Последующие заседания проходили в знаменитом здании Адмиралтейства с историческими ветряными часами. Они были установлены во времена Нельсона. Часы должны были показывать командовавшему адмиралу направление ветра с тем, чтобы он в любой момент знал, может ли французский флот выйти из гавани в Булони или нет.
После некоторых затруднений мои требования были приняты английской стороной" .
Некий немецкий фельетонист и биограф (Иоахим Фест) считает своей обязанностью представить эту переговорную тактику в своей биографии Гитлера следующим образом:
"У самонадеянного и ограниченного, каким он (Риббентроп) был, напрочь отсутствовало чувство такта, он, очевидно, не отдавал себе отчета в том, что навязывает другой стороне (…)". Несколькими строками далее говорится: "Тем большим сюрпризом явилась два дня спустя просьба англичан о повторной встрече, которую они открыли заявлением: британское правительство решило признать требование рейхсканцлера в качестве основы последующих переговоров о морских вооружениях между обеими странами" .
Каждый, кому в жизни приходилось вести трудные переговоры, осведомлен о проблемах, возникающих в их ходе, и о переговорной тактике. Часто занятая вначале позиция предрешает успех переговоров. Возможностей много - от жесткого выдвижения своих требований вплоть до мягкой, скрывающей истинные цели манеры ведения переговоров. Все решает успех, и здесь он был однозначен! Самому Фесту, без сомнения, никогда не доводилось вести важные дипломатические переговоры в рамках большой политики, отсюда опыт у него, очевидно, в этом отношении отсутствует. Ему нужно, однако, отказать в важной для историка способности вдумываться в исторические ситуации и, прежде всего, описывать их непредвзято. Ясные и твердые договоренности помогли в этом случае преодолеть сопротивление, блокировавшее в Женеве в течение долгих лет любое соглашение .
"Fait accompli" введения всеобщей воинской повинности имел следствием большой внешнеполитический успех, вызвав конкретную договоренность о вооружениях с Англией, де-факто и де-юре отменявшую ограничения, навязанные Версальским договором. Отец, по его словам, очень довольный результатом своих переговоров - Гитлер, кстати, назвал день подписания соглашения "самым счастливым днем своей жизни" - считал, кроме того, что ими создана важная предпосылка утверждения долгосрочных хороших отношений с Англией, что и являлось целью немецкой внешней политики. Так удовлетворившая обоих надежда на шаг приблизиться к соглашению с Великобританией, безусловно, не была на тот момент изначально несбыточной. Гитлер видел рейх континентальным государством без особых морских амбиций, отсюда скрепленный договором отказ от любой конкуренции с британской морской державой. Неудивительно, что с немецкой стороны строились надежды на достижение на этом пути дальнейшего прогресса в переговорах. Отец думал о воздушном пакте.
Он видел в британцах трезвых "коммерсантов". Не просто так британцы представляются в своем популярном Understatement, с которым они могут умно кокетничать, как "nation of shopkeepers" (нация лавочников). В глазах отца, бывшего в свою очередь успешным коммерсантом, эта самохарактеристика и без того всегда имела положительный оттенок. Когда он два с половиной года спустя напишет Гитлеру, он никогда не был согласен с обозначением англичан как "nation of shopkeepers", он будет иметь в виду нечто другое, а именно то, что эти "лавочники" готовы к жесткой - "вплоть до развязывания войны" - борьбе за свои интересы в мире. После заключения морского соглашения он надеялся, британцы, взвесив прибыли и убытки, предпочтут союз с Германией новому противостоянию. Уже в ходе Первой мировой войны с рейхом они потеряли свое доминирующее положение в мире. Новое глобальное столкновение обошлось бы им - такова была точка зрения отца - даже как победителям в утрату их мировой империи.
