Уже не раз лингвисты обращали внимание на то, что формула владения в русском языке тоже бытийная, и это парадоксальный для других народов, не понятный им наш национальный взгляд на мир. Когда русский человек хочет объяснить, чем он владеет, он говорит - "у меня есть", структура языка заставляет его мыслить, что его собственность дана ему свыше, а не завоевана его жадностью или алчностью, она просто дана и она есть, что значит - существует в собственности. Русская грамматическая формула "у меня есть" определяет нашу природную нерасчетливость, наше врожденное и воспитанное родным языком нежелание потворствовать даже собственным прихотям. Действующий вопреки этой формуле русский, вожделеющий к богатству, алчущий выгоды, поступает не по-русски, мы тотчас же присваиваем ему прозвище хапуга, рвач, ловчила, мироед, кулак, мы его презираем, им брезгуем. Даже торговля в русской языковой картине мира рисуется делом не очень благородным, ибо сам корень этого слова торг-означает дергать, вырывать, исторгать. То есть торговец, торгаш тоже отчасти сближается с понятием рвач. Неуемная страсть к богатству в русском представлении - безумие. Ибо ему есть строгие ограничители: "на наш век хватит", "будет с нас - не дети у нас, а дети будут - сами добудут", "богатство с собой в могилу не унесешь". Поэтому и сегодняшний призыв к обогащению не находит у русских единодушного отклика. Отдельные безумцы кидаются в пучину рвачества и делячества, но огромное русское большинство печально смотрит на них как на воистину сумасшедших, не понимая, как можно попирать свою русскую натуру и насиловать свою русскую душу алчностью. Да и взгляните вы на лица олигархов русского происхождения - на них отчетливы следы деградации - отсутствие разума, любви и добра. Это лица русских вырожденцев, то есть воистину выродков и извергов. Не удивительно, что в одержимой гонке за обогащением русские отстают от других народов в собственной же стране. Им в массе своей не понятно и неприятно вырывать, выторговывать, выцарапывать для себя одного то, что по праву есть и должно быть у всех.
Разве не понятно теперь, почему мы в глазах иностранцев выглядим безвольными созерцателями. Мы не стремимся к обладанию миром, мы не рвемся проглотить чужое или общенародное, - мы живем и действуем с намерением пользоваться плодами своего труда. Мы полагаемся в деле только на себя, стремясь во всем думать своей головой, все делать своими руками, и крепко стоять на своих ногах. Но, видимо, такой образ жизни представляется завоевательному духу Америки, Европы и Азии как бездеятельность и созерцательность, поскольку немец и англичанин, американец и француз, китаец и азербайджанец не видят в русском трудолюбии того, что они привыкли считать деятельностью.
В центре внимания нормального русского человека находится не факт чужой собственности или идея поглощения чужого имущества, а собственное конкретное дело, не ущемляющее чужих интересов. "Эмпирик англичанин имеет дело с фактами, мыслитель немец - с идеей: один давит и грабит народы, другой уничтожает в них саму народность", - такова, по словам русского философа Владимира Соловьева, суть деятельности западноевропейцев. Русский же человек опирается на дело, вся жизнь понимается им как собственные действия в ней. И созерцательность, то есть ленивое прозябание сложа руки, для русского вещь непонятная и неуместная.
Недаром русский всегда стремится прожить жизнь не зря. Что такое жить не зря - значит быть не скучающим зрителем, не томным созерцателем, не праздным наблюдателем, а деятельным творцом и энергичным борцом. По-русски говорят: хуже всего на свете - погибнуть зря, то есть умереть, стоя в сторонке от схватки, трусливо взирая на тех отважных, кто безоглядно ринулся в бой. Перед нами вновь формула русского поведения, определяющая, что сторонний наблюдатель напрасно - зря проживает свою жизнь, по-русски жить не зря - действовать.
Мы выглядим в чужих глазах наивными созерцателями еще и потому, что у русских, с одной стороны, и у европейцев с американцами, с другой, - разное отношение к действенности человеческой мысли. Русский человек мысль рассматривает как дело, вот почему именно в русском обществе и государстве мысль во все времена представлялась опасной, за мысли неправедная власть судила и по сей день судит, будто за совершенное преступное дело, ибо все мы живем, повинуясь русскому языковому правилу "сказано - сделано". Тому тьма исторических примеров, что однажды задуманное волевым русским человеком неизбежно воплощается в его делах.
