- Кончил!!! - изо все сил заорал Колючий так, что вздрогнули все обитатели нашей камеры. Расщеперив колоду и демонстрируя мне свои очки, он подпрыгивал на заднице от удовольствия.
- Ты бы кончал поосторожнее, а то забеременеет твоя колода! - раздался чей-то насмешливый голос. - Сидеть еще долго. Куда ребенка-то денешь? Предохраняться надо.
Подъехал ужин. Колоды карт мгновенно попрятали. После трапезы с помощью алюминиевой кружки, которая играла роль и микрофона, и наушника, состоялся сеанс связи с соседними камерами. Было выяснено, где содержатся остальные участники нашего морского круиза, кто из воров еще находится на этой пересылке, и еще получено очень много различной полезной информации.
- Отбой! - стукнув для убедительности два раза в дверь, прокричал из коридора надзиратель. - Давайте укладывайтесь!…
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету .
Сараханов А. А.
БУДЬ ПРОКЛЯТА ТЫ, КОЛЫМА
Наступила зима. Затянувшееся пребывание в Магаданской пересылке весьма наскучило. Вынужденное безделье изматывало больше, чем любая, даже самая тяжелая работа. Разговоры в основном велись о том прекрасном будущем, когда мы наконец попадем на нормальную зону. Однажды в неурочное время рано утром распахнулась кормушка.
- Всем собраться с вещами! - громогласно объявил дежурный. - Ничего не забывайте.
Радости не было предела.
- Ну, братцы, наконец-то покатили! - засуетился Кащей, собирая свои вещи в мешок.
- Неизвестно еще, куда приедем, - проворчал Колючий, хотя глаза его радостно заблестели.
- Стиры не забудьте! - забеспокоился Язва.
- Если шмона не будет - пронесем! - заверил Витя.
Выйдя из ворот пересылки, мы увидели стоящие колонной крытые брезентом грузовики. У каждого рядом с кабиной снаружи была приспособлена высокая круглая печка. Грузовики назывались газогенераторными. Водитель бросал в печку деревянные чурки. Сгорая, они выделяли газ, который и являлся питанием для двигателя.
Погрузка прошла довольно быстро. В кузове были скамейки, по которым мы тотчас уселись. В каждый грузовик вместилось по двадцать пять человек. Витя, Язва, Колючий, Кащей и я залезли в один кузов. Предварительно нам выдали ватные брюки, телогрейки, шапки, портянки и валенки. Так что с экипировкой было все в порядке. Да и морозец небольшой, градусов десять. На каждую машину полагалось по три конвоира и по два водителя. Один конвоир садился рядом с водителем в кабину, а двое располагались вместе со вторым водителем и зеками в кузове у заднего борта. Машин было двенадцать. Последняя - с продуктами и водой.
Конвой еще раз тщательно проверил готовность, и колонна тронулась в путь. Настроение у всех было отличное. Наконец-то! Еще немного терпения, и скоро мы окажемся в общей зоне, где начнется нормальная оседлая жизнь. В принципе нас должны раскидать по разным зонам. Исходя из практики - по пять-шесть человек. Негоже на одной зоне иметь большое количество воров в законе. Это чревато крупными беспорядками, побегами и вообще очень беспокойно. При небольшом же количестве урок на зоне всегда тишь да гладь. Мужики не беспредельничают, драк нет, краж нет, отказчиков от работы - тоже. Не беда, что пять-шесть человек не работают. Зато все остальные пашут на совесть.
Машины, натужно ревя моторами, с трудом преодолевали крутые подъемы, а после перевалов медленно и осторожно спускались вниз по местами заснеженной, а кое-где и обледенелой дороге.
- Начальник, останавливай на оправку! - не выдержал длительной тряски Язва.
- Шуруй с борта, - отозвался конвоир.
- Да мне по тяжелому надо! - застеснялся Язва.
- А я что говорю? Давай с борта. Что, всю колонну из-за тебя останавливать? - невозмутимо проворчал конвоир.
