Во-первых, циничным Пушкин не был по Божественному предназначению. Написав молодым "Гавриилиаду", он всей своей последующей жизнью искупал сей грех богохульный и кровью своей смыл прегрешения и человеческие слабости. А самое-то главное, загляни Алибасов в последние исследования пушкинистов - и не стал бы он вспоминать про пресловутый сундук. Не Анне Керн посвятил он строки о чудном мгновении и гении чистой красоты! "Сикстинская мадонна", так потрясшая В.А. Жуковского и восторженно описанная им, а может, и сама императрица Александра Фёдоровна, перед красотой которой тайно преклонялся великий поэт, вдохновили Михайловского изгнанника на божественное творение. Поездили бы почаще к берегам Сороти "нанайцы" и большие литературные дяди, впавшие в детство и ставящие мини-памятники зайцам и чижикам-пыжикам, - глядишь, что-нибудь поумнее и придумали бы, чем интерпретации непроверенных рассказов и баек, связанных с именем Пушкина.
Покопавшийся в исподнем великого поэта эстрадник Алибасов достоин сожаления, и есть надежда, что, пообщавшись со вдовами великих наших писателей, он ещё чему-нибудь научится, ибо наивность и горячность сего эстрадного мустанга, вероятно, поддаются дрессировке. Куда безнадёжнее, безысходнее и страшнее будущее писателя В. Пьецуха, посягнувшего в одном из номеров "Литературной газеты" на эксгумацию и препарирование творческого наследия, да и не только его, но и на физиологическое копание в человеческой судьбе Лермонтова. В своём опусе "Тяжёлые люди, или Провидение и поэт" сей замысловатый автор берёт быка за рога "во первых строках письма своего".
"Нет в нашей литературе явления более загадочного, чем Михаил Юрьевич Лермонтов, во всяком случае, ни один русский писатель не возбуждает столько недоумений, вопросов, предположений под общей рубрикой "если бы да кабы" (а Достоевский, Гоголь, Толстой? - С.Я.). Например, затмил бы Лермонтов Пушкина, если бы он не погиб, как говорится, во цвете лет? (постановка вопроса даже не на уровне детского сада, а, скорее, яслей. - С.Я.) Кабы он не заболел в детстве редкой формой рахита, вышел бы из него гениальный художник в области изящной словесности или нет? Коли Бог время от времени засылает к нам гениальных художников, то почему они так дурно себя ведут (sic!), а есть ли, в самом деле, Бог, если великие поэты погибают нелепо, едва околдовав своих современников, и, как говорится, во цвете лет?"
Первый абзац пространного рассуждения о рахитах и других физических и психических отклонениях Лермонтова мог бы стать для автора и читателя и последним. Все дальнейшие многословные рассуждения - лишь вода в ступе, которую толчёт горе-критик, добавляя то соли, то перца, но варево остаётся невкусной размазнёй. История болезни Лермонтова, сфабрикованная "румяным" его критиком, состоит из непроверенных обрывков чьих-то мыслей и рассуждений и диагнозом быть не может ни в коем случае. Покопавшись поверхностно ещё и в истории отношений поэта с Екатериной Сушковой, оставив бедную девушку "на бобах", писатель-супермен заключает: "Занятно предположить: если бы Михаил Юрьевич был статен и красив лицом или вовсе не придавал значения своей внешности, он вряд ли опустился бы до такой низкой выходки (сознался в том, что не любит и не любил никогда девушку. - С.Я.), хотя, вероятно, поэзия его была бы не столь пронзительна. Впрочем, он был гением, а у них не всё так причинно-следственно, как у нас".
Да, Лермонтов был гением, и, в отличие от Пьецуха, у него всё причинно-следственно, и нет в его жизни и поэзии в "огороде бузины, а в Киеве - дядьки". И не надо "пьецухам" копаться в истории болезни гения, особенно, когда позволяют "пьецухи" задавать вопросы: "Есть ли, в самом деле, Бог?"
Есть Бог, господин Пьецух, и именно от Бога получил свой талант Лермонтов, а не по причине рахита стал великим творцом. Бог сделал тонким художником Тургенева, а не "странная четырёхмесячная болезнь", о которой читаем в опусе Вашем. И если Бог отпустил Вам, в отличие от больных Лермонтова, Гоголя, Тургенева, "злюк, интриганов и драчунов" Хераскова, Сумарокова и Ломоносова, Пушкина, с отвращением читающего свою жизнь, невыносимого Льва Толстого, хандрящего Чехова, пьяницы Куприна (список составлен по материалам статьи Пьецуха) здоровье, так попробуйте написать что-либо приближающееся К творениям пациентов, которых помещаете Вы в больницу для прокажённых. Не стану спорить - в здоровом теле здоровый дух, но судить об этом здоровье можно лишь по результатам духовного зрения здоровых его обладателей.
