Мне захотелось помочиться. Я оглянулся по сторонам и понял, что придётся пристроиться в углу – на улицу я выходить не хотел. Идти в туалет после стольких полновесных посещений его Вэнди, было немыслимо.
Я орошал стенную штукатурку и думал, что обильный обед в ресторане не мог так скоро произвести столь грандиозное опорожнение, канонада которого опять доносилась до моих ушей. Наконец Вэнди вышла из туалета и направилась быстрым шагом ко мне.
– Бежим, – сказала она, смеясь.
Я осторожно открыл выходную дверь и осмотрелся, как настоящий преступник. Машина стояла рядом, и никого вокруг не было. В небе было ясно. На душе – тоже. Я поманил за собой Вэнди. Выходную дверь я плотно прикрыл, и мы, стараясь не бежать, зашагали к машине.
Когда я выехал на пустынную улицу, мы громко и облегчённо рассмеялись.
– Sorry for the shit, – сказала сквозь смех Вэнди.
– Shit happens, – успокоил я её под новую волну нашего смеха.
Вэнди рассказала, что она страдает хроническими запорами и что никакое слабительное ей не помогает и единственное, что срабатывает, – это "клизма из спермы". Сперма для неё буквально взрывоопасна, поскольку действует быстро и проникновенно. Ко дню нашего свидания запор у Вэнди продолжался уже пятый день, а при её размерах и аппетите легко представить объём скопившегося дерьма, которое от моей трёхкратной клизмы настоятельно запросилось наружу.
На следующий день, когда я проезжал по "ресторанной" улице, я увидел стоящую там полицейскую машину и ещё две машины. Трое мужчин разговаривали с полицейским, который записывал их наблюдения, произведённые внутри помещения. Я улыбнулся и стал смаковать воспоминания вчерашнего приключения.
А ещё через день, проезжая мимо того же бывшего ресторана, я увидел бульдозер, который легко справлялся с деревянной одноэтажной конструкцией и сравнивал её с землёй. Это событие было достойным предлогом, чтобы позвонить Вэнди и сообщить о нём. Я не хотел звонить Вэнди на следующий день после нашей встречи, а решил дать ей поволноваться, но долго мучить её своим исчезновением я тоже не хотел.
Вэнди восприняла разрушение здания как предзнаменование, но чего, она сказать не решалась. Однако она сразу решилась на предложенное свиданье, которое совершилось у неё в квартире. Там-то я впервые познакомился с её пиздой и со всеми её частями и частицами, тем самым официально установив с ней близкие отношения по всем фронтам. Кстати, включая и оральный.
* * *
Ближайший бордель находился от меня в двух часах езды. Туда два часа, там два, обратно два – вот и весь день прошёл. Нерационально получалось. Поэтому я ездил туда лишь раз в месяц попробовать какую-нибудь новенькую, но если её не оказывалось, то среди ветеранок всегда находилась та, что надо. Однако возвращался я каждый раз с ощущением, будто я переплатил. Не деньгами, а потраченным временем. Так что поговорка "Будет и на нашей улице публичный дом" повторялась мною не как шутка, а как утешение. Впрочем, скорее всего это была мантра.
Когда я увидел, что на пустыре, где когда-то стоял тот "приключенческий" ресторан, начались строительные работы, я сразу полюбопытствовал, что же будут там строить. Я прочёл на каком-то блоге, что известный владелец строительных фирм купил лицензию на постройку публичного дома в нашем городе. Но я не знал, в каком районе. Так что я специально остановился у стройки и спросил одного из рабочих, что это строится и почему нет щита с рисунком будущего здания и объяснением, которые всегда выставляются на видном месте любой строительной площадки. Рабочий сказал, что он ничего не знает о здании, кроме того, что оно будет двухэтажное, и посоветовал обратиться в городское управление. А щит с информацией решили не ставить, чтобы не было слишком много любопытных, как я, объяснил мне рабочий и многозначительно улыбнулся.
