонял жом - если вы не знаете, что это такое, так и не надо. В том же году перебрался в Донбасс. В "Голосе шахтера", многотиражке шахты им. Егора Абакумова, написал свой первый фельетон. Спустя несколько лет перечитал - гадость ужасная. В львовской областной газете "Вiльна Украiна" опубликовал сотни фельетонов. Помогла освоенная во Львове певучая украинская мова. Случайно был взят в "Крокодил", однако семь лет спустя закономерно изгнан - за фельетон "Так об ком это мы?". По мнению украинского ЦК, я "бросил тень" на обком партии Полтавской области. Еще четверть века писал фельетоны для "Известий", не подозревая о том, что завершу службу собкором в Америке…
Здесь Надеин скромно умолчал, что в "Крокодиле" с его миллионным тиражом он занимал ключевую должность ответственного секретаря, а в "Известия" был приглашен не рядовым сотрудником, а сразу редактором отдела фельетонов. Чуть ли не каждый его собственный фельетон признавался одним из лучших, а часто самым лучшим материалом в номере. При Лаптеве Володя возглавил отдел писем, его обзоры читательской почты стали событием в советской журналистике. Когда он уехал работать в США, то у него не было ни дня профессиональной акклиматизации - с первых материалов заявил о себе как полноценный собственный корреспондент. Человек пишущий, он всегда пользовался повышенным авторитетом у коллег, но когда избранный главный редактор назначил его одним из своих заместителей, многие в редакции забеспокоились: получив большую власть, Надеин начнет ломать газету под свои давние идеи, а Голембиовский его в этом поддержит.
Чтобы понятно было, за что и против чего выступал Надеин, почему на него часто обрушивались редакционные громы и молнии, хотелось бы оглянуться в историю - далекую и одновременно совсем близкую. А поможет мне в этом уникальная книжечка, изданная в 1971 году. Ее малый тираж (всего 200 экземпляров) и гриф "Для служебного пользования" указывают на то, что она предназначалась для совсем уж узкого круга читателей. Таким он и был, коллектив "Известий", насчитывавший тогда около двухсот журналистов. Это каждому из них адресовалась книжка "Мысли вслух", собравшая их же высказывания на редакционных летучках в течение пятнадцати лет, то есть с 1956 года по 1971-й, охватывая и период, когда главным редактором газеты был великий революционер от журналистики Алексей Иванович Аджубей (1959–1964).
Как писал в предисловии ее составитель, один из собственных корреспондентов Юрий Кузнецов, помимо оценок текущих номеров, на летучках нередко звучат и "общие положения, имеющие порой непреходящее значение. Они касаются многих сторон жизни редакционного коллектива и судеб журналистики в целом, путей ее развития… Представляется, что этот коллективный разум редакции не должен кануть в Лету". Он и не канул никуда, весьма интересен и сегодня. Главное же "непреходящее значение" этих мыслей в том, что по ним отчетливо видно, как "Известия" добивались читательского успеха. Вот, к примеру, несколько цитат по теме журналистского мастерства.
…Чем больше растет авторитет и влияние "Известий", тем больше это обязывает коллектив редакции и любого из нас более внимательно относиться не только к каждому заголовку, но и к каждому слову, к каждой фразе. Ибо одно лишь неудачное, необдуманное выражение может ослабить, а то и совсем испортить впечатление даже от самой лучшей статьи.
…Надо больше думать о яркости выражения мысли, о новизне и свежести решения темы. Иногда материал, поднимающий очень острую, интересную проблему, сам за себя скажет: его прочтут, о нем будут говорить. Но если к этому прибавить настоящее мастерство, свежий, оригинальный поворот, когда все грани засверкают полным светом, - вот это подняло бы уровень художественных средств нашей газеты. Внимание, внимание вопросам мастерства!
…Не надо забывать: все лучшее в русской журналистике - от Глеба Успенского до Кольцова и далее - это личностная журналистика. Присутствие автора, его оценка событий, его мысли об увиденном и пережитом и есть художественная ткань нашей журналистской классики. Безликие писания, под которыми можно поставить любую фамилию, никогда не делали чести ни одному изданию.
И еще одна цитата из "Мыслей вслух", говорящая уже о том, какие условия могли предоставлять "Известия" своим сотрудникам для того, чтобы их писания отличались высоким мастерством:
Мы можем согласиться с тем, что собственный корреспондент выступит с одним крупным куском в месяц, но чтобы это был настоящий материал. Мы можем согласиться, чтобы два корреспондента "спарились", разработали тему, написали ее на отлично и выступили один раз в месяц. Разумеется, мы не сбрасываем со счета информацию и различные оперативные выступления, авторские материалы, которые ждет редакция.
