"Я думаю, если бы мы смогли, если бы сумели наши партийные кадры снизу доверху подготовить идеологически и закалить их политически таким образом, чтобы они могли свободно ориентироваться во внутренней и международной обстановке, если бы мы сумели сделать их вполне зрелыми ленинцами, марксистами, способными решать без серьезных ошибок вопросы руководства страной, то мы разрешили бы этим девять десятых всех наших задач…"
Что сулили такие речи "верхам"? Двух мнений быть не может – работу, работу и еще раз – работу. И это – в дополнение к ленинскому (а теперь еще и сталинскому) завету учиться, учиться и еще раз – учиться.
А все ли в "верхах" советского общества этого хотели?
Уже Ленин на заре Советской власти в письме Цюрупе возмущался:
"…Все у нас потонули в паршивом бюрократизме "ведомств"… Большой авторитет, ум, рука нужны для повседневной борьбы с этим. Ведомства – г…; декреты – г… Искать людей, проверять работу – в этом все…"
В мае 1935 года Сталин, выступая перед выпускниками академий РККА, развил эти мысли, сказав:
"Раньше мы говорили, что "техника решает все"… Но этого далеко и далеко не достаточно… Техника без людей, овладевших техникой, мертва… Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг "техника решает все", являющийся отражением уже пройденного периода, когда у нас был голод в области техники, должен быть теперь заменен новым лозунгом о том, что "кадры решают все". В этом теперь главное…"
Но все ли кадры так уж и горели желанием "решать все"? Маяковский в конце двадцатых годов издевался над такими вот стихами одного из "пролетарских" поэтов:
За все бои, за все невзгоды
Глухим сомнениям не быть!
Под этим мирным небосводом
Хочу смеяться и любить…
А теперь шла уже вторая половина тридцатых годов. И среди "старых бойцов" (а уж тем более – среди новых партийных и государственных аппаратчиков) число любителей "смеяться и любить" лишь возросло.
Конечно, такие любители водились прежде всего в "творческой среде"… Об этом есть хорошее свидетельство в дневнике Корнея Чуковского. 24 ноября 1931 года он записал:
"Похоже, что в Москве всех писателей повысили в чине. Все завели себе стильные квартиры, обзавелись шубами, любовницами, полюбили сытую жирную жизнь…"
А 25 и 27 ноября прибавил:
"Был… у Пильняка. За городом. Первое впечатление: страшно богато, и стильно, и сытно, и независимо…
Вчера заехал за мной Пильняк… – у него "Форд" очень причудливой формы… По дороге… быстро и уверенно в гастрономич. магазин. Выбежал с бутылкой. В доме у него два писателя, Платонов и его друг… Друг – коммунист ("вы таких коммунистов никогда не видали"), и действительно этот странный партиец сейчас же заявил, что "ну его к чорту, машины и колхозы (!), важен человек (?)", – сейчас же сели обедать, Ольга Сергеевна, американская дама с мужем, только что к нему приехавшая, Ева Пильняк и мы, трое гостей. Гусь с яблоками…"
Ну, какие тут могут быть "машины и колхозы", граждане и господа-товарищи, когда гусь на столе!
Да еще с яблоками.
И две бутылки из "гастрономич". магазина…
Нет, им не подходил ни сталинский лозунг "Кадры решают все", ни новая избирательная система как хлыст в руках народа против плохих властей, ни сталинское намерение посадить их за парты – не снимая обязанностей по работе.
Ведь Владимир Маяковский не выдумал ни Пьера Присыпкина, ни Олега Баяна из "Клопа", ни тов. Победоносикова из "Бани".
Так что уже февральско-мартовский Пленум подспудно обстановку в "верхах" накалял. А в июне предстоял еще один Пленум ЦК – "предвыборный"…
Глава 10
Июнь 37-го: партия Сталина против партии партократов
Историк Юрий Жуков, автор информативной книги "Иной Сталин", приводит убийственные факты. Оказывается, в гласном обсуждении проекта новой Конституции очень вялое участие приняла именно партийно-государственная "верхушка"…
Хронология тут такова.
11 июня 1936 года ЦИК СССР одобряет проект Конституции и назначает созыв Всесоюзного съезда Советов на 25 ноября.
12 июня проект нового Основного закона публикуется во всех газетах.
14 июня в газетах вводится постоянная рубрика "Всенародное обсуждение проекта конституции СССР". Но обсуждали проект все, кроме партийных секретарей.
Так, первый секретарь ЦК Компартии Армении Ханджян (позднее якобы "невинно убиенный", о чем я впоследствии расскажу) опубликовал 27 июня в "Правде" нейтральный экономико-географический очерк о своей республике.