Тут моя надежда загорелась с новой силой. Я позвонил в городское управление, и, о чудо, мольбы мои были услышаны – строился публичный дом, причём почти на моей улице. Такая неточность сбывания мечты была вполне приемлема. Я бы и не хотел, чтобы бордель был на моей улице – слишком бы на ней стало многолюдно. Но соседство было вполне близким, на грани интимности.
Я рассказал об этом событии Вэнди, но она не разделила мой восторг:
– Мне-то что с этого? Это ж не публичный дом, куда приходят женщины выбирать мужчин.
– Будет и такой публичный дом на твоей улице, – попытался я её утешить.
Но словесные утешения мало действовали, и потому я прилагал определённые физические усилия, которые утешали нас обоих.
– Интересно, послужило ли твоё заполнение ресторана причиной того, что здание снесли? – полюбопытствовал я вслух, отдыхая на высокой груди Вэнди.
– Строить ресторан на таком загрязнённом месте уже, наверно, никто не хотел. А публичный дом на унавоженной почве будет ещё лучше цвести, – рассудила Вэнди.
Она обнимала меня, прижимая к себе как ребёнка – при её значительном росте и размерах любовь к меньшим мужчинам состояла из беспрерывного превращения любовнических чувств в материнские и обратно. А я обожал и те и другие.
Вэнди мечтала стать врачом, но денег на это у неё не было, а займы она брать не хотела. Да и работа занимала много времени, а удовлетворение похоти тоже не хотелось откладывать на потом. Вэнди рассказала, что она должна добыть оргазм минимум два раза в день, что она обыкновенно осуществляет с помощью одного из многочисленных вибраторов, коллекцию которых она мне продемонстрировала, причём в действии. Для этого потребовалось немалое время. У неё были вибрационные головки и те, что одевались для использования при ходьбе, и в виде хуёв разных размеров и форм, как одиночные, так и двойные, для имитации двух мужчин. А также вибрационные яички, вставляемые внутрь. Но самым любимым у неё был вибратор для массажа длиной в полметра – у него была большая шаровая головка и здоровая ручка, как у кувалды. Когда она его включала, он давал вибрацию по силе не меньшую, чем отбойный молоток. Вэнди кончала от него быстро, остро и раз за разом. Когда я сидел на ней, вставив член во влагалище и Вэнди включала этот агрегат, то я чувствовал его работу так отчётливо, что переставал ощущать её плоть и кончал вместе с ней через несколько секунд. Было чуть лучше, если я удалялся от вибрации этого монстра подальше, в анус, но и туда доходили эти амплитуды и частоты, от которых Вэнди заходилась не на шутку.
Именно такую диспозицию больше всего любила Вэнди. Она ложилась на спину, задирала высоко ноги, предоставляя мне лёгкий путь в её зад, а потом, когда я уже был там, она опускала ноги и включала агрегат. Теперь моей задачей было кончить в неё, услышав её характерные позывные – стоны, говорящие о неминуемом и бесповоротном приближении оргазма. Несколько раз я из предосторожности давал ей кончить первой и лишь тогда, с чувством исполненного долга, кончал сам. Но она поведала мне, как она достигает самого острого оргазма: когда я кончал чуть раньше её, а не чуть позже, иначе, перевалив через пик, каждое моё движение становилось ей уже не в радость, а лишь в терпение. В мгновения же до её пика мой оргазм и сопутствующие ему резкость и ускорение движений ей особо милы. А вот сразу после оргазма наслаждение, которое она испытывала от моего хуя, вмиг превращается в еле терпимое неудобство от его пребывания в заду. Я понял это, распознав изменения в тембре, гармонии, оттенке её стонов до и тотчас после оргазма. Стоны наслаждения разом сменяются чуть ли не стонами боли. До оргазма стоны жадные, явно переводимые: "Ещё! Ещё!" Но вот Вэнди зычно кончает, а я ещё нет и продолжаю добираться в прямой кишке до своего заслуженного оргазма. Но движения Вэнди прекратились, тело её обмякло, а стоны продолжаются, но совершенно иные и переводятся: "Хватит, кончай скорей, ну довольно".
