- Нельзя одновременно заниматься любовью и сочинять стихи о любви. Стихи придут потом. Когда ты полностью сосредоточена на синхронизации своих мозговых волн с волнами своего партнера, ты можешь заниматься только этим. Любое постороннее действие - и синхронизация уже нарушена. Если ты начнешь говорить о синхронизации - ты сдвинешь всю энцефалограмму, и вы уже не сможете продолжить то, что начали.
- Но неужели здесь ничего нельзя сделать?
- Кое-что можно. Под гипнозом. Я погружаю человека в глубокий сон и внимательно наблюдаю за его лицом, так что я могу понять, когда у него начинаются видения, когда он думает о чем-то эмоциональном….
(Я кивнула. Когда-то я сама работала психотерапевтом, и поэтому знала, как много можно понять по выражению лиц пациентов, погруженных в глубокий транс.)
- …и потом, в определенный момент, я прошу его описать, что он видит и ощущает, чтобы стабилизировать процесс запоминания и интегрировать ментальные функции. Но и в таком эксперименте всегда есть длительный период времени, когда пациент не может ничего описать - хотя явно переживает какие-то видения!
- Понимаю, - кивнула я. - Да, я поняла, что ты имеешь в виду. Попытки задействовать речевую функцию изолируют меня от реального опыта и не дают ничего полезного - если учесть, что способность описывать увиденное со временем восстанавливается сама по себе.
Сара потянулась через стол и прикоснулась к моей руке:
- Да. Именно это я и имею в виду.
- Спасибо, моя дорогая, - ответила я. - У меня была проблема - вернее, я считала, что у меня есть проблема. А ты дала мне новый подход, который я так искала.
- Пожалуйста, заходите еще, - улыбнулась она, и мы стали беседовать о чем-то другом.
Так, благодаря Саре, я избавилась от своих вечных попыток контролировать ход эксперимента и научилась просто переживать все, что со мной происходит. Может быть, иногда мне все-таки приходится "застревать" в каком-нибудь Бардо - тут стоит пояснить, что этот буддийский термин означает промежуточные миры, по которым странствует душа после смерти. Образы Бардо варьируются от простеньких, почти карикатурных фигур, не имеющих ни глубины, ни смысла, до вполне реальных демонов и монстров, воплощающих в себе сокровенные темные стороны нашей души. Однако я верю, что Бардо дается нам не просто так. Это место, где душа, освободившаяся от тела (в результате смерти или после приема психоделических препаратов) должна встретить и осознать все эти отражения своего бессознательного "я" - и проникнуть в их суть.
Но как же быть с летающими амебами или кусочками леденцов? Наверное, их просто нужно переждать - терпеливо и спокойно. В конце концов, время изменит все - если дать ему шанс.
И все-таки, когда я снова встречусь с Сарой, я спрошу ее об этом.
ГЛАВА 6. ПАНСОФ-2
(Говорит Шура)
Состояние моих сновидений всегда казалось мне весьма неудовлетворительным. Не то чтобы во снах не было ничего интересного - просто мне слишком редко удавалось запомнить их как следует. Конечно, я уже много раз слышал этот совет: едва проснувшись, спроси себя: "Что мне снилось?", и тогда ты вспомнишь все. Но в этом случае одна проблема просто-напросто заменяется другой, потому что лично я всегда забываю задать себе этот вопрос.
Но у моих снов есть одно индивидуальное свойство, о котором я знаю наверняка. Мне никогда не снятся цветные сны. Если там и появляется какой-нибудь цвет, то я просто понимаю его из контекста, чисто логически. Например, переходить дорогу нужно на зеленый свет. Я вижу зеленый свет и иду. Но на самом деле он не зеленый, а один из оттенков серого. Лишь изредка здесь может появиться что-то цветное - вроде клумбы желтых цветов среди серого пейзажа; но тут я сразу же просыпаюсь, как будто произошло что-то недозволенное. Да, все выглядит именно так, как будто что-то не позволяет мне видеть цветные сны.
Один из редких случаев, когда моя сновидческая амнезия дала осечку, произошел после группового эксперимента с альфа-О-ДМТ. На следующий день двое участников опыта сообщили о жутких сновидениях: им снились катастрофы, рушащиеся здания и умирающие люди. И я вполне мог почувствовать себя на их месте, поскольку в ту ночь мне тоже приснился весьма примечательный сон, и главное - когда я проснулся, я смог ясно вспомнить его. Тогда я просто сказал себе: такое нельзя забыть. Этот сон был построен как кинофильм, разбитый на сцены и диалоги. И сейчас, пятнадцать лет спустя, когда я записываю его, он все еще стоит у меня перед глазами. Я ясно вижу название этого фильма: ГОЛЫЙ ЗАД; это ехидная шуточка, обыгрывающая название одного космического корабля, "ПанСоф-2", которое произносится прочти как pants-off, too ("тоже без штанов"). Быть может, кому-то этот сон покажется кошмарным; я же посчитал его чрезвычайно занятным. Разумеется, он был черно-белым - как и все мои сны.
