Сталин предлагал подождать с опубликованием Постановления до принятия новой Конституции, а пока заниматься образованием республиканских наркоматов по факту… А в конце прибавлял:
"Что касается самого проекта, то он, по-моему, сформулирован несколько неуклюже. Неудобно сверху приказывать союзным республикам образовывать такие-то наркоматы. Я представлял себе дело так, что союзные республики, каждая отдельно, обратятся в ЦИК с пожеланиями создать такие-то наркоматы, а ЦИК не будет возражать. А у вас вышло наоборот".
Читателю может показаться, что это – пустяк и что Берия поднимал бурю в стакане воды… И, возможно, кто-то скажет: "Подумаешь – не помянули "его" Федерацию, и Берия сразу с возражениями! И что это Сталин стал строить из себя демократа – мол, нельзя указывать союзным республикам. Он им еще как указывал! Москва первых секретарей ЦК в этих самых республиках порой как перчатки меняла…"
Но это был не пустяк! И если вдуматься, из этого "пустяка" проистекли в 1953 году и странная смерть Сталина, и неожиданный арест Берии.
И вот в чем тут дело.
Сменить из Москвы первого секретаря ЦК Рубена на Багирова в Азербайджане – это допустимо и приемлемо, потому что от Москвы до самых до окраин все коммунисты должны жестко подчиняться решениям ЦК ВКП(б).
Это – партия, политический авангард общества, союз добровольно сплотившихся идейных единомышленников.
А союзные республики – это Советская власть, это – все общество. А решать за общество имеет право только общество!
И то, что Сталин (и Берия – тоже!) видел это тонкое различие, показывало, что Сталин рассматривает верховенство партии в обществе не как нечто непреложное и вечное, а как меру, необходимую до тех пор, пока не укрепится и не разовьется Советская власть.
А такой подход вряд ли мог понравиться уже складывающейся – пока еще лишь в зачаточных формах – партократии. Более того – такой, пустяковый, казалось бы, "разнотык" в подходах Сталина и партийно-государственной "верхушки" СССР к перспективам развития общественного строя сказался уже в ближайшем будущем – в 1937 году, году начала серьезных репрессий.
Но об этом еще будет сказано.
Реорганизации 1936 года в Закавказье имели много аспектов, начиная с изменения чисто административного деления и подчинения и заканчивая… Впрочем, с политического аспекта надо было бы начать.
Закавказская Федерация имела как общий Совет народных комиссаров ЗСФСР, так и отдельные республиканские Совнаркомы. В отношении партийного руководства было то же самое: имелся Закавказский краевой комитет ВКП(б) и три ему подчиненных Центральных Комитета компартий Азербайджана, Армении и Грузии.
Теперь Заккрайком упразднялся, и Берия оставался только Первым секретарем ЦК КП(б) Грузии. С одной стороны, это было как бы понижением. С другой стороны, он теперь мог сосредоточиться на проблемах Грузии. Однако до этого все еще первому секретарю Заккрайкома предстояло немало хлопот. Ведь подготовка любой реорганизации – дело непростое, если его проводят по-деловому, а не делячески.
Берия умел работать и не умел имитировать бурную деятельность. Поэтому 1936 год принес ему много новых задач в дополнение к уже привычным – надо было готовить "разъединение" закавказских республик. Но вот что хочу заметить… Вчитаемся еще раз в письмо Сталина и попробуем понять – почему все-таки протестовал Берия? Через два месяца ЗСФСР уже не будет, и что ему тогда за дело до возможных обид уже почти "чужих" ему Азербайджана и Армении!
Но Берия никогда не работал "от сих до сих". Он был полным антиподом личностей типа Суслова (если в последнем случае можно говорить о личности), с его сакраментальным "нам не поручали". Берия тонко понимал, что, несмотря на уже почти ликвидацию Закавказской Федерации, обиды могут возникнуть. А это – нехорошо для дела. И раз так, то, товарищ Сталин, надо бы нам это учесть.
Товарищ Сталин и учел. Он ведь тоже умел понимать все тонко и знал силу "мелочей".
1936 год пролетел в хлопотах… Ушла в прошлое Закавказская Федерация, а наступающий 1937-й был уже годом двадцатилетия со дня Октябрьской революции. Он же был годом столетия со дня гибели Пушкина, и к этой дате готовилась вся страна. Дата была хотя и со скорбным смыслом, но отмечать ее готовились с упором не на то, что Пушкин погиб, а на то, что Пушкин бессмертен. И этот, вроде бы литературный, юбилей имел серьезное политическое значение. Не только ведь Константин Гамсахурдия, но и Иосиф Джугашвили понимал значение культурного фронта – особенно тогда, когда страна одерживает одну победу за другой.
