Забавно. В ту же ночь, когда муж дал мне пощечину, двумя часами позже разыгралась еще одна печальная комедия. Это было уже во дворце. После скандала со мной мой муж (бедный, он тоже был жертвой царей!) пошел в офицерское собрание. Там собираются все великие князья и все сиятельные б…. Что он там говорил, не знаю. Там был Ромочка, и через час Папа знал уже все, что у нас произошло (имен не называли, но он узнал). Он пришел к Маме. Что сказал он Маме, не знаю, но он отшвырнул ее.
И объявил ей, что Соловушка будет через три дня выслан.
Было так: Вырубов лечился за границей, а Соловушка - в Египте. Они выехали почти в один день. Папа еще раз показал свою дурость: он хотел избежать скандала и еще больше раздул его. Такова его манера играть с огнем и подливать в него масла.
9 августа.
Припадок у Мамы продолжался 6 минут. Но самое ужасное, что в бреду она называла его имя. Папа смотрел на нее с ужасом. Вечером он спросил меня:
- Если Мама умрет, будет ли Маленькому хуже?
И затем:
- Если что-нибудь случится, я буду тому причиной. Я оскорбил ее. Царицу нельзя так оскорблять…
И прибавил:
- Но я люблю ее и боюсь ее потерять. С ней я потеряю много.
11-го.
Маме лучше.
Может быть, это было в первый раз, что она скрыла от меня такое большое горе и еще большее оскорбление. Я узнала, что в ту ночь, когда у меня произошел разрыв с мужем, во дворце был какой-то скандал… Я узнала это не от Мамы.
Вот как она об этом рассказывает:
- Ники вернулся рассерженный, как никогда. Сжал мне руку до боли и выругался скверно, по-русски… И, когда я встала, чтобы уйти, он толкнул меня, я упала в кресло. Тут он что-то крикнул. Потом я поняла: "…с сыном в монастырь!"… Это было ужасно, этого я никогда не забуду и не прощу!.. Потом он спросил меня, пойду ли я опять к нему. Я сказала, что пойду. Тогда он сказал: "Что же, пойдешь на кладбище?"
После этих слов Мама заболела, она хворала несколько дней. Припадки стали, сильнее. Ее терзал вопрос, как умер Соловушка.
3 мая.
Смерть Соловушки поразила нас обеих. Но мое положение было лучше: я могла открыто оплакивать его. Он был жертвой… А Мама?
Только у меня могла она его оплакивать, ужасая меня своими воспоминаниями. Мама была на его похоронах. Это был первый случай. Из-за этого было много толков. Мы ходили на кладбище вместе и носили цветы.
4 июня.
Отец опросил меня вчера, верю ли я в то, что Соловушка умер естественной смертью. Как из мешка посыпались насмешки, грязные намеки, недосказы. Каждый поцелуй Мамы, каждое слово - все было смешано с грязью, все расценено. Сколько платила ему Мама за его ласки… Как печально! Какая гадость, какая грязь!
Я говорю, неужели же нельзя любить прекрасную молодую женщину только потому, что она царица? Отец говорит - нельзя. Но почему же, почему?
6 июня.
Кто отец Маленького?
Этот вопрос носится в воздухе. Об этом говорят у Гневной, в салоне Бекеркиной, в полку, на кухне и в гостиной царя. Как гадко! Как скверно! Маленький - сын Папы, это ясно. Если сплетни будут продолжаться, в. к. Петр Николаевич и в. кн. Милица Николаевна будут высланы первыми.
(Русский текст).
7 августа - 10.
Одного понять не могу - как это случилось, что великие княгини Анастасия и Милица от старца отвернулись? Кто его привел? Кто ему открыл двери дворцов? Кто привел его к Папе и Маме? Николай Николаевич.
Еще недавно, когда Анастасия Николаевна не была великой княгиней, Мама ее очень любила.
- Она, - говорила Мама о ней, - женщина большого ума и светлых глаз. Она видит лучше и дальше многих. Государственный деятель! Я очень любила ее слушать. Мне с ней легко. Но доверяться ей нельзя. Она может быть искренна только с теми, от кого взять нечего. А чуть почувствует, что есть чем поживиться - пошла хитрить, лукавить.
Потом, когда Анастасия Николаевна стала великой княгиней, Мама много смеялась, когда вспомнила одну вещь. Это было за несколько месяцев до свадьбы великого князя и Анастасии Николаевны. Она назвала его "добрым боровом" и сказала:
- А с ним…. должно быть тепло!
Мама смеялась и говорила:
- Боров с лисичкой! Пара хорошая!
9 сентября.
Великая княгиня Анастасия говорила мне про сибирского пророка:
- Это человек исключительной святости. Очень своеобразен. Необыкновенный. А главное - ему многое открыто. Я полагаю, что он Маме может сказать больше всех этих… Особенно, что в нем подкупает - это его праздность, доходящая до грубости. Он мне сказал между прочим: "Аннушка" (это я) и я - связаны судьбой с Мамой. Мы все вокруг неё вертимся. Точно цепью привязаны".