Есть еще в русском языке особенное слово промышлять, означающее и план действий, и само это действие одновременно. Деловых русских людей звали в старину промышленниками, всякое ремесло, а затем и современную индустрию по-русски именуют промышленностью. Охотники и разбойники (простите, что рядом ставим) поныне отправляются на промысел, разумея, что всякое дело - и хорошее, и даже плохое для успешности должно предначинаться глубокой думой и расчетом.
Однако личная мысль не так значима для русского, пока она не овладеет умами многих соплеменников. Если мысль стала общей думой, то есть обрела черты идеологии, русские ее рано или поздно осуществят, претворят в жизнь. Не случайно именно в России родилось великое учение В.И. Вернадского о ноосфере, в котором ключевая идея - всепобеждающая сила мысли. В.И. Вернадский сформулировал важнейший закон человеческого прогресса: "Мысль не является видом энергии, но действует подобно энергии".
Вот и сегодня мы живем в преддверии всепобеждающего действия русской национальной идеи. Ее главные сокрушающие неправду современной жизни постулаты "Россия - для русских и других коренных народов России", "России - русскую власть". Эти идеи стали ныне общей думой миллионов и миллионов русских людей, которые уже стряхивают с себя летаргическое созерцание, внушенное мерцающими ящиками. Эти идеи действуют подобно энергии, пробуждая в русском народе волю к действию. Они пронзают души желанием прожить жизнь не зря. Даже вопреки обывательскому устричному рассудку многих из нас они убеждают подниматься против несправедливости и геноцида.
Кто устоит против этой энергии, кто совладает с миллионами думающих о несправедливости нынешней власти? Кто сможет перешибить волну ненависти к не по-русски живущим и действующим дельцам и делягам - торгашам, рвачам, ловкачам и обиралам в тех гигантских масштабах, которые не снились ни одному правителю мира? Нет в России таких сил, которые могли бы одолеть эту вздымающуюся на национальной идее мощную русскую силу, не желающую погибнуть зря.
//- Миф о русском анархизме - //
В летописном Сказании о призвании варягов на Русь славяне просят чужаков: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Придите править и володеть нами". Эти слова из древней легенды стали основой упорного мифа о неспособности русских управлять собственным государством и о несклонности русского народа к какому бы то ни было порядку. Мнение это первоначально внедрялось немцами, особенно теми, кто жил среди русских. Сейчас же это мнение разошлось не только по миру, но и по родной стороне нашей, и уже сами русские вбивают себе в голову - мы де не способны ни к какому самоуправлению и самоорганизации. И многие русские теперь уверены, что очень кстати нам чужеродное владычество, где уж русским с собственной страной управиться. Ну, не умеем мы!
То, что немцы не понимали наш русский образ самоуправления, не удивительно.
Германская страсть к порядку является национальной чертой немца, которому помимо этого свойственны "дисциплина, волевое напряжение, предусмотрительность, заботливость". Вот как немец Вальтер Шубарт описывает своих сородичей: "Немцы - полная противоположность славян, которым более всего недостает типичных немецких черт. У немцев повышенная страсть к нормированию. Порядок любой ценой, даже ценою истины! У немцев - организационный талант. Немцы, пожалуй, самый способный народ на земле в плане организации. Немцы - чрезвычайно методичный народ. Немцы являют собою самых деятельных и волевых людей из всех когда-либо живших. Немец - это фанатик человеческой деловитости.".
