- Вы что, безголовые вовсе! Зачем ему картотеки мертвецов? Это вот что? А это? Соображать надо! Ищем специалиста, живого. И хорошо, если бы оказался на ногах.
Два ящика, битком набитые карточками, мгновенно оказались на полках железного шкафа, где находились еще шесть или семь таких же: последнее напоминание о несчастных, от которых остались только фамилия, имя, отчество, статья, срок, дата рождения и смерти. Когда Сергей уже часа два прокопался в картотеке, он определил: в каждом ящике находилось семьсот-восемьсот карточек. А в железном шкафу, куда убрали нечаянно выставленные листки с покойниками, таких ящиков было девять или десять. За недолгие годы существования инвалидного лагпункта, одного из многих на Колыме…
Майор ушел. Работники УРЧ по очереди ходили в столовую, второй принес Сергею кружку довольно сладкого компота и горбушку хлеба - конечно, по распоряжению самого начальника. Не забыл!
Искал агронома долго. И все-таки нашел. Арестован в плодоовощном совхозе Брянской области, 44 года от роду, беспартийный, осужден в тридцать седьмом году по статье 58–10, срок семь лет лагеря и пять поражения в правах, окончил плодоовощной факультет Тимирязевки. Инвалид второй группы. Имя Павел Петрович Петров. Кажется, подходит. Сергей выписал данные, чуть приподнял карточку над другими и с удвоенной быстротой стал листать соседние, стараясь выхватить только одну фамилию.
Вот он, Супрунов. Да, Супрунов. Его даже в пот ударило. Но имя-отчество - увы! - не сходилось. И статья другая - СОЭ - социально-опасный элемент. Нашлись и Верховские, даже три, но не тот желанный Николай Иванович. Был генерал-майор Верховский, строкой ниже стояло: инвалид первой группы. Вообще, здесь было много военных разных чинов, почти все судимые Военной коллегией на 10–15 лет тюрьмы. Они доживали здесь свою сломанную жизнь.
Тикали на стене ходики. Служивые опять засели за домино, но то и дело выглядывали в окно: как бы не прихватило начальство. Сергей нервничал, слышал, как гулко бьется сердце, но не оставлял этой редкостной возможности что-то узнать о друзьях по этапу.
Судьба была милосердна к нему. Слова "Черемных Виктор Павлович" так и бросились в глаза. Он. Он! Подполковник танковых войск, срок десять лет, инвалид второй группы. Находится в одном из бараков. Как изловчиться встретиться с ним? Ведь Сергей агронома ищет, тот же майор увидит при встрече в бараке, что не один агроном нужен приезжему и заподозрит в чем-то преступном. Он заставил себя запомнить номер заключенного: 650732 и несколько раз повторил цифры с закрытыми глазами, словно увидев их в темноте. Так лучше запоминается. И тотчас сказал негромко:
- Петров Павел Петрович, вот кто вам нужен.
Оба сержанта оставили недобитого "козла", подошли, взяли карточку. Один сказал:
- Третий барак. Ходячие. Так что, вызвать?
- Когда майор придет. А третий барак - с живыми?
Служивые засмеялись:
- В бараках все живые. А которые мертвые, они в распадке. Здесь только их формуляры. На всякий пожарный случай.
- Этот агроном точно в третьем? - спросил сержант у своего коллеги.
- Да, числится там.
И Сергей зарубил себе на память: в третьем. Там, где и заключенный номер 650732. Под каким предлогом вызвать его? Увидеть? Поговорить?..
Пришел майор, сытый, блаженный, довольный:
- Ну что? Нашелся подходящий?
- Так точно! - в два голоса ответили сержанты, словно открыли все это дело они, а не Морозов.
- А ну-ка, ну-ка… - Майор прочитал сведения о Петрове, остался доволен. - Хоть и контрик, но не троцкист. Ко мне его, по-быстрому! - И, сделав знак Морозову "за мной!", вышел. Следом двинулся Сергей.
