Генриха недаром осуждали за чрезмерное увлечение женщинами. Алиенора знала, что он не хранит ей верность во время их длительных разлук, но такое было в обычае у самых любящих мужей. Однако появление постоянной любовницы, прекрасной Розамунды Клиффорд, привело ее в неистовство. Бешено ревнивая, королева страдала с яростью. И дело было не во всеми признанной неземной красоте фаворитки – говорили, что она самая прекрасная женщина Англии, – а в том, что Генрих серьезно увлекся, а годы Алиеноры все более отдаляли ее от мужа. Она очень заботилась о своей внешности – использовала различные притирания для сохранения яркости губ и блеска эмали зубов; умывалась специальными составами для белизны и нежности кожи. Приказывала прислужницам мыть свои прекрасные темно-рыжие волосы настоями ароматных лекарственных трав, а потом натирать шелком, чтобы сильнее блестели; всегда очень изысканно одевалась. Но десятилетняя разница в возрасте не могла не сказываться. Временами Генрих ощущал, как тяжело быть мужем сильной женщины, особенно если она старше на десяток лет…
По-видимому, он был настолько увлечен, что не счел нужным скрывать свои чувства ни от кого, даже от жены. Двое сыновей, которых Розамунда родила Генриху, стали для Алиеноры настоящим оскорблением. Измену короля она расценила как низкое предательство. Его неверный шаг сделал королеву самым непримиримым врагом собственного мужа. А ведь простив супругу его непостоянство, она могла бы снова стать ему деятельной помощницей и вместе с ним встретить старость в окружении любящих детей и внуков. Возможно, что тогда история Европы сложилась бы иначе. Но Алиенора отнеслась к появлению Розамунды без должной широты взглядов и теперь желала только одного: причинить Генриху такую же боль, какую испытала она сама. Упорно и целенаправленно она стремилась разрушить самое для него дорогое; то, что когда-то с таким азартом и увлечением они создавали вместе, – его Анжуйскую империю.
В это время истинным домом Алиеноры снова стал Пуату, стольный город аквитанских герцогов. Там она жила вместе со вторым сыном Ричардом – самым любимым ее ребенком. Он, как и его старший брат, был помолвлен с дочерью французского короля, Аделаидой (или Алисой). Девочку привезли ко двору Алиеноры в пятилетнем возрасте, и королева с жалостью и досадой смотрела на некрасивого ребенка. Ее прекрасный Ричард заслуживал лучшего. Но, с другой стороны, непритязательная дурнушка не сможет отнять у нее любовь сына.
Превратив свой двор в центр куртуазной и рыцарской жизни того времени, королева господствовала не только над вассалами, но и, благодаря живому уму и способности рождать вокруг себя поэзию, над рыцарственными придворными, поэтами и трубадурами. Все ее дети собирались при этом прелестном дворе, в том числе старшие дочери от Людовика, Мария и Алиса. Золотая молодежь боготворила свою королеву. Она сумела сохранить обаяние молодости, чистоту кожи, стройность осанки, ясность взгляда и приобрела спокойную мудрость женщины, много испытавшей в этой жизни. Всюду, где ей приходилось жить во время замужеств, Алиенора держала в свите трубадуров и жонглеров из Лангедока и привносила в жизнь местной знати культ Прекрасной дамы, жизнерадостность и роскошь обихода. Разумеется, столь чуждые Северной Франции нравы и поведение не способствовали сохранению репутации. Должно быть, отсюда пошли слухи, что Алиенора "любила многих". Но говорившие так забывали о колоссальном высокомерии властительницы Аквитании.
А она, преданная Генрихом, лелеяла одну мысль: отнять у него власть и передать ее сыновьям. Генрих сам как будто способствовал ее планам. Он обеспечил принцам звучные титулы и богатые владения. Старший, Генрих Молодой Король, получил Нормандию, Мэн и Анжу. Ричарду досталась Аквитания, Жоффруа – Бретань. Алиенора подталкивала мужа к такому разделу; к этому же стремился и французский король, чтобы уничтожить единство власти во владениях Анжуйского дома.
Раздел континентальных владений стал началом новых войн между Англией и Францией. И Людовик не устоял бы против своего соперника, не найди он союзников в самом лагере английского короля: сначала в лице архиепископа Кентерберийского Томаса Беккета, затем – в мятежных сыновьях Генриха.
Какой-то злой рок тяготел над злосчастным Анжуйским домом; в нем беспрестанно господствовали зависть и ненависть. Анжуйская кровь бурлила в жилах принцев; подрастая, они жаждали власти, золота, титулов и не питали никакого уважения к королю. То один за другим, то все вместе восставали они против Генриха. Горячие, непокорные и гордые, принцы позволили Людовику VII втянуть их в борьбу против собственного отца. Это Алиенора, неумолимая, как Немезида, мстила человеку, предавшему ее.