Конечно, на этом идеальном фоне немецкой организованности русские выглядят, что называется, непрезентабельно. Немецкое методичное нормирование или кропотливое планирование русским действительно не свойственно. У нас на все человеческие планы и нормы есть мощный ограничитель, именуемый Божьим промыслом. Русское упование на Бога и на Его промыслительность более, чем на собственные расчеты, выражено в поговорке "человек предполагает, а Бог располагает". Но это вовсе не означает, что русские движутся по жизни без руля и ветрил, что они носятся неприкаянными щепками в житейских волнах. Напротив, русский, как и немец, следует к определенной цели, но цель для него важнее пути. Немец предусматривает, просчитывает возможные препятствия и пути их преодоления, русский заранее настроен пройти какие бы то ни было препятствия любой ценой. Поэтому ему не надо нормировать и планировать все до тонкостей и деталей. Достаточно начертать направление движения и составить общий порядок действий. Вместо немецкой методичности просчитываемых шагов мы, русские, обладаем трезвым пониманием, что господин случай - внезапный зигзаг или кривизна на пути - такой исконный смысл имеет слово случай, - может порушить любые, самые обстоятельные планы. Но это, с русской точки зрения, хорошо, ибо "что Бог ни делает, все к лучшему". И потому, плавая по "морю житейскому, каменьев подводных исполненному", мы уповаем на свою смекалку, на волю и мужество, и… на наш русский авось. Древнее это речение означало настырное русское упорство. Авось - это готовность встретить препятствие лицом к лицу и лихо, отчаянно, рисково его одолеть. Почемуже поговорку нашу русскую воспринимаем мы ныне с шутливо-скептической ухмылкой по отношению к самим себе: "Русский крепок на трех сваях - авось, небось да как-нибудь". Ведь ухмыляться тут не над чем, просто давно позабыт истинный смысл этих удалых слов. Нету нас более точной и более меткой русской поговорки о русском народе. Что такое авось? Это сложное слово, возникшее из словосочетания, точно также как родились наши исторические сочетания слов - ахти, восвояси. Вот и авось когда-то состояло из трех слов - а - во - се, что значит "а вот так"! То есть восклицание авось! означало: человек крепко, упорно, уверенно стоит на своем и поколебать его очень трудно.
Небось тоже состояло когда-то из трех слов: не - бо - се, и значит оно буквально - "нет, не так"! или "как бы не так"! - отчетливое стремление действовать наперекор - врагам ли, обстоятельствам жизни, трудностям природы, - не суть. Таковы две сваи русского характера: авось - "а вот так"! сделаю, как задумал, как считаю верным, настою на своем; и небось - "как бы не так"! сделаю наперекор всему! Верно сказано: русский крепок на трех сваях - авось (а вот так!), небось (как бы не так!). Третья свая русского характера - как-нибудь. Слово как-нибудь не имело прежде значения ущербного разгильдяйства, лености или халтуры. Как ни будь означало - любым способом достигнуть цели, дойти до нее даже наперекор здравому смыслу, как бы то ни было, чего бы это ни стоило, во что бы то ни стало. Как ни будь!
Вот он истинный смысл очищенной от лживой коросты, от всего наносного, напридуманного, очень точной русской поговорки "Русский крепок на трех сваях - авось (а вот так!), небось (как бы не так!) и как-нибудь (во что бы то ни стало!)".
И разве не оправдал наш народ этой поговорки в истории, упорной борьбе за свое не только духовное, но и физическое существование. Разгромив хазарский каганат, монгольскую империю, турецкую империю, польское королевство, шведское королевство, наполеоновскую французскую империю, гитлеровский Третий рейх, народный характер наш прошел такую школу, которой не знал ни один народ в мире, мы уже инстинктом, нутром чуем необходимость испытаний как горнила, закаляющего тело и душу: "Не терт, не мят - не будет калач!"
Наша русская жизнь - всегда ход против течения, отсюда и поговорка - "по течению плывет только дохлая рыба". Всякий раз, когда случается на Руси беда, а беда по-русски означала исконно иго, порабощение, так вот при нашествии беды нам всякий раз приходилось доказывать и врагам нашим, и самим себе, что мы не мертвые, а живые, что плыть по течению не в наших обычаях, что мы от меча и тягот никогда не бегали и бегать не собираемся.
Вот грянула на Русь новая беда, пришла нерусская власть, а это значит, что пришло время снова доказывать, что русский крепок на трех сваях - авось, небось и как-нибудь, и пусть враги думают вокруг, что-де этот легкомысленный, ленивый, привыкший все терпеть и все сносить народишко склонит выю под очередной грабеж и разор. И хорошо! Неожиданность, как известно, обезоруживает врага. А русские воины на Руси не перевелись. И русские авось, небось и как-нибудь в их подлинном смысле до сих пор живы в нас. Авось выстоим - вопреки невзгодам и предательству, продажной бессовестности властей. Небось не замаешь - наперекор наглому оккупанту и грабителю. Как-нибудь эту напасть переможем - любой ценой силу вражию своей поистине богатырской мощью одолеем.
А теперь коснемся всемирной убежденности в отсутствии у русских способностей к порядку и самоуправлению. Так ли это? Может быть, мы просто принцип организованности мыслим иначе, чем немцы и англичане, французы и американцы, чем евреи, наконец?
Есть два типа отношений в иерархии руководителя и ему служащих - это отношения подчинения и послушания. Под-чин-ение, если следовать исконному значению этого слова, предполагает преклонение перед законом, пребывание под игом закона. Само слово чин есть порядок действий, установленных законом.
Судите сами и по себе: подчинение крайне противно русской натуре, потому что в нем интуитивно, исходя из языковых смыслов, русский человек усматривает скуку регулярности и холод бессердечности. Организация, основанная исключительно на подчинении, наиболее эффективна у законников-немцев, которые и верховного вождя своего именовали "конунг", то есть законодатель. Русскими необходимость подчинения не отрицается, но там, где она применяется в чистом виде, действует у нас из рук вон плохо.
Наш подлинно русский тип организованности основан на послушании. Человек, оказывающий послушание другому, свидетельствует своими действиями, что тот другой достоин его доверия и покорства. Такой тип организации основан не на страхе перед законом и наказанием, а на доверии, уважении и любви к личности того, кому послушен. Таков чисто русский тип организованности, чуждый западному представлению об организации и порядке.
В русском понимании иерархия начальник и подчиненный замещается отношениями, сходными с родственными, в большей мере это иерархия отца, его сыновей и дочерей, между собой являющихся братьями и сестрами. Причем допускается по-русски, что отец-правитель может быть суров, требователен, даже жесток, если жесткость и требовательность полезны детям. Подданные это чувствуют и добросовестно исполняют самые суровые приказы, что замечательно выразил А.В. Суворов, говоря об "отцах-командирах", и об этом же сказывается в старинных военных песнях: "Солдатушки, бравы ребятушки, а кто ваши отцы? Наши отцы - полководцы, вот кто наши отцы". Мы видим такой тип русского послушания в организации казацкой вольницы, где тюркское слово атаман по-русски означает человек-отец, то есть казацкое батька. И в современной российской армии хорошего комбата зовут батя, батяня, а типичное обращение отца-командира к солдатам: "сынки", что тоже наследует древнюю русскую иерархию послушания, а не подчинения.
Ярко выраженная в военных структурахсистема организации на принципах послушания отлаженно действовала в государственном строе России. Царь, верховный правитель Руси-России, у нас всегда именовался Царем-батюшкой, а отношения подданных между собой в подобной иерархии подразумевали братство. Благой, уважаемый, любимый всеми вождь, руководитель имел для русских значение, равное у европейцев хорошему закону. Вождя, того, кто вел за собой, слушались беспрекословно, его любили, его встречали с искренними слезами счастья и умиления, его защищали, жертвуя собственной жизнью. Если же Царь-батюшка, генерал-губернатор, отец-командир, куренной атаман, генеральный секретарь, президент или премьер-министр, и кто бы ни был еще из руководителей, оказывался не достоин уважения и доверия, то русское послушание со временем непременно сменялось неповиновением, доходившим до бунта. На бунт могло поднять невыполнение вождем, князем, царем, генеральным секретарем, президентом, премьер-министром, словом, отцом-батюшкой, своих отцовских обязанностей, в числе которых не только попечение о народе, ка ко своих сынах и дочерях, но и отеческая любовь к ним, гордость за них и их успехи. Западная иерархия, основанная на подчинении, не предусматривает ни попечения, ни взаимной любви, ни отеческой гордости, именно оттого подчинение закону по западному образцу холодно, бессердечно и несимпатично русским.
Самобытный тип русской организованности в современном правлении Россией не то, что не учитывается, о нем просто не ведают нерусские люди, захватившие власть в стране. Они полагаются на западный принцип подчинения закону, понаписали этих самых законов горы немереные и не перестают удивляться, почему в России они не действуют.
Они и не могут действовать в русской среде, где русские не верят в непреложность законов ("закон что дышло - куда повернул, туда и вышло"). Мы, русские, неизменно уповаем на другое: надеемся увидеть в президенте или премьер-министре отца-попечителя о народе. Но никак не можем отеческой заботы в них разглядеть. А коли отец народа о нас не заботится, значит, он нам не отец. А если не отец, то на кой он нам нужен, чтобы е го слушаться!