Ждали в кабинете недолго. В дверях завозились, охранник открыл створку и пропустил вперед тощего, сутулого и маленького человека, будто усохшего, с лицом испуганным, готовым услышать сейчас нечто ужасное для себя. Впалые щеки его были покрыты давно небритым волосом, то ли седым, то ли светлым от природы. Одна рука его висела тяжело и мертво, другой он держался за косяк двери.
- Проходи, - сказал майор. - Помогите ему сесть. Вот сюда. Ничего страшного, Петров Павел Петрович. Тебя нарочно так нарекли, чтобы три "П"?
- Не знаю, - через силу сказал Петров. Лицо его понемногу теряло напряженность.
- Тебе слово, - майор поглядел на Морозова. И склонил голову на левое плечо: слушать и вникать.
Скоро прояснилось: Петров пригоден для задуманного дела. Он долго работал в одном хозяйстве, знал овощеводство и, видимо, способен руководить людьми.
- Всего для начала с десяток гектаров, - сказал Сергей, ободряя коллегу. - А там видно будет, от майора все зависит.
- Потянешь? - Майор откинул голову назад.
- Постараюсь. Я и сам мечтал предложить вам. Видел тут, за конюшней хорошее место, мы там лозняк рубили.
- Одной рукой?
- Приноровился.
- Где это вас? Или болезнь? - спросил Сергей.
- На промприборе, прииск "Ударник". Камень под ленту попал, хотел вытащить, а руку смяло, какой-то нерв перебило. Висит как чужая.
- А где там, за конюшней, если точнее? - полюбопытствовал майор.
- На излучине, - сказал агроном. - Остров такой.
И тут майор захохотал. Уж очень складно выходило: два разных человека в одночасье показали на одно и то же место. Смеялся он с какой-то икотой, но заразительно. И Сергей засмеялся.
- А ты гвоздь, агроном! Вишь, сразу угадал. И землю, и специалиста, из шести тысяч одного нашел и вытащил. Гвоздь! Эй, кто там? Ко мне, быстро!
Лицо вохровца показалось в дверях, глаза навыкате.
- Сбегай на кухню, скажи, сейчас придут двое. Накормить хорошенько. Ты как, не против? - обернулся к Морозову. - Шофер твой подождет. В столовой еще поговорите, как коллега с коллегой. Приедешь за навозом, заходи, посиди, нашего "ППП" просвети, тут ведь не Брянск, верно?
Майор поднялся, но от дверей обернулся:
- Наш уговор, Морозов, в силе. На вахте для тебя будет пропуск. Можешь заходить к Петрову в барак.
Грузовик с навозом уже стоял на дороге. Сергей быстро сел в кабину. И всю дорогу улыбался. Завтра он приедет с двумя или с тремя машинами. Пока будут грузить, зайдет к Петрову в барак и постарается найти подполковника Черемных. Какой подарок он может, привезти своему другу? И Петрову - коллеге? И майору? Тут без помощи Василия Васильевича не обойтись.
Машину с навозом он отправил на Дальнее поле, сам пошел искать главного агронома.
- Значит, есть? - переспросил Пышкин. - Отдадут?
- Да, если мы… - И Сергей замялся.
- Понятно. Что надо?
- Начальник лагеря попросил огурцов, килограмм-другой. А заключенным, от которых зависит погрузка, - хлеб, конечно, консервы, лука. Меня этот майор уговаривает помочь устроить у них огород. Есть удобная площадка, я ее осмотрел.
- Много там навоза?
- Если взять хотя бы половину, то до сотни машин, удобрим весь новый участок на Дальнем.
- Почему половину?
- Другую они оставят себе. Загорелись огородом. Вы не представляете, какие там инвалиды! И сколько их! До сих пор начальство не додумалось создать даже крохотное подсобное хозяйство! Ведь на каждом прииске можно, если захотеть…
- Ты им подсказал?
- Жалко людей, Николай Васильевич. Умирают ежедневно и не одиночками. Тысяч шесть в бараках, выбракованные на приисках. Домой не отпускают, хотя к труду непригодны. Инвалиды, старики, даже безумные.
- Еще бы. При таком режиме… - И осекся. Откровенничать с заключенным нельзя.