ГОЛЫЙ ЗАД: ИСТОРИЯ ОБ ИНФОРМАЦИИ
ВТОРНИК: ДЕНЬ ЛЮБОПЫТСТВА
Небо было невероятно густо полито черной красной и посыпано бесчисленными звездами, разбросанными там и сям в случайном порядке. Некоторые из них напоминали белые кляксы: наверное, то были галактики. Другие проявляли индивидуализм и стояли сами по себе. Ни одно из созвездий не было похоже на то, что привыкли видеть над собой многие поколения людей. Конечно, все звезды остались на своих местах, но точка обзора сильно сместилась и продолжала стремительно смещаться.
Виллард был сыном дочери одного из членов первоначальной команды космического корабля "ПанСоф-2". Корабль стартовал 62 года назад, и за это время бабушка Вилларда, Джейн Виллард Робертсон, уже стала мифом и превратилась в фотографию на рабочем столе. Какая странная роскошь: иметь три имени, когда вполне можно обойтись одним!
Сегодня Виллард был дежурным по исследованиям и сообщениям. Он закончил обзор возможных результатов одночасового пеленг-теста, проведенного сегодня утром. Все они (как всегда) были отрицательными. Сделав дело, Виллард перебрался в кормовой отсек и сел в удобное обзорное кресло. Он включил экран телескопа и снова подумал о том, что одна из этих бесчисленных светящихся точек когда-то дала начало его роду, а значит, и чуду его собственной жизни, и что он едва ли сможет когда-нибудь увидеть этот исходный пункт таким, как он есть. От этой мысли веяло неутолимой печалью.
Накрыв экран гелиоспектроскопическим фильтром, Виллард быстро отыскал нужную точку. Она стояла там же, где и всегда, рядом с крестиком прицела, и ярко светилась в окружающем мраке. Это было Солнце - та звезда, откуда он родом.
Виллард вручную вывел Солнце точно на середину экрана и тщательно измерил микрометрические параметры, по которым на Земле будут судить об отклонениях гравитационного поля, порождающих ошибки в расчетах. Эта операция позволяла подкорректировать расположение антенн передатчика и отправить на Землю очередное сообщение.
Вокруг Вилларда простирался чуждый и бесплодный мир, но сам он воспринимал его совсем иначе, поскольку жил здесь с самого рождения. Он родился на корабле, несколько десятилетий тому назад, затем подвергся ритуальной вазэктомии и был обучен работать с часами, поддерживать связь с Землей и обслуживать базы данных. Теперь он был одним из четырех навигаторов, работал "сутки через трое" и делил со своими коллегами знание о том, где они находятся и куда летят. Он знал, что через пару лет молодой Бродерик подрастет, и навигаторов снова станет пятеро; а если Сара родит мальчика, то через пару десятилетий будет и шестой им на подмену.
Подключившись к радиоантенне, Виллард начал прием сообщений с Земли. Это произошло точно в 14:22.37, согласно показаниям его наручных часов и маленького прямоугольничка в правом нижнем углу экрана. В ответ на запрос он привычно ввел свой пароль и получил несколько строчек текста. Это были новости из жизни человечества, оставшегося на Земле. Правительство Сербии выдвигает очередное политическое требование; ученые предлагают новую методику изучения изменений в окружающей среде; обнаружен вирусный возбудитель заболевания, которое прежде считалось наследственным. Он подумал, что внесет эти информационные крохи во временную энциклопедию. Базовая память в любом случае должна была остаться неприкосновенной.
Виллард очистил экран, переключился на передачу и отослал данные о тонкой настройке на центр Солнца, чтобы те, кто остались на Земле, могли проследить за гравитационными отклонениями курса "ПанСофа-2" в настоящий момент. Расчеты заняли всего несколько минут; но до Земли они дойдут не раньше, чем через три года.
Виллард совсем не знал о том, что, пока их корабль летел в безбрежном пространстве, на Земле произошло много неприятностей и перемен. Новости с Земли всегда были скромными, поскольку их приходилось излагать в форме, понятной для экипажа корабля. Последним живым членом экипажа, еще помнившим жизнь за пределами корабля, была Матушка Бесс, рассказывавшая невероятные истории о своем детстве. Хотя она уже умерла, ее рассказы сохранились на пленках, и их слушали снова и снова. А в базовой памяти хранилось огромное множество историй, которые можно было свободно копировать и читать на досуге. Но все эти истории, конечно же, были современными лишь в момент отлета с Земли, много лет тому назад. Виллард знал о том, что первый "ПанСоф", по-видимому, исчез, и судьба его до сих пор оставалась неизвестной. Вот почему связь с "ПанСофом-2" возобновлялась ежедневно, как некий строгий ритуал.
Информация, хранившаяся в базовой памяти, в сущности, была единственным предназначением корабля и основной причиной его существования. Здесь содержалась огромная база фактических данных об истории Земли, обо всех научных открытиях и изобретениях, искусствах, музыке и литературе рода человеческого. Это была полнейшая из записей, которая должна была сохраниться доже в том случае, если Земля погибнет. Любой из элементов этого собрания мог быть скопирован из головного компьютера на любой из существующих компьютеров корабля - для работы или для развлечения; а потом его всегда можно было стереть за ненадобностью. Но существовало одно жесткое операционное правило, не подлежащее сомнению - скорее, даже не правило, а нечто вроде священной догмы. Базовый банк данных был самой полной записью Земли на день отлета корабля, и он должен был оставаться неизменным. Этот закон не был нарушен ни разу.
Поиск ответа на одночасовую передачу радиопеленга корабля был частью рабочего распорядка навигатора; после этого ему полагалось заняться изучением какой-либо научной дисциплины, чтобы скоротать оставшееся время дежурства. Виллард был доволен тем, что сеанс связи завершен; он знал, что беременная Сара сидит дома и занимается хозяйством. Остаток дня он мог провести по своему усмотрению. Он еще раз осмотрел все контрольные лампочки - гироскоп, редуктор углекислоты, реактивные двигатели, питание базовой памяти и банк спермы, записи поиска радиопеленгов, - все было в полном порядке. Поэтому Виллард расслабился и занялся своим личным научным заданием - игрой с числом "пи" на многомерных матрицах.
Его нынешнее хобби заключалось в том, чтобы выразить число "пи" в какой-нибудь четной системе счисления, а затем производить случайное блуждание в системе, мерность которой составляла половину от основания выбранной системы счисления, и при этом выражать все наугад выбранные числа через реальное значение "пи". Он вызвал из базовой памяти в головной компьютер (обычно его называли "энциклопедией") значение "пи", которое сохранялось там как чистый факт, точно вычисленное до десятого в десятой степени знака после запятой. Затем он начал манипулировать им в шестеричной системе счисления. Началось великолепное шествие нулей, единиц, двоек, троек, четверок и пятерок, выскакивавших одна за другой как бы в случайном, но на самом деле в совершенно неслучайном порядке. Где бы он ни остановился, следующее число было ему неизвестно, но он понимал, что при простом запросе об очередном выражении какого-либо степенного ряда ему покажут следующую цифру. Какой она будет - предсказать невозможно, и все же это жестко предопределено. О, как это сладостно и жутко - ждать новой цифры, абсолютно неизвестной ему, но полностью зафиксированной в самой природе вещей.
Всего лишь на одно мгновение Виллард отвлекся, утратил внимание, но это мгновение могло изменить все данные совершенно неожиданным образом. Он сохранил результат своей дневной теоретической игры, внеся слегка расширенное значение числа "пи" в память. В головном компьютере его могли стереть или переложить в чужую папку; но Виллард присвоил файлу код галактической информации и, таким образом, значение числа "пи" возвратилось в базовую память уже исправленным. Так было нарушено основное правило.
СРЕДА: ДЕНЬ НЕСОВПАДЕНИЯ
На следующий день на дежурство заступил Чарльз, который опять провел пеленг-тест и снова совершил ритуальный (и столь же безуспешный) поиск откликов. Перебравшись в кормовой отсек, он включил экран телескопа и, произведя традиционную проверку часов, обнаружил, что здесь возникла неполадка. Часы на экране отставали от его наручных часов на целых три секунды! О, как он обеспокоился! Он послал запрос на корабельный компьютер: там показания часов в точности совпадали с теми, что он видел на экране. Он проверил батарейку в своих часах: она была в полном порядке. Тогда он подключил свои часы к трансферной плате терминала и перезагрузил их. Теперь их показания совпадали с показаниями компьютера, и все было в полном порядке. Тем не менее, он отметил это событие в корабельном журнале.
Приемное время в этот день было установлено с обычным приращением - 14:23.37. У Чарльза мелькнуло сомнение: сверять это время по собственным наручным часам, или же по бортовому компьютеру? Но он решил, что, скорее всего, прав компьютер. Он вывел на экран участок, где находилось Солнце, и впервые в жизни увидел, что ни одна из нескольких звезд не находится рядом с прицелом. Очевидно, в изображение вкралась еще какая-нибудь ошибка. Спектроскоп быстро обнаружил, какая из звезд является настоящим Солнцем, но на этот раз Солнце оказалось гораздо правее, чем когда бы то ни было. Наверное, корабль вошел в поле притяжения какого-нибудь массивного невидимого тела. Чарльз установил Солнце в центр экрана, но тщательно записал необычно большие показания микрометра и верньера. Он посмотрел в телескоп, настроил радиоантенны и еще раз проверил их.