Лет пятнадцать назад на волне пресловутой перестройки, отвязанные с поводка демократии, некоторые хваткие наши кинематографисты, под шумок свергавшие и оплёвывавшие своих учителей, потоптались, подобно носорогам, по фильму "Лермонтов", снятому молодым режиссёром Н. Бурляевым. Сколько грязи и оскорблений вылили выдающие себя за прогрессистов громилы на обычную ученическую картину, снятую, может, и робко, но с большим тщанием и пиететом перед её героем?! В бурляевском фильме были и немалые удачи, и любовное отношение к порученному делу, и даже творческие находки. Но оппонентам во главе с распоясавшимся С. Соловьёвым хотелось протолкнуть своё кинопроизведение о Лермонтове, чей сценарий очень созвучен с пьецуховской патологоанатомией и копанием в чернухе окололермонтовских исследователей.
Соловьёв оторвался тогда на пошлейшей "Ассе" и разноцветных "Розах". Результат тлетворных этих однодневок не замедлил сказаться. Сколько оболваненных юнцов испытали на себе гниль и пустопорожность болтливых тех кинолент. И когда сейчас Соловьёв в средненькой картине "Нежный возраст" ставит вопрос, кто довёл детишек наших до уровня мышления "милых жоп" и наркоиглы, то пусть ищет ответ на него в предыдущем своём творчестве. Нечего было копаться ему и ближнему кругу в проблемах, был ли Ленин грибом, и юродствовать на горе русского народа. Ленин был врагом всего Божественного и разумного и сумел отравить своей идеологией не одного Соловьёва, но и людей более стойких духом, да поддавшихся на приманку разрушительных идей, привнесённых в Россию иноверцами.
Патологоанатомический опус Пьецуха, к удивлению моему, появился на страницах "Литературной газеты". Каждой своей мыслью и способом изложения просится сие сочинение в анналы "Московского комсомольца", любящего попотчевать своих читателей тлетворной пищей. "Литературная газета", радующая последнее время замечательными выступлениями Скатова, Пороховщикова, Кивы, Золотусского и других думающих авторов, напрасно проявляет плюрализм, печатая Жуховицких, Пьецухов и других модных говорильщиков. Про них хочется сказать: "А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь".
Идолы рукотворные
Отчего "памятник водке" оказался важнее бюста Станиславского
Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, всё чаще приходят запросы о правомочности повального воздвижения монументов, скульптурных групп и памятных знаков в различных уголках необъятной нашей Родины. Конечно, время на дворе окрашено революционными переменами и потрясениями, и тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал этому вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. В стране дымились пожары Гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч жителей, а скульпторы наспех мастерили памятники знаменитым революционерам, писателям, философам, учёным. Даже персонажей церковной истории не забыли и, хотя бы в гипсе, увековечили социально близкого разрушителям России Иуду Искариота.
Хозяева сегодняшней жизни, празднуя балы в честь сомнительных удач, стараются как можно быстрее увековечить близких им по духу кумиров, забыв о том, что существует специальный параграф, узаконенный ЮНЕСКО, который не рекомендует устанавливать памятники деятелям культуры раньше чем через пятьдесят лет после их ухода из жизни. "Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд", - писала Марина Цветаева. Слова юной поэтессы оказались пророческими, творчество её стало классикой русской литературы наряду с шедеврами Пастернака, Ахматовой, Гумилёва, Мандельштама. Но не им ставят памятники нынешние культуртрегеры. Забыты монументальными пропагандистами Станиславский, Шостакович. Тютчев отмечен лишь скромным бюстиком во дворе московской усадьбы. Зато облагодетельствовали центр Москвы шемякинскими изваяниями человеческих пороков, помещённых по соседству с Третьяковской галереей и памятником Илье Репину. Благодарный новым хозяевам господин Шемякин торопится увековечить память петербургского губернатора Собчака. Американский "земляк" Шемякина Эрнст Неизвестный задумал проект "Памятник водке". И это в древнем Угличе, где одна из страшных нынче проблем - пьянство. Впрочем, заокеанского "Микеланджело" не волнуют здешние проблемы. Тем более что прецедент имеется - болванчики в честь певца российского алкоголизма Венечки Ерофеева уже установлены на трассе Москва-Петушки. Виктор Астафьев, сам в молодые годы неравнодушный к рюмке, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А ещё один полуамериканец Евгений Евтушенко договорился до того, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем...
В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Жертвователи вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости увековечиваемого деятеля и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века Медный всадник, Минин и Пожарский, опекушинский Пушкин, микешинское Тысячелетие России в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времён, выпавших на нашу молодость, но не могу не признать, что всесильный Вучетич, обладавший неограниченными возможностями и властью, сработал всего три монументальных колосса: памятник воину- освободителю в берлинском Трептов-парке, железного Феликса и Родину-мать в Сталинграде. Поучиться бы нынешним суетливо плодовитым ваятелям такой сдержанности у "хозяина всея советской скульптуры".
Кто в чаду охватившей страну монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал конвейерный скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличную позу у главного входа в Государственную библиотеку Фёдора Михайловича Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнёсся бы к идее быть дважды увековеченным, причём в первый раз блестящим монументом в Москве, где он только родился и жил маленьким мальчиком. А что бы сказал Михаил Афанасьевич Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразной "примусной" композицией того же скульптора в честь романа "Мастер и Маргарита"? Спасибо московским старожилам, лёгшим под колёса самосвала со строительными конструкциями и не давшим надругаться над заповедным местом.
А разве прислушались те, кто "облагораживает" Манежную площадь торговыми точками и фонтанами, к мнению истинных специалистов и хранителей исторической памяти?
Разве подумали они, прежде чем дать щедрому дарителю Церетели плодить примитивный зверинец рядом со святая святых - Могилой Неизвестного Солдата, символизирующей жертвенный подвиг миллионов убиенных на полях Великой Отечественной?
Неужели не дрогнуло сердце у заказчиков и проектировщиков, когда смотрели они чертежи и планы экспозиции возводимого на Стрелке монструозного Петра? Ведь и неспециалисту было понятно, что это "восьмое чудо света" исказит облик столицы до неузнаваемости, загородит не только храм Христа Спасителя, но и сам Кремль невозможно будет разглядеть с Воробьёвых гор.
Лукавый так и старается опошлить любое, даже самое светлое событие, каким два года назад стал, к примеру, 1100-летний юбилей Пскова. Напрасно пытались искусствоведы доказать местным властям, что глупо в рамках одного торжества открывать сразу два памятника основательнице города Святой Равноапостольной княгине Ольге с интервалом в один день. Возымел действие веский аргумент московских ваятелей 3. Церетели и В. Клыкова: монументы устанавливаются безвозмездно. Безвозмездно для Пскова, хотя одному Богу известно, сколько уйдёт денег на затраты по установке и благоустройству. Но и самим "данайцам" дары их кто-то оплатит, ибо бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Может, щедрым москвичам лучше отреставрировать разрушающиеся нерукотворные памятники Святой Ольге - древние псковские храмы?
Псков в катастрофическом положении, а состояние его архитектурных сокровищ сравнимо разве что с последствиями военных лет. Но у нас совсем забывают о том, что оставлено в наследство талантливейшими мастерами Древней Руси, и не гнушаются рядом с обветшавшими жемчужинами, а иногда и руинами ставить новенькие памятники, выглядящие, словно заплата на драном кафтане. Сказано в Евангелии: "И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты; ибо вновь пришитое отдерёт от старого и дыра будет ещё хуже ".
Забывают современные скульпторы и их заказчики (да и знали ли?): церковные каноны исключали круглую скульптуру и установку памятников святым. Храм, икона, фреска, плоская резьба, мелкая пластика, книжные украшения - вот основной набор древнерусских мастеров. Мне понятно, что снятие запретов и отмена атеистических изуверств побудили современных художников приложить своё дарование к прославлению подвигов молельников и подвижников православных. Я приветствовал установку памятника Преподобному Сергию в Радонеже и даже помогал скульптору В. Клыкову преодолеть запреты на его открытие. Радовалось моё сердце, когда во дворе Марфо-Мариинской обители (где проработал четверть века) тот же мастер с чувством меры и такта поместил изящную скульптуру Святой Елизаветы - основательницы монастыря княгини Елизаветы Фёдоровны. А дальше пошёл поточный метод изготовления штампованных поделок. И сегодня докатился этот поток до тихого посёлка Борисоглебский Ярославской области, где рядом со стенами прославленного монастыря Святых Бориса и Глеба намереваются воздвигнуть очередной церетелевско-данайский дар - десятиметровые бронзовые изваяния Преподобного Иринарха, благословившего Дмитрия Пожарского на борьбу со смутой, и воина-монаха Пересвета. Как специалист по древнерусскому искусству, без малого полстолетия посвятивший спасению и реставрации церковного культурного наследия, я обращаюсь к тем, кто благословил впавшего в монументальный угар Церетели: остановите беспредел, вспомните о евангельской заплате на ветхой одежде Борисоглебского монастыря...
Единожды солгав
Свобода слова, о которой мы все мечтали и которой упивались на кухонных посиделках в так называемую тоталитарную эпоху, обрушилась на Россию стихийно и нежданно, будто майский снег на расцветшие фруктовые сады. И сразу стало ясно, что сама по себе свобода эта отнюдь не самодостаточна, а скорее вредна и опасна, если ею пользоваться не во благо народное, а ради сиюминутной корысти новых хозяев жизни, присвоивших себе право на такую свободу. Вспомните, например, газеты, журналы и телеканалы конца 80-90-х годов, превратившиеся в мутную клоаку либеральной вседозволенности и беззастенчивой лжи, вместо того чтобы обеспечить объективное освещение происходящего в стране. Какие ушаты грязи выливали сорвавшийся с цепи коротичевский "Огонёк" и яковлевские "Московские новости" на тех, кто шёл не в ногу с "демократами", самозабвенно проклинавшими сталинский и брежневский режимы и возводившими почётные пьедесталы верным детям и внукам ленинско-троцкистской гвардии.
Сколько дифирамбов Бухарину, Тухачевскому, Якиру, Литвинову и другим разрушителям России было пропето слугами партийной верхушки, занимавшими главные места у номенклатурной кормушки. С какой щенячьей радостью перекрасившиеся журналы публиковали казавшиеся сенсационными, а на самом деле давно отшлакованные архивные документы о "героях", уничтоживших мировую и отечественную литературную и художественную классику, превративших подлинную культуру в экспериментальный суррогат, столь близкий и дорогой "комиссарам в пыльных шлемах" и "детям Арбата". Закрывали глаза борзописцы на тот факт, что родители этих детишек заняли дома, принадлежавшие ранее истинным арбатским старожилам, уничтоженным красным колесом революции. Возмездие, обрушившееся на их отнюдь не невинные головы со стороны бывшего подельника, превратившегося в тирана, стало законной платой за физическое уничтожение миллионов русских крестьян, лучших представителей отечественной интеллигенции, за пастырей православия, живыми закопанных в землю или сосланных на верную погибель на окраины бывшей империи. Вот их-то и славили писатели, режиссёры, актёры и публицисты, поспешившие поменять партбилеты на иностранную валюту.
Наводнившая книжные прилавки литература подменила свободу слова неприкрытой ложью, дешевизной формы, смакованием запретных тем и растлением подрастающего поколения. Особенно неприятно повели себя авторы мемуарного жанра, поспешившие, по меткому выражению Валентина Распутина, "вывалить чрева на всеобщее обозрение". Бог с ними, вралями и нарциссами. Исписанная бумага, как говорится, две копейки пуд. Но когда, ублажая себя любимых, они возводят напраслину на людей высоко духовных, сумевших и при большевистском режиме остаться нравственными ориентирами, невольно хочется одёрнуть клеветников, порочащих подвижников, ушедших из жизни, а потому сраму не имущих.
Три года назад, приступая к работе над книгой "Архимандрит Алипий. Человек, художник, воин, игумен", я обратился к людям, имевшим счастье общаться с прославленным настоятелем Псково-Печерского монастыря, с просьбой поделиться со мной своими воспоминаниями о батюшке. Вспомнились рассказы игумена о молодом ленинградце Мише Шемякине, которому он помогал, как и многим другим неофициальным художникам. Словом и делом благословил он начинающего мастера, покидавшего Родину не по своей воле. Архимандрит Алипий в наших с ним мимолётных беседах вспоминал и о других подпольных творцах, искавших у него поддержки и понимания. Передавая мне фотоальбомы их выставок, игумен говорил: "Кокаином от картинок этих попахивает, но моя обязанность каждому нуждающемуся поспешествовать". Оказалось у меня и гравированное Шемякиным изображение Богоматери с трогательной надписью: "Архимандриту Алипию. Отцу, Наместнику, Художнику и Человеку с большой буквы".