Но подлинной загадкой остается сам выбор Петра. Чем привлекали его эти малоизвестные десять мучеников? Что хотел он сказать этим приурочиванием? Ответ может быть только один: день был выбран Петром вовсе не из-за египетских мучеников. Его привлекала другая, редкая память этого дня, отмеченная в месяцеслове Евангелия Семена Гордого, "Память с человеколюбьем нанесеныя на ны страшныя беды нашествием поганых" (96,12). Эта память, как и весь месяцеслов Евангелия Семена Гордого, имеет византийское происхождение. Друг и собеседник патриарха Афанасия, митрополит Петр не мог не знать ее. Ведь в ту пору для Византии не было более серьезной беды, чем "нашествие поганых". Объединенные под властью султана Османа I Гази (1288 – 1326), турецкие племена к началу XIV века вытеснили византийцев из Малой Азии. В 1302 году императорская армия была разгромлена Османом в битве при Никомидии. Для борьбы с турками византийский император Андроник II Палеолог (1288 – 1326) решился на крайний шаг: призвал в свои владения каталонских наемников во главе с Рожером де Флором. Однако это лишь ухудшило положение: наемники вышли из повиновения Константинополю и в 1306 – 1307 годах разграбили многие западные области империи.
Византийская тема "нашествия поганых" была столь же актуальна и для Руси. В формулировке месяцеслова из Евангелия Семена Гордого (возможно, повторившего месяцеслов из книг святого митрополита Петра) выражена самая суть главной политической, нравственной и теологической проблемы того времени – "ордынского плена". Избрав этот день для хиротонии новгородского владыки, митрополит как бы указывал русскому духовенству на его главную задачу: нравственное исцеление общества во имя возвращения милости Божией. Воздействие этого урока было тем сильнее, что сама хиротония обычно сопровождалась съездом высшего духовенства и происходила при огромном стечении народа. Этот день навсегда оставался праздничным, памятным и для новопо-ставленного архиерея, и для его паствы. Возможно, митрополит произносил в этот день "слово" к народу.
Петр с огромной ответственностью относился к своему пастырскому служению. Это был один из тех счастливых людей, которые твердо знают свое предназначение и принимают его как дар. Его воодушевляли заветы патриарха Афанасия, которым он следовал и в большом и в малом. Подобно своему наставнику, Петр усилил дисциплинарные требования к пастве, ввел более строгие брачные нормы для мирян и духовенства. Ему принадлежит известное правило "о вдовых попах", согласно которому они должны либо уйти в монастырь, либо перестать служить. Эта суровая мера имела целью повысить престиж духовенства, избавиться от попов-распутников. Столь же решительно ополчился святитель и на пьянство. Осуждая за это мирян, он обличал и пьянство священников, которым грозил лишением сана. И если в общественной жизни идеалом Петра была "сильная церковь, независимая от светской власти и даже посягающая на некоторые функции государства" (46, 212), – то в области нравственной он звал свою паству на путь активного благочестия, формулой которого были известные (и столь любимые обоими пастырями!) слова апостола Иакова: "Вера без дел мертва" (Иаков, 2, 20).
Митрополит следовал апостольской заповеди всеми силами. Он много ездил и много писал. Им была введена в русскую церковную жизнь традиция окружных посланий к мирянам и духовенству. Эти послания рассылались по епархиям и читались с амвона в церквах.
Но как бы высоко ни стоял Петр как архипастырь, низменная жизнь все время ставила на его пути свои препоны. Привычка делить людей на своих и чужих заставляла многих видеть в нем прежде всего возможного союзника или тайного врага. За этими представлениями следовали и действия, на которые святитель должен был так или иначе отвечать. Не знаем, всегда ли ему хватало осторожности и предусмотрительности, – но мужества ему доставало всегда. Весной 1310 года с митрополитом случилось приключение, в котором ярко проявились и его личность, и обстоятельства, среди которых ему приходилось действовать. Прибыв в Брянск, находившийся тогда под властью князей из смоленского дома, святитель неожиданно оказался в самом пекле свирепой междуусобицы. Князь Василий Брянский привел из Орды татар на своего дядю Святослава Глебовича, силой отнявшего у него Брянск. Полагают, что Святослава поддерживали московские князья, тянувшиеся к брянским землям (69, 56).
Весть о приближении татар переполошила брянцев. "И бысть мятеж велий в граде" (22, 177). Митрополит посоветовал князю Святославу не вступать в сражение, а договориться с племянником о разделе власти или же просто бежать из города. Но тот, надеясь на поддержку горожан, не послушал Петра. Собрав под свое знамя горожан, Святослав вышел из крепости навстречу татарам.
Битва была жестокой. "И помрачиша стрелы татарские воздух, и бысть аки дождь... и бысть сеча зла" (22, 177). Могучий витязь князь Святослав отважно сражался впереди своих воинов. Однако постепенно татары стали теснить неопытных в военном деле горожан. Под конец брянцы дрогнули и побежали, оставив князя Святослава с небольшим отрядом на поле битвы. Здесь в последней отчаянной схватке этот храбрец и честолюбец сложил свою голову под татарскими саблями.
Ворвавшись в город на плечах бегущих ополченцев, татары учинили там страшный погром. Митрополит Петр затворился в церкви и только по счастливой случайности спасся от гибели. Между тем победитель, князь Василий, повел татар дальше на Карачев и там убил еще одного сородича – князя Святослава Мстиславича Карачевского.
Несомненно, брянская история потрясла Петра и навсегда осталась в его памяти. Похоже, что летописец излагает ее со слов самого святителя: так много в этом эпизоде живых подробностей. Такой истово религиозный человек, как Петр, не мог не увидеть в своем спасении знак свыше. И потому попробуем внимательнее вглядеться в хронологию этих событий.
Согласно летописи битва Святослава с татарами произошла "месяца апреля в 2 день" (25, 87). В 1310 году день 2 апреля был четверг. В этот день в месяцесловах XIV века нет примечательных в историческом отношении памятей. Месяцеслов Евангелия Семена Гордого вспоминает в этот день Никиту Исповедника, псковский месяцеслов – Иосифа, творца канонов. По пасхальному циклу 1310 года 2 апреля было четвергом на пятой седмице Великого поста. В этот день утреннее богослужение называется Андреевским стоянием, так как единственный раз в году в этот день читается полностью Великий покаянный канон Андрея Критского. Тогда, в растерзанном татарами Брянске, покаянный канон Андрея Критского зазвучал и в душе увидавшего свою близкую гибель митрополита.
Запомним имя святого Андрея Критского: его особое почитание воспримут со временем от Петра и московские князья. Своего четвертого сына, родившегося 4 июля 1327 года, князь Иван Данилович назовет Андреем – в честь праздновавшегося в этот день Андрея Критского.
За датой рокового боя и взятия татарами Брянска приоткрывается и другая дата – приезд митрополита в Брянск. Из летописного рассказа можно понять, что святитель прибыл в город за три-четыре дня до катастрофы. За это время он успел стать свидетелем "мятежа" в городе и провести переговоры с князем Святославом. Памятуя, что битва произошла в четверг, можно с большой вероятностью предположить: святитель торжественно въехал в Брянск в воскресенье 29 марта 1310 года. Вероятно, это был его первый приезд в крупнейший город днепровского левобережья и бассейна Десны. Во второй половине XIII века Брянск стал стольным городом, куда хлынул основной поток беженцев из разоренных татарами черниговских земель. Сюда перебрались и князья из дома Михаила Всеволодовича Черниговского. Однако здесь им пришлось выдерживать жестокую конкуренцию с претендовавшими на Брянск князьями из соседней смоленской земли, одним из которых и был павший в бою с татарами Святослав Глебович.
29 марта 1310 года – 4-е воскресенье ("неделя") Великого поста. В этот день по пасхальному циклу праздновалась память преподобного Иоанна Лествичника – автора знаменитой "Лествицы", настольной книги древнерусских иноков. 1310 год был отмечен редким совпадением: память Иоанна Лествичника по годичному циклу календаря следовала на другой день за памятью того же святого по пасхальному циклу. 30 марта, в понедельник, митрополит Петр вновь совершил торжественную службу "отцу иноков". Да и вообще все эти дни в Брянске прошли под знаком особого почитания Иоанна Лествичника: церковный устав требовал читать "Лествицу" в Великий пост с понедельника по четверг на утрени и на 3-м, 6-м и 9-м часах, а по пятницам на 3-м и 9-м часах.
И как живо звучали тогда в охваченном мятежом обреченном городе проникновенные слова Иоанна Лествичника: "Боязливость есть младенчественный нрав в старой тщеславной душе. Боязливость есть уклонение от веры в ожидании нечаянных бед"... "Кто сделался рабом Господа, тот боится одного своего Владыки; а в ком нет страха Господня, тот часто и тени своей боится" ("Лествица", 21, 2, 11).
Ревнитель монашеского "высокого жития", митрополит Петр высоко чтил преподобного Иоанна. Примечательно, что последователь Петра и автор его жития митрополит Киприан в 1387 году, находясь в Константинополе, собственноручно переписал "Лествицу" в новом для того времени переводе.
И не этому ли святому молился и давал обеты митрополит Петр, когда пьяные от крови ордынцы ломились в дверь укрывшей его церкви?
Ровно через год Петр вновь изберет день памяти Иоанна Лествичника для еще одной своей важной и небезопасной акции. Но об этом чуть позже. А пока обратимся к еще одному важному событию в жизни Петра, а вместе с ним и нашего героя Ивана Калиты. Событие это – поместный собор в Переяславле-Залесском и суд над митрополитом. Однако здесь необходимо небольшое предисловие...
Уже с первых дней своего пребывания в Северо-Восточной Руси митрополит Петр почувствовал глухую враждебность со стороны великого князя Михаила Тверского. Считая именно Петра виновником неудачи тверского кандидата на митрополию игумена Геронтия, Михаил не мог преодолеть неприязни к этому молчаливому волынянину. Любыми путями он решил избавиться от него. Вместе со своим епискЪпом Андреем князь направил к патриарху послов с жалобами на митрополита. Главным обвинением была "симония" – поставление в сан за деньги.
Конечно, торговля церковными должностями строго запрещалась канонами, осуждалась "отцами церкви". Однако в практике византийской церкви принято было платить епископу при поставлении в сан определенную пошлину: одну "златницу" за чтеца, три – за дьякона и три – за священника (37, 404). На Руси аналогичное постановление принял церковный собор 1274 года: "семь гривен от поповства и от дьяконства от обоего" (11, 92).
Кроме установленных пошлин, соискателю приходилось нести и некоторые дополнительные расходы – "на свещи, на вино и прочна пошлины, и на тряпезу" (37, 399). В этих традиционных расходах при желании можно было увидеть плату за поставление в сан. Именно так рассуждали, например, псковские вольнодумцы второй половины XIV века. Возражая им, константинопольский патриарх Нил в послании во Псков (1382 г.) утверждал: "Ино бо еже взимати мзды поставлениа деля, ино же о нужных потребах исторы" (37, 399).
Но самые большие платежи имели место при поставлении епископов митрополитом. Источники умалчивают о каких-либо правилах на сей счет. Но такая традиция несомненно существовала. Какие-то дары, вероятно, были поднесены митрополиту в связи с поставлением новгородского владыки в июне 1309 года. Без подарков ездить к начальству было не принято. Известно, например, что в 1334 году новгородский архиепископ Василий приезжал во Владимир к митрополиту Феогносту "со многими дары" (22, 207). Эти ставшие обычаем подношения недоброжелатели Петра вполне могли представить как плату за посвящение в сан.
Патриарх Афанасий, по-видимому, не верил доносам на Петра. Сам окруженный недоброжелателями и стоявший на пороге низложения, он успел послать на Русь своего доверенного клирика с негласным указанием поддержать митрополита (46,208). Прибыв на место, патриарший уполномоченный велел Петру созвать поместный собор для открытого обсуждения дела. Этот собор состоялся в 1310 году в Переяславле-Залесском. Обвинителями митрополита выступали как духовные, так и светские лица. Тверскую делегацию формально возглавляли несовершеннолетние сыновья князя Михаила Ярославича 11-летний Дмитрий и 9-летний Александр. Однако за их спиной стояли бояре и тверской епископ Андрей. Сам Михаил Тверской был тогда в Орде.
Обстановка на соборе была так накалена, что, по выражению автора "Жития Петра", "вмале не безместьно что бысть" (6, 211). Проще говоря, дело чуть не дошло до рукоприкладства.
Энергичную поддержку Петру оказала московская делегация во главе с молодым князем Иваном. Даниловичи вообще в эти годы очень внимательно следили за внутрицерковной борьбой. По некоторым сведениям, они посылали в Константинополь послов, убеждая патриарха не возводить на митрополию тверского игумена Геронтия (120, 13).
Уникальные сведения о соборе 1310 года и участии в нем князя Ивана сообщает В. Н. Татищев. "Митрополит Петр созва на Переславль собор велий, быша ту всии епископи, игумены, попы, диаконы и чернцы, и от патриарха Афанасиа клирок ученый. И многу прению бывшу, и едва преосвясчен-ный Петр... от божественного писания и помосчию и заступлением князя Ивана Даниловича преодоле и проклят того еретика" (38, 72). Татищев смешивает два известия: о соборе по делу Петра и о суде над новгородским еретиком Вавилой. Однако суть дела ясна: с помощью москвичей Петр оправдался от обвинений. Присланный патриархом Афанасием "ученый клирик", подводя итог прениям, признал его невиновным.
Исход переяславского собора князь Иван мог по праву считать и своей победой. После собора митрополит имел все основания смотреть на московских Даниловичей как на своих друзей и соратников. Переяславская победа досталась Ивану нелегко. В этой связи интересен вопрос: на чьей земле князь Иван одержал свою бескровную победу? Согласно убедительно обоснованному мнению историка В. А. Кучкина, Переяс-лавль в результате московско-тверской войны 1305 года надолго ушел из рук московских князей и стал частью территории великого княжения Владимирского. Победа над Акин-фом, одержанная князем Иваном в 1304 году, была перечеркнута успешными действиями Михаила Тверского в 1305 году (91, 138).
Исходя из этого, становится понятным, почему для собора был избран именно Переяславль. Здесь существовал своего рода баланс сил: формальная власть великого князя Владимирского Михаила Тверского уравновешивалась сильными промосковскими настроениями горожан. Ясно и то, почему Юрий Московский не явился на собор лично: риск попасть в капкан был слишком велик.
Вскоре после кончины митрополит Петр стал почитаться как святой. Вероятно, еще Иван Калита построил в Переяс-лавле близ древнего белокаменного храма Спаса Преображения (в котором и проходил собор 1310 года) церковь во имя святого Петра-митрополита. В 1585 году по указу благочестивого царя Федора Иоанновича на смену деревянной пришла существующая и ныне каменная церковь – памятник важнейшему событию в истории возвышения Москвы.
Вмешательство митрополита Петра в 1311 году в спор между Юрием Московским и Михаилом Тверским о Нижнем Новгороде можно объяснить желанием иерарха отомстить тверичам за их вражду к нему. Однако это объяснение "от худшего". Между тем ничуть не менее убедительно и объяснение "от лучшего". Петр действовал как миротворец, ибо считал это своим пастырским долгом. Он ощущал огромную личную ответственность перед Всевышним за все, что происходило вокруг. Уже в брянской междуусобице он смело встал между воюющими сторонами, но не сумел смирить обезумевших властолюбцев и сам едва не погиб. В нижегородском споре можно узнать тот же поведенческий почерк Петра: смелость, твердость, вера. Однако здесь, после переяславского собора и своего торжества на нем, он имел уже больше опыта и авторитета, больше уверенности в своих силах. И он победил, ибо предотвратил большую войну между Тверью и Москвой.
Летопись не указывает точной даты нижегородского конфликта. Вероятно, он произошел зимой 1310/11 года. События развивались быстро, и к весне все уже было улажено. После этого митрополит решил приехать в Тверь, чтобы восстановить нормальные отношения с ее правителями. Рогожский летописец датирует события этих лет с опозданием на один-два года. Сообщение о приезде Петра в Тверь он помещает под 1312 годом. Однако сочетание числа и дня недели указывает на 1311 год. В субботу 20 марта 1311 года Петр вместе с тверским епископом Андреем рукоположил во епископа Харлампия (на какую кафедру – неизвестно) (23,36). А на следующий день, в воскресенье, был возведен в сан новый ростовский епископ Прохор.
И вновь всплывает образ преподобного Иоанна Лествичника как любимого святого митрополита Петра. 21 марта 1311 года – четвертое воскресенье Великого поста, переходящее празднование автора "Лествивд". Служба ему начиналась вечером накануне, то есть 20 марта.
Назначение нового ростовского владыки весьма примечательно. Ему предшествовал уход с кафедры (вероятно, по воле Петра) прежнего ростовского владыки Симеона. Этот Симеон был ставленником митрополита Максима и до 1300 года занимал владимирскую кафедру. Перебравшись из Киева во Владимир, Максим перевел Симеона в Ростов, а Владимир с округой включил в состав митрополичьей епархии. Новый ростовский владыка Прохор (1311 – 1328) известен как ревностный почитатель митрополита Петра, автор первой редакции его жития. Кроме того, он отличался любовью к монастырям. В 1314 году Прохор основал знаменитый Толгский монастырь под Ярославлем. Заметим, что почти все епископы, поставленные Петром, проявили себя как ревнители монашеского устроения.
Заменив в 1311 году ростовского владыку, Петр на другой год свел с кафедры и сарайского епископа Измаила, поставив на его место Варсонофия. Епископская кафедра в столице Орды была учреждена в 1261 году. Занимавшие ее иерархи имели прямой доступ к хану, часто оказывались в центре всевозможных дворцовых интриг. На этом месте митрополиту нужен был достойный и преданный делу православия человек. Впрочем, и сам Петр "у царя бысть в чести велице" (22, 178). Поддержка Орды заставляла князей считаться с мнением митрополита не меньше, чем авторитет приславшего его константинопольского патриарха.
Примирившись с митрополитом Петром на словах, тверские правители тайно продолжали интриговать против него. Весть о низложении его константинопольского покровителя патриарха Афанасия подала им новые надежды на успех. Михаил Тверской вместе с епископом тверским Андреем отправили к новому патриарху Нифонту 1(1310 – 1314) монаха Акиндина с жалобами на Петра. Главным обвинением вновь была симония – взимание платы за поставление в сан. Возможно, поводом послужили какие-то подарки, полученные Петром во время хиротонии епископов в Твери в марте 1311 года. Патриарх вызвал Петра в Константинополь для объяснений. Конец этой истории доподлинно неизвестен. Одни историки полагают, что Петр ездил к патриарху и был оправдан, другие – что он не спешил исполнять повеление Нифонта и был избавлен от этой заботы его кончиной в 1314 году. Как бы там ни было, Петр знал о тверских кознях, однако относился к ним с благодушной снисходительностью. Известно, что после переяславского собора он благословил своего главного недруга епископа Андрея Тверского и отпустил его со словами: "Мир ти, чадо. Не ты бо сие сотвори, но диавол" (120, 25).