От своих соучеников она этого и не скрывала. "Мадонна не оставила у нас никаких сомнений в том, что спит с Расселом", - вспоминает школьная подружка Мадонны Мэри Бет Глейзер. Бывший староста класса Барт Бернард придерживается того же мнения: "Все знали, что Рассел и Мадонна регулярно занимаются любовью на заднем сиденье его "Кадиллака". Мы называли эту машину "фургоном страсти". Однако в школе было не слишком известно о том, что Мадонна, если ей верить, попробовала заниматься лесбиянством. Впоследствии она заявила, что впервые испробовала однополую любовь в пятнадцать лет с подругой детства. Лонг мог быть первым и единственным любовником Мадонны в школе, но Флинн продолжал оставаться главным мужчиной ее юности. Даже когда от дыхания Мадонны и Лонга запотевали стекал "Кадиллака", привязанность Мадонны к своему балетному учителю - гомосексуалисту, который был старше ее на двадцать восемь лет, продолжала расти. Когда ей исполнилось шестнадцать, ей удалось его соблазнить, но их связь продолжалась не долго. Короткое увлечение Флинна бисексуальными отношениями было, строго говоря, "экспериментом". Конечно, я любил ее. Она была моей маленькой Мадонной, - размышляет он годы спустя, - Мы были родственными душами, а это куда важнее физической близости".
Постепенно Мадонна все меньше ощущала себя школьницей и все больше - раскованной современной артисткой, принадлежащей флиновскому миру классического танца и дискотек гомосексуалистов. Решив утвердится в роли школьной притчи во языцах, в предпоследнем классе она ушла из тамбурмажорской команды. Кроме того, она покончила с гамбургерами из молочного бара и заделалась вегетарианкой. На ее штанах зияли дыры, стянутые по краям огромными булавками. она перестала брить ноги и подмышки - тоже из числа вполне очевидных ее попыток шокировать соучеников и преподавателей. "Это бросалось в глаза, - вспоминает один из ее соучеников. Еще вчера Мадонна была круглой отличницей, а сегодня - извольте - эдакая созерцательная европейско - интеллектуальная богема. Дошло до того, что волосы на ногах она могла заплетать косичками". Ее наставница Ненси Митчел говорит: "Ее новая внешность меня шокировала, еще бы нет, но я сделала вид, будто ничего не замечаю". Примерно в это же время Мадонна столкнулась с другими трудностями, которые подвергли ее верность родной семье суровому испытанию. Ее брат Марти увлекся наркотиками, что, по словам ее одноклассника, "постоянно ставило ее в сложное положение. Он стал психом, а этого она терпеть не могла. Сама она никогда не баловалась наркотиками, но если кто-то задирал Марти, она и ее сестра Паула бросались его защищать".
Хотя Мадонна и воздерживалась от наркотиков, алкоголь отнюдь не вызывал у нее отвращения - так, по крайней мере казалось. "В школе пьянство для Мадонны было большим кайфом, - вспоминает ее бывший приятель Мак-Грегор. На всех вечеринках и сборищах она падала со стула "поддатая". Но штука в том, что у нее не было ни в одном глазу". Она изображала из себя пьяную, чтобы под этим предлогом заняться менее безобидными делами. "Она распаляла ребят как могла, - утверждает один из ее бывших приятелей, - только что в постель не тащила, а на другой день вела себя как ни в чем не бывало, словно ничего такого не помнит". "Понимаете, - заключает Мак-Грегор, - жизнь для Мадонны всегда была одним большим бесконечным спектаклем".
Глава 5
"Я - губка. Я впитала в себя из жизни все, и вот как оно проявилось".
