В главной роли снимались одна из лучших актрис немого кино Аста Нильсен и ее муж Григорий Хмара, актер Первой студии МХТ. Немедленно пленившись Гретой, он стал настойчиво за ней ухаживать. Грета была в недоумении: Стиллеру, казалось, было абсолютно наплевать на личную жизнь своей протеже. Наконец она решилась напрямую признаться ему в своих чувствах – и в ответ узнала ошарашившую ее правду: Стиллер был гомосексуалистом… Ее сердце было разбито. С огромным трудом Грета смогла завершить съемки.
"Безрадостный переулок" имел огромный успех во многом благодаря Грете. Ее чувственность, впервые проявившаяся на кинопленке, пленяла с первого взгляда. На перспективную актрису обратили внимание в США – Луис Б. Майер, босс студии MGM, пригласил Стиллера и Гарбо в Голливуд.
В понедельник, 6 июля 1925 года, Гарбо и Стиллер приплыли в Нью-Йорк. Всю жизнь Гарбо старалась начинать все важные дела именно в понедельник – она была очень суеверна. Репортеры, встретившие шведских гостей, осмеяли Гарбо за стоптанные туфли, вздернутый нос и толстые чулки. Она молчала: по-английски она не знала ни слова. Из студии их никто не встретил; казалось, про них забыли. Только через десять месяцев Гарбо удалось получить роль в мелодраме "Поток". "Когда я приехала в Америку, – сказала Гарбо в одном из своих интервью, – то была похожа на корабль без руля и ветрил – испуганная, потерянная и одинокая. Я была неуклюжа, боязлива, вся издергана, мне было стыдно за мой английский. Именно поэтому я возвела вокруг себя непробиваемую стену и живу за ней, отгородившись ото всего мира. Быть звездой – нелегкое дело, требующее уйму времени, и я говорю это со всей серьезностью".
Фильм, вышедший под Рождество 1925 года, имел успех, а Гарбо моментально прославилась. Ее холодное лицо таило в себе загадку, в которую хотелось проникнуть каждому зрителю, а ее драматический талант растопил сердца даже самых строгих критиков. Голливуд понял, какую ценность он приобрел в лице Греты. За нее тут же взялись профессионалы: ей изменили форму бровей и прическу, заставили похудеть на 14 килограммов, научили двигаться и одеваться. За нее взялся сам Адриан (Адриан Адольф Гринбург) – гениальный художник по костюмам, одевавший всех "звезд" раннего Голливуда. Гарбо потом признавалась, что именно творения Адриана помогали ей играть – их, переносивших ее в нужное состояние, создававших ее образ, она ощущала как собственную кожу.
Стиллер сам начинает снимать Гарбо в следующем фильме – "Соблазнительница". Но его отношения с Голливудом не складываются; по контракту он был обязан снять два фильма с Полой Негри, но фильмы получились вымученные и в прокате провалились, что ему не простили… В итоге он был вынужден вернуться в Швецию, а "Соблазнительницу" за него заканчивал Фред Нибло. По легенде, в последнюю ночь перед его отъездом к нему пришла Грета и попросила стать отцом ее ребенка. Стиллер отказался: "Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но представить себя в постели с женщиной… Как-нибудь в другой раз".
Другого раза не было. Через два года Стиллер умер в Швеции. Гарбо не отпустили даже на похороны – Голливуд не мог позволить себе лишиться своей главной "звезды" даже на пару недель… Поняв это, Гарбо стала этим пользоваться: как только ей что-то не нравилось, она начинала собираться в Швецию, и руководство тут же шло на попятный.