Кое-кто отметил эту дату, впрочем, по-своему. На обложке одной из юбилейных ученических тетрадей был изображен витязь на распутье. Контуры перехватов ножен меча были составлены из букв, и буквы же были на бляхах сбруи коня. В целом же все складывалось – при внимательном изучении – в лозунг: "Долой ВКП(б)".
В Тбилиси активно готовились к пушкинскому юбилею, но готовились также отметить 750-летие поэмы Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Ведь и грузинам было кем и чем в литературе гордиться! Казначей царицы Тамары, владетельный феодал, Руставели в XII веке воспел честь, справедливость, добро, отрицал зло как природное начало…
Юбилей Руставели стал таким же всесоюзным праздником, как и юбилей Пушкина, и, хотя масштаб Руставели был, несомненно, великим, в том, что юбилей творения грузина громко отмечала вся страна, была заслуга не только Сталина, но и Берии.
Увы, 1937 год был отмечен не только славными юбилеями… Он вошел в новейшую историю страны еще и как год серьезных драматических событий. "Демократы" называют этот период "Большим террором", и репрессии в период с лета 1937-го по весну 1938 года действительно были наиболее значительными по размаху и глубине, чем в любой другой период.
НО ВОТ были ли они действительно массовыми и, уж тем более, необоснованными – это большой вопрос. И на нем, как и на других событиях 1937 года, нам, уважаемый читатель, придется остановиться надолго…
Глава 9
"Органы", пленумы, заговоры, репрессии и выборы
"В августе 1938 года Берия прибыл в Москву и 22 августа был назначен 1-м заместителем народного комиссара внутренних дел СССР Ежова… А вскоре в НКВД началась эпоха уже Берии…" – так начинался первый вариант 9-й главы, которая первоначально называлась "НКВД образца 1939–1941 гг.".
Но по мере работы над ней я понял, что вначале надо хотя бы кратко сказать о предшественниках НКВД, о деятельности НКВД 1937–1938 годов и даже более ранней, а уж потом переходить к временам более поздним.
Затем выяснилось, что к теме "НКВД образца 1937–1938 гг." примыкает тема Конституции 1936 года и первых выборов в первый Верховный Совет СССР. И 9-я глава стала называться "НКВД, Конституция образца 1936 года и выборы"…
Но еще позднее стало ясно, что надо как-то остановиться и на теме военного заговора, на Пленумах ЦК в 1937 году, а также – и на некоторых общественных тенденциях, вполне к 1937 году сформировавшихся.
Глава разрослась, "отпочковала" от себя главу 10-ю, приняла, наконец, тот вид, с которым сейчас познакомится читатель, и обрела окончательное название. То, которое читатель только что прочел.
Итак, мы двигаемся дальше…
ЛАВРЕНТИЙ Берия стал чекистом в 1921 году, в эпоху ВЧК Дзержинского. А 5 августа 1931 года Полномочный представитель ОГПУ В ЗСФСР Л.П.Берия был введен в коллегию ОГПУ.
ВЧК – это Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, организованная на заседании Совета Народных Комиссаров 7(20) декабря 1917 года.
23 января 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение об упразднении ВЧК и создании на ее основе Государственного политического управления (ГПУ) в составе Народного комиссариата внутренних дел РСФСР.
9 февраля 1922 года был выпущен приказ ВЧК № 64, объявивший об упразднении ВЧК. Наркомом внутренних дел оставался, впрочем, тот же Дзержинский (он был им с 25 марта 1919 года по 7 июля 1923 года).
30 декабря 1922 года 1-й Съезд Советов Союза ССР принял Союзный договор между РСФСР (в которую тогда входили и азиатские национальные республики), Украинской ССР, Белорусской ССР и Закавказской Федерацией.
В пункте 12-м этого Договора говорилось:
"В целях утверждения революционной законности на территории СССР и объединения усилий союзных республик по борьбе с контрреволюцией учреждается… при СНК Союза… объединенный орган государственного политического управления…"
2 ноября 1923 года Центральный Исполнительный Комитет СССР принял постановление об организации ОГПУ при СНК СССР, о чем было объявлено приказом ОГПУ № 486 от 21 ноября 1923 года. Пункт 9-й этого приказа гласил, что ОГПУ СССР руководит работой местных органов ОГПУ "через своих уполномоченных при Советах Народных Комиссаров союзных республик".
Примерно в то время и возникло обобщенное понятие "органы"…
Председателем ОГПУ оставался Феликс Эдмундович Дзержинский, а после его смерти от сердечного приступа, спровоцированного эмоциональной речью на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК 20 июля 1926 года, председателем стал Вячеслав Рудольфович Менжинский.