За два с небольшим года удалось достичь военного равноправия, о чем в течение долгих лет напрасно старалась Веймарская республика. Кто отрицает необходимость заполнения вакуума власти в Центральной Европе к этому времени, должен был бы также отвергать нужду в американской защите Европы от советско-российской угрозы после Второй мировой войны. Прекращения агрессивной советской экспансии в конце 1980-х годов невозможно было бы вызвать без превосходящего военного потенциала Соединенных Штатов одними, как выразился бы Бисмарк, "речами и постановлениями парламента" . Для предотвращения выступления "Малой Антанты" против рейха достаточно было обладать определенным минимальным военным потенциалом. Советской опасности, однако, можно было противопоставить лишь сильный в военном отношении центральноевропейский блок. Год спустя Гитлер подробно представит эту угрозу в своем "меморандуме о четырехлетнем плане".
Ввиду этого развития вновь возникает вопрос, почему Англия и Франция не использовали период фазы риска, в котором находилось немецкое вооружение, чтобы попытаться ограничить вооружение рейха договорными рамками. Очевидно, к этому времени в определенных политических кругах Великобритании уже существовало направление, разделявшее тезис сэра Айры Кроу 1907 года, никогда не действовать заодно или даже заключать пакты с Германией. (Тогдашний британский министр иностранных дел Эдуард Грей - он оставался им также и при начале войны в 1914 году, - охарактеризовав меморандум Кроу как "инструкцию для политики" и "в высшей степени полезный" , распорядился огласить его в кабинете.) Одним из наиболее значительных приверженцев этой "инструкции" являлся уже упомянутый постоянный помощник госсекретаря в Форин офис Ванситтарт.
По поводу морского соглашения отец посетил также и его. Ванситтарт, скрывая свое истинное мнение, вел себя сдержанно. От дружественной стороны отец тогда получил информацию, что Ванситтарт протестовал против немедленного вступления соглашения в силу и что затруднения в день перед подписанием возникли благодаря его вмешательству.
Отцу был знаком его идейный вдохновитель Кроу, в чьем меморандуме 1907 года, изобилующем оборотами с глаголами в сослагательном наклонении, рейху приписывалось намерение "установления гегемонии сначала в Европе и, в конце концов, в мире" наряду с возможным доминирующим положением в качестве морской державы и созданием "немецкой Индии в Малой Азии". Он возвещает, что мир объединится для защиты от этого "кошмара". Год спустя, в сентябре 1936 года отец еще раз будет говорить с Ванситтартом с глазу на глаз. Мы увидим, с каким результатом.
После заключения морского соглашения отец планировал продолжать на этой основе, он думал о воздушном пакте. Также и в желаемом воздушном пакте можно распознать немецкую концепцию и готовность считаться с британской потребностью в безопасности, а с ней автоматически также и с французской. Развитие авиационной техники делало островное государство уязвимым не только с моря, но и с воздуха. Возможные опасения Великобритании перед воздушной угрозой со стороны Германии, континентальной державы, необходимо было рассеять, как это уже удалось в отношении к морю. Эрхард Мильх по поручению Гитлера ознакомил англичан в 1936 году с умеренным планированием немецкого воздушного вооружения, так как Черчилль уже в это время стращал призраком внезапного немецкого воздушного налета на Лондон . Данные, предоставленные Мильхом, были подтверждены англичанами после войны по захваченным немецким документам.
Встреча Гитлера с главой британского правительства Болдуином напрашивалась в качестве следующего шага. Отец, исходя из морского соглашения, рассчитывал приобрести через него дальнейшие импульсы для своих усилий по достижению фундаментального германо-английского соглашения. Гитлер с таким предложением "сразу бы согласился", как пишет отец, продолжая:
"Болдуина, однако, было сложно расположить в пользу этой идеи. Я пользовался поддержкой всех своих английских друзей, чтобы осуществить эту встречу. Мистер Болдуин колебался. Тогда Гитлер предложил встречу на корабле в Северном море и даже объявил о своей готовности прилететь к английскому премьер-министру в Чекерс. Мне передавали, мистер Болдуин был бы не против, но он медлителен в принятии решений. И тут я услыхал о заявлении Болдуина: он должен сперва переговорить с "Ваном", подразумевался Ванситтарт. Меня это озаботило: я не ожидал от Ванситтарта положительного ответа. В конце концов Болдуин распорядился сообщить мне через своего друга, мистера Т. Дж. Джонса, что такая встреча требует "еще больше времени на подготовку" - практически отказ. Несколько позже я слышал, Болдуин якобы выразился, он не знает, "как говорить с диктаторами" .