Так было при Аджубее и после него: многие известинцы, собкоры и спецкоры, стремились опубликоваться в основном крупными статьями, очерками, обычно имея для их подготовки немало времени, часто недели, а то и месяцы. Именно эти материалы, обращенные к мыслям и чувствам людей, тщательно исследующие острые конфликты и актуальные проблемы, по-писательски выстроенные и выписанные, составляли славу "Известий". Они были примерами для подражания, наиболее престижными, первичными в оценках коллег и начальства, а все остальное пусть и не сбрасывалось со счетов, но являлось как бы вторичным, не всегда обязательным. В той же давней книжице есть и строки о том, что главный признак газеты - оперативность, что "мы должны расценивать как великую трагедию, как чрезвычайное событие, когда другие газеты опережают нас с освещением интересных событий". Но "Известия" далеко не всегда блистали своей оперативностью и всеохватностью событий, а информационные зевки, проколы редко когда считались в редакционном мнении очень уж большой драмой, не говоря о трагедии.
Вот как схематично выглядела редакционная практика, которую я знаю с февраля 1972 года, когда пришел в "Известия". Параллельно с работой по текущему номеру газеты начинается подготовка следующего номера. Впереди еще сутки до выхода в свет, а уже верстаются, почти готовы внутренние, так называемые загонные полосы - из материалов, посланных в запас. Может, посланных вчера, а может, и неделю, месяц, год назад и лишь слегка обновленных перед печатью. На загонных полосах оставляются свободными только небольшие пятна под возможную информацию. Уже имеются заготовки и на две наиболее оперативные полосы - первую и иностранную. Утром на планерке идет опрос редакторов отделов: у кого что есть из важного, событийного? В иностранных отделах всегда что-то есть: планета большая, среди собкоров немало тех, кто приучен к оперативной работе, в редакции телетайпы не только ТАССа, но и американского агентства ЮПИ, английского Рейтер, парижского Франс Пресс. А что произошло внутри СССР, что ожидается в ближайшие часы? Отдел информации небольшой, всего знать не может, к тому же ему не позволено освещать вопросы политики, действия властей. Новости с государственного уровня - только по каналу ТАСС. А о чем передают в номер шестьдесят собкоров, освещающие жизнь страны от Тихого океана до Балтики? Очень часто от них утром - ни строки. Не от кого-то в отдельности, а от всех шестидесяти - ни одной строки. Нет-нет, в своей массе они не бездельники, они много работают, но, как правило, это работа не на текущий или завтрашний номер, а на отраслевые отделы редакции. Ездят по своим регионам, встречаются с людьми, изучают проблемы, разбирают жалобы. Словом, набирают факты, проверяют их - и пишут. Не короткую заметку, а целую корреспонденцию. Или статью, очерк. В отделах эти труды ждут. Они запланированы, корсеть следит за выполнением планов.
Так годами заведено: об отдаче собкора судят в редакции не по тому, нашел ли он, отследил ли большую новость, лучше - сенсацию, смог ли обойти другие газеты, ТАСС, радио, телевидение, а в основном по тому, какую проблему поднял, как ее осмыслил, насколько умело выстроил сюжет, смог ли выдержать принятый в газете высокий литературный уровень. В отделах своя специфика. Люди работают над своими материалами, готовят к набору собкоровские, авторские. И чаще всего эта нелегкая работа никак не связана с тем, что произошло в необъятном СССР в последние сутки, часы. Так вот и получалось: все будто бы заняты нужным делом, а когда наступает планерка, часто выясняется: нет ничего свежего, никаких серьезных новостей в номер.
Запомнилось, как от одного спецкора я долго ждал статью, ради которой подписывал ему командировку в далекий город. Спрашиваю: ну, где же материал? Он в ответ: "Трудно идет, я три дня думал над первой строчкой". Это был опытнейший, очень ответственный газетчик, глубоко пахавший сложную юридическую проблематику. В результате он сдал блестящую статью, из тех, что называют конфеткой. "Известия" тем и были сильны, что могли себе позволить иметь таких сотрудников, которые работали над материалами подолгу, зато итог получался великолепный. Я любил этих людей, восхищался их журналистским мастерством, но с переходом в секретариат мне очень хотелось, чтобы у этого мастерства была еще одна, чрезвычайно необходимая газете грань: не три дня мучиться над первой строчкой, а настраиваться не дольше трех минут, творить с большой скоростью, не в загон, а в текущий номер.
Шли годы, менялись главные редакторы, а эта практика оставалась неизменной. Конечно, она не была изобретением "Известий". Примерно так же работали все центральные газеты. Объясняется это многими причинами. Прежде всего - политической зажатостью всей страны, всего общества. Отсутствием свободы печати, первоочередной идеологической, пропагандистской ролью газет, цензорским колпаком над информацией. Да и не было у нас богатой событиями внутренней жизни - все по той же причине отсутствия свобод, борьбы партий, независимых ветвей власти. Словом, у нас не было абсолютно никаких объективных предпосылок и условий для существования подлинной новостной печати. Они стали появляться лишь с наступлением горбачевской гласности, перестройки, тогда и начал усиливаться в обществе запрос на информационность газет. Одновременно раскрепощалась и сама пресса.