Впрочем, с решением дочери были не согласны ее родители, которые успели полюбить непоседливых внуков из снежной России. "Мы с Валерой подслушали, что нас в ночь перед отъездом дедушка хочет спрятать. Сказали маме. И переночевали у нее в спальне, хотя это и не принято, опасаясь каждого шороха. А утром уже уехали в Париж. Остановились у маминых родственников. Оттуда через месяц, пока Красный Крест оформлял документы, поездом поехали домой", - вспоминала Татьяна Харламова.
Валера был рад, что снова вернется к отцу, деду, по которым так сильно скучал. Что увидит своих друзей. Что наконец-то выйдет на родную дворовую коробку, где было забито столько голов и заброшено столько шайб… Чуть позже, уже в Москве, он скажет своим друзьям о том, что в Испании не знают, что такое хоккей, и поклоняются футболу. На одной из игр местного "Атлетика", на которой он побывал вместе с дедом, его поразили болельщики, поющие гимн в честь любимой команды, размахивающие флагами и гудящие в трещотки. Особенно впечатлили сиденья на трибунах, отдельные кресла, на которые можно было подложить подушки. Через каких-то полтора десятилетия эту атмосферу фанатичного боления он ощутит, приехав в Канаду.
Больше испанских дедушку и бабушку Валерий никогда не увидит. Дед Бенито умрет в 1968 году, а бабушка - в начале 1981 года. Первыми о смерти дедушки Бенито узнают внуки: ведь письмо придет, когда мамы не будет дома. "Мы как раз собирались на встречу выпускников в нашей школе номер 642. Вдруг приносят эту трагическую весточку. В заказном письме была статья о смерти деда из местной газеты. Похороны уже прошли, но от этого было не легче. Мы с Валеркой испугались, не зная, как сказать об этом маме", - вспоминала Татьяна Харламова.
А пока… "Папа, представляешь, у них нет льда и хоккейных коробок", - сказал Валера своему улыбающемуся отцу. На вокзале в Москве их встречал дедушка Сережа. За год он сильно поседел, осунулся. Так волновался, что выехал в день встречи из дома на целых три с лишним часа раньше прихода поезда. Перепутал даже вокзалы. Поехал на Курский вокзал, а не на Киевский. Увидев невестку и внуков, чуть не расплакался. Всю дорогу любовался детьми и заметил, что они сильно загорели под теплым и приветливым испанским солнцем.
Особых увлечений и хобби, кроме спорта, у Валеры не было. Как почти все мальчишки той поры, возвращался из школы, обедал, делал уроки и мигом во двор. Правда, уже в зрелом возрасте признался, что иногда "малевал" краской по бумаге, но художником так и не стал. "Я ведь в детстве мастак был рисовать. Особенно когда в больнице лежал и потом в санатории долечивался. Чего только не рисовал! Родители придут меня проведать, а я с ними сестре целую пачку рисунков отправляю. Мама все надеялась, что, может быть, из меня еще один Пабло Пикассо выйдет. Но вышел хоккеист", - признавался Харламов журналисту Владимиру Дворцову.
А в больнице он оказался, когда в марте 1961 года заболел ангиной. Болезнь дала сильнейшие осложнения. У него временно отнялись правые рука и нога. "Скорая" отвезла его в детскую Морозовскую больницу. В ней он пролежал несколько недель, а затем целых три месяца восстанавливался в санатории в Красной Пахре. После этого был прикреплен для постоянного наблюдения в Морозовскую больницу.
Проблемы со здоровьем оказались очень серьезными. Речь шла о том, что он может остаться инвалидом на всю жизнь. У мальчика был обнаружен порок сердца. "Здоровье у мальчика крайне ослабленное. Остерегайтесь простуд, и ни в коем случае ему нельзя заниматься спортом", - сказал врач Борису Сергеевичу при выписке.
Врачи ввели крайне жесткие ограничения. Харламова не брали в пионерский лагерь, в школе он был освобожден от занятий физкультурой, от подъема и переноски тяжестей. Врачи запретили ему любые подвижные игры и даже школьные походы. Конечно же, о том, чтобы бегать, плавать и вообще заниматься спортом, речи не шло. Эту грустную новость рассказал отец сыну, когда Харламовы приехали домой. "Тебе ни в коем случае нельзя играть в футбол, а уж тем более в хоккей. Понял, Валера?" - Борис Сергеевич впервые так жестко говорил с сыном. Валера, потупив взор, кивнул. А в глазах читалась такая грусть…
Кстати, врачи тогда сказали, что Валере с его заболеванием нельзя находиться в коммунальной квартире, где с утра до вечера шумно. Нужно жить отдельно. "Тогда мама, которая делала всё ради детей, подняла всю испанскую общественность в Москве. Чтобы у него были лекарства, лучшая больница. Испанская община обратилась в Красный Крест. И они добились того, чтобы в администрации завода маме выделили двухкомнатную квартиру в Угловом переулке", - вспоминала Татьяна Харламова.
Начались постоянные поездки по врачам. Практически раз в месяц. "Не лучше, но хорошо уже, что не хуже. Предписания мои выполняете, спортом он не занимается?" - спросил однажды врач. "Конечно же не занимается", - заверил Борис Сергеевич.
Сначала действительно Харламов-старший не знал, что, когда он работает на заводе, сын его, как угорелый, носится со сверстниками во дворе. Играет и в хоккей, и в футбол. Потом понял, но промолчал. "Вначале после больницы Валера катался украдкой, делая всё, чтобы не узнала мать или отец. Ему казалось, что он дьявольски хитер и осторожен. Но отец знал об обмане. Знал и делал вид, что не догадывается. Потому что в глубине души не верил, не хотел верить, что Валерке и впрямь нельзя было побегать с клюшкой в руках. Так бы и играли они в молчаливые кошки-мышки, если бы отец однажды не сказал: "Я тебе коньки наточил"", - писал Владимир Дворцов.
Между отцом и сыном установились особо доверительные отношения. Борис Сергеевич уделял Валерику, как он его называл, практически всё свободное время. "У нас с сыном отношения были товарищеские - ничего мы друг от друга не скрывали. Я-то болельщик, ни одной игры не пропускал, знал всех друзей Валерия, всех игроков, с которыми он играл, еще с юношеских команд. Мой интерес к его спортивной жизни понятен и без объяснений. Но вот что меня особенно радовало: и Валерия мои заводские дела интересовали, всегда, бывало, спросит: как там у тебя и что… К друзьям моим относился со всем расположением", - вспоминал отец хоккеиста.3
Надо сказать, что родителей своих Валерий боготворил. "Валерий нигде так хорошо, спокойно себя не чувствовал, как в родительском доме. Здесь он всегда отдыхал душой", - признавался Борис Сергеевич. На все праздники, не только семейные, Валера обязательно делал родителям подарки, не говоря уже о многочисленных сувенирах, которые он позже, начав играть за сборную СССР, привозил родным из-за границы. Когда шел в гости в родительский дом, покупал маме обожаемые ею красные гвоздики. "К матери он относился очень уважительно, больше всего боялся огорчить ее чем-нибудь. Знал: она за него волнуется так, что и давление, случалось, подскочит. И всегда, если задерживался; где бы там ни был, никогда не забывал позвонить, предупредить, успокоить…"
В этой семье, где родители искренне любили друг друга, больше всего ценились простые человеческие качества: честность, порядочность, бескорыстие, трудолюбие, уважение к ближнему. "Я его ни разу пальцем не тронул, голоса не повысил. Мы с женой считали, что всё должно быть на доверии построено. Присматривали, понятно, со стороны, но не понукали", - вспоминал Борис Сергеевич.
"Отношения Валеры с мамой были трепетные. Он мать очень уважал и преклонялся перед ней. В нем ее испанская чувствовалась натура. Гены передались по наследству. Темперамент взрывной был. Вспомните хотя бы его движения на льду. Он мог неожиданно взрываться. Не боялся никого и ничего. Игры с канадцами его только подстегивали - вот где проявляется: ты мужик или нет, - рассказывал друг Валерия Харламова Михаил Туманов, добавляя, что Валерий был отходчивым и мягким человеком. - Он никогда не грубил, не ругался. Никогда!"
