А ведь он знал, что в семье отца не было лишних денег. Да, папаша Вэньмин занимался бизнесом, но и иждивенцев у него на шее хватало. После смерти матери Дэна в 1926 году он привел в дом новую супругу, урожденную Сяо. Она родила ему четвертого сына, которого назвали Сяньцин (Обогнавший Цинов [то есть бывшую правящую династию маньчжуров]). Но через несколько месяцев жена заболела и вскоре скончалась. Невезучий Вэньмин женился в четвертый раз, теперь на вдове, у которой имелась девятилетняя дочь от первого брака. Звали его новую жену Ся Богэнь, и происходила она из довольно бедной семьи бурлака, таскавшего баржи по реке Цзялинцзян, притоку Янцзы. Была она всего на пять лет старше Дэн Сяопина, но в отличие от него с раннего детства познала нужду и страдания. Будучи ребенком, она потеряла сначала старшего брата, а потом мать. Едва родив дочь, овдовела. Ее отец не имел ни одной сотки земли, и прокормить себя, дочь и внучку ему было очень трудно. Так что брак с Вэньмином оказался для Ся Богэнь и ее дочери спасением. Тем более что Вэньмин стал воспитывать ее ребенка как собственного и даже дал приемной дочери имя в соответствии с генеалогической хроникой своего клана - Сяньфу (возможный перевод - Самый красивый лотос). А вскоре у него от Ся Богэнь родился еще один ребенок - новая дочка, которую он назвал Сяньжун (можно также перевести как Самый красивый лотос: иероглифы "фу" и "жун" - синонимы).
Иными словами, Дэн Вэньмин помимо себя должен был кормить, поить и одевать свою мать, бабушку Дэна, которая была еще жива, жену, троих сыновей (двое из них на его деньги уже получали образование) и двух дочерей. Конечно же ему было нелегко. А он, невзирая на это, продолжал еще помогать и блудному сыну, неизменно демонстрировавшему неблагодарность. Поистине это был добропорядочный гражданин. Не случайно его ценили в уезде и в 1928 году даже назначили начальником управления стражи Гуанъани и командиром батальона уездной самообороны, в котором насчитывалось от шестисот до семисот солдат. А в 1929 году сделали еще и советником объединенных отрядов стражи восьми уездов. В его довольно большом чайном доме (100 квадратных метров) по торговым дням всегда было полно народа: люди приходили пообщаться, поиграть в кости и послушать умного человека: Лао Дэн (Почтенный Дэн) разрешал споры, давал советы, а нередко и помогал обездоленным. По воспоминаниям односельчан, "этот человек со свисающими вниз длинными усами" неизменно вызывал "уважение окружающих и как хороший хозяин, и как военачальник, и как общественный деятель, и как судья".
Между тем после свадьбы молодые переехали в небольшой двухэтажный дом, арендованный Чжоу Эньлаем и Дэн Инчао в западной части международного сеттльмента, в узком тупичке Цзуньи недалеко от оживленной улицы Сяоша дулу (сейчас это дом 11 в тупике номер 24 близ улицы Сиканлу). Чжоу с женой поселились на втором этаже, а Дэн Сяопин с Сиюань - на первом.
Дни шли за днями, а обстановка в городе всё ухудшалась. Коммунистов искала не только охранка Чан Кайши, но и полиция международного сеттльмента и французской концессии, где собственно и находились главные учреждения ЦК китайской компартии. Так что скрываться становилось все труднее. Дэн вспоминал:
"Подпольная работа в Шанхае была очень трудной, ради революции рисковали головой. Мы не фотографировались, не ходили в кино… Во время подполья меня ни разу не арестовывали - редкостная удача. А вот опасностям подвергался много раз. И два случая были особенно памятными.
Однажды я пошел на встречу с Ло Инуном и, закончив с делами, вышел через черный ход. А в это время к парадным дверям подъехала полиция, чтобы арестовать Ло Инуна. Всё это заняло меньше минуты. Впоследствии Ло Инун был расстрелян.
Был еще один случай. Мы с Чжан Сиюань жили в доме Чжоу Эньлая. В то время наш Особый отдел [отвечал за безопасность руководства] работал хорошо, мы всегда были в курсе, когда тайная полиция обнаруживала местожительство Чжоу Эньлая или собиралась провести обыск, и немедленно съезжали с квартиры. Но однажды меня в такой момент не оказалось в Шанхае, и я ничего не знал. Подошел к дому, постучал в дверь, а тайная полиция там уже проводила обыск. К счастью, среди полицейских был наш агент. Он громко сказал, что сейчас откроет дверь. Не услышав условного ответа, я тотчас скрылся. Правда, потом мы почти полгода боялись даже подходить к этому переулку. В обоих случаях решали секунды".
Что же касается ситуации в Китае в целом, то она развивалась по-разному. В большинстве городов, как и в Шанхае, свирепствовала гоминьдановская полиция. Но на границе Хунани и Цзянси, в Хубэе, Шэньси и некоторых других сельских районах набирало силу советское движение. В июне - июле 1928 года для оценки политической ситуации и выработки долговременной линии партии был созван VI съезд КПК. В связи с белым террором в Китае заседания съезда проходили в СССР - в селе Первомайское Наро-Фоминского района Московской области. На съезд с соблюдением всех правил конспирации прибыли 118 делегатов (84 - с решающим голосом и 34 - с совещательным). Среди них - знакомые нам лица: Цюй Цюбо, Чжоу Эньлай, Ли Лисань, Чжан Готао и Цай Хэсэнь. Дэн Сяопин вместе с Ли Вэйханем и еще двумя крупными партийными работниками, Жэнь Биши и Ло Дэнсянем, остались в Шанхае. Им было поручено руководить повседневной работой ЦК. Ли Вэйхань рассказывает: "Во время работы VI съезда я и Жэнь Биши получили приказ остаться для работы и охраны ЦК; заведующим Секретариатом был Дэн Сяопин. С апреля по сентябрь 1928 года, то есть вплоть до возвращения новых руководителей ЦК, местом проведения заседаний была… двухкомнатная квартира на верхнем этаже здания [в самом центре международного сеттльмента] за театром "Тяньчань" [театр "Небесной жабы"], который находился на проспекте Сымалу [ныне Фучжоулу] в Шанхае… В комнате у окна, обращенного на запад, стоял маленький столик, и во время заседаний Сяопин сидел за ним и вел протокол… В те времена каждый день в девять часов утра я, [Жэнь] Биши и Сяопин собирались вместе для обсуждения текущих дел - либо в этом месте, либо на верхнем этаже магазина на соседней улице неподалеку".
Как видно, в этот период Дэн уже начал играть сравнительно крупную роль - и не только в организационных, но и в политических делах партии. А главное - стал своим в узком кругу высшего партийного руководства. Его уважали, с ним даже советовались.
Правда, после завершения VI съезда и возвращения в Шанхай его делегатов роль Дэна в партийных делах несколько поослабла. Новый Генеральный секретарь ЦК 48-летний Сян Чжунфа, крупный руководитель рабочего движения, сменивший Цюй Цюбо, подвергнутого в Москве резкой критике за поражение восстаний 1927 года, не очень-то интересовался его мнением. Во всех партийных делах он опирался на Ли Лисаня, энергичного и делового работника, талантливого и хорошо образованного интеллектуала, в ноябре 1928 года возглавившего в новом ЦК отдел пропаганды и агитации. Немалый вес продолжал иметь и Чжоу Эньлай, вновь назначенный руководителем организационного бюро ЦК, после съезда переименованного в орготдел. Именно эта тройка и стала руководить партией. Что же касается Дэна, то он, как и прежде, исполнял чисто секретарские функции, работая в непосредственном подчинении Чжоу. В политические вопросы он больше не вмешивался.
Но вскоре, в мае 1929 года, до Шанхая дошли известия, что на юго-западе Китая, в провинции Гуанси, в результате борьбы Чан Кайши с местными милитаристами к власти пришли генералы левой ориентации. Это были двоюродные братья Юй Цзобо и Ли Минжуй, оказавшие Чану помощь в разгроме гуансийской реакционной клики. В этой войне они придерживались своей политики и через родного брата Юй Цзобо, Цзоюя, коммуниста с октября 1927 года, тайно сотрудничали с компартией. Захватив при поддержке Чан Кайши, ничего не ведавшего о их связях с КПК, власть в провинции, летом 1929 года они связались с ЦК компартии, попросив Сян Чжунфа и его товарищей прислать к ним ряд способных партийцев.
Посовещавшись, члены Политбюро решили послать в Гуанси несколько десятков коммунистов, военных, политических и организационных работников, имевших богатый опыт подпольной борьбы. Представителем же ЦК КПК, то есть главным эмиссаром Центрального комитета, постановили направить Дэн Сяопина, скорее всего, по совету Чжоу Эньлая. Это последнее решение приняли не сразу. В конце июля Политбюро посчитало целесообразным откомандировать Дэна в его родную провинцию Сычуань - с инспекционной целью. Однако уже через две недели отменило это постановление: ситуация в Сычуани не складывалась в пользу компартии, так что надо было делать ставку именно на Гуанси. 27 августа Дэн сдал дела секретарю орготдела Юй Цзэхуну, сменившему его на посту заведующего Секретариатом, и собрался в дорогу. Молодому талантливому оргработнику пора было проявить себя на новом поприще. Он должен был с помощью Юй Цзоюя и других коммунистов, уже прибывших в Гуанси, организовать антигоминьдановское восстание в войсках Юй Цзобо и Ли Минжуя, придав тем самым мощный импульс быстро развивавшемуся советскому движению в других районах.
Новое назначение не могло не радовать: Дэн впервые становился боссом регионального масштаба. Теперь от него требовалось не простое исполнение секретарских функций, а принятие самостоятельных решений, от которых зависел успех коммунистического движения на всем юго-западе Китая. Разумеется, самостоятельным он мог быть только в известных рамках, а именно в тех, которые в июне - июле 1928 года определил VI съезд КПК и впоследствии подтвердили ЦК партии и его Политбюро. VI съездом, проходившим, как мы помним, под Москвой, руководил второй человек в ВКП(б) и Советском государстве, крупнейший теоретик нэпа Бухарин, являвшийся по совместительству одним из руководителей Коминтерна. Именно под его диктовку делегаты форума приняли решение о том, что текущий этап китайской революции является "буржуазно-демократическим", несмотря на "переход национальной буржуазии в стан империалистическо-помещичьей контрреволюции" (имелись в виду перевороты Чан Кайши, Фэн Юйсяна, Ван Цзинвэя и других гоминьдановцев). Вследствие этого в "полуфеодальном" Китае нельзя осуществлять социалистическую политику (национализировать заводы и фабрики, ликвидировать мелкую буржуазию и зажиточное крестьянство, "заострять борьбу" против "кулака" и т. п.). Следовало лишь свергать власть дичжу, интеллигентов-шэньши и чиновников в деревне, вооружать крестьянство, устанавливать власть Советов, перераспределять "помещичью", клановую и храмовую собственность на землю в пользу безземельных и малоземельных крестьян, объявлять ростовщические займы недействительными и заменять все налоги и поборы, взимаемые милитаристами и властями, единым прогрессивным сельскохозяйственным налогом.
Политбюро ЦК Компартии Китая продолжало следовать этой линии даже после того, как в середине августа 1929 года получило директивное письмо Политсекретариата Исполкома Коминтерна по крестьянскому вопросу от 7 июня того же года, в котором вразрез с решениями VI съезда говорилось о том, что "кулак" зачастую играет "открыто или скрыто контрреволюционную роль в движении", а посему с ним тоже надо решительно бороться. Это письмо знаменовало пересмотр аграрного курса Коминтерна в Китае в связи с изменением политической ситуации в Советском Союзе, где в то время началась сталинская коллективизация, сопровождавшаяся критикой "правых прокулацких" взглядов Бухарина.
Превращение в главную мишень борьбы в СССР крестьянина-собственника привело к тому, что Коминтерн и в других странах выдвинул новый лозунг "долой кулака", то есть "зажиточного крестьянина" - на смену соответствовавшему духу новой экономической политики призыву ликвидации только "помещичьего" землевладения. Но обсудив 17 августа это письмо, члены Политбюро ЦК Компартии Китая (в присутствии Дэна, который вел протокол) по существу выразили несогласие с новым коминтерновским курсом. Открыто возражать они не посмели, так как со времени основания партии между ними и Москвой сложились отношения "учеников и учителя", но какое-то время саботировали письмо. И не потому, что были столь умеренными, а просто не понимали, что делать, например, в случае, "если кулак ведет борьбу с милитаристами и феодалами". Ведь письмо Политсекретариата формально не отменяло постановление VI съезда о "буржуазно-демократическом" характере китайской революции. Как же можно было увязать эти два диаметрально противоположных документа?
В общем, Дэн имел твердые установки: во всей работе исходить из решений VI съезда, так что в этом плане был спокоен. Немного волновался он только за жену: Чжан была на четвертом месяце беременности, но Чжоу Эньлай, Дэн Инчао, а также находившаяся в Шанхае младшая сестра Чжан, Сяомэй, с мужем (они тоже работали в аппарате ЦК) успокоили его, пообещав о ней позаботиться. Так что, простившись с любимой, Дэн с легким сердцем сел на пароход, отплывавший в Гонконг. Оттуда через Ханой он рассчитывал без помех добраться до Гуанси, граничащей с Французским Индокитаем. Вместе с ним путешествовал скромный человек в роговых очках - некто Гун Иньбин, уроженец Хунани, бывший сотрудник бухгалтерского сектора Секретариата. Он исполнял обязанности связного, который в будущем должен был регулярно курсировать между Гуанси и Шанхаем для того, чтобы информировать высший орган партии обо всех действиях Дэна и его товарищей и передавать последним директивы Политбюро.
Огромный корабль медленно отходил от пристани, и небоскребы Шанхая отступали все дальше и дальше, пока наконец не растаяли в горячем и душном воздухе. В жизни Дэна перевернулась очередная страница. Но он еще не знал, насколько важной она была.
Молох революции требовал жертв, и вот пришло время Дэна положить на его кровавый алтарь свое короткое семейное счастье. Через пять месяцев, в январе 1930 года, после тяжелых родов Чжан Сиюань скончается, а вслед за ней уйдет из жизни и новорожденный ребенок - девочка, которой даже не успеют дать имя. Дэн в то время будет в Шанхае по партийным делам, всего на несколько дней. Он успеет к умирающим жене и ребенку, но помочь им ничем не сможет.
А спустя много лет боль утраты как-то растворится в новых событиях и образ первой, юной, супруги отойдет в прошлое. И когда в марте 1979 года представители революционного комитета бюро гражданских дел Шанхая попросят его рассказать о гибели Чжан Сиюань, он даже не сможет вспомнить дату ее кончины. "Чжан Сиюань, - скажет он, - …скончалась в Шанхае зимой 1929 года (примерно в ноябре или декабре)". На фоне великих революционных свершений смерть рядовых, пусть и близких, людей не имела коренного значения.
Часть вторая
ПОРАЖЕНИЯ И ПОБЕДЫ
ГУАНСИЙСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Дэн и Гун прибыли в Гонконг в самом начале сентября 1929 года. Великий город, построенный англичанами, колонизировавшими эту часть Китая в 1842–1898 годах, жил обычной деловой жизнью. В гавани непрерывно разгружались и загружались корабли, а вдоль пролива Виктория, отделяющего одноименный холмистый остров от материка, теснились сотни джонок в три, четыре, а то и пять рядов. В них жила беднота, не имевшая другого пристанища. Как и везде на китайском юге, эти плавучие жилища назывались "сампанами" (в буквальном переводе "три доски").
Сойдя на берег на острове Виктория, Дэн и Гун тут же наняли рикшу, который довез их до гостиницы. Находилась она в северной части острова, неподалеку от ипподрома, в районе, именуемом "Долиной счастья". Когда-то, в середине XIX века, здесь было городское кладбище, которому местные остряки на американский манер дали такое "веселое" название. В том же квартале жили руководители гуандунского комитета Компартии Китая Хэ Чан и Не Жунчжэнь с женами. Немного отдохнув и оставив Гуна в гостинице, Дэн отправился к ним. Хэ и Не, возглавлявшие по совместительству и работу коммунистов Гуанси, ознакомили его с ситуацией в этой провинции.
Из их рассказа следовало, что еще в январе 1928 года гуандунский комитет направил в Гуанси несколько групп товарищей - тамошних уроженцев, в декабре 1927 года принимавших участие в Кантонском восстании и бежавших в Гонконг после его поражения. Во главе их были поставлены Чжу Сиан, один из старейших деятелей революционного движения Гуанси и член КПК с января 1925 года, и Юй Цзоюй. Брат последнего генерал Юй Цзобо, через год возглавивший борьбу с гуансийской реакционной кликой, жил тогда в Гонконге в изгнании. После того же, как летом 1929 года он при помощи Чан Кайши выступил против гуансийских милитаристов, через Гонконг в столицу Гуанси город Наньнин (в переводе Южное спокойствие - так этот город в 1324 году назвали монголы, правившие тогда Китаем) устремились новые коммунисты. Ко времени приезда Дэна их там насчитывалось уже несколько десятков. Часть из них отличилась во время войны с милитаристами, а Чжу Сиан, до начала июня 1929 года - секретарь временного гуансийского комитета КПК, даже сложил голову в борьбе за "народное дело". Помимо Юй Цзоюя наньнинских коммунистов теперь воглавляли Чэнь Хаожэнь, до того - секретарь фуцзяньского комитета партии, Чжан Юньи, бывший гоминьдановский военный и член китайской компартии с 1926 года, и Гун Чу, один из соратников Чжу Дэ и Мао Цзэдуна, воевавший с ними в горах Цзинган. У гуандунского комитета имелась с ними хорошо налаженная связь - через агента, курсировавшего между Наньнином и Гонконгом.
Перед наньнинскими коммунистами стояли следующие задачи: "Во-первых, полностью склонить Юй [Цзобо] и Ли [Минжуя] на сторону компартии, добившись того, чтобы они стали оказывать ей всяческую поддержку; во-вторых, пользуясь предоставляемым Юем и Ли прикрытием, укреплять партийную организацию, с тем чтобы установить непосредственный контроль КПК над [провинциальными] вооруженными силами; и, в-третьих, активно внедрять коммунистов в военное правительство Гуанси и его войска, стремясь к захвату власти и образованию в подходящий момент нового советского района". Разумеется, действовать они должны были конспиративно - под флагом того же "единого фронта", что и в период Северного похода.