//- Миф о русском всепрощении - //
Издавна в России считалось, что русский народ незлопамятен, что он легко прощает своим властителям преступления, чужеземцам - обиды. Это представление о русском характере так въелось во все политические сочинения и дискуссии, что говорить о мстительности или обидчивости русских кажется чем-то наивным. Дескать, Ваня-простак все стерпит, забудет самые изощренные издевательства над собой. Выходит, любому наглецу и агрессору дозволено над ним сколько угодно изгаляться. К примеру, без всякого наказания остались заявления Виктора Ерофеева из его опуса "Энциклопедия русской души": "Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене. Иначе они перестанут быть русскими. Русские - позорная нация. Национальная идея русских - никчемность. Русских надо пороть. Русские - самые настоящие паразиты. Нормальное состояние русского - пьяное. Русских скорее объединяют дурные качества - лень, зависть, апатия, опустошенность". Попробовал бы кто выпустить тот же самый текст, где вместо слова русский значилось бы еврей или чечен, армянин или татарин, мир тотчас услышал бы грозный протест оскорбленной нации, не миновал бы и кровавых последствий автор подобной дерзости. Да, впрочем, и не рискнул бы никакой Ерофеев даже икнуть в сторону любого из этих народов. Оскорблять же русских не только смеет, но и делает это с нескрываемым наслаждением.
Почему же русские так безответны? История наша показывает, что мы никогда не были скотски покорным народом, мы терпеливы, но до определенной черты. Только как определить ту черту, когда русские перестают сносить обиды?
Определить предел терпения, за которым неизбежно вздымается волна народного гнева, можно исходя из смыслов русского языка. Само слово гнев укоренилось в родственных словах гнет, угнетение, угнетать. Выходит, гнев - наша естественная реакция на угнетение, ответ на бесконечный гнет. Гнев свойствен русскому человеку, когда его волю подавляют, когда его свободу гнетут, а душу порабощают. Причем гнев - свойство не только отдельной личности. Весь народ может воспылать гневом, если гнет тотальный, бесконечный и беспощадный. Такой народный гнев именуют в истории народным восстанием.
Слово восстание также не случайно оказывается связанным с понятием народного гнева. Ведь гнет разумеет под собой согбенность народа под чужим жестоким ярмом. Сгорбленная, будто сломанная спина - несомненный знак, символ покорности и рабства, потому что покоренный, порабощенный человек, с точки зрения славянина, - это человек подъяремный, ходящий под игом.
Язык наш хранит в себе противоядие от порабощения, от покорности - это исконное, видимое родство слов сгибаться и гибнуть. Малейшая согбенность в осанке человека - уже признак слабости, покорности обстоятельствам, подавления воли, преддверие гибели. Согбенность целого народа, попытка нагнуть русскую шею под чужое ярмо - знак всем нам, кто говорит по-русски, что русским грозит гибель.
Восстание же, по сути - выпрямление народа, выход его из согбенного, гибельного состояния - единственно возможный способ избежать гибели. Таковы законы национальной жизни, подсказанные нам родным языком.
Как последовательны были всегда русские в исполнении этих правил жизни, заложенных нашими предками в языковом наследстве. И как страшен был их гнев в пылу национального восстания! Приведу лишь один факт из истории восстания тамбовских крестьян в 20-х годах прошлого века. Тогда отряд китайцев во главе с картавым комиссаром внезапно нагрянул в село, созвав народ на общий сход. Комиссар стал убеждать мужиков, что новая власть предоставляет им самоуправление, да разве им самим будет лучше, если над ними поставят какого-нибудь чужака, разве не лучше в свой же организуемый Совет избрать своих, лучших, самых уважаемых односельчан. Убедил еврей. Мужики и выбрали с десяток лучших. По приказу комиссара китайцы тут же отвели их к стене церкви и расстреляли. Опешил сход, первыми опамятовались бабы, завопили страшно и с голыми руками кинулись на китайцев. А уж следом вскинулись и мужики, на ходу выламывая дрыны из заборов, замелькали невесть откуда тут же взявшиеся топоры, косы, вилы. Солдат-китайцев порубали на куски, а еврея-комиссара, взвалив на козлы, живьем перепилили двуручной пилой. Так свидетельствуют документы, опубликованные в журнале "Источник". Да, русский народ - добрый, терпеливый, но у его терпения есть грань, за которую лучше никому не переходить. Наше терпение можно назвать даже адским, потому что зачастую муки, переносимые народом, превосходят муки ада. Но за этой гранью русские отказывают обидчику в прощении.