В середине 70-х гг. королева сплела особенно опасный заговор против предателя-супруга и вовлекла в него сыновей. Эта лихорадочная активность заговорщиков не осталась незамеченной Генрихом. Но он не мог поверить, что для его свержения готовы объединиться собственные жена и сыновья. Когда же верные источники подтвердили существование плана лишения его власти и назвали организатором королеву Алиенору, он поступил, как всегда, решительно: арестовал супругу. Ее схватили в то время, как она, переодетая в мужское платье, спешила укрыться от гнева короля во владениях своего первого мужа, и препроводили в угрюмый и неприступный замок Шинон.
Долгих шестнадцать лет продолжалась война короля с сыновьями. Но даже ради восстановления мира в стране Генрих не соглашался освободить Алиенору. Ее разрушительная миссия перевела королеву в разряд его врагов. Ей перевалило за пятьдесят, и впереди маячил только мрак старости и одиночества. На возмущенные уговоры европейских правителей примириться с женой или хотя бы смягчить ее заточение Генрих отмалчивался. Правда, из мрачного Шинона она была переведена в Солсбери, но только потому, что там было легче контролировать ее содержание. Она не была узницей в прямом смысле слова: по ее желанию ее переводили из одной королевской резиденции в другую, она не была лишена привычного штата прислуги и удобств, приличествующих знатной даме столь высокого ранга, могла принимать окрестных дворян и выезжать на охоту. Вместе с королевой находилась ее самая младшая дочь Иоанна – как видно, Генрих считал полезным для принцессы перенять обычаи и манеры жены. Но самым страшным для нее была невозможность общения с сыновьями.
Не лишенная известий из внешнего мира, Алиенора с ужасом и возмущением узнала о стараниях Генриха получить разрешение папы римского на развод. Для нее это обернулось бы полным крахом. Но, к счастью, папа не внял настойчивым просьбам короля об аннулировании брака. Это не мешало Генриху всюду показываться с Розамундой, по существу, возведя ее в достоинство истинной королевы. Везде прославлялись ее нежность, уступчивость, мягкость характера – прямая противоположность Алиеноры. Но спустя два года красавица неожиданно удалилась в монастырь и скоро умерла.
После ее смерти в народе стали рассказывать, что любовь короля к ней была так велика, что он поселил Розамунду в уединенном замке, куда никто, кроме него, не знал дорогу. Злая королева выследила неверного мужа, а потом нагрянула к беззащитной девушке и принудила ее выпить яд.
На самом деле Розамунда Клиффорд умерла от самых естественных причин, но эта легенда показывала, чего англичане ожидали от француженки королевы.
На могильной плите Розамунды была выбита эпитафия на латыни, достойная острого языка самой Алиеноры:
Здесь покоится не Роза Целомудрия, а Роза Красоты,
Но аромат ее испарился и сменился смрадом тления.
А год спустя поползли слухи, что Генрих безумно увлечен Аделаидой Французской, невестой собственного сына Ричарда. Гадкий утенок и в пятнадцать лет не превратился в прекрасного лебедя; однако красоту принцессе заменяли ум и очарование. И вскоре всем стало очевидно, что король поддался ее чарам. Встревоженный Людовик обратился в Рим с просьбой ускорить брак своей дочери и герцога Ричарда Аквитанского, но не успел добиться результата. Его разбил паралич (инсульт), и он умер вскоре после коронации единственного сына Филиппа. Его смерть в 1180 г. в стенах монастыря была мирной кончиной благочестивого человека.
Нетрудно представить, как подействовало на Алиенору известие о смерти первого мужа, почти ее ровесника. Вспоминались венчание в Бордо, коронация, паломничество на Восток, рождение дочерей… Он бы никогда не предал ее, не изменил, не унизил, как этот анжуйский блудодей!
Из заточения королева внимательно следила за успехами Генриха. Первая половина 70-х гг. стала вершиной его могущества. Ресурсы государства Плантагенетов, включавшего Англию и Западную Францию, были настолько велики, что он оказался самым сильным монархом Европы. Германские князья посылали к Генриху агентов, рассматривая его как возможного преемника Барбароссы в качестве императора Священной Римской империи.
Но сами успехи короля таили в себе зародыш упадка и будущих бед.
Сыновья, желая немедленно получить свою долю огромных владений Плантагенетов, единым фронтом выступили против отца.
