Bonus track 1
ЖИДОВКА ТРЕГУБОВА НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
Когда я, к отчаянию ближних, заперлась наедине со своей книгой, отключив все телефоны и только раз в день включая мобилу, чтобы прочесть и тут же стереть без ответа истерические SMS потерявших меня друзей, в какой-то момент блокаду все-таки ухитрилась прорвать моя старейшая (в смысле, знакомая со мной ровно столько лет, сколько нам обоим от роду) подруга Маша Щербакова, работающая на Австрийском телевидении. Ее SMS гласило: Срочно перезвони. Перескажу тебе свой сон о твоей книге.
Анонс интриговал. И я купилась и перезвонила.
– Ленка, ты не представляешь, какая умора мне только что приснилась! Что ты пишешь совсем даже и не книгу! – выпалила Машка.
– А что же?! – просто-таки с замиранием сердца поинтересовалась я.
– Мне приснилось, что ты готовишься выпустить компакт-диск с песнями! А еще я во сне тебя спрашивала: А какие bonus-треки там будут?
Из-за щербаковского вещего сна я даже хотела сначала назвать книжку Песни кремлевского диггера. Ну бывают же, -рассуждалая, – свои профессиональные песни, скажем, у венецианских гондольеров. Баркарола называются. Так почему бы собственным профессиональным песням не быть и у кремлевских диггеров?
Но потом решила, что у читающей части публики такое название вызовет слишком скучные эпические аллюзии, а для нечитающей части – наоборот, будет слишком фривольным (подумают еще, что я это все – не всерьез. А я ведь – серьезный диггер. Хоть и травящий байки на досуге).
Так что в результате от компакт-диска остались только два бонус-трека: те истории, которые никак не влезали даже в акробатически извернувшуюся в соответствии с капризами девичьей памяти сюжетную линию. Но без которых мой диггерский песенник все-таки был бы не полным.
* * *
Может, весь цивилизованный мир компьютерная проблема 2000 и не тронула, но вот нам с Ельциным она точно подпортила программу.
28 декабря 1999 года газета Коммерсантъ, выпуская последний перед нулевым годом номер, решила, что просто так писать о проблеме 2000 – это скучно, нужно выпендриться. В общем, мы решили прикинуться, будто нас всех уже обнулило. Причем под корень – до самого 1900 года. И все журналисты написали статьи по своей теме так, будто нам снесло крышу ровно на сто лет назад. Мне как кремлевскому (то есть, в понимании моих коллег, придворному) журналисту, разумеется, поручили разузнать об интригах при Дворе Николая Второго.
Мой репортаж на эту тему получился практически эксклюзивным:
* * *
В СЕМЬЕ ОЖИДАЕТСЯ ПОПОЛНЕНИЕ
Как стало известно корреспонденту Коммерсанта из источников в Зимнем дворце, Императрица Александра Федоровна ожидает четвертого ребенка. При дворе, разумеется, надеются, что на сей раз это будет наследник престола.
По информации Коммерсанта, Императрица Александра Федоровна без всяких видимых причин переведена врачами на домашний режим. Уже вторую неделю ей строжайше запрещено не только участвовать в любимых спортивных развлечениях Двора – теннисе и бэдмингтоне, но и предпринимать длительные пешеходные прогулки.
Все эти ограничения в физических нагрузках могут служить признаком новой беременности Императрицы. Конфиденциальные источники Коммерсанта при Дворе подтверждают эту догадку.
После того как у Государя родились три дочки подряд, в Высочайшем семействе, да и, разумеется, во всем государстве, воцарилась напряженная атмосфера ожидания появления на свет мальчика – наследника престола.
Однако, как сообщил в неофициальной беседе с корреспондентом Коммерсанта один из придворных врачей, не исключено, что в силу природной предрасположенности Императрицы у Великих Княжон и на этот раз появится не братик, а еще одна сестричка. Можно быть уверенными, что и такой сюрприз ничуть не расстроит любящих друг друга Ники и Аликс (как их называют в ближнем кругу), которые, как известно, воспринимают любые подарки или превратности судьбы как дар Божий.
Однако было бы малодушием не замечать, что вопрос о престолонаследии встает все острее. Как обронила в частной беседе с Коммерсантом одна из приближенных к Императору особ, над воображением Императрицы Александры Федоровны тяготеет некое зловещее предсказание касательно судьбы ее детей, сделанное деду нашего Государя Александру Второму тогдашним Саровским отшельником Серафимом.
Но, несмотря на эти Саровские предсказания (которые, по семейному преданию, Император Александр Второй не решился полностью раскрыть даже Императрице, потрясенной грозящими их потомкам бедами), до сих пор Господь наделял Государя и его супругу прекрасными здоровыми дочерьми, и единственное, чего им остается еще желать, – это появления на свет наследника, в руки которого когда-то должно будет перейти управление нашей державой…
* * *
У меня холодок бежал по позвоночнику, когда я набивала в своем Пентиуме этот текст. Было полное ощущение, что еще секунда – и меня саму, вместе со всей страной, засосет во временную воронку.
Все дурацкие мистические шутки (к числу которых, безусловно, принадлежала и выходка-00 Коммерсанта) имеют странную особенность: наполняться стихийным, неожиданным смыслом.
Через три дня после публикации нашей столетней газеты Ельцин объявил об отречении от престола.
С самим Ельциным проблема 2000 тоже, похоже, сыграла злую шутку В своей знаменитой новогодней речи, назначая Путина своим наследником, он обмолвился: В новый век страна должна войти с новым президентом! Всей стране стало ясно, что Дедушку просто надули, чтобы отобрать власть: окружение явно внушило ему, что новый век наступает не тогда, когда у всего человечества – 1 января 2001 года, а уже сейчас, 1 января 2000-го. То есть, если бы президент просто навел справки получше, то мог бы еще и дальше царствовать себе спокойно. Может, кого другого бы нам тогда без спешки подобрал.
* * *
А уж через год, когда миллениум меняли по-настоящему, глобальная ошибка в программе, спровоцированная всеми этими нашими дурацким махинациями со временем, зашкалила меня уже с переходом на личности.
В декабре 2000 года, когда до смены века и тысячелетия оставались считанные дни, мне домой среди ночи позвонила абсолютно растерянная Ника Куцылло, которая в тот момент выпускала журнал Власть:
– Ленка, прости, что разбудила! Но я просто не могу подписать номер в печать, не спросив у тебя разрешения… Дело в том, что тут – о тебе написано… Мы тут публикуем отрывки из книжки Радзинского о Распутине…
– Ника, не пугай меня – что за шутки! Ну что РАДЗИНСКИЙ мог написать обо мне?! – в ужасе застонала я, спросони отчаянно пытаясь сообразить, что за компромат на меня мог нарыть эксцентричный попсовый историк.
– Ну вот слушай – я тебе сейчас зачитаю. Сразу тебе говорю: если ты потребуешь, – мы сразу выкинем весь этот абзац на фиг!
Компромат, который тут же зачитала мне по телефону Ника, в контексте моих проблем с Кремлем, начавшихся с приходом к власти Путина, звучал действительно как очередной дурацкий розыгрыш Коммерсанта.
Как констатировал в своей книге Радзинский, пока шли политические баталии, распутиниада, уже отдающая безумием, продолжалась. И в частности, от нее пострадала некая девица Трегубова, которую Распутин обещал устроить на императорскую сцену, но только при условии близких с ним отношений. Их отношения, по показаниям Трегубовой (в пересказе Радзинского), закончились безобразием: После очередного неудачного приставания он плюнул мне в лицо, говоря: Убирайся к черту, жидовка!
После этой неудачи, как констатирует историк, мстительный Распутин решает изгнать Трегубову как еврейку из столицы. В результате его репрессивных усилий, по сведениям Петроградского адресного стола, означенная Трегубова выбыла из Петрограда на жительство в Тифлис.
В Тифлис меня, пока еще вроде, слава Богу, не выслали. Но через несколько дней после этой публикации, на самом рубеже прошлого века и тысячелетия, пресс-служба Путина добилась-таки моего исключения из кремлевского пула.
* * *
После всех этих ярких примеров сбоя в глобальной системе во время смены тысячелетия никто уже не сможет меня убедить, что и сам Путин – не компьютерный глюк, виртуальный сын Проблемы 00.
Глава 11
ЛЕГКАЯ НЕВЫНОСИМОСТЬ БЫТИЯ
Открою маленький секрет: на самом деле я написала эту главу последней. Я долго не могла себя заставить сесть за компьютер и открыть архив за 2000 год. Чего я только не придумывала, чтобы улизнуть от работы: то в газете замучили, то в компьютере троянский конь завелся. В общем, конь не валялся месяца два, пока я вдруг не призналась самой себе, что мне просто противно вспоминать об этом периоде жизни.
Тогда я, прямо как барон Мюнхгаузен, взяла себя за шкирку и силком приволокла к компьютеру.
Сначала, когда я открывала и читала файлы со статьями и записями того времени, я испытывала просто физическую боль. Я вдруг осознала, что никогда в жизни, ни до, ни после этого момента, на меня не выливалось такого концентрированного количества ненависти, подлости, вранья и издевательств. Причем со стороны людей, с которыми я была вынуждена ежедневно общаться по работе.
Окунувшись снова в эти воспоминания, которые до того дня я, видимо, старалась всячески вытеснять из сознания, я почувствовала, что мне просто жизненно необходимо срочно прочистить организм от этих испорченных ядовитых остатков. Выписать. И забыть.
Короче, речь пойдет о начале цензуры в Кремле сразу после прихода к власти Путина и идеологической зачистке, проведенной новой путинской пиар-командой в кремлевском пуле журналистов. Первой жертвой которой я как раз и имела честь стать.
Начало цензуры в Кремле
Некоторые странности начались уже в конце 1999 года, сразу после того как Путин стал премьером. Ни для кого не было секретом, что, несмотря на премьерский статус Путина, его поездки по стране, по сути, являются предвыборными, то есть – президентскими. Поэтому руководство моей газеты заранее огорчило меня, что теперь, помимо Ельцина, у меня на руках параллельно окажется еще один клиент. Это выглядело тем более логичным, что при всей информационной закрытости Путина я была практически единственным кремлевским обозревателем, знакомым по прежней жизни и с ним лично, и с Игорем Сечиным, который (точно по такой же схеме, как и раньше в ФСБ) занимался в Белом доме связями премьера-преемника с прессой. Однако Сечин, вопреки моим ожиданиям, наоборот, повел себя с загадочной нелюбезностью: он не подходил к телефону, когда я ему звонила и, вопреки нашей с ним прежней обычной практике, не перезванивал, когда я оставляла информацию у него в приемной.
А однажды, когда я случайно встретила его на одном из официальных мероприятий, Сечин поздоровался со мной с самой что ни на есть демонстративно-дружеской улыбкой и рассыпался, как обычно, в комплиментах. Но как только я попросила его организовать интервью с Путиным и аккредитовать меня с ним в поездки по регионам, он моментально отвел глаза и сделал вид, что не расслышал.
– Что же вы старых друзей так быстро забываете, Игорь Иваныч? – посмеялась я над ним.
Но тут Сечин припустил от меня со всех ног, сделав вид, что он вспомнил о каком-то неотложном деле.
Тем временем начальница отдела политики Коммерсанта сообщила мне, что в следующую поездку премьера путинские люди почему-то позвали и вовсе не меня, а нашего военного обозревателя.
Все это выглядело слегка странным. Впрочем, один из моих кремлевских приятелей, знавший в общих чертах историю моего знакомства с Путиным, тут же прокомментировал ситуацию по-аппаратному:
– Слушай, а может, Владимир Владимирович просто боится общаться с теми, кто его знал до того, как он стал президентским преемником? Знаешь, это ведь очень типично для мелких чиновников, которые вдруг неожиданно взлетают наверх: они стараются как можно дальше держаться от тех, с кем были знакомы раньше. А уж тем более – от журналисток, которым они пытались назначить свидание…
Ладно, разберемся. Когда Путин станет президентом, тогда и посмотрим, – решила я.
Но Путин стал президентом гораздо раньше, чем мы предполагали. И с гораздо более серьезными последствиями не только для меня, но и для всей российской журналистики.
* * *
Как только Ельцина уговорили подать в отставку и Путин приступил к исполнению обязанностей президента, работа кремлевской пресс-службы сразу же радикально изменилась. Новый пресс-секретарь президента Алексей Громов с готовностью бросился исполнять негласные установки сменившегося руководства: ежедневной практикой в Кремле стало лишение журналистов аккредитации за критические или даже просто за недостаточно лояльные статьи о Путине.
Поначалу все это казалось нам каким-то мелким недоразумением, которое вот-вот прояснится. Когда президентский пресс-секретарь впервые отказался аккредитовать меня в одну из предвыборных поездок Путина, сославшись на то, что в предыдущей статье я что-то не так написала, в кремлевском пуле нашлись даже двое камикадзе, которые кинулись за меня заступаться: Елена Дикун из Общей газеты и Татьяна Нетреба из Аргументов и Фактов.
– Мы подумали: может, это просто какая-то мелкая разводка кого-то из пресс-службы? Ведь у тебя с Громовым всегда раньше были прекрасные отношения – может быть, кто-то ему просто наврал, что ты называла его земляным червяком? – недоумевали девчонки.
Во время президентской поездки в Краснодар Дикун и Нетреба вечером подошли к Громову, предложили посидеть за рюмкой чая и по дружески обсудить проблему. На рюмку чая Громов охотно согласился, проблему обсудить – тоже. А в результате, обеих моих заступниц тоже начали выкидывать из аккредитационных списков – видимо, в воспитательных целях, чтобы впредь не высовывались.
Чтобы хоть чем-то мотивировать свое поведение, Громов с маниакальным упорством то и дело поминал Лене Дикун какие-то коробочки, о которых она якобы не имела права писать. Выяснилось, что во время одной из агитационных поездок Дикун случайно подглядела, как путинская служба безопасности выгружает из президентского самолета коробки с предвыборными подарками для детей (которые, видимо, не были зафиксированы как агитация, законно оплаченная из предвыборного штаба кандидата Путина). Ясное дело – не написать об этом было бы для Дикун просто журналистским проколом.
* * *
А Таньку Нетребу Громов попрекал какой-то мелкой заметкой про связь Березовского и Путина, опубликованной в Аргументах и Фактах. Комизм ситуации заключался в том, что заметку писала даже не Нетреба, а какой-то ее безвестный коллега.
– Ну Алексей Алексеевич! Я не виновата! Это – не я! Честное слово! – пыталась оправдываться кроткая по натуре Нетреба.
Но Громова уже заклинило.
– Ну и что – что не ты писала! Ты обязана контролировать все статьи про Путина, которые публикуются у вас в газете, раз ты в Кремле работаешь! – кричал он в присутствии всего кремлевского пула на задворках пути некой протокольной встречи в Кремле.
* * *
Внезапная мутация Громова стала для нас неразрешимым психологическим ребусом. Вроде бы еще совсем недавно он был верной тенью предыдущего президентского пресс-секретаря Ястржембского (который, правда, после смены президента тоже быстро ассимилировался с общей путинской массой, но, по крайней мере, в благословенную ельцинскую эпоху либеральных поветрий никогда не позволял себе такого грубого и непрофессионального стиля работы, как сейчас его преемник Громов).
Да, Леша Громов всегда был сереньким и невыразительным. Всегда был на вторых ролях. И никогда не решался высказывать собственного мнения ни по одному политическому вопросу. Но зато – до прихода Путина к власти он был абсолютно беззлобным, скромным и никогда никому не делал гадостей. Что в Кремле само по себе было огромной редкостью.
Был, впрочем, один яркий инцидент во времена заката Ельцина, который, как я сейчас понимаю, должен был сразу заставить нас заподозрить, что с Лешей Громовым что-то неладно. Во время поездки Ельцина в Стамбул в конце 1999 года Громов как-то случайно затесался со мной и несколькими моими подружками пообедать в ресторане в здании, где проходил саммит ОБСЕ Суп-пюре с дарами моря, который мне подали, оказался совершенно холодным, и я, разумеется, отправила официанта обратно на кухню его разогревать.
На что Громов по-отечески посоветовал мне:
– Зря ты это, Леночка! Они не любят, когда с ними так. Если ты начинаешь предъявлять претензии, то они тебе там, на кухне, в эту тарелку еще и плюнут! Так что лучше бы ты суп холодным съела!
Но в тот момент, я, по наивности, приписала этот лакейский бред чрезмерному смирению Громова.
Даже хобби у Громова было подчеркнуто безобидное: он тихо собирал у себя в кремлевском кабинете больших садовых гномов. В смысле, не живых гномов, конечно, а их фигурки. Типичное хобби хорошего маленького человека (в литературном, а не в физическом смысле), который осознал свое амплуа и со смирением, и даже с гордостью, несет его по жизни.
Теперь же, после назначения пресс-секретарем – куда все его добродушие только подевалось! На беднягу Громова стало страшно смотреть: его лицо все время перекашивалось болезненной злобной гримасой, глаза просто источали ненависть, при разговоре он начинал трястись, даже губы его дрожали от злости. Вскоре во время его ругани из-за очередных неправильных статей журналисты начали благоразумно отстраняться от него на почтительное расстояние: потому что, во-первых, было полное впечатление, что этот буйный человек начнет сейчас драться, а во-вторых, стыдно сказать, но в припадках гнева президентский пресс-секретарь начинал в буквальном смысле слова брызгать слюной.
Но самое ужасное: лицо Громова начало просто на глазах мимикрировать под его нового хозяина – Путина. Мутация зашла так далеко, что вскоре в Москве даже разразился скандал вокруг репортажа НТВ о двойнике Путина. Оператор заснял какого-то серенького человека в сереньком пиджаке, как две капли воды похожего со спины на президента, с абсолютно путинской прической, фигурой и движениями. Мы не знаем, что это за человек, – сказали в новостях. – Но это очень похоже на подготовку двойника для президента.
– Они не знают, кто это, зато я знаю! – с самодовольной усмешкой подтвердил Громов мою догадку.
Как ему удалось достичь на телесъемке этого очевидного для всех разительного сходства – тоже загадка: ведь в реальности Громов значительно выше и крепче Путина.
Вскоре, во время президентских мероприятий, Громов стал внешне держаться не как пресс-секретарь, а как президентских охранник или телохранитель: неотступно следуя по пятам за президентом, всем наклоном своей фигуры как бы приникая к Путину и окидывая окружающих недобрым взглядом, явно готовясь загрызть любого, кто попытается приблизиться к Телу. Даже я, бесчисленное количество раз изнутри наблюдавшая поведение президентской свиты, включая телевизор и видя все происходящее со стороны, просто изумлялась: человек явно перепутал свою должность.
С нами, журналистами, Громов тоже стал вести себя как охранник, а не как пресс-секретарь: он в основном занимался тем, что отгонял нас от политиков и запрещал нам задавать им вопросы.