Балансируя на ходу и хватаясь за плечи сидящих, Язва стал протискиваться к заднему борту.
- Держите меня, братцы, упаду! - спуская штаны, просил Язва. - Трясет ведь как!
Началась сильная метель. Дорога шла по выступу заснеженной скалы, с каждым километром становясь все уже. Ни попутного, ни встречного транспорта не было видно. Да и разъехаться было бы невозможно. Время близилось к вечеру. Пассажиры кузова уже изрядно замерзли. Хотя морозец был небольшой, но со временем начал пробирать довольно чувствительно.
- А что, хавать будете давать? Целый день ведь едем! - не выдержал Кащей. - Давно уже кишка кишке романсы поет!
- Потерпи! Бог терпел и нам велел, - прожевывая колбасу с хлебом, поучительно прошамкал конвойный.
Облегченный Язва пробирался к кабине, уступая свое место другим участникам пробега.
От бесконечной тряски в кузове бурлило в желудке. Голова кружилась, а тело от неподвижности стало деревянным. Мороз становился все более невыносимым. Иногда колонна останавливалась. Водители добавляли чурки в газогенераторы, ходили до ветру, перекусывали. Конвой и водители менялись местами. Одни залезали в теплую кабину, другие перемещались в кузов. Остановки происходили в безлюдных местах. Немногочисленные населенные пункты проезжали без остановок. Через проделанные в брезенте отверстия любопытствующие могли наблюдать за внешним миром. Правда, картина была довольно однообразная - бесконечные скалы, подъемы, спуски, перевалы, прижимы.
Прижим - это когда дорога прижимается к скале. С одной стороны каменная стена, с другой - пропасть. Летом, когда тают снега, с гор устремляется вниз водяной поток, который частично смывает край дороги, проходящий над пропастью. Дорога становится все уже и образовывается покат в сторону обрыва. Зимой все это покрывается льдом. В некоторых местах грузовая машина своим бортом задевает за скалу, в то время как с другой стороны колеса наполовину зависают над пропастью. В таких местах обычно установлена табличка: "Шофер, высади пассажиров!" Пассажиры выходят, водитель становится на подножку и медленно протаскивает грузовик через опасное место. После этого все усаживаются на свои места и едут до следующего прижима. Если же грузовик начал заваливаться, то водитель спрыгивает с подножки, предоставляя своему транспортному средству свободный полет в бездну.
Когда наша колонна остановилась перед показавшимся за изгибом дороги прижимом, конвой вылез на дорогу, а водитель встал на подножку первой машины, раздались взволнованные голоса:
- Начальник, ты что близорукий, что ли? Не видишь разве надпись? Может, очки тебе дать? Давай высаживай! Разомнемся заодно!
- Не положено! - равнодушно отвечал конвоир.
- Что значит - не положено? В пропасть ведь улетим! Это положено?
- Сидите лучше спокойно, а то точно улетите.
В совершенстве освоив предложенную нам технику безопасности, мы стали более спокойно относиться к такого рода коллизиям и проезжали очередной прижим молча, ничем не выдавая своего негодования, лишь затаив при каждом качке дыхание и судорожно цепляясь пальцами за деревянные скамейки.
Наступила ночь. Снег валил крупными хлопьями. Машины продолжали продвигаться черепашьим шагом, тускло высвечивая дорогу сквозь снежную пелену. Знаменитая Колымская трасса неприветливо встречала своих непрошеных гостей. Если голод несколько портил настроение, то мороз становился уже невыносим. Весь контингент дрожал мелкой дрожью. Ввалившиеся глаза на синих лицах выражали нечеловеческие страдания. Положение многократно усугублялось вынужденной неподвижностью.
Все чаще останавливалась колонна, чтобы вызволить из снега очередной забуксовавший грузовик.
- Начальник, давай поможем! - звучала в голосах надежда.
- Сидите, сами управимся, - слышалось в ответ.