Приемник был включен, и тут случилась еще одна неожиданность. Сообщение с Земли, которое обычно печаталось в нижней части экрана, уже пошло. Часть его была утрачена. Закончив прием, он отметил потери порядка нескольких секунд. И тут он с ужасом осознал, что при утренней проверке времени ошибка была не в его часах, а в часах бортового компьютера! Переключившись в режим передачи, он послал на Землю показания верньера и обычные отрицательные результаты пеленг-теста. Слегка поколебавшись, он решил не сообщать на Землю ни о нарушениях в работе часов, ни об отклонении реального положения Солнца от расчетного. Он хотел сперва поработать с этим сам. Если здесь действительно возникло какое-то новое гравитационное поле, влияющее на курс корабля, то его можно быстро проанализировать и внести соответствующие изменения в бортовые программы корабля. По крайней мере, это лучше, чем ждать указаний с Земли.
Что же произошло? Тот факт, что Чарльз все-таки нашел Солнце (и получил передачу с Земли), намекнул ему, что правильнее всего было бы начать с проверки часов. Он вывел на монитор точное время из головного компьютера и, подключив свои часы к трансферной плате, спроецировал точное время с них на экран. Данные были напечатаны одно над другим - и снова разошлись! Его часы обгоняли головной компьютер почти на секунду. Может быть, эти опасные изменения в главном часовом кристалле корабля возникли из-за вхождения в гравитационное поле какого-нибудь удаленного массивного тела?
Чарльз направился в спальные каюты, нашел койку Джонатана, высвободил руку своего друга из-под одеяла и осторожно отстегнул его часы. Затем он вернулся к главной консоли, спроецировал их показания на монитор и обнаружил, что их показания отличаются и от его наручных часов, и от корабельных. Корабельные часы шли медленнее всего, часы Чарльза были посередке, а часы Джонатана шли быстрее всех. Он вернулся в каюты, быстро собрал еще десять часов и вывел их показания на монитор. Все они до сотых долей секунды совпадали с показаниями часов Джонатана. Чарльз понял, что его часы отстают от всех остальных из-за того что он подкорректировал их показания по корабельным часам. Да, компьютер был совершенно не прав.
Что же делать? Попытаться подкорректировать корабельные часы? Это довольно просто, но это только скроет проблему, а не решит ее. Самый логичный первый шаг - запустить проверку системы. И вот по экрану пошли верификационнные строчки, но, если при обычных обстоятельствах каждая строчка точно совпадала со своей контрольной формой, на этот раз Чарльз увидел, что здесь даже не один, а целых два сигнала тревоги. Он читал о подобных случаях в учебниках и знал, с какой опасностью это связано. Но за всю свою жизнь и за всю свою практику с радио и навигационной работой он еще ни разу не видел настоящего сигнала тревоги.
Одна ошибка была в памяти головного компьютера, другая - в базовой памяти корабля. Последнее было еще терпимо, поскольку не угрожало жизненным функциям корабля. Чарльз подумал о том, чтобы поднять остальных членов команды: он должен был бы это сделать в случае любой серьезной опасности. Но, в конце концов, все это может быть связано с одной-единственной ошибкой, да еще со сбоем его собственных часов. Он вполне в состоянии исправить это самостоятельно. Конечно же, первым сигналом тревоги было расхождение между наручными и компьютерными часами. Очевидно, в кристаллическом хронометре возникла погрешность. Хорошо еще, что он настроил по этим ошибочным показаниям только свои часы: все остальные часы согласовывались друг с другом, и их показания можно было использовать для перенастройки корабельных часов.
Углубившись в проблему измерения времени, Чарльз стал искать, где спрятана неполадка и как ее исправить. При более детальном рассмотрении обнаружилось, что проблема заключается не в цезиевом осцилляторе, а в программе, которая преобразует его первичные сигналы в секунды, а затем в минуты, часы и дни. Ошибка была не в оборудовании, а в расчетах. Очевидно, сам механизм часов разладился. Однако нет: все платы и чипы были в полном порядке. Провести серию испытаний под напряжением. Все данные в допустимом диапазоне. Материальная часть компьютера без дефектов. Провести динамический тест.
Чарльз ввел проверочное уравнение. Прошло время, которое уже почти (но еще не совсем) превышало установленный лимит, и уравнение было решено. Ответ, появившийся на экране, был неправильным.
Похоже, что-то вышло из-под контроля. Чарльз поспешил к каютам членов команды и включил систему, которая должна была за несколько секунд вернуть им чувство и сознание.