Отказ Болдуина встретиться с Гитлером явился для отца, как и для Гитлера не только разочарованием, но, прежде всего, опять-таки симптомом. Мне остается только подытожить: попытки рейхсканцлера обсудить с главами правительств Великобритании и Франции возможности общего соглашения не были приняты ни французским, ни британским главами правительств. Отец:
"Как и другое немецкое правительство до него, Третий рейх также стоял перед бесспорным фактом, что добиться ревизии посредством мирных переговоров с государствами Лиги Наций совершенно невозможно. Поэтому Германия и покинула Женеву, вступив на путь прямых переговоров с великими державами, прежде всего с Англией и Францией. Морское соглашение было единственным соглашением, где ревизия Версальского договора была достигнута путем дружеских переговоров, по крайней мере, с одной великой державой. К сожалению, оно так и осталось исключением. (…) Я неоднократно слышал в это время, что со стороны английской профессиональной дипломатии под руководством сэра Роберта Ванситтарта оказывалось сильное давление на британский кабинет, с тем чтобы исключить любое развитие в сторону свободных переговоров вне версальской системы" .
Отказ Болдуина переговорить с Гитлером явился, возможно, сигналом, предупреждающим, что английская политика рано или поздно может вернуться к той линии, которую она проводила перед Первой мировой войной, следовательно, занять непроницаемую и, в конечном итоге, антигерманскую позицию. Немецкая политика связала себя, со своей стороны, с "западным соглашением". Гитлер еще в 1933 году отклонил идею выбора русской опции в беседе с немецким послом в Москве, Рудольфом Надольны, советовавшим правительству рейха этот путь в составленном им меморандуме и говорившим с Гитлером по этому поводу. СССР был снова включен в европейскую игру благодаря Франции.
Франко-русский пакт 1935 года, ратифицированный весной 1936-го, представлял собой фактически военный союз, направленный односторонне против рейха. Военный союз между Францией и Советским Союзом означал при включении "авианосца" Чехословакии серьезную военную угрозу рейху. Важные промышленные районы Центральной и Восточной Германии оказывались в сфере досягаемости военно-воздушных сил противника с территории Чехословакии, в то время как западные промышленные районы вследствие полной демилитаризации зоны до 50 км к востоку от Рейна являлись открытыми и беззащитными перед любой франко-бельгийской оккупацией. Долгом и правом любого немецкого правительства в сложившемся положении являлось осуществлять политическое планирование, основываясь на этих фактах. Сверх того, включение Советского Союза было настоящей культурной изменой. Это осознавали и ответственные лица в Париже. Эррио сравнил союз с СССР ни много ни мало как с турецкой политикой короля Франца I, объединившегося с турками против христианских Габсбургов .
Положение Германского рейха являлось, даже если бы немецкое перевооружение зашло существенно дальше, чем это могло случиться в короткое время, безусловно еще более угрожающим, чем в начале Первой мировой войны. Система пактов, сформированная Францией - так называемая "Малая Антанта" (Польша, Чехословакия, Югославия, Румыния, Бельгия), - окружала рейх, превратившись с включением Советского Союза в мощную угрозу. Все усилия, направленные на заключение основополагающего договора с Великобританией, оставались после подписания морского соглашения бесплодными. По отношению к установке президента Соединенных Штатов Рузвельта насчет Германии с немецкой стороны не стоило предаваться иллюзиям. Уже в ноябре 1933 года США, как упоминалось выше, пошли на дипломатическое признание Советского Союза, от которого они отказывались 16 лет. Признание Советского Союза следовало рассматривать в качестве первого сигнала, так как для последовательно антисоветской политики Германии оно уже в это время не представляло позитивного момента. Для Запада большевистская опасность была далеко, много дальше, чем для Германии, поэтому ее недооценивали, полагая, что обязаны видеть большую, чем в советской империи, опасность во вновь окрепшей Германии. Этой империи нужно было придвинуться на тысячу километров, прежде чем была признана польза Германии для обороны от нее.