Современник событий Ричард из Ховдена так описывал происходящее: "Все королевство Франция, король, сын короля английского, брат его Ричард, граф Пуату, Джеффри, граф Бретонский и почти все бароны Англии, Нормандии, Аквитании, Анжу, Бретани поднялись против короля Англии, отца, и опустошили его земли со всех сторон огнем, мечом и грабежом. Они осадили и взяли штурмом его замки, и не было никого, кто пришел бы ему на помощь… Похоже, сбылось пророчество Мерлина, говорившего, что детеныши льва восстанут против него".
И все же король победил, мятеж закончился.
Во время этого противостояния от какой-то острой болезни умер Генрих Молодой Король; на турнире, затоптанный лошадьми, погиб Жоффруа Бретонский.
История не оставила сведений о горе Алиеноры, но можно ли сомневаться, что страдания заточенной матери были беспредельны? Скорбел и Генрих – не только как отец, но и как государь, мечты которого об Анжуйской империи рушились. Но у него оставалось еще два сына: Ричард и Иоанн. Первый рано обнаружил те пылкие амбиции, которые искушали его старшего брата, и был настроен к отцу непримиримо. У его ненависти было два имени: Алиенора и Аделаида.
Все надежды Генриха сосредоточились на младшем, любимце отца Джоне.
После смерти Людовика VII в лице его сына Филиппа II Августа Генрих приобрел еще более опасного и деятельного врага.
На протяжении своего 43-летнего правления Филипп ни разу не пропустил кряду двух весен без того, чтобы не затеять войну с английским королем или его баронами. Все его мысли и все действия были направлены против этих опасных вассалов, дерзавших владеть во Франции втрое большим количеством земель, чем их сюзерен-король. Цель, к которой он стремился, состояла в том, чтобы отвоевать все континентальные владения и заточить анжуйских королей на туманных островах их Англо-Нормандского королевства.
Нормандия была искренне предана Плантагенетам, но бретонцы и аквитанцы их не любили, жаждали независимости и были готовы воспользоваться первым удобным случаем, чтобы отделиться. Тактика Филиппа Августа заключалась в том, чтобы поддерживать мятежников. Он объединялся с сыновьями против отца, с братом против брата, с племянником против дяди. И не будь этих внутренних раздоров, весьма возможно, что могущественная империя Плантагенетов уничтожила бы французскую королевскую власть, ничтожные владения которой она теснила со всех сторон.
Генрих скончался в замке Шинон на пятьдесят восьмом году жизни и тридцать шестом году правления, оставленный всеми, кроме Уильяма, сына от Розамунды. С ужасной тоской он сознавал свое одиночество. Как сообщает Джеральд Уэльский, при последней встрече он поцеловал Ричарда и глухо произнес: "Молю Бога, чтобы Он не дал мне умереть, прежде чем я отомщу тебе".
"Его царствование было замечательно, – отмечал У. Черчилль. – Его усилия организовать обширную анжуйскую державу свидетельствуют о его возвышенном уме, и не он был виной ее распада; его законодательство пережило века. Он нашел королевскую власть униженной, а оставил ее настолько сильной, что она сумела вынести испытания двух неудачных царствований и революции. Этот тиран, которого так страстно ненавидели при жизни и обвиняли после его смерти, тем не менее занял одно из первых мест среди великих основателей английского государства".
Тотчас по кончине Генриха II Ричард отправил своего доверенного освободить мать. Но тот нашел ее уже освобожденной, в королевском дворце, "более величественной, чем когда-либо". 67-летняя Алиенора за время заточения много передумала, переосмыслила и, можно сказать, выковала себя новую – многоопытную советчицу сыновей, мудрую законодательницу, покровительницу слабых и сирых.
Первым и самым важным ее делом стала коронация любимого сына. Англия должна была увидеть своего блистательного молодого короля (до этого он там почти не бывал), восхититься его превосходными качествами и стать ему преданной навсегда. Она обставила эту церемонию со всей торжественностью и пышностью, столь любимой уроженцами Пуату. Сама она в излюбленном пунцовом бархате, в мехах и короне не посрамила королевский дом и предстала перед подданными как полноправная правительница государства. И это вполне соответствовало существующему положению вещей: Ричард, только что коронованный, думал лишь о том, как бы поскорее отправиться в Крестовый поход.
Доверив верховное управление Алиеноре, придав ей толковых советников, он покинул Англию. "Вся его жизнь, – с горечью признавал У. Черчилль, – была великолепным парадом, после которого осталась голая равнина".
К этому времени относится сближение Алиеноры с монастырем Фонтенвро. Она стала часто удаляться в выделенные ей сестрами монахинями покои. Практика временного пребывания светских лиц в монастыре порицалась на протяжении всей истории средневекового монашества, но ее сохранение вполне объяснимо. Аристократки основывали монастыри, оказывали им покровительство и были вправе ожидать ответных услуг.