Общий штат центрального и московского городского аппарата ОГПУ составлял на 1 декабря 1929 года 2409 человек, но с 30-х годов функции ОГПУ расширялись (в его составе находились органы милиции, хозяйственные управления по отраслям промышленности и т. д.).
10 мая 1934 года Менжинский умер, а 10 июля 1934 года Постановлением ЦИК СССР на базе ОГПУ создали Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР во главе с Председателем бывшего ОГПУ Генрихом Ягодой.
Среди других управлений и отделов (их вначале насчитывалось одиннадцать, включая ГУП О – Главное управление пожарной охраны и ОАГС – Отдел актов гражданского состояния) в составе НКВД СССР было образовано Главное управление государственной безопасности со штатом 1410 человек.
Работой ГУГБ руководил сам нарком, и формально должности начальника ГУГБ не существовало.
Постановлением ЦИК СССР от 7 октября 1935 года для сотрудников ГУГБ вводились специальные звания: комиссар государственной безопасности 1-го ранга, комиссар ГБ 2-го ранга, комиссар ГБ 3-го ранга, старший майор ГБ, майор ГБ, капитан ГБ, старший лейтенант ГБ, лейтенант ГБ, младший лейтенант ГБ и сержант ГБ.
Специальные звания были выше армейских на две ступени: комиссар ГБ 1-го ранга был равен командарму 1-го ранга РККА, а с мая 1940 года – генералу армии; капитан ГБ равнялся армейскому полковнику, а сержант ГБ носил в петлицах два "кубаря" – как лейтенант РККА.
26 ноября 1935 года появилось и звание "Генеральный комиссар государственной безопасности", присвоенное Ягоде (а позднее – Ежову и впоследствии – Берии).
Через десять месяцев после этого Ягода был от должности наркома освобожден, и 26 сентября 1936 года в НКВД пришел Николай Иванович Ежов – секретарь ЦК и председатель Комиссии партийного контроля. Ягода же 3 апреля 1937 года был арестован и 15 марта 1938 года – после процесса Бухарина – Рыкова, на котором проходил как один из обвиняемых, расстрелян.
Ежов был освобожден от должности НКВД 25 ноября 1938 года, 10 апреля 1939 года арестован и 4 февраля 1940 года расстрелян.
Судьбу двух этих наркомов объясняют коварными замыслами Сталина в его борьбе за единоличную-де власть в партии, но это – не так. Хотя я не отрицаю того, что некий план у Сталина по ходу развития ситуации и возник.
Но об этом я расскажу, когда мы подойдем к августу 1937 года…
РЕПРЕССИЯМ начала и конца 30-х годов пока не дана всеобъемлющая объективная оценка. Изменение положения вещей в этом вопросе выходит за рамки книги, но поскольку когда "демократы" говорят "Берия", то они подразумевают "репрессии" (даже в том случае, если речь идет о репрессиях того периода, когда Берия был в Закавказье), об этой стороне дела надо бы кое-что и сказать…
Одним из главных символов сталинской эпохи "демократы" числят не "Рабочего и Колхозницу" Веры Мухиной, созданных ею для советского павильона на Всемирной выставке 1937 года в Париже, а закон, как они говорят "о пяти колосках", или закон от "седьмого-восьмого", то есть от 7 августа 1932 года.
Так, в предисловии к известной читателю "Переписке Сталина и Кагановича" утверждается, что "в условиях голода эти меры были направлены против голодающих крестьян, которые, спасая свою жизнь, срезали колоски хлеба на колхозных полях".
Вообще-то колоски бывают не хлебные, а пшеничные, ржаные и т. д., но у "демократов" ведь булки на деревьях растут, так что уж пусть так…
Не примем во внимание и то, что это Христос мог пятью хлебами накормить ораву народа, а "пятью колосками" "хлеба" сыт не будешь, так что срезали – если уж срезали – не пять этих пресловутых колосков, а, надо полагать, побольше.
Я здесь не иронизирую – от голода на Украине едва не умерла на Днепропетровщине моя бабушка со своими тремя дочерьми, так что я знаю – голод был. И были, увы, голодающие крестьяне.
Однако, по данным "демократических" авторов того же предисловия, за полгода действия закона от 07.08.32 года на основании его к 15 января 1933 года осуждены 103 тысячи человек. "Из них (по разработанным данным о 79 тыс. осужденных) осуждены, – как сообщают те же авторы, – к расстрелу 4880 человек, а к 10 годам лишения свободы – более 26 тыс. человек…"
Странно!.. Голодали многие миллионы, а осуждена сотня тысяч.
