Аннотация Gautier Sans Avoir ( выполнил OCR и корректуру ):
Пятая книга английского автора Джима Корбетта (1875–1955) в основной части завершает хронику ликвидации людоедов Кумаона (Северная Индия), в том числе Панарского леопарда, убившего много больше людей (четыреста), чем знаменитый леопард из Рудрапраяга. Впечатляет охота на Талладешского людоеда, когда тяжело больной, полуоглохший и полуослепший Корбетт лунной ночью в одиночку выслеживал в джунглях недобитого зверя. В отдельном очерке, стоящем особняком, рассказывается о попытках автора добыть некоего тигра (не людоеда), "пользующегося покровительством" местного храма.
Содержание:
ХРАМОВЫЙ ТИГР 1
ЛЮДОЕД ИЗ МУКТЕСАРА 8
ПАНАРСКИЙ ЛЮДОЕД 13
ЛЮДОЕД ИЗ ЧУКА 16
ТАЛЛАДЕШСКИЙ ЛЮДОЕД 22
Послесловие (1964 г.) 34
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О ЖИВОТНЫХ, УПОМИНАЕМЫХ В КНИГЕ 34
ПЕРЕВОД АНГЛИЙСКИХ МЕР И КАЛИБРОВ РУЖЕЙ В МЕТРИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ МЕР 35
Примечания от выполнившего OCR и корректуру 35
Примечания 36
Джим Корбетт
ХРАМОВЫЙ ТИГР
ВМЕСТО ЭПИГРАФОВ
1. "Вскоре тигр протянул вперед лапу, за ней другую, потом очень медленно, не отрывая брюха от земли, подтянулся к добыче. Пролежав несколько минут неподвижно, все еще не спуская с меня глаз, нащупал губами хвост коровы, откусил его, отложил в сторону и начал есть…Винтовка лежала у меня на коленях стволом в ту сторону, где находился тигр, нужно было лишь поднять ее к плечу. Я мог бы это сделать, если бы тигр хоть на миг отвел от меня взгляд. Но он сознавал грозившую ему опасность и, не отрывая от меня глаз, не спеша, но безостановочно ел".
2. "…мимо меня прошла группа из двенадцати европейцев с боевыми винтовками. Через несколько минут за ними проследовали сержант и два солдата с флажками и мишенями для стрельбы. Сержант, добрая душа, сообщил мне, что прошедшие только что люди направляются на полигон и что они держатся вместе из-за людоедов".
3. "Вообще тигры, исключая раненых и людоедов, очень добродушны".
Дж. Корбетт. "Храмовый тигр"
ХРАМОВЫЙ ТИГР
Тот, кто никогда не жил в Гималаях, не представляет себе, как велика власть суеверий над людьми в этом малонаселенном районе. Но различного рода верования, исповедуемые образованными жителями долин и предгорий, мало чем отличаются от суеверий простых неграмотных горцев. По существу, разница так невелика, что трудно решить, где кончаются верования и начинаются суеверия. Поэтому я просил бы читателя, если у него возникнет желание посмеяться над простодушием участников события, о котором собираюсь рассказать, повременить и попытаться установить, отличаются ли чем-нибудь описанные мною суеверия от догм религии, в которой он был воспитан.
Итак, после Первой мировой войны Роберт Баллеарс и я охотились во внутренних районах Кумаона. Сентябрьским вечером мы стали лагерем у подножия Трисула, как раз в том месте, где, как нам сообщили, ежегодно духу этой горы приносятся в жертву восемьсот коз. С нами было пятнадцать горцев. Ни разу прежде на охоте мне не приходилось иметь дело с такими жизнерадостными и ревностными в исполнении своих обязанностей людьми. Одного из них, Бала Сингха, гарвальца, я знал в течение ряда лет, он сопровождал меня во многих экспедициях. Он особенно гордился тем, что во время охоты нес самый тяжелый тюк из моей поклажи и, шагая впереди, подбадривал остальных пением. По вечерам на привалах, прежде чем пойти спать, наши люди всегда пели у костра. В тот первый вечер у подножия Трисула они сидели дольше, чем обычно. До нас доносились пение, удары в ладоши, крики и стук по консервным банкам.
Мы заранее решили остановиться в этом месте, чтобы поохотиться на таров, поэтому были крайне удивлены, когда утром, сев завтракать, увидели, что наши люди готовятся сворачивать лагерь. На просьбу объяснить, в чем дело, они ответили, что этот участок не подходит для лагеря, что здесь сыро, вода непригодна для питья, топливо достать трудно и что, наконец, в двух милях отсюда есть место лучше.
Мой багаж накануне несли шестеро гарвальцев. Я обратил внимание, что сейчас вещи уложены в пять тюков, а Бала Сингх сидит у костра отдельно от всех с накинутым на голову и плечи одеялом. После завтрака я направился к нему. Остальные прекратили работу и с напряженным вниманием стали наблюдать за нами. Бала Сингх видел, что я подхожу, но даже не попытался поздороваться (что было для него необычно) и на все мои вопросы отвечал лишь, что он не болен. В тот день мы проделали двухмильный переход в полном молчании. Бала Сингх замыкал шествие и двигался так, как двигаются лунатики или люди, одурманенные наркотиками.
Происходившее с Бала Сингхом угнетало и остальных четырнадцать человек, они работали без обычного воодушевления, на лицах застыли напряжение и испуг. Пока ставили палатку, в которой мы с Робертом жили, я отвел в сторону своего слугу-гарвальца Моти Сингха - я знал его уже двадцать пять лет - и потребовал, чтобы он рассказал, что случилось с Бала Сингхом. Моти долго уклонялся от ответа, говорил что-то невразумительное, но в конце концов я вытянул из него признание.
- Когда мы вчера вечером сидели возле костра и пели, - сказал Моти Сингх, - дух Трисула вскочил в рот Бала Сингху, и он его проглотил. Все начали кричать и бить в жестянки, чтобы изгнать духа, но это нам не удалось, и теперь уж ничего нельзя поделать.
Бала Сингх сидел в стороне, одеяло по-прежнему покрывало его голову. Он не мог слышать моего разговора с Моти Сингхом, поэтому я подошел к нему и попросил рассказать, что случилось с ним накануне вечером. С минуту Бала Сингх смотрел на меня полными отчаяния глазами, затем безнадежно произнес:
- Бесполезно рассказывать вам, саиб, что случилось вчера вечером: вы не поверите мне.
- Разве я когда-нибудь не верил тебе? - спросил я.
- Нет, - ответил он, - вы всегда верили мне, но этого вы не поймете.
- Пойму или нет, все равно я хочу, чтобы ты подробно рассказал, что произошло.
После долгой паузы Бала Сингх ответил:
- Хорошо, саиб, я скажу. Вы знаете, что, когда поют наши горские песни, обычно один человек запевает, а все остальные хором подхватывают припев. Так вот, вчера вечером я запел песню, а дух Трисула прыгнул мне в рот и, хотя я старался его вытолкнуть, проскочил через горло в желудок. Костер горел ярко, и все видели, как я боролся с духом; остальные тоже старались прогнать его, кричали и били в банки, но, - добавил он, всхлипнув, - дух не захотел уйти.
- Где дух теперь? - спросил я.
Положив руку на желудок, Бала Сингх убежденно сказал:
- Он здесь, саиб. Я чувствую, как он ворочается.
Роберт весь день обследовал местность к западу от лагеря и убил одного из встретившихся ему таров. После обеда мы сидели до глубокой ночи, обсуждая положение. В течение многих месяцев мы строили планы и жили мечтами об этой охоте. Роберт семь, а я десять дней пешком добирались по трудным дорогам до места охоты, и вот в первый же вечер по прибытии сюда Бала Сингх проглатывает дух Трисула. Не важно, что мы с Робертом думали по этому поводу. Важно было другое - наши люди верили, что дух действительно находится в желудке Бала Сингха, поэтому они в страхе сторонились его. Ясно, что охотиться в таких условиях было невозможно. Поэтому Роберт, правда весьма неохотно, согласился, чтобы я вернулся с Бала Сингхом в Найни-Тал. На следующее утро, уложив вещи, я позавтракал вместе с Робертом и отправился обратно в Найни-Тал. Дорога туда должна была занять десять дней.
Покидая Найни-Тал, тридцатилетний Бала Сингх был жизнерадостным и полным сил человеком. Теперь он возвращался молчаливый, с потухшим взглядом, и его вид говорил о том, что он совершенно утратил интерес к жизни. Мои сестры - одна из них была сотрудницей миссии по оказанию медицинской помощи - делали для него все, что могли. Его навещали друзья, и приезжавшие издалека, и те, что жили поблизости, но он безучастно сидел у дверей своего дома и говорил лишь тогда, когда к нему обращались. По моей просьбе его посетил окружной врач Найни-Тала полковник Кук, человек большого опыта и близкий друг нашей семьи. После длительного и тщательного осмотра он заявил, что Бала Сингх физически совершенно здоров, а установить причину его очевидной депрессии он не может.
Несколькими днями позже меня осенила идея. В то время в Найни-Тале находился знаменитый индийский врач. Я подумал, что, если удастся уговорить его осмотреть Бала Сингха и лишь потом, рассказав о случившемся, попросить внушить "больному", что в его желудке нет никакого духа, врач сможет помочь беде. Это казалось тем более осуществимым, что доктор не только исповедовал индуизм, но и сам был горцем. Мой расчет не оправдался. Как только врач увидел "больного", он сразу же заподозрил что-то неладное. А когда из ответов на свои хитроумные вопросы узнал от Бала Сингха, что в его желудке находится дух Трисула, поспешно отпрянул от него и, повернувшись ко мне, сказал:
- Весьма сожалею, что вы послали за мной. Я ничего не могу для него сделать.
В Найни-Тале находились два человека из деревни, где жил Бала Сингх. На другой день я послал за ними. Они знали о случившемся, так как несколько раз навещали Бала Сингха, и по моей просьбе согласились отвезти его домой. Я снабдил их деньгами, и на следующее утро все трое отправились в восьмидневный путь. Спустя три недели земляки Бала Сингха вернулись и рассказали мне о том, что произошло.
Бала Сингх благополучно добрался до деревни. В первый же вечер по прибытии домой, когда родственники и друзья собрались вокруг него, он объявил, что дух желает освободиться и вернуться на Трисул, и единственное, что ему, Бала Сингху, остается сделать, это умереть.
- И вот, - заключили они свой рассказ, - Бала Сингх лег и умер; на другое утро мы помогли сжечь его.
Я убежден, что суеверие - душевная болезнь. Она поражает одного или нескольких человек, не трогая остальных. Поэтому ни в коей мере не ставлю себе в заслугу, что, живя высоко в Гималаях, не "заразился" той опасной разновидностью суеверия, жертвой которой стал Бала Сингх. Однако, утверждая, что не суеверен, я не могу объяснить, почему меня неоднократно преследовали неудачи в очень интересной и доставившей мне истинное удовольствие охоте на тигра, к рассказу о которой теперь перехожу.
2
Маловероятно, чтобы кто-нибудь, побывав в Дабидхура, забыл прекрасный вид, открывающийся с площадки, где стоит рест-хауз. От веранды этого маленького трехкомнатного дома, построенного у вершины "Божьей горы" человеком, по всей вероятности влюбленным в природу, склон круто уходит вниз, к долине реки Панар. За долиной далеко ввысь громоздятся хребты, их очертания скрываются в вечных снегах, которые до появления самолетов были непреодолимым барьером между Индией и ее северными соседями.
Из Найни-Тала в Лохаргхат, отдаленную местность на восточной границе Кумаона, ведет вьючная дорога. Она проходит через Дабидхура, а ее ответвление связывает Дабидхура с Алмора. Когда я охотился неподалеку от этой второй дороги на Панарского леопарда-людоеда (о чем расскажу ниже), смотритель дорог, ехавший в Алмора, сказал мне, что в Дабидхура леопард убил человека. Я отправился туда.
Участок дороги, поднимающейся к Дабидхура с запада, один из самых крутых в Кумаоне. Должно быть, человек, который проектировал его, задался целью найти способ добраться до вершины кратчайшим путем и добился этого: дорога на высоту в восемь тысяч футов идет прямо по склону горы, не делая никаких поворотов. Жарким апрельским полднем, когда я, с трудом осилив эту дорогу, сидел на веранде рест-хауза, пил чай и любовался захватывающим дух видом, ко мне пришел священник. С этим хрупким старым человеком мы подружились два года назад, когда я охотился на Чампаватского тигра-людоеда. Маленький храм, укрывшийся под сенью огромной скалы (не рискую высказывать догадки, каким образом этот храм возник в столь необычном месте), где он совершал богослужения, сделал Дабидхура местом паломничества. Утром, проходя мимо храма, я сделал традиционное приношение; старый священник, читавший молитвы, поблагодарил меня кивком головы. Когда служба кончилась, он пересек дорогу, отделявшую храм от рест-хауза, и, взяв предложенную мною сигарету, устроился на полу веранды, прислонясь спиной к стене. Священник был приятным собеседником, имел массу свободного времени, и так как я сделал все, что наметил в тот день, мы засиделись до позднего вечера.
От него я узнал, что смотритель дорог ввел меня в заблуждение, когда сказал, что прошлой ночью в Дабидхура леопард убил человека. Предполагаемая жертва, пастух, направлялся из Алмора в деревню, расположенную к югу от Дабидхура, и в ту ночь остановился у священника. После ужина он, вопреки совету хозяина, пожелал лечь спать на площадке возле храма. Около полуночи, когда тень скалы легла на храм, к пастуху подкрался людоед, схватил за лодыжку и попытался стащить с площадки. Проснувшись, человек с криком выхватил из тлевшего рядом костра головешку и отогнал леопарда. На крик пастуха поспешили священник и еще несколько человек. Совместными усилиями им удалось прогнать зверя. Раны оказались неопасными, и после того как бания, чья лавка была рядом с храмом, кое-как перевязал их, пастух продолжал свой путь.
По совету священника я решил остаться в Дабидхура. В храм и в лавку бании ежедневно приходят люди из окрестных деревень. Они, конечно, разнесут слух о моем прибытии, и, так как будет известно, где меня можно найти, я немедленно узнаю о любой новой жертве людоеда в этом районе.
Когда священник собрался уходить, я спросил его, смогу ли поохотиться в этой местности, потому что мои люди уже много дней не ели мяса, а купить его в Дабидхура негде.
- Конечно, - ответил он, - здесь есть храмовый тигр.
На мое заверение, что я не имею ни малейшего желания убивать этого тигра, он со смехом ответил:
- Я не возражаю, саиб, если вы попытаетесь застрелить его, но ни вам, ни кому-либо другому никогда не удастся это сделать.
Так мне довелось узнать о Дабидхурском храмовом тигре, с которым связано одно из самых волнующих переживаний в моей охотничьей практике.
3
На следующее утро после прибытия в Дабидхура я спустился по лохаргхатской дороге, надеясь найти следы людоеда или узнать что-нибудь о нем в расположенных поблизости деревнях, ибо предполагали, что после нападения на пастуха он ушел в сторону Лохаргхата. Вернувшись с опозданием к завтраку в рест-хауз, я увидел, что какой-то человек беседует с моим слугой. Этот человек сказал, что от священника узнал о моем желании поохотиться и может показать мне джарао - так здесь называют замбара - с огромными рогами. У горного оленя-замбара иногда действительно бывают превосходные рога. Одного недавно убили в Кумаоне, его рога достигали сорока семи дюймов. Поскольку мяса такого большого животного хватило бы не только моим людям, но и всем обитателям Дабидхура, я ответил, что после завтрака готов пойти за оленем.
Несколько месяцев назад я ездил ненадолго в Калькутту и как-то утром зашел в оружейный магазин Мэнтона. На витрине под стеклом возле двери была выставлена винтовка. Пока я ее рассматривал, ко мне подошел управляющий, мой старый приятель, и сообщил, что эта винтовка - "вестли-ричардс" 275-го калибра - новая модель, предназначенная для охоты в горах, и что изготовителям не терпится выбросить ее на индийский рынок. Винтовка была великолепна, и управляющему не стоило большого труда уговорить меня сделать покупку при условии, что, если винтовка мне не подойдет, я смогу возвратить ее. Таким образом, отправляясь в тот вечер с моим деревенским приятелем охотиться на джарао "с рогами, подобными ветвям дуба", я взял свою новехонькую винтовку.
К югу от Дабидхура гора менее крута. Пройдя в этом направлении через дубовые и кустарниковые заросли около двух миль, мы вышли на поросшую травой возвышенность, откуда открывался прекрасный вид на лежавшую внизу долину. Указав в левой стороне долины на небольшой участок густой травы, плотно окруженный со всех сторон джунглями, мой проводник сказал, что утром и вечером джарао приходит сюда пастись. Затем он сообщил, что в правой части долины есть пешеходная тропа, которой он пользуется, когда ходит в Дабидхура, и с нее-то он обычно и видит джарао. Моя новая винтовка гарантировала точность попадания на расстоянии до пятисот ярдов. Так как от тропы до поляны, где обычно паслось животное, было не более трехсот, я решил спуститься на тропу и там подождать, пока представится возможность выстрелить.
Во время разговора я заметил, что слева от нас кружат грифы. Когда я показал на них своему спутнику, он ответил, что на той стороне холма расположена небольшая деревня, и высказал предположение, что грифов интересует труп какого-нибудь домашнего животного.
- Скоро мы узнаем, что именно привлекло птиц, - сказал он, - наш путь лежит через эту деревню.