Мы продолжали встречаться с Вэнди, но оба предпринимали осознанные усилия, чтобы не впасть в рутину обязательных и частых встреч, – у нас был достаточный опыт, чтобы знать, во что они превращаются. Излишняя близость ведёт к пресыщению, и тогда стимулом для встреч становится уже не страсть, а желание занять собой свободное время своего партнёра, чтобы тот не встречался в это время с кем-то другим.
Я был уверен, что у Вэнди были другие любовники. Вэнди была уверена, что другие любовницы были у меня. И мы не пытались разубеждать друг друга. Мы также не пытались выяснять правду или заниматься слежкой. Именно эта неопределённость создавала напряжение, необходимое для того, чтобы каждая наша встреча была наполнена искристой похотью.
– Смотри, не возненавидь меня, – сказал я как-то Вэнди.
– А за что мне тебя ненавидеть, ты ведь мне ничего плохого не сделал, – ответила она, а потом лукаво и даже серьёзно добавила: – Я могу тебя возненавидеть за то, что ты меня любишь не так сильно, как я тебя.
– Это ещё надо посмотреть, – сказал я и зарылся носом в густые волосы её лобка.
Когда мы познакомились, её лобок и губы были чисто выбриты. Мне это не понравилось, но меня успокаивал головокружительный запах её пизды – он был поистине волшебным, ибо его не могли уничтожить подмывания.
Я заявил Вэнди, что для меня волосы на лобке женщины, а также в паху и часто в заду – это неотъемлемая часть её полового облика. Женщина с бритым лобком для меня хуже женщины с бритой головой. Есть мужчины, что любят бритый лобок, потому что он им напоминает лобок несозревшей девочки, к которым они тайно вожделеют. Таким я советую срочно принимать ислам, отправляться в Саудовскую Аравию и жениться там на девятилетней девочке, что по Корану разрешается.
Я спросил Вэнди напрямик, какого хуя она выбривает лобок? Хуем оказался её последний любовник, который гнушался запахом её пизды, считая его чрезмерным, особенно когда ему приходилось лизать ей клитор не столько из желания, сколько из расчёта держать любовницу удовлетворённой. Он полагал, что если сбрить волосы, то сила запаха уменьшится. И вот Вэнди пошла навстречу желанию своего мужчины, в обмен на его вымученное лизание. После того как они расстались, она уже по привычке, а скорее из боязни отпугнуть своим запахом следующего мужчину, продолжала сбривать все волосы.
В знак любви ко мне и образовавшейся вследствие этого уверённости в правоте своего запаха Вэнди позволила волосам расти до курчавой густоты.
А я в знак моей любви ёб Вэнди в выходные. Остальных баб я распихивал по будням. Но самое убедительное доказательство моей любви было Вэнди неведомо – у меня всегда хватало для неё нескольких капель спермы, даже если я приходил к ней прямо из постели другой любовницы, с которой провёл стремительные часы новой похоти.
* * *
Когда публичный дом был наконец построен и открыт без всякой помпы, я был одним из первых гостей. То, что он уже открыт, я увидел по скопившимся машинам на парковке – такого никогда на этом месте раньше не бывало. Дом смотрел на улицу стеной без окон и лишь входной дверью, над которой была вывешена светящаяся надпись, сделанная красными буквами: "Желание".
Я обошёл вокруг здания. На боковых стенах были малочисленные окна, смотревшие на высаженные в ряд клёны, а задняя сторона здания, та, откуда мы когда-то вошли с Вэнди, была наполовину стеклянной – там трепетала рощица, в которой тёк бурлящий в камнях ручей. Стекло было непрозрачным с внешней стороны. Но изнутри, как я вскоре увидел, вид открывался великолепный.
Я подошёл к входной двери и нажал на кнопку звонка, который был сделан в форме соска. Сверху двери, справа и слева, было установлено по следящей камере. Они задвигались, осматривая меня со всех сторон. Для дополнительной старомодной проверки в двери был сделан глазок, в который я был тоже осмотрен. Наконец дверь приоткрылась и в ней появилась милая девушка в коротенькой юбочке и в пиджачке, накинутом на купальный лифчик, из которого рвались наружу великие груди неизвестного происхождения – я имею в виду, на первый взгляд было не ясно, натуральные они или искусственные. Мне захотелось это проверить на ощупь не откладывая.
– Я вижу, вам уже восемнадцать лет исполнилось, – улыбнулась девушка-девица, – входите, пожалуйста. – И она посторонилась, давая мне пройти, но я, проходя мимо, прикоснулся к её груди, что она восприняла как должное.
Я оказался в яркой просторной прихожей, которая вела в бар, что сиял в её конце. Там у стойки сидели несколько мужчин и полуобнажённых женщин. Барменша, одетая под цыганку, трясла коктейльный цилиндр, как бубен.
Слева подошёл мужчина и представился менеджером. Чуть я взглянул на него, как сразу узнал Джерри. Он узнал меня, но не по имени – слишком много людей посещало его оргии, в которых я участвовал лет пятнадцать назад.
– Джордж, – напомнил я ему своё имя, но увидел, что это недостаточно. – Помнишь Люси с каблуками, проткнувшими твою стену?
Это Джерри помнил. Я привёл девицу по имени Люси на шпильках, которые Джерри попросил не снимать во время его ознакомления с её половыми органами – Джерри опробовал всех впервые пришедших женщин, он пользовался неоспоримым правом хозяина дома. Джерри и Люси пребывали в миссионерской позе на ковре, когда её задранные ноги оказались напротив стены и в патетический момент она их распрямила с такой силой, что её каблуки вылезли из стены в другой комнате, напугав парочку, что находилась тоже в патетическом моменте.
– Как поживаешь? – спросил Джерри, протягивая мне руку.
– Прекрасно, поздравляю с открытием. – И я радостно пожал ему руку. – Мир тесен, – сказал я.
– А пизда – никогда, – завершил поговоркой Джерри и тут же профессионально поинтересовался: – Чего тебе хочется? У меня сейчас четыре свободные девочки. Ты каких любишь и что ты хочешь с ними делать?
– Я хочу осмотреть сначала твои владения, а потом решу, – сказал я, не желая торопить события, ибо и то, что происходило в тот момент, тоже было событием – столько воспоминаний сразу нахлынуло на меня при виде Джерри.
Но в этот момент в дверь позвонили, и Джерри, извинившись, отошёл от меня, а девушка, что открыла мне дверь и тактично не мешала нам беседовать, отделилась от стены и жестом показала мне следовать за ней. Она привела меня в бар, и я осмотрелся – это был обыкновенный бар с той разницей, что женщины в нём были обнажённые и заведомо доступные. Что, вестимо, делало этот бар необыкновенным.
Я заказал апельсиновый сок – я никогда не пил алкоголя, общаясь с проститутками. За свои деньги я хотел наслаждаться с незатуманенной головой. Я радостно вспоминал, что я в нескольких кварталах от своего дома и мне не придётся тащиться два часа обратно.
Я поманил девушку с длинными распущенными волосами цвета драгоценного металла, и она живенько подсела ко мне. Ей было года двадцать три. В разговоре она сообщила мне, что зарабатывает здесь деньги на то, чтобы закончить университет. Я сначала отнёсся скептически к её словам – мало ли что говорит тебе проститутка, но тут Джерри, видно, освободился от клиентов и подошёл к нам.
– Как тебе нравится Пегги?
– Я люблю студенток, – сказал я, шлёпнув её по гостеприимному заду.
– А у нас все девочки – студентки, – сообщил Джерри.
– Как так? – поразился я.
– Это было одним из условий городских властей, чтобы у нас работали для того, чтобы высшее образование получать, а не наркотики покупать, чтобы польза общественная была, – пояснил Джерри и опять ушёл, извинившись: клиенты прибывали.
Я посмотрел ему вслед – я никогда раньше не видел Джерри в костюме, а только голым, так что он смотрелся весьма презентабельным менеджером.
А я тем временем решил сменить наш разговор на совокупление, и мы поднялись с Пегги в её комнату. Она состояла из широкого ложа, зеркала на потолке, трюмо и телевизора с большим плоским экраном на стене против кровати, на котором демонстрировались порнографические изображения. Пегги подошла к трюмо и взглянула на себя, будто она готовилась на выход, а не на мой вход.
В окне полыхали осенние деревья, освещая ночь.
Мы славно провели тарифный час, и я вручил ей дополнительное вознаграждение в фонд успешных занятий в университете, где Пегги изучала биологию.
Когда я уходил, Джерри подошёл ко мне у двери и спросил, всем ли я остался доволен и все ли мои желания выполнены. Я заверил, что обслуживание было на высшем уровне. Мне хотелось разузнать, как он получил эту работу, но я видел, что у него нет времени для продолжительных разговоров.
– Приходи к нам почаще и приводи своих друзей, – сказал Джерри, – наши девочки исполнят любые фантазии. За одним исключением.
– Это каким?
– Scat, – односложно провёл пограничную черту Джерри.
– А что так?
– Девочки на общем собрании решили, что это для них будет слишком отвратительным и негигиеничным и что нужно на чём-то провести границу.
– А спрос у тебя на это большой?
– Да, есть категория любителей.
– Бизнес теряешь, – заметил я.
– Всех денег не заработаешь, – резонно ответил Джерри.
– Но к этому надо стремиться, – добавил я, и мы рассмеялись.
Попрощался он со мной той же фразой, какой прощался в те давние годы с удовлетворёнными оргией гостями, покидавшими его дом:
– Keep coming.
Приехав домой, я выпил сладкого бренди, глядя в экран телевизора, и лёг спать. Среди ночи я, как обычно, проснулся, чтобы излить тяготившее. Потом я сразу засыпаю, но бывает, когда у меня есть какая-то неразрешённая дневная проблема, я уже заснуть не могу, а лежу в полудрёме, и в голове прокручиваются возможные решения этой проблемы, и именно ночами мне часто приходили оптимальные решения. Так и в эту ночь я не мог долго заснуть, хотя никакой проблемы, требующей решения, вроде бы и не было. Но я её просто не осознавал до тех пор, пока ясное решение не вспыхнуло в моей голове, осветив саму проблему, которая до сих пор скромно держалась в тени сознания.
На следующий день я позвонил в бордель "Желание" и попросил Джерри о встрече, чтобы обсудить важное деловое предложение. Мы договорились встретиться в четыре часа дня, до начала вечернего ажиотажа. А в семь вечера у меня было свидание с Бэнди, так что я рассчитывал вчерне решить проблему за один день. А проблема состояла, как всегда, в деньгах.
Когда я встретился с Джерри, то прежде всего спросил его: "Хочешь повысить доход своего предприятия на значительную сумму?"
А когда потом я встретился с Бэнди, я спросил её: "Хочешь заработать деньги, которых тебе хватит не только на университет, но и для того, чтобы больше не работать?"
Джерри ответил: "Хочу".
А Вэнди ответила: "Хочу. Но что для этого я должна делать?"
Джерри я сразу изложил своё предложение, а Вэнди, прежде чем его излагать, заверил, что она должна делать то, что она уже и так делает, пусть не ежедневно, как ей хотелось бы, но достаточно регулярно, только если сейчас она это делает бесплатно, то я предлагаю ей впредь получать за это большие деньги.