Популярность Гарбо росла с каждой минутой. Успех каждого ее нового фильма затмевал предыдущий. Гарбо играла романтических красавиц, чья любовь становится роковой, непреодолимой силой, загадочных незнакомок, очаровывающих мужчин своей недоступностью. Ее лицо называли эталоном киногеничности и идеалом совершенства, ее тело – превосходящим по пропорциям пропорции Венеры Милосской. Критики, захлебываясь от восторга, писали о ее бездонных голубых с фиолетовым отливом глазах, роскошных белокурых волосах и длинных ресницах. "Когда Гарбо смеживала веки, ее длинные ресницы цеплялись друг за дружку, и, перед тем как она снова открывала глаза, слышался явственный шорох, наподобие трепета крыльев мотылька", – писала о ней поэтесса Айрис Гри. Облик Греты Гарбо полон тайны – приподнятые тонкие брови, полуприкрытые глаза, взгляд – одновременно усталый, грустный и призывно-страстный, – и безупречный, холодный в своем совершенстве овал лица, которое, по признанию экспертов, можно было снимать с любой точки. Ее игра, искренняя и убедительная, спасала самые надуманные сюжеты, особенно хороша она была в любовных сценах. Кинокритик Артур Найтли писал: "В такие моменты каждый мужчина в зрительном зале воображал, будто сжимает в объятиях эту прекраснейшую из женщин, открывал для себя такие глубины чувственности, какие потребуют целой жизни, чтобы утолить эту жажду любовных восторгов". Его коллега Кеннет Тайнен говорил: "Все, что вы видите в других женщинах, будучи пьяным, в Грете Гарбо вы видите трезвым". Она обладала уникальным даром естественности, умением перевоплощаться, не теряя собственной индивидуальности, уникальной актерской интуицией. Она никогда не репетировала, справедливо полагая, что первый дубль – когда свежо восприятие – самый лучший. С наступлением эры звукового кино Гарбо и ее боссы переживали – как публика примет ее неистребимый шведский акцент? Но ее низкий, глубокий голос буквально заворожил публику. Голос Гарбо называли "божественным, великим, как у Дузе". Ее первый звуковой фильм "Анна Кристи" по пьесе Юджина О’Нила, где Гарбо играет раскаявшуюся проститутку, "Нью-Йорк Таймс" назвала "величайшим в истории кино, потому что мы увидели гений Гарбо, в этом нет сомнений". Ореол загадочности и недоступности усиливался тем, что новая "звезда" крайне неохотно позволяла себя фотографировать и почти не давала интервью. Хотя сама Гарбо говорила: "Я не застенчива, не сторонюсь людей, охотно говорю с незнакомыми. Но совершенно не интересуюсь публичной жизнью – я не любопытна". Маска "загадочного шведского сфинкса", когда-то придуманная для нее Стиллером, со временем стала ее настоящим лицом. Разочарованная в мужчинах, испуганная свалившейся на нее славой, стесняющаяся своего плохого английского языка, Гарбо лучше всего чувствовала себя, когда оставалась одна. Поэтому настоящей находкой для студии, рекламирующей Гарбо, стал ее роман со знаменитым актером Джоном Гилбертом.
Гилберт пользовался репутацией сердцееда и ловеласа. Ему, самому популярному актеру после Рудольфо Валентино, прощалось все – даже то, что он бросил свою жену, актрису Беатрис Джой, на девятом месяце беременности. Публика его обожала, и он умел этим пользоваться.
Они познакомились на съемках фильма "Плоть и дьявол". Гилберт влюбился с первого взгляда, и вскоре Гарбо переехала к нему. Правда, вскоре Гилберту пришлось выделить ей отдельный коттедж на территории своего поместья, куда ему самому вход был запрещен, – Гарбо объяснила ему, что иногда ей необходимо уединение. Она пользовалась его домом, его деньгами, ходила по его саду совершенно обнаженная – не обращая никакого внимания на обалдевшего садовника. Гилберт настолько потерял голову, что даже сделал ей предложение, – и самое странное, Гарбо его приняла.
Их роман с удовольствием обсуждали газеты, влюбленным сочувствовала публика. Следующий фильм Гарбо и Гилберта – вольную экранизацию "Анны Карениной" – специально переименовали в "Любовь", чтобы на афишах стояло: Garbo and Gilbert in Love – то есть Гарбо и Гилберт влюблены!