Странно и другое… 15 января в России – это зима. 7 августа в ней же – это уже конец лета, и уборочная 1932 года к моменту обнародования закона была вроде бы закончена. К тому же и инструкция "по применению постановления ЦИК и СНК СССР от 7/VHI-32 об охране государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности" была утверждена лишь 16 сентября 1932 года.
Какие же это такие "колоски" и где собирала их в конце 1932 года сотня тысяч осужденных по "закону о пяти колосках"?
Ответ, уважаемый читатель, отыскивается в самом наименовании Постановления ЦИК и СНК СССР (закона "от седьмого-восьмого")! Ибо там шла речь не о пяти колосках, конечно, а именно об охране государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности.
Инициировавший это Постановление Сталин писал 20 июля 1932 года Кагановичу и Молотову:
"За последнее время участились, во-первых, хищения грузов на железнодорожном транспорте (расхищают на десятки миллионов рублей), во-вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества… По закону эти господа (расхитители. – С.К.) рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально!), а на деле через 6–8 месяцев амнистируются. Подобный режим…. только поощряет их… Терпеть дальше такое положение немыслимо. Предлагаю издать закон… который бы:
а) приравнивал по своему значению железнодорожные грузы, колхозное имущество и кооперативное имущество – к имуществу государственному;
б) карал за расхищение… минимум десятью годами заключения, а как правило – смертной казнью…
Без этих (и подобных им) драконовских социалистических мер невозможно установить новую общественную дисциплину, а без такой дисциплины – невозможно отстоять и укрепить наш новый строй…"
Так что не за пять колосков были расстреляны к 15 января 1933 года почти пять тысяч человек, а за миллионные (в сумме, конечно) хищения, в том числе – на предприятиях и железных дорогах.
А нам все рассказывают о "пяти колосках".
РАНЕЕ я приводил и другие примеры, из которых должно быть ясно – с началом первой пятилетки все внутренние враги новой России оживились и активизировались. Ведь пятилетка давалась стране непростой ценой. 4 мая 1935 года в речи в Кремлевском дворце на приеме в честь выпускников академий РККА (6 мая ее опубликовала "Правда") Сталин вспоминал:
"Мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разоренную страну… Разоренная четырьмя годами империалистической войны, повторно разоренная тремя годами Гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонувшими среди моря мельчайших крестьянских хозяйств – вот какую страну получили мы в наследство от прошлого…"
Его аудитория знала, как прав Генеральный секретарь ЦК… Знала она, что он был прав и тогда, когда продолжал так:
"Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс… темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства… Вопрос стоял так: либо мы эту задачу разрешим в кратчайший срок… либо… наша страна… растеряет свою независимость и превратится в объект игры империалистических держав…"
"Академики" Красной Армии слушали то, что через день прочтет вся страна:
"Надо было создать первоклассную индустрию… А для этого надо было пойти на жертвы и навести во всем строжайшую экономию, надо было экономить на питании, и на школах, и на мануфактуре, чтобы накопить необходимые средства для создания индустрии… Понятно, что в таком большом и трудном деле… успехи могут обозначиться лишь спустя несколько лет. Необходимо было поэтому вооружиться крепкими нервами, большевистской выдержкой и упорным терпением, чтобы преодолеть первые неудачи и неуклонно идти вперед…"
Сталин был прав сто раз, но что было до его правоты лишенному добра кулаку? Лишенным нормального куска хлеба обывателям в городе? Недалекому – пусть и не по своей вине – мужику на селе? Заносчивому в своей интеллектуальной спеси старому специалисту, внутренне враждебному новой России? Да и – новому советскому бюрократу?
Все они были недовольны ухудшением качества жизни. И этим недовольством пытались воспользоваться (и усилить его) различные политические силы – от троцкистов, боровшихся "против Сталина", до антисоветчиков, боровшихся и против Сталина, и против Советской власти вообще.
Так что объективные обстоятельства делали те или иные репрессивные меры в "реконструктивный период" неизбежными.
Но это – первая половина 30-х годов. А как там было во второй их половине?
ПЕРЕДО мной лежит книга в черном переплете, по которому идут багровые буквы: "Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог. 1937–1938".
Это – грустный документ. Но это – в отличие от пасквильных сборников – документ (хотя и не без налета искажений во вводных статьях и в комментариях). А с документом работать проще… Из него можно извлечь факты.
И они стоят того, чтобы их здесь привести. Так, во вводной статье Г.П. Цветкова ясно и внятно сообщается, что вскоре после убийства С.М. Кирова:
"Судебную коллегию ОГПУ заменило Особое совещание при народном комиссаре внутренних дел, наделенное правом высылки и ссылки, заключением в исправительно-трудовые лагеря сроком до
5 лет (здесь и далее выделения мои. – С.К.)".