"Он очень любил маму, которая говорила немножко с акцентом: "Валерик, Валерик, перестан, перестан". Валера по-испански особо не говорил, Таня, сестра, очень хорошо говорила по-испански. А папа, дядя Боря, был простой, как жизнь. Мы с ним иногда могли махнуть по рюмочке, встречались всегда на матчах, мне иногда удавалось в автобус им передать чуть-чуть сухой паек, - вспоминал в беседе с автором друг хоккеиста Владимир Винокур. - От отца он взял коммуникабельность простого человека, отец был не светский мужик, а мама была очаровательная испанская женщина, красавица. Мамины черты у него были, он и внешне был на нее очень похож. И испанская грусть была у Валеры в глазах. Я знаю, что испанцы в те времена с удовольствием заполучили бы такого своего земляка, но наши говорили, что советские офицеры не продаются".
Бегоня прекрасно пела и танцевала. Даже будучи в зрелом возрасте, могла перетанцевать любого. "Мама Валерия была святая женщина, человек исключительной тактичности и доброты, которая передалась детям, - признавался Георгий Хитаров, который близко познакомился с семьей Харламовых в 1979 году. - После ужина и застолья обычно танцевали или пели песни, да так, что заслушивался весь двор. Ее коронным номером было "Бесаме мучо". Такого пронзительного исполнения этой народной песни я больше никогда не слышал в жизни".
Друзья Валерия, когда он приглашал их на какие-нибудь торжественные мероприятия, первым делом интересовались, будут ли там его родители. Так легко и радостно было общаться с ними. Мама хоккеиста вспоминала: "Товарищи Валеры и нас с дедом (так Бегоня звала мужа. - М. М.) всегда в гости приглашали. И веселились мы обычно от души - чего только не придумывали. Однажды Борис Михайлов решил показать, как надо отбивать чечетку. Залез на табуретку и только начал, как свалился вместе с ней. Тогда я им, этим молодцам, показала, как танцуют у нас в Испании, и табуретка даже не шелохнулась".
С теплотой вспоминал о маме Валерия Харламова и друг его детства Владимир Богомолов, который в начале 1960-х годов был частым гостем в этом хлебосольном доме. "Семья у Валеры была прекрасная, об этом много написано. Мама Бегоня и дядя Боря, Борис Сергеевич, были добрые, искренние люди. Таким вырастили и сына. Бегонита, тетя Бегоня, - была женщина очень правильная, воспитанная, как все католические люди, очень требовательная была. Детей любила - и Таню, и Валерку. Она его всегда защищала; даже если он что-то сделает, она скажет: "Всё равно мой сын - самый лучший". Она была очень гостеприимная, в доме всегда был накрыт стол, без вина, но поесть всегда предлагали. Очень добрая, очень справедливая была женщина. Притом с сильным характером. Если Бегоня чувствовала фальшь, сразу могла сказать - нет, ты не прав. Испанцы, которые жили в Москве, были очень дружны. У них было небольшое землячество, и они всегда собирались у Бегони, пели по-испански, разговаривали только по-испански, пили красное вино. Мы там присутствовали, но ничего не понимали. Баски - это очень сильная кровь. Когда я уже стал взрослым, поехал с командой в Испанию, попал в Страну Басков, Басконию, и там увидел, какие они крепкие, очень уважающие себя и непримиримые к фальши и обману люди. Такие ребята могут быть настоящими бойцами. Очевидно, это тоже сыграло значительную роль в формировании характера Валерки. Он был мальчик невысокого роста, но в плане физических возможностей был не слабее других".
"Уже когда он заиграл в ЦСКА и купил машину, очень любил приходить на испанские посиделки у мамы. Если ее подруги не оставались у нас, то развозил их по ночной Москве на машине. Включит испанскую музыку в салоне - подружки мамы счастливы. Валера такой был с детства - доставлял счастье и радость людям. Умел и любил это делать", - рассказывала Татьяна Харламова.
"Мы с Валерой были знакомы с юности. Это был очень порядочный, трудолюбивый, безумно уважавший старших парень. Уже в те юношеские годы бросалось в глаза то, как сильно любит он свою семью, родителей. Это о чем говорит? О том, что человек очень порядочный. В 17-18 лет родители, как правило, были на втором плане. Для него же всегда семья была на первом месте. Он очень трогательно относился к своей сестре Танечке - это было одно целое, единое. Мамочку обожал и всех родных. Был очень добрым человеком", - вспоминала супруга известного хоккеиста ЦСКА и сборной СССР Юрия Блинова Татьяна Семеновна.
По словам Михаила Туманова, именно в доме Бегони собирались ее подружки-испанки, которые вместе с ней были эвакуированы с родины перед войной. "Среди них были Мария, Селия. Обе жили в Черемушках, но приезжали раз в неделю к Харламовым на северо-запад Москвы. Во время каждой встречи они пили ароматнейший кофе, который с наслаждением готовили в турках. Закусывали вкусным шоколадом, которым угощали нас. Когда времени было побольше, готовили свое фирменное испанское блюдо - рис с кроликом. Пальчики оближешь. И, разумеется, пели, пели, пели песни на испанском. Все замирали, Бегоня начинала, а подруги подхватывали".
Мама учила сына всегда помогать людям. "Сынок, разве ты не видишь, что женщине тяжело нести сумку?! Помоги ей…" - говорила она сыну. "Не отсюда ли начиналось то постоянное стремление Валерия помочь каждому - другу, партнеру, просто человеку, встретившемуся на его жизненном пути, - нести его ношу. Особенно если она, эта ноша, была тяжелой", - задавался вопросом обозреватель "Советского спорта" Дмитрий Рыжков.4
Учила она его, несмотря на любые жизненные обстоятельства, оставаться благородным человеком. В семье Харламовых дети с детства знали цену трудовой копейке. Однажды мама пришла с работы и сказала, что на две пары ботинок детям денег не хватит: "Решайте, кому из вас ботинки нужнее". Ответ порадовал материнское сердце. Валера сказал: "Конечно Тане! Она же девочка. Должна быть красивой". Таня возразила: "Конечно Валерке! У него от футбола ботинки совсем развалились. А я еще в старых могу походить".
Так же дружно стояли они друг за друга, когда решали, кому устраиваться на работу, чтобы приносить деньги в семью. Татьяна сказала, что это сделает она: пусть Валера учится и играет в хоккей. На что Валера резко возразил: "Деньги в дом должен приносить мужчина. Работать пойду я, а Татьяна пусть продолжает учиться".
Мама на хоккей почти не ходила. В свое время, когда Валера только начинал, сходила, да воспротивилось материнское сердце. "Играли они на открытой площадке, - вспоминала Бегоня Харламова в 1984 году. - Вокруг бортов такие снежные валы, а на них люди стоят, смотрят. Взобралась туда и я. Вдруг вижу, как несколько игроков столкнулись и упали. Потом все поднялись, а Валера лежит. Перенести это я не могла. Перелезла через борт и - к этому человеку со свистком: "Судья, куда вы смотрите?! Ребенок лежит…" Остальное можете представить себе сами. Вот с тех пор я на хоккей почти и не ходила…"5
"А вы знаете, после чего мама перестала ходить на хоккей?" - спрашивает меня Татьяна Харламова, сестра хоккеиста. И когда я в ответ пожимаю плечами, отвечает: "Когда Валера только начинал, она пошла на хоккей. Папа сразу сказал, что с ней, темпераментной женщиной, сидеть рядом не будет. Мама села в сектор болельщиков другой команды. И чуть не подралась с болельщиками, которые кричали грубости в адрес ЦСКА. Маму забрали в милицию в "Лужниках", приняв ее за цыганку-скандалистку, и отпустили только после того, как за ней пришел Валера. С тех пор ходить на хоккей она не любила".
Действительно, Бегоня не ходила на матчи, даже когда ее сын стал звездой и его игрой наслаждалась вся страна. Всегда смотрела хоккей по телевизору, на котором у нее стояла иконка святой Бетониты. "Она сидела у телевизора, сильно переживала, держа кукиши за Валеру. И как только матч заканчивается - сразу к окну ждет, когда приедет на ужин Валера".