Но в день свадьбы Гарбо собрала свои вещи и тайком покинула Гилберта, ничего ему не объяснив. Луис Майер попытался его утешить: "Все к лучшему! Переспал с такой красавицей – и даже жениться не надо!" Гилберт дал Майеру в глаз. Это стоило ему карьеры…
По слухам, Гарбо сбежала от Гилберта, поскольку тот слишком давил на нее, любил выпить и пытался – как ей казалось – примазаться к ее славе. В записке, которую Гарбо послала своему бывшему жениху, она написала, что знает – он не любит ее, предпочитая славу, но слава не приносит никакой радости…
Гарбо ненадолго сошлась с Нильсом Ашером, с которым снималась в "Диких орхидеях", а затем у нее началась самая скандальная и самая противоречивая связь. В начале 1931 года Гарбо познакомилась с известной писательницей Мерседес д’Акоста, больше известной своими лесбийскими похождениями. К слову сказать, для Гарбо, по слухам, это был не первый случай лесбийских отношений. Сразу после приезда в США Гарбо, разочарованная в мужчинах, сошлась с актрисой Лилиан Ташман, но ей "не понравилось". С Мерседес все было гораздо серьезнее. Вскоре они стали неразлучны; Мерседес и Грета провели шесть недель вдвоем на острове посреди Сильвер-Лейк, где, как писала потом сама д’Акоста, купались обнаженными и наслаждались полной гармонией с природой и друг с другом. Вернувшись, Гарбо и д’Акоста везде появлялись вместе, Гарбо даже переехала к подруге – из-за банковского кризиса она разорилась и содержать собственный дом ей стало накладно. Мерседес полностью руководила жизнью Гарбо – встречалась за нее с прессой, подбирала сценарии и давала советы по управлению капиталом. Как следует из воспоминаний самой д’Акоста, это была взаимная страстная любовь; но, по утверждению членов семьи и друзей, это далеко от правды. Как только д’Акоста опубликовала свои мемуары "Здесь бьется сердце", Гарбо порвала с нею все отношения…
К началу 1930-х годов Гарбо достигла зенита своей славы. Фильмы с ее участием неизменно собирали множество зрителей, ежедневно на имя актрисы приходили пятнадцать тысяч писем. Публика готова была носить ее на руках, критика ее обожала; только коллеги ее, так и оставшуюся для них чужой, не принимали. Гарбо так и не получила "Оскара", хотя ее и выдвигали четыре раза. В одном только 1930 году ее номинировали сразу за два фильма. Она получила "Оскара" только в 1954 году – "за незабываемые работы в кино". Но все равно толпы поклонников караулили ее, надеясь хоть одним глазком увидеть живую Гарбо. Даже первые звезды Голливуда – Рита Хейворт и Джоан Кроуфорд – просиживали часами в офисе MGM в надежде встретиться с загадочной шведкой, которая не посещает вечеринок и не появляется на премьерах. Они не знали – специально для Гарбо была построена отдельная лестница с улицы в кабинет Майера, и никто не мог пользоваться ею, кроме самой Греты. Даже на съемках Грета требовала, чтобы все лишние были удалены из павильона, а съемочная площадка была отгорожена глухими ширмами.
Со временем Гарбо начала уставать от одинаковых образов, которые ей раз за разом приходилось играть. Ей самой хотелось ролей, где она могла бы показать свой драматический талант, а не красивые глаза. И она своего добилась. В 1931 году выходит "Мата Хари", затем "Гранд-отель" (1932), где Гарбо сыграла уставшую от жизни русскую балерину, – сама Гарбо считала этот фильм своей лучшей работой. Другой звездой фильма была Джоан Кроуфорд – кстати, они ни разу не появляются в кадре вместе; продюсеры боялись, что две великие актрисы просто затмят друг друга… Затем была "Королева Кристина" (1934), а в 1935 году вышла – уже вторая в карьере Гарбо – экранизация "Анны Карениной", после просмотра которой король Швеции Густав V сказал: "Гарбо – гений!" Через два года она снялась в своем лучшем фильме – "Дама с камелиями" по А. Дюма-сыну. Армана играл Роберт Тэйлор. Его поражало, как Гарбо приходила на репетиции и на съемки – серьезная, сосредоточенная. "Она ни с кем не разговаривала, как бы боясь потратить гран своих эмоций на улыбки и приветствия, как бы боясь расплескать чувства, владеющие ею". Много лет спустя в разговоре с Рональдом Рейганом он заметил: "Она самая прекрасная женщина из всех, кого я знал". Критика, восхваляющая драматический гений Гарбо, сравнивала ее с Элеонорой Дузе и Сарой Бернар и не догадывалась, что в умирающей от чахотки Маргарите Грета воплотила образ своей сестры, еще молодой умершей от туберкулеза.
Титул "королевы экрана" принадлежал ей безраздельно. Зрители готовы были носить прекрасную шведку на руках, пытались ей подражать во всем. Конечно, ее загадочно-томный взгляд и совершенное лицо были неподражаемы; зато прическа, манера курить, медленно выдыхая тонкие струйки дыма, ее головные уборы – любимый ею берет, придуманная специально для Гарбо шляпка-таблетка, или мягкая фетровая, с широкими полями шляпа-слауч, за которой так удобно прятать лицо, – все это могла и хотела примерить на себя любая женщина. По всему миру проходили конкурсы двойников Греты Гарбо – например, один из них в свое время выиграла Ромильда Виллани, мать кинозвезды Софи Лорен. В ноябре 1934 года Гарбо и д’Акоста зашли в один из голливудских магазинов, где Гарбо купила вельветовые брюки. На выходе из магазина ее сфотографировал какой-то расторопный фотограф – и уже на следующий день все женщины Америки во главе с Марлен Дитрих, которая никогда ни в чем не хотела уступать Гарбо, надели брюки.
Тем временем у Гарбо начался роман с дирижером Леопольдом Стоковским, с которым она познакомилась в начале 1937 года на званом обеде. Стоковский, которого Гарбо называла Стоки, был старше ее на двадцать три года. Он привлек ее тем, что был умен, обаятелен и неболтлив. Из-за Гарбо он развелся с женой и в декабре 1937 года уехал в Италию, куда вскорости должна была приехать и Гарбо. Она отдыхала в Швеции – и там ей доставили приглашение Гитлера посетить Германию. Он обожал ее ленты, считал саму Гарбо идеалом арийской расы. Гарбо не поехала; а много лет спустя в дневнике записала: "Наверное, следовало отправиться в Берлин, захватив с собой пистолет, спрятанный в сумочке. Я могла бы убить его очень легко. Это разрешило бы все проблемы, и, может быть, не было бы войны, а я стала бы героиней масштаба Жанны д’Арк. Хотя я не политик и, наверное, война началась бы при любых обстоятельствах".
Встретившись со Стоки в итальянском городке Равелло, она провела несколько счастливых недель, бродя по окрестностям и посещая музеи. Но в Риме их настигли журналисты; интервью взять не удалось, но газеты наперебой предсказывали скорое замужество Греты Гарбо. Та отшучивалась: "Мы просто друзья!", "О свадьбе не может быть и речи, пока у меня контракт в Голливуде!", "Смешно думать, что я могу пойти с кем-то к алтарю". Вскоре они расстались: Гарбо уехала в Швейцарию, а Стоки действительно женился – на миллионерше Глории Вандербильт.
Она вернулась в США в октябре 1938 года, а уже через год на экраны вышла "Ниночка", где Гарбо впервые решилась предстать в комедийном амплуа. Забавный фильм о советской стюардессе, призванной помочь в продаже русских ценностей, у нас долгое время считали антисоветским. Не приняли фильм и на Западе: он был слишком далек от того, какой публика хотела видеть обожаемую Грету, а начавшаяся война не позволила адекватно воспринять ее комедийный дар. Ее выдвинули на "Оскар", но снова премию получила не она…
Спасаясь от войны, в Америку переехали мать Греты и брат Свен с семьей. Старая Анна Ловиса с трудом переносила и непривычный калифорнийский климат, и свое зависимое положение в доме дочери. Ей очень не нравилось, что дочь до сих пор не замужем, что у нее нет детей; к славе Греты она была совершенно равнодушна.