Для того чтобы понять, за какую грань в отношении русских нельзя переступать никому, нужно знать, что исконно означает слово прощение.
Сегодня принято ошибочно считать, что прощение по-русски - забвение обид. Так, в русской христианской традиции принято просить Бога оставить, отпустить грехи (здесь отражен древнееврейский обычай отпускать в пустыню козла - козла отпущения, возложив на него все прегрешения еврейского народа за год - национально чуждое нам представление о том, что можно взвалить свою вину на другого, обвинив его во всех грехах, что натворили сами). Еще чисто по-русски у нас принято молить Господа простить грехи.
Само слово простить восходит к прилагательному простой, то есть прямой, правильный. В русском языке это значение сохранилось в выражении простой путь, значит - прямой, правильный.
В Евангелии сказано: Да будет око твое просто - призыв к тому, чтобы взгляд был прям, без кривизны, правдивый. На Литургии возглашают: Премудрость, прости. Услышим Святаго Евангелия чтение. Что означает: при слушании Премудрости будьте прямы, примите Св. Писание без искажений.
Все эти употребления слова простой возможны, потому что простить исконно означало выпрямить, исправить. Это подсознательно понимает каждый ребенок, который, провинившись, говорит матери: мама, прости, я больше не буду. Когда мы просим прощения у ближнего и взываем - прости, тем самым обещаем исправиться и обязаны исполнить обещание, ведь закон русской жизни - "сказано - сделано".
Русский народ понимал прощение грехов именно как исправление грешника, а прощение обид, как исправление обидчика. В этом, пожалуй, наша национальная особенность в отношении к собственным грехам и к нанесенным нам чужаками обидам. Там, где другие народы, каясь, оставляют свои грехи в стороне от себя или возлагают свои грехи на каких-нибудь козлов отпущения, мы, русские, клятвенно обещаем исправиться. В силу законов родного языка мы имеем также и волевое стремление прощать обиды другим, то есть исправлять их, искореняя зло на земле.
Именно в исконном смысле слова прощать кроется ключ к той самой черте долготерпения русского народа. Мы сначала авансом прощаем обидчика, мы прощаем преступника, при этом подсознательно будучи убежденными, что в результате нашего прощения наш обидчик или преступник должен исправиться, должен восстановить справедливость по отношению к нам, должен загладить обиды и покаяться - делом покаяться в своих преступлениях перед нами.
Но если этого не происходит, если наглый обидчик не желает отступать и наглеет с каждым днем все больше, русские начинают исправлять его сами. Ведь он же непременно, с нашей языковой точки зрения, требует прощения. Если не хочет исправляться сам, его исправим мы и тогда с легким сердцем простим. Окончательно. Как тамбовские крестьяне.
Сколько таких частных актов русского прощения накопилось уже в наши дни! Кондопога, Харагун, Ставрополь, Сагра. Предупреждаем же каждый раз наших обидчиков в трагические эпохи русской истории: "Мы, русские, вас простим, но вам же будет лучше, если исправитесь сами".
//- Миф о русской смиренности - //
Среди русских добродетелей чуть ли не одной из главных считается самоуничижение, которое в быту именуют скромностью, а в религиозном плане - смирением. Особенно русские ценят и в себе, и в других скромность, и означает это слово наше национальное свойство оставаться "на кромке", с краю, в тени, хотя бы по делам и заслугам ты достоин быть в почестях и хвалах.