Конвойные со всех машин, оставив по одному у каждой, с веселым задором выталкивали грузовик из снега, а если не получалось с помощью живой силы, то в действие включался буксировочный трос.
Трое суток продолжался наш неповторимый вояж. Трудно было предположить заранее, что среднестатистическому гражданину удастся выдержать такие испытания. Задняя машина с продуктами застряла намертво на высоте около полутора тысяч метров возле очередного перевала. Заметили ее отсутствие слишком поздно. Возвращаться не было возможности. Водители, сжалившись над нами, набирали в ведра снег, ставили возле горячих газогенераторов и поили нас талой водой. Пищи не было совсем. Ни водители, ни конвойные не желали расставаться с тем запасом продуктов, который хранился у них в рюкзаках для собственного употребления. Но это можно было терпеть.
Самым страшным бедствием был холод. И даже не сам холод, а неизвестность его продолжительности. Порог терпения колебался на точке предела. Дрожь прекратилась. Казалось, что организм выдержит еще не более нескольких секунд. Но проходили годами тянувшиеся часы…
Снова остановка.
- Вылезай! - словно сквозь вату, послышался голос конвоя.
Полусознание прорезала яркая вспышка. Наверное, начались галлюцинации. Такого просто не может быть. Я давно уже нахожусь в неподвижной вечности. Попытка приподняться ни к чему не привела. Закостеневшее тело не желало слушаться. Наконец удалось сползти на колени. Все остальные делали примерно такие же несуразные движения. Медленно перелезая друг через друга, стараясь изо всей мочи работать негнущимися, почти парализованными руками и ногами, мы переползали к открытому борту и сваливались на дорогу. Свалившиеся отползали в сторону, чтобы дать место другим.
Колонна машин стояла у ворот зоны. Внутри виднелся один-единственный длиннющий барак. Рядом хозяйственные постройки. Вокруг колючая проволока и четыре вышки по углам. Жгучая радость хлынула в сердце. Неужели сейчас можно будет прислониться к горячей печке? Пусть тлеет одежда! Пусть лопается от ожогов кожа. Лишь бы получить хоть капельку напрочь забытого ощущения тепла.
- Раздевайтесь! - обратился к нам начальник конвоя.
- Что, здесь шмон будете делать? - изумился Кащей. - Дайте хоть чуть-чуть отогреться. Тогда и шмонайте в помещении.
- Давай, давай! - ответил начальник. - Карты кидай вправо, ножи влево. Не задерживай всех.
Стало понятно, что пререкания отдаляют перспективу получить тепловые калории, и мы, скинув с себя валенки и побросав телогрейки на снег, встали на них босыми ногами и разделись догола. Надзиратели дотошно прощупали все складки одежды. На снег упало несколько колод карт. Ножей не оказалось. Один из надзирателей открыл ворота в зону.
- Первая пятерка, заходи! Вторая пятерка!…
Надевать холодную одежду не было сил. Сунув ноги в валенки и схватив в охапку остальные свои шмотки, мы опрометью бросились в зону. Только бы успеть добежать до печки. Теперь, когда спасение было так близко, казалось, что последние крохи сил могут покинуть меня именно в этот ответственный момент. Подбегая к бараку и всем своим телом впитывая в себя еще не существующее, но уже предполагаемое тепло, теряя на бегу одежду, я двигался с такой скоростью, что, наверное, мог бы запросто получить золотую медаль на первенстве мира в беге на короткие дистанции. Время как бы остановилось, давая возможность сэкономить эти несколько секунд, чтобы успеть, не потеряв сознание, добежать до живительного источника. Дверь барака распахнулась! И…
Те, кто успел добежать первым, встали как вкопанные. В бараке по щиколотку лежал снег. Стекол в окнах не было. Сиротливо стояла посередине холодная, припудренная снегом, изготовленная из бочки от солярки печь. В бараке -ни души. В одно мгновение стало все ясно. Нас привезли на заброшенную дорожную зону. Обычно, когда строят дороги, поблизости сооружают такое временное жилье. Дорога уходит вдаль, и вместе с ней перемещаются строители, сооружая следующую времянку.