"Если вы хоть раз видели Мадонну, - говорит Нэнси Райэн Митчел, - то никогда не забудете ее глаза - эти невероятно красивые, волнующие голубые глаза". По словам Митчел, за этими глазами таились острый ум и железная решимость добиться успеха. Митчел знала, что говорит. Помимо того, что она была наставницей Мадонны в школе (и в следствии этого наставницей всех детей Чикконе в течение многих лет), она стала еще и близким другом семьи. Несмотря на свои превосходные успехи в учебе (за последние два года она получала в школе только отличные оценки), Мадонна не была, по утверждению Митчел, "типичной зубрилкой. И при всем этом преподаватели испытывали перед ней нечто вроде страха. На инстинктивном, эмоционально-животном уровне она казалась более уличной, чем другие школьники-дети предместий. Это непонятно - ведь росла она в том же районе, облюбованном зажиточными слоями среднего класса, что и все остальные. У Мадонны были все преимущества. Но она была смышленой и всем давала понять, что сумеет за себя постоять". Другие школьники просили совета, какие предметы выбрать и на какой колледж ориентироваться, но Мадонна "никогда не спрашивала нашего мнения ни о чем, - говорит Митчел. - Мадонна всегда точно знала, чего она хочет и как этого добиться. Обычно она приходила ко мне подписывать разрешение. До сих пор помню, как она влетала в мой кабинет, остервенело жуя резинку. Она выкладывала заполненный бланк мне на стол и говорила: "Эй, мне надо подписать эту бумагу". говорила не грубо - она всегда благодарила меня, - но очень прямолинейно". Нельзя сказать, что Митчел и другие преподаватели не знали о ее дурной славе ("На школьных танцах Мадонна была довольно развязна, вкладывая в свои движения больше чувственности, чем остальные", - вспоминает Митчел.), но в классе она вела себя образцово. "На моих занятиях Мадонна появилась в предпоследнем классе, - говорит Мэрилин Фэллоуз, которая вела курс русской истории. - Она сидела прямо напротив меня. Я сосредотачивалась на ней, она привлекала мое внимание. В ней была какая-то притягательная сила". Мадонна окончила школу на семестр раньше и, по настоянию Флина, подала заявление о приеме на танцевальное отделение Музыкальной школы при Мичиганском университете с предоставлением стипендии. Флинн, в то время уже работавший там преподавателем, помог ей. Нэнси Райэн Митчел и Мэрилин Фэллоуз, со своей стороны, написали ей блестящие характеристики. В ответ на запрос из университета перечислить сильные стороны Мадонны Митчел написала, что она "весьма талантлива, упорна, целеустремленна, эрудированна, способна к совершенствованию" и представляет из себя "яркую личность". На вопрос о ее характере Митчел ответила, что Мадонна "динамичная, живая, по-настоящему жизнерадостная".
2 апреля 1976 года Мэрилин Фэллоуз написала в университет, что считает Мадонну "разумной, чуткой девушкой с творческими задатками. Она обладает пытливым умом, старается во всем разобраться, не ограничиваясь простой констатацией фактов. У нее прекрасное чувство юмора, которым она, однако, никогда не злоупотребляет за счет других. К товарищам относиться с чуткостью и добротой". По окончании учебы Мадонна подарила любимой учительнице свою фотографию с надписью на обратной стороне: "Миссис Фэллоуз, не могу сказать, какие чувства я к вам испытываю и как я всегда буду ценить ваши напутственные слова. Иногда мне кажется, что вы - сумасшедшая, и я, право, люблю эту вашу сумашедшинку и вас, конечно". Мадонна была принята в Музыкальную школу мичиганского университета и весной 1976 года приехала в Анн Арбор, преисполненная решимости в очередной раз выделиться из толпы будущих балерин с лебяжьими шеями. В этой атмосфере искусственной изысканности, где вид "под мальчика" в духе Одри Хепберн был бы неуместен, Мадонна ходила с панковской прической из коротких черных волос, торчащих во все стороны, и носила драное трико, еле державшееся за счет булавок. Хотя то, что ее сразу зачислили на полную стипендию, поначалу и произвело впечатление, особой популярности среди соучениц Мадонне добиться не удалось. "Она так старалась быть "не похожей", - говорит одна из них, - что это воспринималось как явный выпендреж. Выдающихся успехов она в классическом танце отнюдь не достигла, но недостаток мастерства заменяла элементарной напористостью. Ей нравилось всех будоражить и выглядеть этакой возмутительницей спокойствия. Никто, однако, не считал это уж таким забавным ".
Тех, кого Мадонна могла назвать друзьями, вне класса было немного. "Не знаю, были ли у нее вообще друзья, - вспоминает ее одноклассница. - Если и были, то не в классе. Никто из нас, насколько я знаю, с ней не дружил". Замкнувшись в себе, Мадонна запоем читала мрачные стихи Сильвии Плат и Энн Секстон. Она любила побродить по городским клубам, нередко одна. В "Голубые лягушки" ходили преимущественно студенты, но именно в этом месте Мадонна положила глаз на официанта-негра Стива Брэя. Высокий, худощавый, исполненный уверенности в себе, Брэй был еще и ударником в рок группе, которая играла в нескольких местных клубах, но Мадонна, впервые обратив на него внимание, знала лишь то, что он казался "Таким красивым. Такой синтементальный и робкий с виду, что его нельзя было не заметить. впервые в жизни я попросила парня угостить меня". За неимение более подходящего слова, скажем, что Брэй оказался первым случайным знакомством Мадонны. Она стала таскаться с ним по всем местам, где он выступал с группой. Обычно это были местные гостиницы и мотели, где имелся достаточных размеров зал и требовалось развлечь клиентуру. Мадонна и ее подружка частенько оказывались единственными танцовщицами. Это было ее первое, хоть и незначительное соприкосновение с музыкальным бизнесом. "Тогда она еще не была настоящим музыкантом; она просто танцевала", - говорит Брэй. Но у него не было ни капли сомнения в том, что она "единственная в своем роде. Она выделялась. Энергия из нее била ключом. Тогда она еще не решила, куда направить эту энергию, но последней ей было не занимать". Не успела Мадонна освоиться в университете, как Кристофер Флинн понял: его подопечная сможет найти то, что ищет, только в Нью-Йорке. "Я посоветовал ей сняться с места и ехать туда, - вспоминает он. - классический танец способен захватить человека, но только до определенных пределов. Мадонне было тесно в его рамках - она этого не понимала, но я-то видел. Ей еще столько предстояло узнать, и все это было только в Нью-Йорке. Кончай терять время в захолустье. Двигай в Нью-Йорк. Вперед! В конце концов, она так и сделала". "Он все время зудел мне насчет Нью-Йорка, - вспоминает Мадонна. - Я колебалась, отец и все остальные были против, но он так и сказал: "Езжай туда". У Мадонны не оставалось другого выхода, кроме как послушаться человека, оказавшего на ее жизнь огромнейшее влияние. "Он был мне наставником, отцом, воображаемым любовником, братом - всем, чем угодно, - говорит она, - потому что понимал меня".
Мадонна накопила денег на билет до Нью-Йорка и сообщила Флину о своем решении бросить школу и уехать, у наставника вырвался вздох облегчения. "Я разжег огонек в Мадонне. Я разжег огонек во многих, но растопка оказалась сырой. Мадонна была единственной, из кого разгорелось пламя". Знай Стив Брэй, что играет с огнем, его бы не обожгло так больно, когда Мадонна уехала, не попрощавшись. "Оглядываясь назад, - сказала она в интервью журналу "Роллинг Стоун", - думаю, что, наверное, заставила его помучаться, но тогда я была совершенно бесчувственной. Я была занята лишь собой". Эта черта, как будут впоследствии утверждать ее критики, характерна для Мадонны на всем протяжении ее карьеры.
Глава 6
"Я упряма, честолюбива и точно знаю, чего хочу. Если это превращает меня в стерву - ну и пусть".
Теплым июльским утром 1978 года девятнадцатилетняя Мадонна Луиза Вероника Чикконе, не послушавшись отца, села в самолет на Нью-Йорк. Это был ее первый полет - и наиболее важный, с какой стороны не посмотреть. Она сошла с трапа в аэропорту Ла-Гардия. С собой у нее был небольшой чемоданчик, одежда, что на ней, балетные тапочки и 37 долларов скомканными бумажками в кошельке. Мадонна взяла такси и, совершенно не зная Манхеттена, просто велела водителю отвезти ее "в самый-самый центр". Таксист немного подумал и доставил ее прямо на суматошный, обшарпанный, преступный Таймс-Сквер. "С чувством юмора у него, верно, все было в порядке", - съязвил как-то по этому поводу брат Мадонны Кристофер Чикконе. Поездка обошлась в 15 долларов - чуть меньше половины всего состояния Мадонны. Мадонна со своим чемоданом в плотном демисезонном пальто - странное зрелище в разгар обычной для Нью-Йорка в это время жары - направила свои стопы на восток вдоль порнографических магазинчиков, выстроившихся по 42-ой улице, а затем повернула направо на Лексингтон-авеню. Через несколько кварталов она попала на толкучку. Пробираясь сквозь толпу, она обнаружила, что ее преследует какой-то мужчина. Вместо того, чтобы попытаться удрать от него, она повернулась и сказала:
- Привет.
- Почему ты расхаживаешь в зимнем пальто и с чемоданом? - спросил он.
- Я только что с самолета, - ответила она.
- А почему не идешь домой и таскаешься со всем этим?
- Мне негде жить, - заявила Мадонна незнакомцу.