Так же поступил 25 июня первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Гикало.
Не было ни слова о проекте в "правдинских" статьях первого секретаря Донецкого обкома Саркисова, наркома просвещения РСФСР Бубнова (к слову, ярого сторонника калечащей детей педологии) и других.
Приходится ли удивляться, что Михаил Пришвин в своем дневнике 22 июня 1936 года записал:
"Просят от "Крестьянской газеты" моего отклика на новую конституцию… Мои современные писания доказывают, что я по-прежнему близок к родному русскому народу, но почему же, несмотря на это, я остаюсь мятежником и обращусь в живой труп, если этот мятеж каким-нибудь способом будет изъят из моей груди. Спрашиваю себя: "Кто же этот мой враг, лишающий меня возможности быть хоть на короткое время совсем безмятежным?" И я отвечаю себе: мой враг бюрократия, в новой конституции я почерпну здоровье, силу, отвагу вместе с народом выйти на борьбу с этим самым страшным врагом всякого творчества…"
Не знаю, как тебя, мой читатель, но меня поразила эта удивительная перекличка идей большевика Сталина и мыслей интеллигента Пришвина.
Вот и еще одно размышление – со стороны, в книге Лиона Фейхтвангера "Москва. 1937":
"Молодая история Союза отчетливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший борец не всегда является хорошим работником, и вовсе не обязательно, что человек, совершивший великие дела в период Гражданской войны, должен быть пригоден в период строительства… Ныне Гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых ими постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима".
А это значило, что нерв общественной жизни тогда был в борении новой жизни и жизни отходящей. В борении молодых, образованных, естественных сторонников социализма с начинающей зажиратъся бюрократией и с изболтавшимися "старыми большевиками", компетентность которых могла быть поставлена под вопрос уже в ближайшее время.
Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Лаврентий Берия был – в отличие от многих его коллег и товарищей по партии – безусловно компетентен. Он и при новой избирательной системе массами не был бы отвергнут и был бы избран в любом случае. И поэтому он не просто откликнулся на проект конституции, но сделал это внятно и развернуто. Его статья "Новая Конституция и Закавказская Федерация" появилась в "Правде" уже 12 июня.
Она была выдержана вполне в духе сталинских идей, но старый чекист не был бы самим собой, если бы при этом не предупредил:
"Нет сомнения, что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги Советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов-зиновьевцев".
БЕРИЯ в своих опасениях был, конечно же, прав! Накануне июньского Пленума 1937 года, о котором ниже пойдет речь, из Мексики в адрес ЦИК СССР пришла телеграмма Троцкого.
"Политика Сталина ведет к окончательному как внутреннему, так и внешнему поражению. Единственным спасением является поворот в сторону советской демократии, начиная с открытия последних судебных процессов. На этом пути я предлагаю полную поддержку".
И знал ведь, когда писать – в Москве собиралось все партийное руководство! А знал ведь не из газет. Была у него прочная связь с Москвой, была!
Троцкий являлся все еще сильным фактором – не сам по себе, а именно как вдохновитель своих единомышленников. Именно единомышленников, а не масс – массы шли за Сталиным.
Фейхтвангер – блестяще осмысливший процессы 1937 года – блестяще написал и о Сталине с Троцким. Я приведу лишь одну его мысль:
"Троцкий – ослепительное единичное явление. Сталин – поднявшийся до гениальности тип русского крестьянина и рабочего, которому победа обеспечена, так как в нем сочетается сила обоих классов. Троцкий – быстро гаснущая ракета, Сталин – огонь, долго пылающий и согревающий".
Замечу, что и Берия ведь был сыном крестьянина, поднявшимся до выдающегося работника интеллектуального труда. Хотя и не поднявшимся, конечно, до гениальности.
А вот рекомендации Троцкого испанским троцкистам в "Бюллетене оппозиции" за 1937 год:
"Десять тысяч, при твердом и проницательном руководстве, могут найти дорогу к массам, вырвать их из-под влияния сталинцев и социал-демократов… и обеспечить не только… неустойчивую победу республиканских войск над фашистскими, но и полную победу трудящихся над эксплуататорами".
Такую же линию поведения Троцкий рекомендовал своим сторонникам в СССР.
На самом деле это не было стратегией победы – Сталин еще в 1934 году говорил Герберту Уэллсу, что любой политический авангард бессилен без хотя бы молчаливой поддержки масс. Но вред стране "десять тысяч" "соколов Троцкого" могли нанести огромный, потому что обстановка была напряженной.
Напомню:
31 марта 1937 года арестован Ягода – тогда уже нарком связи. Однако аресты в центральном и периферийном аппаратах НКВД продолжались; в мае прошли основные аресты среди высшего командного состава РККА, арестованы маршал Тухачевский, командармы Якир, Уборевич, Корк, комкоры Примаков, Путна; летом 1937 года прошел процесс по делу военного заговора, и 11 июня по этому делу был оглашен приговор – расстрельный…
Готовился третий процесс марта 1938 года по делу "правотроцкистского блока" Бухарина – Рыкова, на котором судили и Ягоду. А одновременно с этим шла подготовка к первым выборам в Верховный Совет.
Вот как обстояли основные политические дела в стране к концу июня 1937 года, когда в Москве открылся очередной Пленум ЦК, вначале назначенный на 20 июня.
РЕАЛЬНО он длился с 23 по 29 июня, рассмотрел проект "Положения о выборах в Верховный Совет СССР" и одобрил его. В информационном сообщении о Пленуме, опубликованном в "Правде" 30 июня, говорилось: "Далее пленум рассмотрел вопросы: а) об улучшении семян зерновых культур, б) о введении правильных севооборотов и в) о мерах по улучшению семян зерновых культур…"
"Семенной" вопрос на Пленуме действительно рассматривался, и по нему было принято соответствующее развернутое, вполне деловое постановление, опубликованное в печати.
Однако главным был, конечно, вопрос "выборный", но по нему никакой развернутой публичной информации не было. Об этом Пленуме вообще известно немного – даже стенограммы отсутствуют. Даже порядок рассмотрения вопроса был скрыт, потому что "семенной" вопрос рассматривался не "далее…", а первым.
И тому были причины.
Анализ некоторых из них с привлечением многих малоизвестных данных о тех днях проведен в книге Юрия Жукова "Иной Сталин", которую было бы вернее назвать "Подлинный Сталин", если иметь в виду не столько оценки ее автора, сколько факты, им приводимые.
В аннотации на четвертой обложке книги сказано, что Юрий Жуков доказывает невероятные-де вещи, а именно:
"Сталин хотел начать демократизацию страны и провести свободные выборы на альтернативной основе, обеспечивая выдвижение новых сил, проявивших себя в социалистическом строительстве;…стремился удалить от власти партократию, продолжавшую жить иллюзиями мировой революции, а частично буржуазно переродившуюся; пытался отстранить от управления экономикой дилетантов, заменяя их новыми, воспитанными социалистическим строем, профессионалами;…проводить внешнюю и внутреннюю политику, сообразуясь лишь с национальными интересами народов России и народов, объединившихся с русским в единое Союзное государство".
Признаюсь читателю, одновременно принося свои извинения Юрию Николаевичу Жукову, что все слова, выделенные в этой цитате курсивом, принадлежат мне, а не ему. И вот с этими коррективами я такой взгляд на Сталина разделяю.
Надеюсь, что сказал уже достаточно для того, чтобы с такой оценкой Сталина периода 1936–1937 годов согласился и читатель. Но я кое-что сейчас и прибавлю…
Парт– и совбюрократы действительно все более наглели. Например, практика кооптации (введения в выборный орган без проведения выборов), несмотря на резолюцию февральско-мартовского Пленума ЦК, так и не прекратилась. Скажем, Челябинский областной исполнительный комитет более двух третей вопросов решал "опросом", а не на сессиях, Свердловский – 70 %, Азово-Черноморский крайисполком – более 80 %.
Из 20 000 постановлений облисполкома Западной области, принятых с начала 1936 года, только 500 были рассмотрены на заседаниях президиума, а остальные были приняты либо "опросом", либо просто после подписи председателя и секретаря.
Последний факт выявлял сразу три прискорбных момента:
– увлечение региональных "вождей" не делом, а бумаготворчеством (примерно 40 "бумаг" областного значения в день!);
– несклонность тех же "вождей" к совету не то что с народом, но даже со своим выборным окружением;
– несклонность руководящих региональных кругов к изменению положения.
И СТАЛИН воспользовался тем же методом (палка-то всегда о двух концах!). Уже во второй половине мая "опросом" были выведены из состава ЦК В КП (б) первый секретарь Свердловского обкома Кабаков, Рудзутак, Элиава, Орахелашвили (он), Уха-нов (кроме них также Тухачевский, Якир, Уборевич, Эйдеман, Гамарник)…
А уже в ходе Пленума из состава ЦК без лишнего шума были выведены – с исключением из партии – и другие… В том числе: секретарь Союзного комитета ЦИК СССР Уншлихт, председатель Комиссии советского контроля при Совнаркоме СССР Антипов, бывший нарком совхозов Калманович, первые секретари Курского и Одесского обкомов Шеболдаев и Вегер, первый секретарь Крымского обкома Лаврентьев.