Силы кончились. Руки опустились. Хотелось умереть. Мы стояли голые и не думали больше ни о чем…
Но оказалось, что заложенные природой жизненные силы гораздо мощнее, нежели мы предполагали. Внезапное оцепенение вскоре прошло, и появилось второе дыхание. Постепенно приходя в себя, мы начинали понимать ситуацию. Ведь никого больше нет. Если самим не предпринять никаких мер, то положение станет еще более катастрофическим. Лязгая зубами и дрожа от холода, надевали мы на себя промерзшую одежду.
Без команды, совершенно стихийно, каждый начал проводить работу по улучшению коммунальных условий. Одни, двигаясь медленно, словно привидения, выметали шапками снег на улицу. Другие, своими телогрейками затягивали окна, третьи, нащипав деревяшек от нар, пытались разжечь непокорную печку. Сначала весь барак наполнился дымом. Потом в печке что-то затеплилось, и наконец она загудела и стала нагреваться. Прошло еще немного времени, и огонь в печи запылал вовсю. Ее раскаленные бока начали источать такой жар, что обступившая ее публика попятилась. Но не тут то было. Задние ряды, пытаясь получить хотя бы одну калорию тепла и интуитивно стараясь приблизиться к ее источнику, через посредство средних оказывали существенное давление на впереди стоящих. Некоторые, протянув вперед руку с вытянутым указательным пальцем, пытались зацепить кусочек тепла над печкой, рассчитывая, что оно по руке, как по проводам, дойдет до организма и хотя бы создаст иллюзию призрачного согревания.
Наконец в огромном бараке потеплело. Со всех сторон послышались вздохи облегчения. Задние перестали давить на передних. Передним удалось оттеснить задних, тем самым исключив возможность получить ожоги. Жизнь начинала входить в нормальную колею. Но человек в отличие от животного почему-то никогда не бывает удовлетворен. Ублажив свое вожделенное желание, он тут же загорается следующим. Прогрев себя насквозь и растянувшись в сладостной истоме на нарах, все внезапно вспомнили о довольно продолжительном отсутствии пищи. Вновь возникло ощущение дискомфорта, хотя и не такое мучительное, как предыдущее.
- Братва! - раздался голос с галерки. - Пожрать бы. Я в последний раз шпроты в масле на свободе ел. Вкуснотища!
- С головками ел, или без? - насмешливо спросил Колючий.
- Не-е, головки я выбрасывал, - ответил любитель шпрот.
Грохнул дружный хохот. Атмосфера постепенно разряжалась.
- А не пошукать ли нам на кухне? - подал рационализаторскую мысль Витя. - Может, чего забыли дорожники с собой прихватить?
- Точно! - напяливая на себя телогрейку, откликнулся Кащей. - Канаем на кухню!
Делегация человек из десяти отправилась обшаривать постройки, расположенные вне барака.
- Интересно, матрасы с подушками дадут нам? - с надеждой вопросил Язва.
- Как же, жди! Откуда они тут возьмутся? - выразила сомнение галерка.
- Сека, как думаешь, надолго нас здесь привязали? - спросил Колючий, разрывая найденную им где-то газету на карты.
- Думаю, что терцов с тобой записать успеем порядочно, - ответил я.
- Тогда надо устраиваться. Может, пойдем досок где-нибудь оторвем. Окна же надо заделать! - предложил Колючий.
- Конечно! Думаю, что стекольный завод строить здесь не собираются. Пошли!
Остальные наши спутники, отогревшись, тоже мирно беседовали друг с другом, в основном решая бытовые вопросы. Часть народа разбрелась по зоне, в надежде на счастливый случай. Мы с Колючим направились в сторону хозяйственных блоков. С нами увязался Язва. На развороченной кухне валялась толстая кочерга. Используя ее в качестве лома, нам удалось вырвать из стены несколько досок. С помощью найденной там же сковородки и камня мы распрямили торчащие из досок гвозди.