Эти слова произвели на меня странное впечатление! Вспомнила сон Мамы. Ей снилось в ночь перед её въездом в Россию, будто села (в тексте ошибочно написано "сама") в царскую карету, запряженную белыми лошадьми. А лошади маленькие, как игрушечные. А правит лошадьми царь Николай. И, будто, одет он в длинную белую рубаху, опоясанную золотым поясом. На голове корона, ноги босые, а в руке длинный золотой прут. Взмахнул кнутом, - а кони, как птички понеслись. Несутся, несутся, и не остановить их никак. Хочет крикнуть Мама - а дух у неё от быстрой езды захватывает. Несутся кони, по дороге давят людей. Льется кровь… Много крови… Треск раздавленных костей… Кровь заливает лицо. Мама кричит, зовет - никто не слышит. Только когда карета остановилась у красной стены. Мама увидела лицо Папы и спросила: "Что это?" Он сказал: "Кремль". И тут Мама увидела, что идут двое - женщина в черной шали, опираясь на палку, и мужчина - мужичек с такими странными глазами, в такой же, как Папа, белой рубахе, опоясанной веревкой.
- И только эти двое, - говорит Мама, - подошли ко мне и вынули меня из окровавленной кареты… Но тут, - говорит Мама, - новый ужас: хочу пойти - и не могу; какая-то тяжелая цепь тянет меня к земле. Когда посмотрела - увидела, что на меня одета цепь, как ожерелье, и на ней пять детских головок…
Мама говорит:
- Когда пришли эти двое - женщина с палкой и мужик со страшными глазами - они сбросили эту странную цепь и повели меня.
И каждый раз, когда Мама вспоминает этот сон, то говорит:
- Ты - это та, которая сняла с меня цепь…
Не знаю почему, но когда Анастасия мне сказала, что сибирский пророк говорит, что я и он связаны с Мамой, то у меня явилась мысль, не он ли тот второй, что видела во сне Мама рядом со мной.
11 октября - 11.
Это было так странно. Великая княгиня Анастасия просила меня не запаздывать к вечернему чаю. Оказала - будет старец Григорий.
Когда я приехала в Сергиево, то кроме великой княгини и Николая Николаевича, за столом был еще Ромочка(?) и князь (Побирушка). А он ко мне таким петушком разлетелся:
- Вот поглядите - это лучший сын народа. Богоизлюбленный сын…
Потом, когда он пришел и стал тихо так гладить мою руку, я почувствовала дрожь - вот, когда летом выйдешь из воды и ветерком обдует, то такая дрожь бывает. А он тихо так гладит мою руку и говорит:
- А ты меня, Аннушка, не чурайся! Вот ведь когда встретились!.. А дороги наши давно сплелись… Вместе итти будем!
А потом сердито так закричал:
- А будешь слушать брехни, будешь бежать - заплутаешься. Слышь - от меня не уйдешь!
Потом уж я ничего не соображала. Куда ни погляжу - все его глаза вижу.
Потом Анастасия Николаевна и говорит:
- Ведь правда - удивительный человек? Как он тебе понравился?
Хотела что-то ответить - и не могу. Расплакалась. Когда уезжала - его не видела. Он куда-то уехал с Николаем Николаевичем.
9 января.
Я сказала Маме:
- Он необычайный. Ему все открыто. Он поможет Маленькому. Надо его позвать!
Папа и Мама боялись. А у Маленького шестой день кровь шла.
- А что, если не поможет?
А он так ослаб, он был в опасности.
- А что, если он не поможет? - говорила Мама. - Знаешь ли ты его? Верить ли ему?
И я уж и сама не знаю, как это случилось, но я сказала Маме:
- Он пророк. Ему многое дано от Бога. Он сказал, что он со мной связан одной цепью, и эта цепь приковала нас к Маме…
И еще сказала Маме:
- Помнишь сон?
И Мама испуганно сказала:
- Аня, пусть он придет. Это… Да будет воля Божья!
И, когда совершилось великое чудо, и Маленький был спасен, Мама сказала:
- Аня, это он! Это его я видела во сне! Это он!
Сказала мне Мама:
- Когда старец положил свою руку мне на голову и сказал: "Вот, дитя твое спасено!" - я уже знала, что он посланник Бога.
7 мая 9 г.
Опять вспоминаю, как это было.
Машенька пришла ко мне и сказала:
- Чудный-чудный! Боюсь его - и без него уже не могу!
И при этом вся бледная, трясется… Глаза большие… И слезы…
Я не поняла, о ком она.
Говорю ей, чтобы рассказала все толком. А главное, чтобы успокоилась. А то вдруг Маленький проснется и спросит ее.
А она вся трясется. Потом и говорит:
- Я о сибирском пророке. Чудный он. Мял меня, тискал, на пол бросил, бил… А я в слезах его руки и ноги целовала… И такая во мне благодать и такая во мне радость, что скажи он "умри!" - лягу! И нет во мне для него ни в чем отказу. Его последняя раба по гроб жизни!
Я никогда не видала такого благоговения. И когда я у неё спросила:
- Что же он повелел тебе делать теперь?