- Дайте мне три-четыре машины дней на десять. Удобрим всю свою целину. И успеем, пожалуй, засеять ее вико-овсом для скота. Или капусту высадим. По нови хорошая пойдет!
- Попробую… Утром иди прямо в гараж, потом зайди ко мне, передам кое-что.
У совхоза было шесть машин и бездна всяких перевозок. Но Пышкин, как и директор, знали цену навоза, три машины отдали Морозову. Вернувшись от главного, Сергей положил на сидение три буханки хлеба, несколько банок рыбных консервов и лук. И отдельно завернутые огурцы для майора.
Пока ехали, он со знанием тюремной конспирации разрезал вдоль три хлебных кирпича, засовал плоские куски и три банки консервов под комбинезон и в карманы, а сверток с огурцами взял в руки. Майору позвонят с вахты, и он догадается…
Так оно и случилось. Начальник лагеря приказал пропустить агронома, вышел из кабинета, увидел сверток:
- Ага! - И даже засмеялся. - Ты с машиной? Грузчиков надо? Трех достаточно?
- У меня три машины, значит, десять грузчиков. А я пока пройду, если позволите, к Петрову в барак. Поговорим, потом выйдем, с ним на остров.
- Топай. Скажешь дневальному у входа, он проведет. Они там корзины плетут, надомники, так сказать.
При этом майор обшарил опытным взглядом фигуру Сергея, конечно, угадал припасенное и определил: для своего коллеги калории несет. Пусть себе несет. Дело того стоит.
Третий барак, огромный, прокопченный, с метинами от прожогов на брезенте, стоял, как ковчег, вполне подготовленный к потоплению: старый, набитый существами, некогда бывшими людьми. Двери его были настежь, сквозняк выносил из глубины запахи старческой плоти, потного белья и карболки - этого основного лекарства во всех колымских лагерях.
Сергей вошел и остановился. Весь широкий проход между двумя рядами нар в три этажа был завален пучками лозы. Готовые корзины, сплетенные довольно умело, с ручками и с ободком, громоздились у дверей, всунутые одна в другую до верхних нар. Большие электролампы без абажуров одинаково безлико освещали и верхние нары, и пол, обрывки жалкого тряпья, на котором лежали и сидели люди с одинаково страдальческими, бледными лицами. Ни у кого из них уже не было будущего. Только неспешная смерть от дистрофии, пеллагры, гнойных незаживающих ран. Они привыкли к ожиданию смерти, не страшились, готовы были идти ей навстречу, чтобы избавиться от страданий. Это был худший из лагерей, которые видел, в которых жил Сергей. Отсюда до небрежно взорванного рва на перепаде двух сопок для этих людей оставался один короткий шаг. Вспомнился железный шкаф с ящиками в комнате УРЧ, плотно набитые в них картонные карточки - все, что остается от заключенных, прошедших приисковые мясорубки.
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
…Перед Морозовым вырос дневальный. Ноздри его чутко подрагивали. Почувствовал запах съестного:
- Куда идешь? Не заблудился? Кто нужен?
- Петров Павел Петрович. По приказу начальника лагеря.
Дневальный, низенький мужчина с острым лицом и жадными глазами, еще раз вдохнув желанные запахи, сказал:
- Пойдем. Мне говорили.
Они шли, лавируя между сидевшими людьми, связками ивняка, кучами корзин, на них отовсюду глядели пустые глаза, в которых не было ничего, даже любопытства. Здесь не жили. Просто существовали до завтрашнего дня. Дальше не заглядывали.
Агроном Петров сидел на краю нар и одной рукой, помогая себе зубами, скусывал кору с прутьев, откладывал белые оголенные лозины, ровнял стопку, а кору бросал вниз.
- А, это вы! - Петров едва заметно улыбнулся. - Честно скажу, не ждал. Думал о вчерашнем: мистификация. Садитесь рядом.
И подвинулся. Дневальный топтался возле них. Сергей полез за пазуху, вытащил плоскую половинку буханки, разломил, одну сунул в руку Петрова, другую протянул дневальному. С соседних нар несколько бледных лиц, не мигая, смотрели на эту процедуру. И Петров и дневальный уже жевали, быстро оглядывались по сторонам, старались скорее проглотить. Лишь справившись с первым куском, Петров, а за ним и дневальный, тихо сказали "спасибо" и опять взялись за хлеб.
Сергей подтянул дневального за грудь и прошептал:
- Найди мне Черемных, Виктора Павловича, он в этом бараке. И приведи сюда.
- Знаю, - дневальный кивнул. - Такой, высокий, без зубов.
И вертко пошел по проходу, продолжая жевать.
Петров уже спрятал остаток хлеба под рубаху. Когда Сергей протянул ему еще банку консервов и огурец, он как-то странно хихикнул, банку сунул под себя, а огурец с хрустом в три приема съел - боялся, что кто-нибудь отнимет.
- Пойдем, коллега, на вахту. И на речку. Осмотрим остров поближе.
- Так это серьезно? Я все не верю. А нас выпустят? Вдруг я не дойду? Слабость, понимаете?..
- Помогу. Это недалеко. Если дело удастся, майор переведет вас в отдельный закуток при бараке и выдаст пропуск на вольное хождение. Определим, что надо для первых работ, сколько людей в огородное звено.
Хлеб был съеден. Петров вздыхал, словно ему не хватало воздуха. Он сонно закрывал глаза.
- Вам что, плохо?
- Нет-нет, это так… - Он провел по лицу ладонью, улыбнулся.
- Одевайтесь, пройдитесь туда-сюда, разомните ноги. У меня тут знакомый должен быть. Я подожду.
Возник дневальный, прошептал:
- Он не встает. Просит к нему. - И зашагал впереди.
Но дневальный ошибся. Черемных, предчувствуя нечто важное, поднялся сам. И придерживаясь за нары, переступая ослабевшими ногами, двигался навстречу. Или свет был слабый, или Черемных уже забыл соседа по пересылке, но только Сергей оказался проворней, сходу обнял подполковника, почувствовал его слабое тело и когда откинул голову, близко увидел глаза, полные слез:
- Неужели это ты, Сережа? Как очутился в нашем аду, как нашел? Господи, вот радость-то какая! Сергей Морозов, здоровый и живой! Тебя освободили? Можно поздравить? Надо присесть и поговорить.
Как только они сели, Морозов вытащил еще две плоские половинки хлеба и сунул их с банками консервов под тюфячок. Но Черемных тотчас вынул хлеб и, виновато улыбнувшись, впился в буханку.
- Вот с этим вкуснее… - Сергей протянул зеленый огурец.
Подполковник взял огурец так нежно, как берут святыню или мать своего ребенка-первенца. Секунду-другую смотрел на него, а потом откусил и заплакал. Жевал, а слезы катились по щекам, и до того было больно смотреть на его заплаканное, некогда такое волевое лицо, что и у Морозова защипало в глазах. Черемных плакал и ел, откусывая и хлеб, и огурец, не разговаривал, пока не утолил голод, пока не обрел способность владеть собой.
- Откуда вы попали сюда, Виктор Павлович?
- С прииска имени Водопьянова, это в Северном управлении.
Почти два сезона там. Пока не превратили в существо, какое ты видишь. Позволь мне… - И опять взялся за хлеб. Голод подавлял другие чувства.
- Это ужасный прииск, - сказал он. - Там нелюди начальники Холостюк и Гранков. Каждый день умирающих везли в зону.
- Убивали?
- Чаще просто садились без сил в забое и умирали. Замерзали. Это так просто: полчаса - и все мучения кончались… По вечерам мы их везли к вахте на полозьях от коробов. В это невозможно поверить, надо видеть.
- Я видел, был на прииске "Незаметном", где такой же режим. Чудом спасся и очутился на стройке, где мы с вами встретились, помните? Я еще не освободился. Работаю недалеко отсюда, в совхозе "Дукча".
- А здесь почему?