Бывший председатель Совнаркома Грузии и секретарь Заккрайкома Картвелишвили уехал из Закавказья еще в 1933 году. Был секретарем Западно-Сибирского крайкома, Дальневосточного крайкома, а с 28 декабря 1936 года стал секретарем Крымского обкома партии Лаврентьевым (так Картвелишвили начал именовать себя с некоторых пор).
"Демократы" репрессию и Лаврентия Картвелишвили приписывают Лаврентию Берии. Но пусть кто-то из них объяснит, как мог Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Берия распорядиться судьбой первого секретаря Крымского обкома ВКП(б) Лаврентьева. Оно, конечно, Крым – солнечный край, но в состав солнечной Грузии он все же не входил.
Однако это были лишь "цветочки"… Кислую "ягодку" преподнес многим участникам Пленума член образованной 26 мая 1937 года Комиссии Политбюро по подготовке нового избирательного закона Яков Яковлев (Эпштейн). Напомнив о том, что выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными, он подчеркнул, что выборы – в полном соответствии с уже действующей Конституцией, должны быть еще и альтернативными!
Альтернативными!
Это ведь, уважаемый читатель, в хрущевско-брежневские времена стало нормой наличие в избирательных бюллетенях только одного кандидата, хотя Конституция допускала их несколько. А тогда ведь все начиналось – первые выборы лишь предстояли.
И по Конституции (цитирую, между прочим, учебное пособие "Конституция СССР" для 7-го класса средней школы издания 1953 года) правом выдвигать кандидатов в депутаты Совета пользовались "все общественные организации и общества трудящихся: коммунистические партийные организации, профессиональные союзы рабочих и служащих (а их, если считать отраслевые профсоюзы, был не один десяток! – С.К.), кооперативные организации, молодежные организации, культурные общества"…
И это – не считая общих собраний на предприятиях, в колхозах, совхозах и воинских частях!
Яковлев говорил:
"Конституция СССР предоставляет каждой общественной организации и обществу право выставлять кандидатов в Верховный Совет СССР. Эта статья имеет огромное значение, она внесена по предложению товарища Сталина. Ее цель развить, расширить демократию. Эта статья обеспечивает подлинный демократизм на выборах".
Сказанное с трибуны Пленума было не простым звуком, потому что дальше Яковлев конкретизировал общий тезис:
"На окружные избирательные комиссии возлагается обязанность зарегистрировать и внести в избирательный бюллетень по соответствующему округу всех без исключения кандидатов в Верховный Совет, которые выставлены общественными организациями и обществами трудящихся…"
Далее Яковлев пояснил, что отказ от регистрации может быть обжалован в Центризбирком, что никаких особых требований к кандидатам не предъявляется, что для избрания в депутаты необходимо получение абсолютного большинства голосов и т. п.
Но это не все!
Говоря о работе призванных контролировать исполкомы депутатских секций местных Советов (то есть комиссий Советов), Яковлев сказал:
"В тех многочисленных случаях, когда секции проявляют инициативу, вскрывают недостатки, требуют исправления, критикуют заведующих (отделами исполкомов. – С.К.), заведующие начинают нередко осаживать их, перестают ходить на секции… Все наши работники должны понять, что нет людей, которые могли бы претендовать на бесконтрольность в работе, что подконтрольность любого работника вытекает из основ Советской власти, что только с помощью контроля снизу, дополняющего контроль и руководство сверху, можно улучшить работу Советов…"
Возможно, кому-то из читателей эти слова могут показаться слишком общими и похожими на ту ни к чему не обязывающую партболтовню, которую мы слышали с брежневско-горбачевских трибун. Но это – закрытая (до 2005 года) стенограмма Пленума ЦК. Это – не пропаганда, не агитация. Это – практический, так сказать, "разбор полетов"… И одновременно – инструктаж и директива.
Поэтому для понимания возникающей ситуации нам важно знать, что Яковлев говорил и так:
"Само собой разумеется, что практика подмены законов усмотрением той или иной группы бюрократов является делом антисоветским…"
И так:
"Партгруппы в Советах, и в особенности в исполкомах Советов, зачастую превратились в органы, подменяющие работу Советов, в органы, кои все решают, а Советам остается лишь проштамповать заранее заготовленное решение… Вывод отсюда: необходимо будет войти на очередной съезд партии с предложением об отмене пункта Устава ВКП(б) об организации партгрупп в Советах…"
Стиль доклада Яковлева позволяет предполагать двойное авторство – как самого Яковлева, так и Сталина.