Она сказала:
- Он сказал: "Пойди ко всем, кого встретишь, всем скажи: "Явился большой пророк, который всему миру несет великую радость… очищение от грехов плоти…" И еще сказал мне: "Запомни, что мои лучшие дары я берегу и понесу в царские покои. Чтобы на себя принять всякое горе, которое может с ними приключиться!"…
И после этого она, как в бреду, ушла от меня.
11 июня - 9.
Шурочка говорит, Вел. Княгиня ей сказала:
- До тех пор, пока ты будешь бегать к этому развратному мужику, дня тебя мой дом закрыт.
И еще сказала:
- … и твоему мужу даны ключи (он уже…).
А Шурочка, как овечка, присмирела.
7 сентября.
Машенька потом говорила с Мамой. Тогда уже Маленькому дали няньку. Она рассказывала Маме о радении старца. Мама слушала ее с умилением, потом мне сказала:
- И старец и Мэри (так она Машу зовет) - они оба из народа, и их вера, как все, что исходит от них, чисто народная. У них мы должны учиться верить и воспринимать все просто, без раздумья.
9 сентября.
Маша рассказывает:
- Когда мне выпал высокий счастливый жребий быть няней Маленького, я пошла помолиться, чтоб Господь мне помог честно выполнить это дело. И по дороге мне встретился странник, Васенька Блаженный. Я ему дала пятачек и половину просвиры. Он от пятачка отказался, а просвиру взял. "Иди", говорит, "девушка, с миром. Господь тебе поможет. А трудовую копеечку на свечку отдай". Я так и сделала. А ночью во сне видела, будто во дворце я. Колыбель передо мной золотая, вся в каменьях дорогих. А в колыбели дитя как ангелятко - все в белом. Не то шелк, не то полотно, как тюль тонкое. И гляжу на дитя - и взять его на руки боюсь: такое оно нежное и хрупкое. Не дай Господи - уроню, думаю. Расказнят меня. Руки так и трясутся. А он, Маленький, проснулся и радостно так лопочет и рученки тянет. Я к нему. Взяла на руки - он смеется. И мне так светло и радостно! Хочу в глазаньки его посмотреть, и вдруг - Мать Пресвятая Богородица! - вижу у него на лобике черный крест, этак между глазами. Испугалась я, думаю, не я ли оцарапала. А сама так и дрожу, и надо мной голос чей-то. "Не бойся, девонька, я из мужиков, и ты из мужиков… оба мы царский корень соблюдали!" Поглядела кругом - никого, нет. А голос точно в ушах звенит! Уж после, - говорит Машенька, - вошел старец и позвал меня: "Девонька!" Я сразу его голос признала. Он, он самый - во сне ко мне приходил!
Между прочим, Мама мне рассказывала, как Маша была оставлена в няньках.
Когда Маленькому должны были дать мамушку, то я помню, как все измучились. Первая кормила три дня и заболела (доктор признал нервное потрясение, вызванное страхом, что не угодит). Вторая тоже: побыла пять дней - у неё оказалось мало молока (у неё был первый ребенок, и она по нем тосковала, оттого уменьшилось молоко). Третья кое-как приспособилась. А когда подбирали няню, то Мама многих отослала. А когда вошла Маша, то Анастасия, тогда еще крошка, залепетала:
- Няня, няня!
Мама сказала:
- Господь через младенца указывает, что эта будет няня!
Так и порешили на ней. Хотя доктор и обратил внимание Мамы на то, что Маша очень нервная. Но мама сказала:
- Мое сердце к ней тянется. Я ей доверяю.
1 марта 1910.
Что делается с Зинотти? Не понимаю. Только один раз я видела ее такой возбужденной. Это было в Петергофе. Двор выехал только в июне. Уже начались белые ночи. Мама в этот год чувствовала себя лучше. Устраивались балы. Мама с Орловым танцовала… Я с замиранием сердца следила за ними. Действительно, это была поразительная пара. Она - гордая, величественная от любви. Вся, как солнце. Горит… И он - сильный, сильный, такой красивый! Счастливый и гордый её любовью… И так мне было больно… Я глаз не могла оторвать от этой пары. Я никогда не думала особенно о своей красоте. Меня иногда смущала моя полнота, но я и об этом мало думала. А тут у меня такая зависть к Маме: трое детей, а такая гибкая, стройная. И я искренно тогда поверила в то, что он ее, Маму, просто любит. От этой мысли пришла разбитая, глаза горели, а слез не было. Сидела одна. Вдруг - Зинотти. Она ко мне редко ходила. Да и как ей уйти? Она никому не доверяла Маму, особенно после смерти Агинушки. Да и вообще она редко кого жаловала. Ко мне была привязана.
Пришла взволнованная. Быстро так заговорила. А когда она говорила быстро, я ее с трудом понимала. У неё слова так и сыпались. Слог итальянского с немецким и еще французские и русские отдельные слова.
Из всего я поняла одно:
- Мама любит этого офицера, и это большое будет несчастье.
И когда я ей говорила о том, что Мама умный и честный человек, что она ничего лишнего себе не позволит, что она прежде всего - царица, а потом уже любящая женщина, Зинотти раскричалась, стала топать ногами и говорить: