Скоро вечер наступил, и стали приходить гости. Марья искала глазами офицера, чьего имени она даже не запомнила, летая с ним в небесах, а звала она его только ласковыми словами: "милый", "медок мой", "вкусненький хуище мой". Но не было среди мужчин того офицерика. Зато были другие. И штатские тоже были. Марья заодно и про Ивана не забывала, каждого спрашивала, не Иван ли.
Тут и сюрприз настал – хозяйка взяла Марью за руку и подвела к курчавому чернявому господину, тощенькому, маленького росточка, который сидел грустный весь и точил ногти пилочкой. Фаина Артуровна шепнула на ухо Марье: "Будешь делать всё, что этот господин захочет, – я с твоего долга 50 зелёных скошу".
Обрадовалась Марья, думает, как поразвлечь гостя. А хозяйка говорит тощенькому:
– Пётр Петрович, вот моя новенькая Марья, читать любит, красавица. Всем услужит вам ради великой русской литературы.
Пётр Петрович встрепенулся и говорит Марье:
– Садись ко мне на колени, про пиздмудернизм поговорим.
Марья села, а лицо у Петра Петровича тёмное, бакенбарды торчат, губастый, как пизда. Но что-то в нём Марью притягивало.
– Читать любишь? Что читаешь? – спросил курчавый.
Марья вытащила из-за пазухи книжку из серии Улица Красных Фонарей, что ей подружка дала почитать, и суёт в нос гостю.
Взял он книжку, ухмыльнулся и стал листать.
Вдруг чувствует Марья, под ней гостевой хуй вздыматься начал, Пётр Петрович и говорит Марье:
– Пойдём-ка в твою комнату, я тебе стихи почитаю, а потом мы поэзией займёмся. И вообще, с тебя оргазм.
– А вы кто будете? – скромно так спрашивает Марья.
– Я – великий русский поэт Шляпентох.
Марья обрадовалась, что гость – сочинитель. Может, он про неё книжку напишет, как она мечтала. И повела она радостно Шляпентоха в комнату, а гость рад – восьмая читательница образовалась.
Вошли они в комнату, а тут Фаина Артуровна за ними с подносом, на котором бокалы с вином. Пётр Петрович с хозяйкой пошептался, что-то ей в руку положил, а Марья за бокал хватается – наверно, такое же вкусное питьё, как давеча.
Писатель лишь пригубил вина, а Марья всё заглотала, и стало ей внутри жарко и воздушно. Поцеловала она поэта в красные губы, а он ей руку между ног заправил, нажал куда-то, и Марье опять сплошной изюм. Слышит, что писатель шепчет ей:
– Как ты хороша, Марья. Знаешь ли ты, что красота – непристойна? – а сам уже хуй свой длинный и толстый под самый дых Марье вставил.
Марья рот от счастья раскрыла и выдохнула вопрос:
– А вы про меня стишок сочините?
– Не стих, а поэму про тебя напишу, – шепчет ей в ухо Пётр Петрович и бакенбардой щекочет.
Обрадовалась Марья, что её мечта свершится, и полетели они в седьмые небеса с большой скоростью. Счёт пошёл на оргазмы. Началась жизнь от счастья к счастью. Пётр Петрович был для неё перст судьбы, которым он проник ей в зад.
– Ты мне все мечты сбыл, – шептала ему Марья, гуляя по-бабьи – лёжа.
У курчавого поэта Петра Петровича голова всегда работала в направлении пизды. И писал он только ёмбами и хуреями. Вот он в перерыве между палками написал экспромт на туалетной бумаге, назвал его "Пизда Марья Ивановна" и протянул рулон Марье. Прочла она и вопрошает:
– А откуда вы моё отчество знаете?
– А какое ещё оно у тебя может быть? – лукаво так поэт отвечает и подкручивает правой рукой левый бакенбард. – У меня, – говорит, – есть знакомый издатель, стихи про пизды издаёт, я его для простоты называю: пиздатель.
– Скоро ли пиздадите? – не терпится Марье.
– Скоро, – говорит поэт, – скоро. Но я сначала на интернет засажу.
– Только ты мой здешний адрес укажи, глядишь, мой Иван прочтёт твою поэму и меня узнает, вот по адресу меня и отыщет. Он ведь из порносайтов не вылазит.
– Хорошо, – говорит поэт, – вставай, подмывайся, рабочий народ, – и потащил Марью в джакузи, а рулон поэмы на шею повесил.
А на следующий день на сайте http://poidu.pos.ru поэма появилась, за которую его в Сибирь на каторгу к декабристам погнали. И торчал там Шляпентох, пока крепостное право не отменили и крестьянки давать перестали.
Так Марья и жила, припеваючи-проедаючи-приебаючи. Неделя прошла, ей чем больше, тем дольше нравится – мужчины разные военные и гражданские, представительные и щедрые – и догадывается Марья, что для понимания жизни все гости изучают пизды первоисточник. Именно в её русло стекаются все хуёвые ручьи, а те мужики, что гондоны надевали, еблись по-вегетерьянски. Их Марья не уважала, так как мясо во как любила!
Однажды зовёт Фаина Артуровна Марью, а Марья только на своё любимое седьмое небо поднялась со статским советником. Влюбилась в него Марья с позавчера, когда он впервые в ней расположился, и теперь Марья Анной на шее висела, которая в этом доме была его любимицей до Марьи. А советник-то оказался американским славистом, русский язык зубрящим, и по-настоящему звать его "Штатский советник". Он приводил с собой собачку и на Марью спускал. Пса и сам. Пёс этот ебал Марью и не тявкал, а штатский советник умилялся, глядучи, и звал Марью не иначе как "дама с собачкой". По Чехову диссертацию писал.
Вдруг дверь вышибается, и на пороге Иван стоит, красивый, голубоглазый, широкоплечий, с хуем наперевес. А перед ним Марья, и вся её женская оснастка наружу. Штатский советник соскочить успел и в джакузи нырнул с головой. Еле потом вынырнул, в Нью-Йорк умотал диссертацию защищать, но прорвали его защиту, так как состояли все его материалы из матерщины.
– Ты чего здесь делаешь, Марья?! – вскричал Иван.
– Тебя искать приехала, а пока здесь живу, всяко лучше, чем в нашем райцентре.
– Хуй ищет, где глубже, а пизда – где лучше, – раздумчиво произнёс Иван.
– А ты бы меня ещё на дольше побросал, ведь я всё равно тебя верно искала.
Иван почесал затылок и молвил:
– Муж в отлучке, жена – в случке.
– Какой ты мне муж! – парировала Марья, но тут же спохватилась и сказала умильным голоском: – Давай, Вань, поженимся.
Встала Марья голая на кровати и как станет танец типа живота плясать, чтобы Ваньку соблазнить. А по ляжкам течёт у неё семя последних трёх гостей, не считая собаки.
– Красиво танцуешь, – признал Ванька и наставил на неё хуй в упор.
Марья не могла от него глаз оторвать – с точки зрения мяса, он был прекрасен.
Стали они дёргаться в самом популярном танце, и так Марья соскучилась по Ивану и так её сегодня гости завели, что уписалась впервые в половой жизни.
– Давай сотню, – сказала Марья, переведя дыхание, – мне долг отдавать Филини Халтуровне надо, – опять оговорилась Марья.
Хозяйка услышала – врывается с плёткой в комнату, чтобы Марью проучить, а Иван Артуровну в угол положил плашмя и обратился к Марье.
– Я покупаю весь этот "большой красивый красный дом, похожий на дворец", – объявил Иван, – и будешь ты моя жена, и мы с тобой мульоны делать будем, как детей.
Оказалось, что заработки у Ивана были соответствующие – он выводил женщин на большую дорогу, на которой они мужиков любовно грабили. Некоторые, оказавшись на большой дороге, шли по ней семимильными шагами к карьере. И с каждой Иван скромный процент брал. Красив и умён был Иван – соблазнял всех женщин повально и, как жратву, заготавливал их про запас, прикосновенный запас.
Но жениться, он знал, нужно только на Марье, на бабе из родной деревни – тогда никаких семейных разностей не будет.
Поднял он Фуину Ауровну на кривые ножки и говорит ей:
– Хотел я с тобой торговаться, но ради жены моей будущей, – и хуем на Марью повёл, – за то, что ты пристроила её, пока меня дожидалась – не буду я торговаться, дам тебе, сколько просила, – и протягивает Артуровне карточку Американ Экспресс, золотую.
– Я чичас, – засуетилась Фаина-хозяйка, – только в банк позвоню, дождусь, пока деньги переведут. – Побежала она с карточкой в свой офис к компьютеру, карточку прокатала, бежит обратно с квитанцией. А Иван уже опять на Марью забрался, и Марья голосит и плачет от счастья. Положил Иван на живот Марье квитанцию, расписался и ещё чаевых сотню за Марью вписал для Фаины, уже не хозяйки. Та, кланяясь в пол, задом пятится к двери и бормочет: "Я вот на пенсию уйду, цветы растить задумала, выведу цветок пиздообразный и назову его в вашу честь "Иван на Марье".
На следующее утро Иван, новый хозяин, смотр блядям в доме делал – ходил с хуем, стоящим по стойке смирно, перед вольно лежащими пиздами.
И Марья легла со всеми в ряд, для честности. Окунул он хуй в каждую пизду по паре раз, чтобы почувствовать душу каждой женщины, а кончил он в Марью.
Так, покрыв женщин, стал Иван их законным покровителем. А женщины все были добрые и жадные до денег. Тут Иван и объявил всем, что Марья его невеста и что в честь неё он устанавливает на улице новые десять красных фонарей. А Марья пошла в магазин "Еблиоёбус" и накупила целую стопку книг – лучший подарок Ивану на свадьбу, и все из серии Улица Красных Фонарей.
Сыграли Иван да Марья элитную свадьбу, и на каждый крик гостей "Горько!" жених и невеста на столе еблю творили.
Дела у молодожёнов пошли так хорошо, что вскоре они купили ещё пять домов на той же улице, так что всякий столичный муж перестал жить в четырёх стенах одной жены и валил толпой на улицу Красных Фонарей, где встречали их Иван да Марья с хлебальными да солёными пиздами.
И я туда ходил, их бабий мёд и пиво пил и наёб материал для следующего романа со счастливым концом, который есть хуй, в пизду пролезший, что в философском переводе означает: женщина – это душегубка, но телогрейка.
Вот такая история вышла.
Из меня.
Дурачьё
Впервые опубликовано в General Erotic. 2004. № 106.
Рик вошёл в супермаркет. Прямо перед входом стоял маленький столик с рекламой банка. За столиком стояла грудастая и ротастая девушка, а над ней плакатик: "Totally free checking".
Рик подумал: "А лучше бы – Totally free fucking".
Он подошёл к столику и сделал вид, что заинтересован не девушкой, а выгодными предложениями банка. Девушка стала распинаться, как выгодно в нём открыть счёт и какой замечательный подарок Рик получит за это. Рик ничего этого не слышал, а раздевал девушку глазами, что гораздо быстрее, чем руками, да и разрешения девушки или её банка на это не требовалось.
Вот уже почти полгода Рик пробавлялся онанизмом, с тех пор как его бросила подруга. Почему она больше не захотела с ним встречаться, он так и не понял, а она не объяснила, просто сказала, что больше не хочет.
Такое у него случалось уже не в первый раз. После нескольких встреч и краткой постельной возни девушки не задерживались в его жизни.
А началась его любовная страда, когда Рику исполнилось 19 лет. Отец Рика, который умер накануне его дня рождения, любил повторять сыну: "Образование – это самое главное в жизни!"
И вот Рик отмечал свой новый возраст в баре с приятелем. Приятель уговорил двух невзрачных подружек, сидевших рядом, выпить за здоровье Рика в его машине. Приятель сел с одной впереди, а Рик с другой устроился на заднем сиденье. Он не знал, что делать, ибо ниже шеи опыта у него ещё никакого не было. Девица стала пытаться снять с него джинсы, но у него на ремне была подаренная отцом пряжка ручной работы, справиться с которой оказалось нелегко. Девица торопилась – её подгоняли стоны подружки на переднем сиденье. А Рик был полностью парализован новизной ситуации. Наконец умелица открыла сложный замок на пряжке, стянула джинсы с бёдер Рика и взяла хуй в рот. Ошеломлённый наслаждением, Рик бессознательно, но громко произнёс: "Образование – это самое главное в жизни!"
– Что? – подняла возмущённую голову девица, и начавшееся было счастье Рика прервалось без заветного завершения.
Рик последнее время работал в две смены, стараясь побыстрее накопить на первый взнос для покупки дома, и когда он приходил домой, то еле добирался до кровати от усталости, чтобы передохнуть до следующей смены.
Квартиру он делил с приятелем, который всё своё свободное время проводил у компьютера, шаря по порносайтам. В его комнате стоял непроветриваемый запах спермы. Так что на дружбу с Риком у соседа времени просто не имелось.
Когда в единственный выходной Рик выбирался в бар, то познакомиться с девушками ему не удавалось – девушки почему-то не жаловали его, хотя никаких уродств или чего-либо отталкивающего в Рике не наблюдалось – обыкновенный белобрысый, можно сказать высокий, с редкими волосами на лице молодой мужчина. Когда Рик заставлял себя заговорить с девушкой, то после первой фразы он уже не имел, что сказать, а девушки не поддерживали разговор. Поэтому он постепенно напивался, но всегда мог добираться до дома без приключений.
Рик уверился, что когда он купит дом, то всё обязательно изменится и если он пригласит девушку не в крохотную грязную квартиру, а в собственный дом, то она ему сразу отдастся.
– Как тебя зовут? – спросил он грудасто-ротастую девушку, прервав её речь о преимуществах банка.
Девушка указала пальцем на бирочку с именем, которая вздымалась у неё на груди, но бирочка была скрыта её длинными волосами. Девушка отвела их в сторону, показывая то ли грудь, то ли бирочку с выгравированной надписью "Эми Т".
– Эми, что, если ты мне расскажешь обо всём этом за обедом? – предложил Рик.
– За каким обедом? – не поняла Эми.
– За обедом со мной, – пояснил Рик.
– Нет, спасибо, – вежливо, но твёрдо сказала она и заговорила с женщиной, которая подошла к столику.
– Как жаль, – сказал Рик, не зная, что делать дальше. Но Эми уже отвернулась от него и вряд ли слышала его сожаления.
Рик отошёл в сторону, взял тележку и покатил её в зал магазина. Привычно снимая с полок постоянные для его меню коробки и бросая их в тележку, Рик думал только об Эми и спрашивал бога, в которого не верил, за что он лишён женщины. Почему эта с большим ртом и грудью Эми не может принадлежать ему? "О, как я хочу Эми, как хорошо нам будет вместе", – думал Рик, как о деле уже решённом.
Когда через полчаса он катил свою тележку с продуктами к выходу, у столика, где была Эми, стояла уже другая девушка, и Рик, выпустив со вздохом свою грусть на волю, выкатил тележку на улицу и направился к машине. И тут он заметил, что чуть впереди идёт к своей машине Эми. Видно, её рабочий день закончился. Рик смотрел на её ноги, растущие из желанных бёдер, и затосковал, что вот он и Эми сядут в свои машины и разъедутся навсегда. "Навсегда", – произнёс вслух Рик, и слёзы навернулись ему на глаза.
Эми никуда не сворачивала, а шла в том же направлении, где была припаркована машина Рика. Вот она, его таратайка, которую уже давно пора заменить на что-нибудь поновее. Рик открыл багажник и, укладывая мешки с продуктами, продолжал смотреть вслед Эми. Она подошла к машине, которая была метрах в двадцати от машины Рика, открыла дверь и села в неё.
И тут Рик вдруг совершенно ясно осознал, что упускать момент нельзя и что он поедет за ней.
"Зачем? – спрашивал он себя. – Ведь не буду же я её насиловать?"
"А почему бы и нет", – отвечал внутренний голос.
"Но ведь она может жить в доме с родителями или в квартире с подругой или даже с любовником?"
"Тогда, конечно, всё усложняется. А я буду действовать по обстоятельствам. Главное сейчас не потерять её из виду", – ответил голос, который становился всё более властным.
Рик увидел едущую к выезду с парковки Эми в зелёном "понтиаке" и газанул ей вслед.
Эми не поехала на хайвей, а свернула на городскую улицу. Рик ехал на расстоянии, пропуская впереди себя то одну, то другую машину, чтобы Эми, чего доброго, не заметила, что её преследуют. Зелень Эминого "понтиака" совпадала с весенней зеленью вдоль дороги и служила ориентиром. Рик готовил себя к привычной неудаче и представлял, как Эми исчезнет за дверьми своего дома и он останется сидеть в машине, глядя на закрывшуюся за Эми дверь.
Поначалу так и произошло. Девушка подъехала к трёхэтажному многоквартирному дому и припарковалась перед входом. Рик остановил машину на улице, и, точно как он себе представлял, Эми скрылась за дверью.
И тут, дивясь собственной решительности, он вынул из "бардачка" складной нож, который всегда там держал на всякий случай, и положил его в карман джинсов. Выходя из машины, Рик подумал, что мороженое мясо, которое он купил в магазине, может растаять, пока он будет заниматься "делом", как он для себя назвал свои действия.
Рик вошёл в парадное, там на стене были кнопки со списком имён и номерами квартир. Рядом с кнопкой ЗА было напечатано "Эми Т.". Рядом с некоторыми кнопками было напечатано по два имени, из чего Рик резонно предположил, что Эми живёт одна. Теперь нужно было как-то войти в дом, дверь которого была заперта. Через минуту дверь открылась, и из дома вышли двое молодых парней, живо переговаривающихся друг с другом. Рик сделал беззаботный вид, вытащив из кармана связку своих ключей, будто он собирался открыть дверь, да вот она открылась сама, и он входит без необходимости пользоваться ключом. Рик подошёл к лифту, который его поджидал с раскрытыми дверьми. Лифт, как и сам дом, был старый, и владелец дома тщательными подкрашиваниями старался обновить его вид. Стены лифта были свежевыкрашены в коричневый цвет, но движение лифта вверх и движение дверей в стороны происходило исключительно медленно. Впрочем, это могло только казаться Рику, сердце которого билось головой о рёбра, увлечённое только своим стремительным бегом на месте.
Рик вышел на третьем этаже в коридор, и первой квартирой справа была ЗА. Он подошёл к двери и прислушался. Отчётливо слышался шум льющейся воды. Это был звук не широкой струи, заполняющей ванну, а раздробленный – душевой.
"Как же теперь открыть дверь? – раздумывал Рик. – Постучаться? Эми лишь всполошится и может не открыть дверь. Нет, тут нужно появиться неожиданно".
Рик вытащил нож, раскрыл его и стал ковырять в замке, держась за ручку двери. Она в его руке повернулась, и дверь подалась вперёд – она была не заперта.
В глубине души Рик надеялся, что ему не удастся открыть дверь и он вынужден будет уйти. Но тут судьба явно вела его. Он вошёл в маленькую однокомнатную квартирку, держа в руке нож. Он закрыл за собой дверь на защёлку, взглянул на неприбранную кровать, предвкушая, что скоро окажется в ней с Эми, и пошёл на шум душа. Вдруг шум прекратился – воду выключили, Рик поспешил к двери ванной, распахнул её – перед ним обнажённая Эми выходила из ванны, одна нога уже была на коврике, а вторая была ещё в ванне. Раздвинутые ноги раскрывали губы. Рика ослепил её тёмный лобок и мокрые длинные слипшиеся волосы, облепившие её плечи и грудь.
– Один звук, и ты труп, – громко сказал Рик и приблизился к ней с ножом.
Эми опустила вторую ногу на коврик, дрожащей рукой отвела волосы от глаз и молящим голосом проговорила:
– Не убивай меня. Я всё сделаю, что ты хочешь.
– То-то же, – злорадно сказал Рик, – узнаёшь?
– Это ты? – как бы с облегчением сказала Эми и набросила на себя полотенце.