В 1941 году Грета Гарбо снялась в своем двадцать седьмом и, как оказалось, последнем фильме "Женщина с двумя лицами". Фильм провалился в прокате; к тому же умерла мать Греты… Она заявила журналистам: "Я хочу побыть одна". И пропала на много лет…
Поначалу Гарбо не планировала совсем уходить из кино. Она долго искала подходящий сценарий, но безуспешно. В фильме "Сансет Бульвар", затевавшемся специально "под Гарбо", она играть отказалась – роль досталась Глории Свенсон. Наконец, в 1949 году Гарбо предложили роль в фильме Уолтера Вангера "Герцогиня ден Ланже", но из-за проблем с финансами съемки не состоялись. Если бы Гарбо встретилась с менеджерами – деньги бы нашлись; но она увидела в неудаче знак судьбы и навсегда распрощалась с кинематографом.
Друзья и продюсеры пытались вернуть ее в кино, но безуспешно. Через несколько лет она вроде бы согласилась принять участие в бродвейской постановке – но потребовала, чтобы из зала вынесли первые 16 рядов: Гарбо хотела, чтобы зрители видели ее такой же, как на киноэкране… Естественно, из этого ничего не вышло.
Для Гарбо началась совсем другая жизнь – независимая, скрытая, счастливая. Под вымышленным именем "мисс Гарриет Браун" она поселилась в одном из нью-йоркских отелей. Гарбо была богата, независима, ей надоело внимание прессы и диктат студии, которые предписывали ей, как одеваться, с кем встречаться и как себя вести. У нее был недолгий роман с диетологом Гейлордом Хаузером, с которым ее объединяло пристрастие к здоровому образу жизни и уединению. В начале сороковых Гарбо много путешествовала по Северной Европе – как выяснилось совсем недавно, она играла ключевую роль в создании там агентурной сети, в проведении операции по переправке в Швейцарию знаменитого физика Нильса Бора, который тогда работал в Дании над созданием атомной бомбы, и в спасении датских евреев – накануне их отправки в лагеря все евреи в одну ночь были переправлены в Швецию.
Сама Гарбо никогда об этом не упоминала. Она вообще практически ни с кем больше не общалась. В середине сороковых она купила в Нью-Йорке дом и занялась разведением овощей и цветов. Ее единственной подругой была знаменитый модельер Валентина – Валентина Николаевна Санина. У нее одевались все голливудские "звезды" – Пола Негри, Джудит Андерсон, Кэтрин Хепберн, Глория Свенсон. Валентина приохотила Гарбо к русской классической литературе. Гарбо редко выходила из дома, делая исключение лишь для оперных спектаклей; когда она появлялась в ложе, представление можно было считать сорванным: публика сворачивала головы, чтобы поглазеть на "ту самую Гарбо", забыв о происходящем на сцене. Легенда Гарбо продолжала существовать уже отдельно от самой Греты.
В магазине Валентины Грета познакомилась с мужем Валентины – адвокатом Джорджем Шлее (Георгием Матвеевичем Шлиелем). По легенде, Шлее случайно увидел Грету в примерочной кабинке – совершенно обнаженную – и был сражен наповал. Шлее был откровенно некрасив, но как-то сумел покорить сердце Греты. Начало этому положила сама Валентина, однажды предложив Гарбо вместо нее сопровождать Джорджа в поездке по Европе. Вернувшись, Гарбо и Шлее стали практически неразлучны – при том, что Шлее не порывал с Валентиной, которая оставалась ближайшей подругой Гарбо. Шлее взял под свой контроль всю жизнь Гарбо, занялся ее финансами, контролировал ее немногочисленные контакты с прессой, от ее имени посещал фестивали ее фильмов. Гарбо даже продала свой дом и купила квартиру в 200 квадратных метров в том же доме, где жили супруги Шлее. В списке жильцов напротив ее фамилии стояло: G. Телефон, значащийся рядом, никогда не отвечал.