Отец - Борис Сергеевич, или дядя Боря, как называли его все знакомые Харламова, - стал для Валеры и наставником, и лучшим другом. Все, с кем довелось общаться в процессе подготовки этой книги, вспоминали о Борисе Сергеевиче Харламове с особой теплотой.
"Дядя Боря был очень добрый, настоящий русский человек. Беззаветно любил сына, отдавал ему все свое свободное время. Он был сам спортсменом. То, что он был все время с нами, вызывало неподдельное, сыновнее уважение. У меня отца не было с войны, и я, как мальчишка, тянулся к более старшим людям, потому что это была какая-то опора в жизни. У дяди Бори всегда чему-то можно было научиться. Для меня он был близким человеком. Всегда добрый, всегда говорил: "Валерик, Валерик, ну что ты там?" Практически не помню, чтобы он разбирал какие-то моменты и говорил: "Ты там не отдал кому-то" и прочее. Наоборот, подходил и говорил: "Дело ваше, ребята, разбирайтесь сами на поле, вы всё умеете". Но было видно, что в душе сильно переживал", - вспоминал Владимир Богомолов.
"Борис Сергеевич был неизменным зрителем и матчей, сыгранных Валерой в Москве, и очень многих тренировок, всегда провожал сына в хоккейные полеты по белу свету и всегда встречал - и не одного его, а всю команду. Человек очень скромный, тихий, предпочитающий слушать, а не говорить (эти его качества в полной мере были унаследованы Валерием), он, однако, весьма здраво судил о хоккее, и для меня было интересным его мнение, - писал Анатолий Тарасов в статье для посмертного сборника статей "Три скорости Валерия Харламова". - Десятилетия простоявшие у станка, мама работала токарем, а отец - слесарем, они ценили в Валере не столько то, что он трудом и талантом своим достиг огромного успеха, уважения всех без исключения товарищей, всемирной славы, сколько то, каким нежным и любящим сыном он был, верным мужем, заботливым отцом. Они не просто вырастили сына, они все отпущенные ему 33 года жили его интересами, он был для них и смыслом существования, и гордостью, и счастьем".
"Цену труда он познал рано, в семье. На примере своих родителей-тружеников. И не случайно отец его, Борис Сергеевич, узнав как-то, что Валерий пропустил тренировку в детской команде, сказал сыну: "Делом либо следует заниматься всерьез, либо не заниматься вовсе… тем более в команде, где ты можешь подвести других. На тренировках, да и вне их"", - вспоминал Борис Кулагин.6
В этой счастливой семье и родители, и дети были связаны глубокой и нежной привязанностью друг к другу.
"У него были просто изумительные родители. Изумительные! - вспоминал в беседе первый тренер Валерия Харламова Виталий Ерфилов. - Мы настолько подружились с Борисом и Бегоней, что часто они приглашали меня к себе домой. Дом Харламовых всегда был хлебосольный. Еда в нем была простая, обыкновенная. Бегоня часто говорила: "Что ты в дверях стоишь? Да заходи, и всё…" Она испанка, была такая импульсивная. К Харламовым можно было прийти в любое время. Вспоминается один эпизод, связанный с этим. Однажды мы встретились после тренировки. Тренер Тазов, я, папа Боря. Он говорит: "Пошли ко мне!" Мы кое-что с собой берем, приходим, Бегоня лежит на диване. Говорит: "Ребята, меня радикулит разбил, я подняться не могу, вы уж сами себе что-нибудь придумайте". Какая женщина бы такое сказала, когда три мужика приходят, как говорится, по пять капель добавить. Да просто выгнала бы, сказала: "Уйдите, я больная, чтобы духу здесь никого не было". А в этой семье гостеприимство было святым делом, несмотря на хвори и болезни. Вот вам отношение к людям. Человек, будучи больным, извинился, что не может поухаживать за нами. В таком предельном гостеприимном, корректном, доброжелательном отношении к людям и воспитывался Валера. А испанская кровь повлияла и на его темперамент, на чувство юмора, на его отношение к жизни".