После этих слов он предложил ей остановиться у него, и она согласилась. "Мне частенько приходилось очаровывать людей, чтобы что-то от них получить", - сказала она однажды. Незнакомец (имени его она не запомнила) две недели кормил ее завтраками, а она подыскивала жилье - и работу, чтобы было, чем платить за жилье. Она смогла себе позволить лишь кишащий тараканами четвертый этаж без лифта в расписанном шпаной подъезде дома по 4-ой Восточной улице, 232, между авеню А и Б. "Я не рисковал заходить к ней туда, - признался как-то Стив Брей. - Боялся, как бы меня не прихлопнули наркоманы". Чтобы платить за квартиру и за осуществление мечты о блестящей танцевальной карьере, Мадонна устроилась на роботу в кафе "Данкин Донатс" напротив Блумингдейд. Но не успела она обосноваться в Нью-Йорке, как ей позвонил Кристофер Флинн и сообщил о ежегодном фестивале танца - шестинедельном семинаре, проходившем в том году в Дюкском университете в Дареме, штат Северная Каролина. Продвинутый курс техники танца там вела хореограф Перл Ленг, основавшая совместно с Элвином Эйли Американский центр танца в Нью-Йорке. За несколько месяцев до того, когда Ленг вела занятия в Мичиганском университете, Мадонна пришла на выступление, устроенное ею в студенческом городке, и была ею очарована.
Мадонна еле наскребла денег на автобус до Дорема и оказалась среди трехсот соискателей, состязавшихся за получение одной из полдюжины стипендий для занятий по шестинедельной программе. Она вышла в число победителей. "Когда объявили ее имя, - вспоминает Ленг, - Мадонна подошла прямо к столу, посмотрела на меня в упор и заявила: "Я участвую в этом конкурсе, чтобы поработать с Перл Ленг. Я однажды видела ее работу и хочу учиться только у нее". Естественно, - продолжает Ленг, которая до организации собственной труппы была примой у Марты Грэм, - у Мадонны глаза на лоб полезли, когда я сказала, что я и есть Перл Ленг". Все это было неожиданностью для одной из соучениц Мадонны. "Перл Ленг ей показали до просмотра, - говорит она. - Мадонна совершенно точно знала, к кому обращается. Штучка избитая, но сработала".
К концу первой недели занятий Мадонна нахально спросила у Ленг, не возьмет ли та ее в свою нью-йоркскую труппу. "Я была ошарашена, - вспоминает Ленг, - и ответила, что надо посмотреть, но, возможно, место найдется. Я спросила, как она намерена добираться до Нью-Йорка. Она сказала: "Не волнуйтесь, доберусь". Потом в заявлениях для прессы Мадонна утверждала, будто "выступала в танцевальной группе Элвина Эйли", но на самом деле она начинала заниматься в третьем составе труппы Американского центра танца. И все же этот опыт оказался волнующим и полезным: Мадонна впервые попала под пристальные взгляды молодых артистов, не менее честолюбивых, чем она сама. "Мне показалось, будто я оказалась на съемках "Славы", - сказала она в интервью журналу "Роллинг Стоун", - там были сплошь латинозы и черные, и все рвались в звезды". В Нью-Йорке Мадонне было одиноко; она часто ходила в Центр Линкольна, садилась у фонтана и плакала. "Я вела дневник, - говорит она, - и молилась, чтобы у меня появился хоть один друг… Но мне ни разу не захотелось вернуться домой. Ни разу". Столкнувшись со столь суровой конкуренцией, Мадонна в конце ноября 1978 года оставила занятия у Эйли и перешла в танцевальную школу Перл Лэнг. Требовательный стиль Лэнг предполагал жесткую дисциплину. Как и Марта Грэм, она видела современный танец лаконичным, драматичным, угловатым. Мадонна определяет хореографию Лэнг как "болезненную, мрачную, проникнутую чувством вины. Очень католическую по духу".
В отличие от прочих танцовщиц, занимавшихся в трико, Мадонна носила мешковатую футболку, порванную на спине и скрепленную огромной булавкой. Но эксцентричная манера одеваться не умаляла ее таланта импровизационной танцовщицы. Лэнг вспоминает, что Мадонна была "исключительна. Она была талантлива - такая хрупкая, но взрывная. Многие способны выполнить любые акробатические элементы, но в ней было нечто поэтическое". Благодаря своей худобе Мадонна впервые появилась на сцене в роли голодающего ребенка из гетто в спектакле о Катастрофе "Я никогда больше не видела бабочку". "Она была достаточно тощей, чтобы сойти за еврейского ребенка из гетто, - вспоминает Лэнг. - И танцевала она восхитительно". Но больше всего ей запомнилась поза Мадонны - танцовщицы из другой современной вещи " La Rosa en Flores". "Там был очень эффектный, но сложный мостик. Мадонна сделала его с таким блеском, что у меня перед глазами она до сих пор в этой роли и в этом изгибе".