Экономя минуты - о нем, наверное, уже вспоминал начальник лагеря, - Сергей коротко рассказал, почему здесь и скороговоркой добавил:
- Тут в бараке Петров Павел Петрович, запомните? Он будет создавать подсобное хозяйство, возьмет вас в бригаду. Назовитесь огородником. Я буду навещать вас, тогда еще поговорим. А сейчас ухожу, Виктор Павлович, боюсь войдет начальник. Петров Павел Петрович, запомните!
Договаривал последние слова и тут же выкладывал оставшийся хлеб, консервы, еще один огурец. Черемных мгновенно прятал драгоценную пищу, согласно кивал и тоже вглядывался в барачный проход.
Простились вовремя. Едва Морозов вернулся к Петрову, который уже приготовился к выходу, как в дверях выросла длинная фигура начальника.
- Задержался ты, агроном, - сказал он, осматриваясь по сторонам. Барак как-то притих. - Ну что? Потопали?
- Петров очень слабый, пока растормошил его, пока помог одеться… С одной-то рукой не очень…
- Такие вещи, как руки, терять не положено. - И хохотнул: - Новые не вырастают. Готов к походу?
Втроем они вышли за вахту, спустились вниз. Восемь инвалидов неторопливо, как во сне, грузили дукчанские машины. Шоферы, увидев начальство, тоже взялись за вилы. Прошли мимо на остров, куда был сделан пешеходный мостик. Сергей подобрал у конюшни лопату и теперь рыл пробный шурф. Показал Петрову и начальнику отвесную стенку:
- Видите темный слой? Это природный гумус из наилка. Самый плодородный слой. А глубже песок, так? Пахать поле вряд ли надо, чтобы не выворачивать песок наружу. Раскорчуйте гнезда тальника, сровняйте поверхность и возите перегной лошадьми, один воз на десять квадратных метров. Это хорошая доза. Вы, Павел Петрович, с разрешения майора и с его письмом приезжайте в Дукчу, возьмете культиватор, у нас есть списанные, за день-два отремонтируйте. Впрягайте три-четыре коня, за пару дней прорыхлите культиватором вдоль и поперек для начала гектар или два, лопатами сделайте гребни, обязательно с юга на север. А потом к нам с письмом за рассадой. Семена моркови, редиса, свеклы тоже можно получить в совхозе. Успеете посеять, если не все десять гектаров, так половину и то хорошо. Я подъеду, как будет время.
- Будем рады, - сказал майор и откинул голову. - Тебе все понятно, Петров?
- Так точно, гражданин начальник! Могу подбирать звено? Человек десять?
- Да хотя бы и сто! А ты, Морозов, приезжай, не будем терять связи, раз полезны друг другу, так?
- Пока наши машины сюда ходят, это не трудно. Письмо пишите на имя директора совхоза Бабичева, или главному агроному Пышкину.
- Запоминай, Петров. Напишешь сегодня же. Пошлю человека за семенами, чтобы не терять дня.
- Петрову пропуск нужен, - напомнил Сергей. - И всему звену. Лучше, если они шалаш себе поставят на лето, чтобы оберегать поле.
- Будет пропуск, если постараются. Свой огород, как же!
Майор был необычайно доволен. Все так просто и несложно, никаких хлопот для него! А приедет начальство, можно показать сделанное и заслужить похвалу. Колыма, а они с овощами! И не возникло у него горечи, что до сих пор не додумались до такого простого дела. Ведь тысячи людей, сколько из них могли бы поработать на земле, да получить в обед хоть две редиски!
В хорошем настроении пребывал и Морозов. Его друг Черемных получит пропуск - это раз. Навоз - бесценнейшее средство для урожая на Колыме пойдет в совхоз и будет идти, пока майор не хватится и не наложит запрета: себе нужней…
Спустя два часа Сергей докладывал Пышкину о первых десятках тонн конского навоза, получил "добро" на продажу семян инвалидному городку и не удержался высказаться по поводу "дубовых" руководителей, которые не используют возможности огородничества на Колыме. Что эти пять совхозов, когда можно иметь сотню подсобных хозяйств везде, где имеются лошади или коровы!