Тяготы правления государством целиком легли на плечи Алиеноры. Ее внешний блеск истерся старостью, но подлинное сияние ума и благородства осталось. Так, в преддверии 70-летия, когда ее немногочисленные ровесницы обращались к Богу, эта удивительная женщина снова была вовлечена в активную политическую жизнь и вознесена на вершину могущества.
Далеко не новичок в государственных делах, к тому же имевшая возможность наблюдать и анализировать в долгие годы прозябания, королева твердой рукой быстро навела порядок в Англии. Она спешила. У нее был план, который она непременно желала осуществить: еще раз оказаться в местах своей молодости – на Святой земле. Забылись жара, вездесущие мухи, пыль, скрипящая на зубах; хотелось снова вдохнуть неповторимый аромат Африки, увидеть, как дрожит от зноя сухой горячий, прокаленный солнцем воздух, проехаться по пестрому восточному базару… Кроме того, она была озабочена отсутствием наследника у Ричарда – ему следовало как можно скорее жениться. Принимая во внимание его собственные пристрастия, равно как и интересы государства, Алиенора сосватала ему наваррскую принцессу Беренгарию и вместе с ней отправилась на Сицилию, где в это время бушевал Ричард. Разумеется, она ехала со всевозможными удобствами, которые могли предоставить неограниченные средства и услужливая забота приближенных, но столь далекое путешествие даже для более молодой женщины представляло определенные трудности.
Свадьбу намеревались сыграть на Святой земле, но так стремившаяся туда сердцем Алиенора внезапно засобиралась в Англию. В конце июня она уже снова взяла в свои руки управление английским королевством и защиту нормандских владений от французского короля. Тот, сказавшись больным, покинул войско и возвратился домой, чтобы отвоевать у образцового крестоносца Ричарда как можно больше земель.
Но страшнее происков Филиппа были интриги принца Джона. Он повсюду вербовал себе сторонников и убеждал баронов, что Ричард никогда не вернется. Королева немедленно переломила ситуацию. Она созвала ассамблеи в крупных городах: вассалы должны были поклясться своему далекому королю в верности. Она наложила арест на средства Джона, чтобы тот не смог осуществить планируемый поход в континентальные владения английской короны.
Все складывалось удачно; к тому же стало известно, что Ричард уже на пути в Европу. Алиенора надеялась, что еще немного – и она отдохнет, все трудности окажутся позади. Могла ли она предположить, что самые большие трудности в ее жизни только начинались!
По пути домой Ричард был взят в плен австрийским герцогом Леопольдом, своим личным врагом. У герцога знатного пленника затребовал император. Вдруг оказалось, что отважный герой, рыцарственный король – преступник и подлежит имперскому суду! Сама жизнь любимого сына оказалась в опасности не от неверных, а от христиан.
Два долгих года английский король провел в заточении; два года старая королева билась за его освобождение, рассчитывая в этой борьбе только на себя. Но и позволить себе она могла очень многое. Характер ее писем папе весьма далек от христианского смирения: "Часто на маловажные дела вы отправляли своих кардиналов на край света; а в таком безнадежном и плачевном деле вы не соизволили отправить даже служку. Короли и князья в заговоре против моего сына; его держат в кандалах, пока другие грабят его земли; его держат на пятках, а другие бичуют. И в течение всего этого времени меч Святого Петра остается в ножнах. Трижды вы обещали отправить легатов, и вы этого не сделали. ‹…› Увы, теперь я знаю, что обещания кардинала – это лишь пустые слова".
Слабая телом, но не духом, старая женщина бросила все силы на организацию вызволения сына из плена. Чтобы собрать деньги на выкуп, приходские церкви вынуждены были отдавать сокровища, накапливаемые в течение долгого времени. Королева повелела архиепископам, епископам, настоятелям, графам и баронам пожертвовать четвертую часть годового дохода; не остались в стороне и самые неимущие слои населения. "Не было ни церкви, ни ордена, ни сословия, ни пола, кто мог бы избежать взноса на освобождение короля".
Еще не собрав требуемого выкупа, Алиенора отправилась к императору в Кёльн и дала понять, что располагает нужной суммой. В это время соперник Ричарда Филипп Французский и брат плененного короля принц Джон сделали Генриху VI контрпредложение: они посулили заманчивую сумму, чтобы Ричард оставался в плену. Император колебался.
72-летняя Алиенора все это время находилась в сильнейшем нервном напряжении. Она вела тайную кропотливую работу с имперскими князьями, со многими из которых находилась в родственных связях. Ее труды не пропали даром. Любимый сын был освобожден за две трети требуемой суммы. 34 тысячи килограммов серебра стоили свобода и безопасность Ричарда. Немногим обязана Англия этому монарху, и дорого заплатила она за его приключения.