К этому времени, однако, то есть в конце 1935-го - начале 1936 года, значение Германского рейха в качестве политического фактора власти нельзя было оценить высоко: восток рейха поделен пополам коридором, запад до 50 км на восток от Рейна полностью демилитаризован, иными словами, полностью открыт любой западной военной инициативе. Тем самым большая часть немецкого промышленного потенциала подвергалась угрозе захвата. Немецкое правительство не было хозяином в собственном доме. Даже видимости надежды изменить это состояние путем переговоров после заключения франко-русского военного пакта не имелось. Если правительство рейха желало вновь обрести полную свободу действий, став вместе с тем интересным для других государств в качестве партнера, оно могло это сделать только по собственной инициативе - и все же немецкая сторона продолжала удерживать в поле зрения Великобританию как идеального партнера. От французского правительства, находившегося под сильным влиянием левых партий (включая коммунистов) и заключившего односторонне направленный против рейха военный пакт с Советским Союзом, нельзя было ожидать ни малейшего шага навстречу в вопросе об изменении статуса Рейнской области в смысле восстановления нормального положения вещей, то есть неограниченного суверенитета немецкого правительства.
Отец пишет об этой фазе немецкой внешней политики, завершившейся восстановлением неограниченных суверенных прав правительства рейха в так называемой "демилитаризованной зоне" Рейнской области:
"Как для Адольфа Гитлера, так и для меня представлялось несомненным: если военный суверенитет в Рейнской области должен был быть восстановлен - и после заключения франко-советского союза Гитлер придерживался этой точки зрения, - то на пути переговоров он являлся недостижимым. Наоборот, существовала опасность, что в случае долгих дискуссий по проблеме может возникнуть чрезвычайная ситуация, которая скорей бы привела к настоящему кризису и конфликту, чем если бы заграница была поставлена перед fait accompli. Таковы были размышления, занимавшие нас тогда и окончательно побудившие Адольфа Гитлера предпринять этот шаг" .
Франко-советский пакт о взаимопомощи, подписанный уже 2 мая 1935 года, был ратифицирован французской стороной 27 февраля 1936 года. Непосредственно вслед за этим был заключен военный пакт между Францией и Чехословакией, в свою очередь, дополненный договором между Советским Союзом и Чехословакией, чье вступление в силу, однако, ставилось интересным образом в зависимость от действий Франции.
Ввиду ратификации этого договора, провозглашенный в прошедшем году военный суверенитет был распространен Гитлером на всю территорию рейха. Это означало отмену демилитаризованной зоны на западе рейха и учреждение немецких гарнизонов в до той поры демилитаризованной Рейнской области. Он провозгласил этот шаг.
Отец комментировал:
"Он (Гитлер) часто объяснял мне позже, что это было для него одним из самых трудных решений, что он, однако, после заключения франко-русского военного союза иначе действовать не мог.
В течение зимы 1935/36 года в Париже и Лондоне я имел контакты с большим количеством влиятельных персон. В разговорах я выражал открыто и недвусмысленно, что либо должно быть достигнуто взаимопонимание между западными державами и Германией путем оговоренной программы ревизии, либо Германия снова возьмет в собственные руки оборону своей страны, то есть Локарнский договор должен быть в какой-то форме пересмотрен (…)" .
Соответственно велик был риск, который была готова взять на себя немецкая сторона, связанный с предотвращением в любой момент возможного захвата Францией западной области рейха и вместе с тем существенной части немецкого промышленного потенциала. Так называемое "занятие Рейнской области" было вызвано стесненным внешнеполитическим положением, тяжелее которого едва ли можно вообразить.
Отец на эту тему: