В эту минуту отчаяния духовно сломанная Барбоун призналась Мадонне, что больше не сможет содержать певицу. "Я больше не смогу делать все, что ты хочешь, - сказала она. - Не смогу выполнять твои прихоти". Мадонна согласилась. "Я стерва". Потом пожала плечами: "Мне всегда хочется большего". "Мадонна похожа на губку, - замечает Барбоун. - Она высасывает все, что можно, и высосав досуха, переходит к следующей жертве". В середине 1982 года, когда у "Готем" истощились запасы наличности и не было постоянного контракта на запись, музыканты из группы Мадонны ушли туда, где им платили. Для Мадонны, казалось, самое время переоценить свое положение. Они с Брэем вынуждены были признаться, что не просто не довольны песнями в стиле рок-поп, которые их заставляет писать Барбоун, но ненавидят их. Во время очередной перепалки Мадонна бросила Барбоун в лицо: "Я не могу больше этим заниматься! Я собираюсь все начать заново".
Этот удар оказался сокрушительным для Барбоун. "Я все поставила на Мадонну, - сказала она, - а та меня чуть не уничтожила. Но, - добавляет она уже годы спустя, - у меня нет к ней ненависти.Мне ее не хватает". По здравом размышлении Барбоун пришла к выводу, что Мадонна рассматривает себя "как продукт непорочного зачатия. Правила обязательные для всех на нее не распространяются. Она была ненамеренно зловредной - просто неспособной смотреть на жизнь глазами других людей. Она хотела именно то, что хотела, а если ей этого не давали, она поворачивалась к вам спиной". Компания "Готем" не собиралась просто так отпускать Мадонну. Барбоун и Олтер объявили о намерении подать на нее в суд на основании того, что их контракт не был расторгнут в установленном порядке. Что касается демонстрационной кассеты с четырьмя композициями, которая стала известна в музыкальном мире как "Готемская запись", то Барбоун и Олтер ввязались в многолетний судебный процесс за право на потенциально ценную запись, процесс, не завершившийся и в 1990-е годы. Кассета, которой совместно владеют "Готем", Мадонна и студия "Мидиа Саунд", где она была записана, может быть тиражирована лишь с согласия всех трех сторон. "Мадонна никоим образом не позволит мне сделать миллионы на этой кассете, - говорит Барбоун. - Она все еще меня наказывает".
Одна лишь Мадонна не захотела увязнуть в трясине судебного крючкотворства. Она вернулась со Стивом Брэем в Дом музыки, где их единственной мебелью стали ящики из-под яиц. Снова представленные самим себе, Мадонна и Брэей опять сели на вынужденную диету, состоявшую из кукурузных палочек с сыром, к которым иногда добавлялся консервированный тунец. Успев отшить Перл Лэнг, Патрика Эрнандеса, Дэна Гилроя, а теперь и Камилу Барбоун из "Готем", Мадонна уже без колебаний сбрасывала за борт друзей и любовников, как только в них отпадала нужда. Еще оставался Брэй, но однажды уже Мадонна покинула его не моргнув глазом, когда перебралась из Мичигана в Нью-Йорк, и сейчас он не питал никаких иллюзий по поводу будущего. С верным Брэем, всегда готовым ее поддержать, Мадонна с головой окунулась в бурлящий, угарный мир ночной жизни Нью-Йорка. Она искала стиль, который вознесет ее к звездам, - и достаточно влиятельного и могущественного в музыкальных сферах человека, который дал бы ей старт.
Глава 9
"Порой я испытываю чувство вины из-за того, что как бы прохожу сквозь людей. Это присуще многим честолюбцам. Забираешь, что можешь, а потом двигаешь дальше".
Эрика Белл впервые попала в "Континентал клаб", и все, что она о нем слышала, оказалось правдой. "Мне говорили, что не успеешь войти, как тут же сунут в руки пакетик с кокаином, - говорит Белл, аспирантка отделения социологии Нью-йоркского университета, которая незадолго до этого открыла свой ночной клуб "Лаки Страйк" в самом центре города на углу 9-ой улицы и 3-ей авеню. - Оказалось еще хуже:мне уже у дверей предложили кокаин, только я не употребляю". Все подробности того вечера в 1982 году отчетливо врезались в память Эрики Белл. Когда эффектная черная танцовщица, она же фотомодель, она же аспирантка-соцоилог, она же владелица ночного клуба, раздвинула пышную занавеску при входе в зал, она была поражена ультрасовременным убранством в светло-голубой гамме. "Все прямо как из "Джетсонс", - говорит Белл. - Огромный бассейн с рыбками, какой-то бесконечный бар и белые четырехфутовые коринфские колонны для пущего эффекта. От всего этого, казалось, исходило сияние. Очень по-голливудски". У противоположного конца длинного бара на одной из коринфских колонн сидела, скрестив ноги, "эта женщина, вся в белом - в белом смокинге, в белых брюках и здорово мятой белой рубашке. Ее темные волосы торчали во все стороны; вокруг нее, естественно, вились мужчины". Это была Мадонна. "Как я на нее сразу посмотрела, - вспоминает Белл, - так просто оторваться не могла. У нее были невероятно красивые глаза. Великолепные. Она уставилась на меня, а я на нее. Эти мгновения казались мне вечностью. Из тех самых загадочных случаев, которые выпадают из жизни, когда встречаешь человека и влюбляешься в него с первого взгляда. Как ни банально, но это напоминает стоп-кадр в фильме. Потом мы часто об этом говорили".
Мужчины, болтавшие с Мадонной, разошлись, некоторые - разжились номером ее телефона, остался только один - Питер Шульц, - сосед Белл по квартире. Белл подошла к ним и велела ему уматывать. "Двигай, - сказала я. - С тобой она не пойдет. Я хочу с ней поговорить". Потом Белл обратилась к красотке в белом и пояснила: "Я с ним живу". Шульц поспешил добавить, что они просто соседи и между ними ничего нет. "Питер волновался, как бы Мадонна не подумала, что мы любовники, но ей это было без разницы. Захоти она с ним пойти, так пошла бы". (Шульц тоже ушел с телефоном Мадонны и дважды назначал ей свидания.) С Мадонной у Эрики Белл было много общего. Белл, которую ее новая подруга тут же окрестила "Рикой", тоже росла в процветающем пригороде. Только в ее случае это был Грэйт-Нек на Лонг-Айленде. Как и Тони Чикконе, отец Эрики имел хорошее образование, он был ученым и долгое время работал в Комисси по контролю за ядерной энергетикой. Требования к Белл тоже были повышенными, и она тоже отлично училась в школе. Она тоже занималась танцем, а теперь пыталась завоевать себе место в головокружительной, залитой неоновыми огнями жизни Манхеттена. Обе юные дамы прекрасно знали, что хотели, были привлекательны и уверены в себе, хотя в последнем одна из них сильно уступала другой.
До этого часа их биографии отличались лишь тем, что Эрике не приходилось голодать. Белл поражалась изобретательности Мадонны в добывании еды. "Даже потом, когда мы уже кое-чего достигли и стали разъезжать по городу на лимузинах, - говорит Белл, - она показывала мне какой-нибудь переулок и говорила: "Здесь я рылась в мусорных баках и искала чего-нибудь поесть. Удивительно сколько добра люди выбрасывают". К Мадонне подходили владельцы закусочных и ресторанов, и она их сразу же узнавала. "Рика, я люблю этого парня. Он когда-то меня подкармливал, оставлял мне еду". То были для нее тяжелые времена. Я хочу сказать, иной раз ей приходилось выбирать: съесть яблоко или поехать на метро. От этих ее рассказов мне хотелось реветь". Но Мадонна была не из слезливых. "Она не склонна поддаваться эмоциям, - говорит Белл, ставшая вскоре ближайшей подругой Мадонны. - В Мадонне есть внутренняя сила. По сравнению со всеми, кого я когда либо знала, у нее феноменальная воля. Насколько мы были близки? Что ж, могу сказать, что спали мы в одной постели", - говорит Белл. Еще она вспоминает об одной любопытной привычке Мадонны - полоскать горло соленой водой в шесть утра - "для голоса, наверное". Проникнувшись сочувствием к стесненным обстоятельствам своей новой подруги, Белл дала ей место в баре "Лаки Страйк". Мадонна проработала там всего два вечера - все свои силы она стремилась отдавать карьере, о которой могла говорить беспрерывно", - но этот краткий эпизод стал очередной вехой ее биографии. Барменом в "Лаки Страйк" служил высокий светловолосый флоридец с лицом херувима и обезоруживающей улыбкой, и Белл их познакомила. Как и первый наставник Мадонны, Кристофер Флинн, Мартин Бергойн был гомосексуалистом. Они с Мадонной быстро нашли общий язык, и вскоре он сподобился стать ближайшим из ее друзей обоего пола. "Мартина все любили, - вспоминает Белл. - Он был забавным и милым, красивым и приятным. Но они с Мадонной общались на своем особом уровне. Конечно, будь он гетеросексуален, их отношения не стали бы столь тесными". По словам Белл, по вечерам они с Мадонной чаще всего куда-нибудь выходили. Нередко это был один из самых модных городских клубов "Данстерия". "Мы ходили туда на свидания, - вспоминает Белл. - Мы занимались террором - так мы это называли, потому что именно это и делали - терроризировали людей. Она, бывало, говорит: "Рика, я здесь - самая красивая из белых девушек, а ты - лучшая из черных. Так что - вперед!" Тут мы разгоняли всех с танцевальной площадки и занимали ее. Мы высматривали самых смазливых парней, подходили прямо к ним и, не говоря не слова, целовали прямо в губы. Потом мы брали у них номера телефонов, отходили и, пока парень хлопал глазами, сминали бумажку с номером и выбрасывали ее". Еще им нравилось дожидаться возле лифта какого-нибудь мужчину, войти с ним в кабину и там неожиданно его атаковать. "Помню, у Мадонны был такой случай, - рассказывает Белл. - Она просто покаталась с одним парнем на лифте вверх-вниз, а когда он вышел, у него глаза смотрели в разные стороны. Он говорил об этом несколько месяцев". По поцелуям Мадонна дотягивала, пожалуй, до олимпийского уровня. "В постели она, скорее всего, хороша, - замечает Камила Барбоун, - потому что совершенно раскована и сильна физически. Но заводится она от поцелуев". Перечисляя откровенные бисексуальные заигрывания Мадонны, Эрика Белл подчеркивает: "Я заинтересовалась Мадонной еще до того, как она меня поцеловала. Но могу сказать одну вещь: стоит ей разок тебя поцеловать, и этот поцелуй останется с тобой как печать". Когда Мадонна и Белл не ошивались по клубам, они делились друг с другом своими надеждами и страхами. Несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, Мадонна заметно боялась смерти или, точнее, забвения. "Она не раз говорила мне, что хочет стать знаменитой, - рассказывает Белл, - что она обязана прославиться. Мадонна говорила: "Мне нужно не просто внимание, а все внимание. Я хочу, чтобы все в мире знали, кто я такая, и любили меня". Это было года два до того, как она записала свой первый хит. Мне кажется, что она больше всего боялась, что может вдруг умереть и ее забудут". Однажды вечером, когда они сидели на полу в комнате Мадонны ("Ничего другого не оставалось, потому что не было стульев", - говорит Белл.), она, к удивлению Белл, достала из какого-то конверта фотографии, на которых была снята в обнаженном виде в те голодные дни, когда подрабатывала в качестве фотомодели. "Рика, ты не поверишь, - сказала она своей худощавой подруге, указав на снимки, - но тогда я была такой же плоской, как ты!" "Мы покатились со смеху, эти голые снимки показались нам жутко забавными, - вспоминает Белл. - "Ах, я просто не дождусь, когда прославлюсь и они увидят свет, - сказала Мадонна. - Кто-нибудь захочет продать их в "Плейбой". - Она посмотрела и скривилась. - Но там их не захотят печатать. Смотри, какая я здесь плоская". (Через несколько лет, когда фотографии были опубликованы в "Плейбое" и "Пентхаусе", произведя фурор в масштабах страны, Мадонна позвонит Белл. "Рика, не могу поверить, - скажет она, давясь от смеха. - Ведь я же такая плоская".)
В другой раз Мадонна, очень хотевшая соответствовать образу "крутой девчонки", решила, что ей надо овладеть одним из видов уличного искусства. "Она попросила меня, - говорит Белл, - научить ее сплевывать. Мы остановились на тротуаре и принялись остервенело плеваться, пока она не сочла, что теперь умеет делать это в лучшем нью-йоркском стиле. Прохожие были в ужасе, но нам было дико смешно". Успехи в музыке доставлял и Мадонне меньше радости. Не имея возможности единолично распоряжаться четырьмя композициями "Готемской записи", Мадонна с помощью Брэя сделала еще одну демонстрационную запись. На этот раз вошли четыре их "уличных" танцевальных мелодии: "Каждый"('Everybody'), "Невыгодная сделка"('Ain't No Big Deal'), "Останься"('Stay'), и "Горение". Мадонна в одиночку развернула компанию, чтобы пленку прослушали нужные люди. Для этого она избрала "Данстерию" на Манхеттене, которая продолжала традиции заведений, где пересекались пути прессы, таких как "Студия 54", "Мадд-Клаб" и "Ксенон". Открытая в 1981 году одним из импресарио ночной жизни Рудольфом, "Данстерия" быстро прославилась как суперсовременное заведение, о котором больше всего говорили и писали. Неизбежной частью его клиентуры был разный сброд из Европы, высокооплачиваемые молодые бизнесмены и служащие с Уолт-стрита, озабоченные тем, как бы попакостней промотать лишнюю наличность, и всякие знаменитости с обоих побережий, имена которых частенько мелькали и рубрике "В мире звезд" в журнале "Пипл". Но значительную часть публики "Данстерии" составляли те, кто и в правду задавал тон в музыке, изобразительном искусстве и моде. Среди завсегдатаев клуба были художники Энди Уорхол, Кийт Херинг, Жан-Мишель Бакья; дизайнеры Уилли Смит и Бетси Джонсон; группы "Блонди", "Кид Креол", "Такседо Мун" и даже эксцентричные первопроходцы нового музыкального направления - рэпа (например, "Бисти Бойз" и "Ран-Д. М.С.")