- На наше окно хватит, - проворчал Колючий. - Остальные пусть сами о себе позаботятся.
Возвратившись в барак, мы застали там необычайное оживление. Вернувшийся с кухни раньше нас продовольственный отряд притащил два мешка овсянки, валявшиеся там в подсобке. Овсянка промерзла насквозь, но это не мешало братве нырять в мешок и, горстями выгребая зерно, засыпать его к себе в жевательный аппарат. Я, Колючий и Язва не мешкая примкнули к этой приятной процедуре. Однако уже через несколько минут мы поняли всю нерентабельность такого метода использования пищи. Острые, твердые как алмаз, промерзшие зерна искололи в кровь наши десны. Проглатывать эту экзотическую пищу было чрезвычайно трудно.
- Надо варить кашу, - высказал свое мнение Язва.
- Ну и в чем ты собираешься ее варить? - недоверчиво протянул Кащей.
- А на запретке видел сколько банок висит? - Язва отогнул кусок телогрейки и показал пальцем в окно. - Снежку туда, на печку и - полный кайф! Жаль, соли нет!
На Колыме, так же как и в Коми, солдат охраны снабжали мясной тушенкой. Банки от этого дефицитного продукта использовались в хозяйстве для разных целей. Они заменяли кружки для чая (кое-кто умудрялся приделывать к ним ручки), кастрюли для варки пищи, гранаты (в местах проведения взрывных работ, где имелся аммонит). Но одной из основных функций этой передовой консервной мысли советской науки было освещение затемненного пространства. Налитая в эти удивительные емкости солярка (основной вид топлива на Севере) и зажигаемая с наступлением темноты, выручала не один регион, обделенный электрическим светом. Причем этим импровизированным светильником можно было пользоваться как с фитилем, так и без оного.
- Как же ты банки-то возьмешь? Попка[46]с вышки шмалять начнет! - не успокаивался Кащей.
- Ну, это уже дело техники, - доходчиво объяснил Язва.
Через несколько минут группа добровольцев во главе с Язвой и Кащеем, предварительно договорившись между собой о плане проведения оперативных действий, отправилась на промысел. Оставшиеся в бараке, сгрудившись у окон выходящих на запретную зону, с интересом наблюдали за разворачивающейся операцией. Несколько человек подошли к вышке и, не приближаясь вплотную к запретной зоне, стали щепочками разгребать снег.
- Эй, что делаете там? - раздался голос часового.
- Ты что, не видишь, начальник? - отозвался один из группы. - Уборку территории производим!
- Ладно мозги-то пудрить! Думаете, я не вижу? Ведь ищете что-то! - беспокоился часовой.
- Кончай фантазировать, начальник! Ну что кроме снега, здесь может быть? - продолжал диалог "уборщик территории".
- Да вы что, за лоха меня принимаете? - возмутился часовой. - Я же вижу - ищете!
- Понимаешь, командир, недавно этап с этой зоны на Магаданскую пересылку пришел. Братишки транзитом с прииска ехали. Как водится, конечно, золотишко везли на материк. Ну, забоялись с собой на пароход брать. Там, говорят, шмон с приборами. Кому охота на четвертак раскручиваться? Так вот, сказали, на этой зоне под левую вышку высыпали самородки. Им ни к чему, а нам сгодится. Срок-то большой впереди!
- Врете, гады! - недоверчиво обозлился часовой.
В это время у другой вышки шли примерно такие же переговоры. Выбрав момент наибольшего увлечения, Язва с Кащеем одновременно бросились в запретную зону. Перепрыгнув через низкую предупредительную изгородь, они подскочили к основному забору и, сорвав с него несколько консервных банок, бросились обратно в зону. Часовые на обеих вышках вскинули автоматы, но было уже поздно.