У нас, русских, не принято кичиться ни умом, ни здоровьем, ни достатком - ничем! Поэтому даже на обычный житейский вопрос - "Как дела?" у нас, как правило, отвечают - ничего, нормально значит. А ведь что такое ничего, это всего-навсего усеченная формула "ничего нового, ничего страшного", то есть все по-старому, своим чередом, и обсуждать нечего.
При этом русский человек словно боится спугнуть удачу, прогневить Бога излишней самонадеянностью, самоуверенностью, расчетом лишь на свои силы. Обратите внимание: ведь мы с вами таковы во всем. У русских не заведено хвастать детьми, их талантами и успехами, в самом слове хвастать содержится иронический смысл - "выставлять напоказ то, что ухватил".
Русская формула обладания, с точки зрения других народов, тоже очень странная - у меня есть. Не то, что в других языках: я имею, я достал, я получил, я схватил, я хапнул. Нет! По-русски у меня есть подразумевает, что любое достояние получено свыше, данность от Бога. И потому у нас существует подсознательная уверенность, что все, данное Богом, при нашей нерачительности и самонадеянности Бог может и отнять.
Отсюда и поговорка, объясняющая всякую тяжкую потерю: Бог дал - Бог и взял!
У русских нет и самовозношения в делах. Упаси Боже нас гордиться своими трудами и подвигами. Не случайно так мало осталось воспоминаний наших русских солдат о былых сражениях, да и мы, потомки, мало что слышали от дедов и отцов о военных буднях Великой Отечественной. Не принято хвастаться, стыдно кичиться.
Этот тип национального поведения во многом запрограммирован тысячелетней традицией русских пословиц и поговорок, в которых смирение и скромность возводятся в достоинства человека, а гордыня и чванство высмеиваются. Традиция самоумаления возникла не на пустом месте. Русские - потрясающе талантливый народ, хваткий, умелый, творческий. При тех пассионарных задатках и дарованиях, что есть у русских, они пожрали бы друг друга, если не накладывать на творческие и пылкие их натуры заведомых моральных ограничений. И эти ограничения, выработанные тысячелетним опытом, подкрепленные православным христианством в формулах Священного Писания "Гордым Бог противится. Смиренным же дает благодать", - сохраняли русскую душу от соблазнов внутри национальных распрей, соперничества талантов и дарований.
Поговорки наши предостерегают от неизбежного падения высоко взлетевшего гордеца: Не смотри высоко: глаза запорошишь. Не подымай носу: спотыкнешься. Выше носа плюнешь - себя заплюешь. С высока полета вскружится голова. Не смейся, горох, не лучше бобов: размокнешь и сам лопнешь. Высок каблучок подломится на бочок.
Поговорки издеваются над чванью и спесью: Гордым быть - глупым слыть. Спесь не ум. Не чванься квас, не лучше нас. Раздайся, грязь, навоз плывет! Посади свинью за стол, а она и ноги на стол. С жиру пес бесится. Вздулся как тесто на опаре. Так зазнался, что и черту не брат. Водяной пузырь не долго стоит. Гроша не стоит, а глядит рублем.
Пословицы прозывают горделивого свиньей, курицей, котом, дураком, козлом, навозом, то есть теми неприглядными, позорными кличками, которые, впечатываясь в сознание, вырабатывают стойкую неприязнь к спеси и хвастовству, буквально, станешь кичиться - быть тебе той самой свиньей, что ноги на стол, псом, что с жиру бесится, или навозом, что плывет, расталкивая грязь.
Но этот естественный для русского человека взгляд на жизнь породил в нашей национальной психологии очень опасные издержки. Скромность как русская природная черта стала повсеместно исподволь подменяться самоуничижением, добровольным умалением, какой-то мазохистской кротостью. И в быту, и в литературе у нас принялись пропагандировать не героя и не подвижника, нам навязывают не творческий русский тип, уверенный в правоте своего дела, а таких множество на Руси, иначе как бы мы построили Великую Империю, нет, повсюду типичным русским выставляется так называемый маленький человек - этакий русский повсеместный Акакий Акакиевич - слабый, жалкий, безвольный неумеха, а если и умеет что, то надо, чтобы им непременно руководили другие, - волевые, сильные, умные, более умелые. В русской среде где таких найдешь, надо призывать инородцев, "приидите править и володеть нами"! И мы, русские, запрограммированные русскими пословицами на скромность и смирение в среде своих же русских, ныне оказываемся оттесненными от хозяйства и культуры в собственной стране, нас оттесняют чужаки, ведь ныне чужеродческий элемент, не имеющий подобного нашему национального кода скромности, а напротив, наделенный психологией ревностного выживания в жесткой конкуренции с талантливой русской массой, стремится и оттеснить, и подавить русских скромняг, тем более что наши скромняги не рвутся выставлять свои заслуги и достоинства, послушно пятятся в тень, попускают притязания чужеродного гордеца, памятуя собственные пословицы - дескать, навоз это все, псы и свиньи, конец которых известен, а мы-де не таковы.
Присмотритесь к руководящему составу нашего правительства, гляньте, кто возглавляет ведущие медицинские центры, научно-исследовательские институты, крупные промышленные предприятия, творческие союзы. Процент русских людей там крайне низок по сравнению с процентным доминированием русских в России. Нас оттесняют в том числе и потому, что мы вбили себе в голову быть смиренными и скромными. Верно, смирение и скромность - это добродетели - среди своих. Но наша скромность среди чужих оборачивается сегодня национальной трагедией - устранением русского народа из элиты страны - творческой, властной, финансовой, промышленной, художественной. Мы скромные, куда нам до Церетели, мы смиренные, пусть гордится Абрамович, мы кроткие, пускай возносится Кобзон. Но народ, в элите которого преобладают чужаки, давно назван учеными Химерой. Нежизнеспособны химеры, рассыпаются в прах, так учит нас опыт истории.
Русские пословицы и поговорки и эту ситуацию предугадывали, ограничения на нашу скромность и смирение давно наложены предками. Вот послушайте, что говорят они нам из глубины веков: Сделайся овцой, а волки готовы! Суровый может сам на беду наскачет, а на смирного - люди нанесут! На Бога надейся, а сам не плошай! Не запрягши, меня не погоняй! Дай черту волю - живьем проглотит!
Показное смирение строго осуждалось как опасное для русского человека, а попытка чужака унизить его, напомнить о якобы природном русском самоуничижении, пресекалась злой иронией: Где нам, дуракам, чай пить! Куда нам с посконным рылом да в суконный ряд! Человек я маленький, шкурка на мне тоненькая!
Надо нам сейчас понимать, что исконные программы нашего поведения среди своих в условиях национальной катастрофы, когда русские ведут борьбу за выживание в чужеродной агрессивной среде, не работают во благо. Русское самоумаление сегодня - это беда, которая может привести к национальному самоубийству. Участь овцы в стае волков легко предсказать.
Глава III. Свои и чужие в русской картине мира
Познать свой народ, разобраться, какие мы на самом деле - дано нам через родной язык. Каждый народ прежде всего и дольше всего сберегает в своей языковой сокровищнице слова, выражения, наиболее для него потребные, ключевые, раскрывающие народное мировоззрение. С ними народ не расстается всю свою историческую жизнь. Лингвисты подсчитали, что из ста наиболее употребительных слов тех языков, которые имеют многовековую письменную историю, за тысячу лет утрачивается, замещается другими словами только пять процентов. Встреться мы с нашими пра-пра-прадедами, мы бы поняли их, а они - нас! Выходит, мировоззрение народа, а оно выражено в словах, очень устойчиво, жизненный опыт языка сто крат богаче опыта жизни каждого отдельного человека, говорящего на этом языке как на родном. Именно язык учит нас жизни, рисует нам русскую картину мира, подсказывает, как вести себя, как действовать по-русски. А имя наше - русское - хранит в себе древнее представление о нашем национальном идеале.