В день своей коронации император даровал ряд милостей: на три года были приостановлены рекрутские наборы, прощены все казенные недоимки, начеты. Освобождались политические заключенные: бывшие декабристы, петрашевцы, участники Польского восстания. В числе этих мер был подписан указ об упразднении округов пахотных солдат. Докладная записка Дмитрия Столыпина сыграла важную роль в решении императора поставить точку в эксперименте, который длился почти полвека. Но самое главное, с высоты престола была возвещена непреклонная воля правительства отменить крепостное право. Началась подготовка к самой главной реформе, благодаря которой Александр II остался в истории как Царь-Освободитель.
Однако сам Д.А. Столыпин не принял деятельного участия в подготовке освобождения крестьян. В 1858 г. он ушел с военной службы и покинул пределы России. За границей на его руках скончался Алексей (Монго) Столыпин. Родные братья в чем-то похожи, например оба не завели семьи, и в то же время очень различались. Бывший офицер лейб-гвардии гусарского полка Алексей Столыпин потратил жизнь на светские развлечения. Бывший конногвардеец Дмитрий Столыпин стал ученым. Живя в Париже и Женеве, он пополнял пробелы в своем образовании. За границей Столыпин познакомился со взглядами Огюста Конта и стал горячим приверженцем его научных методов. По возвращении на родину он опубликовал ряд работ, в которых пропагандировал учение Конта: "Основное воззрение и научный метод Огюста Конта", "Несколько слов о классификации наук О. Конта" и т.п.
Дмитрию Столыпину мы обязаны публикацией переписки его отца с Михаилом Сперанским. Он также опубликовал материалы, посвященные своему деду Николаю Мордвинову, и написал книгу об этом видном государственном деятеле. Но главным делом его жизни стали исследования в сфере поземельной собственности. Он опубликовал два десятка научных работ, которые свидетельствуют о том, что он являлся самобытным социологом. Многолетние наблюдения с помощью анкет и опросов позволили ему прийти к выводам, которые во многом предвосхитили аграрную реформу, связанную с именем его двоюродного племянника. Влияние этого ученого и публициста на формирование взглядов П.А. Столыпина осталось недостаточно изученным. Об этом целесообразно рассказать в главе, посвященной столыпинской аграрной реформе.
Аркадий Дмитриевич Столыпин (1821 – 1899) – отец П.А. Столыпина. Когда при таинственных обстоятельствах скончался генерал Дмитрий Алексеевич Столыпин, мальчику было ровно четыре года. Об отце у него могли сохраниться лишь смутные воспоминания. Детство он провел в подмосковном имении Столыпиных, потом воспитывался в частном пансионе в Петербурге, где встречался с Михаилом Лермонтовым. Он приходился поэту двоюродным дядей, хотя был на восемь или девять лет младше его по возрасту. В юности это составляет огромную разницу, поэтому их знакомство было просто родственным и не очень близким. Подобно знаменитому племяннику, Аркадий Столыпин сочинял стихи. В те годы это являлось обычным делом для молодого человека, и вряд ли юношеская проба пера представляла что-либо ценное. По семейному преданию, от стихосложения Аркадия Столыпина отговорил Лермонтов. Между прочим, Аркадий Столыпин потом рассказывал сыновьям: "В университетском панcионе Мюральда и дома говорили, что Лермонтов пишет стихи лучше меня, но зато я лучше рисую".
О военной карьере А.Д. Столыпина можно судить по его полному послужному списку, сохранившемуся в пензенском архиве и опубликованному научными сотрудниками Лермонтовского музея-усадьбы "Тарханы". В шестнадцатилетнем возрасте он поступил фейерверком 4-го класса в конную артиллерию, в которой в столь же юном возрасте начинал службу его отец. Товарищи по службе приняли его очень тепло, быть может, даже слишком злоупотребляя щедростью юноши из богатой барской семьи. Одна из его тетушек сетовала, что племянник "слишком добр и всех рад кормить без разбору, и все у него юнкера в комнате закуриваются и все на его счет". Согласно формулярному списку, Аркадий Столыпин служ.ил "отлично-ревностно", но за десять лет дослужился только до подпоручика.
Первым браком Аркадий Столыпин был женат на Екатерине Устиновой. О его супруге мало известно. Можно отметить только, что между родом Устиновых и Столыпиными несколько раз заключались браки. Супруга родила ему сына Дмитрия и скончалась при родах или после родов. Вероятно, с этим печальным уходом было связано прошение Аркадия Столыпина об увольнении с военной службы в апреле 1848 г. Основанием была названа болезнь, но это скорее всего формальная причина, так как в июне 1849 г. он по его просьбе вновь был определен на службу в конную артиллерию.
За время недолгой отставки Столыпина по Европе прокатилась волна революций. В лоскутной Австрийской империи вспыхнуло Венгерское восстание. Поскольку в Николаевскую эпоху Россия играла роль "жандарма Европы", император взялся спасти династию Габсбургов. Аркадий Столыпин никоим образом не сочувствовал революциям, потрясшим европейские монархии. Он был в армии, которая под командованием фельдмаршала Ивана Паскевича перешла через Карпатские горы. Сохранился рассказ о том, что во время похода он навлек на себя гнев фельдмаршала своим щегольским моноклем. В послужном списке Столыпина сказано: "В войну с венгерскими мятежниками… находился за офицера Генерального штаба при начальнике летучего отряда артиллерии полковника Хрулева".
Степан Хрулев командовал летучим отрядом, действовавшим в тылу инсургентов. Отряд подвергался постоянной опасности, из которой выручала только хладнокровие и находчивость командира. Однажды отряд наткнулся на венгерский корпус Шандора Надя. Положение казалось безнадежным, но Хрулев пошел ва-банк, потребовав от повстанцев немедленной капитуляции. Повстанцы решили, что окружены, запросили через парламентариев двухдневное перемирие, а за это время подошли основные силы Паскевича, и отряд был спасен. В послужном списке Столыпина отмечено, что он "был в перестрелках с венгерцами". Он зарекомендовал себя образцовым офицером и был награжден серебряной медалью "За усмирение Венгрии и Трансильвании" и получил повышение в чине.
Император Николай I надеялся, что Австрийская империя, которую он спас от развала, окажет помощь в войне с Турцией, начавшейся в 1853 г. и получившей название Крымской войны. Император просчитался, и в этом военном конфликте Россия оказалась в одиночестве против англо-франко-турецко-сардинской коалиции при враждебном нейтралитете Австрии и Пруссии. Аркадий Столыпин участвовал в Крымской войне с первых ее дней, сначала на Дунайском театре военных действий, а после высадки союзников в Крыму был переведен в Севастополь. Оборона Севастополя является одной из самых героических страниц истории русской армии и флота. Вместе с тем Севастопольская оборона, продемонстрировав мужество защитников города, показала техническую отсталость русских вооруженных сил. Аркадий Столыпин, командовавший артиллерийской батареей, имел в своем распоряжении практически такие же пушки, которые отбивал у французов его отец Дмитрий Столыпин во время Аустерлицкого сражения. Их заряжали с дула, тогда как противник располагал современными нарезными орудиями, заряжавшимися с казенной части. И конечно, всех защитников Севастополя приводили в ярость разговоры о повальном воровстве в тылу, об интендантах с набитыми ассигнациями карманами, о бессовестных военных поставщиках, наживавших миллионы на страданиях солдат и матросов.
В Крымской войне была еще одна особенность, с которой раньше не сталкивались. Одновременно с военными действиями велась не менее напряженная борьба на страницах газет. Телеграф разносил весть о ходе сражений, едва противники начинали огонь. Уже появилась фотография, позволявшая запечатлеть боевые действия. В Европе хорошо понимали силу печатного слова. В иностранных газетах и журналах велась целенаправленная политика по дискредитации противника и его вооруженных сил. Федор Тютчев с горечью писал: "Давно уже можно было предугадывать, что эта бешеная ненависть, которая с каждым годом все сильнее и сильнее разжигалась на Западе против России, сорвется когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал". В этом хоре слились разные голоса от приверженцев императора Наполеона III до вождей союза коммунистов Карла Маркса и Фридриха Энгельса, опубликовавших серию статей с обличением захватнических планов России. Когда началась осада Севастополя, англичане высадили целый десант военных корреспондентов и фотографов.
Российская официозная печать проявила полную беспомощность в войне идей. Сухие отчеты в "Русском инвалиде", донесения, в которых вопреки здравому смыслу приукрашивалась действительность, ура-патриотические статейки о неминуемом одолении супостата никоим образом не удовлетворяли общество. Между тем русской армии было кого противопоставить английским и французским военным корреспондентам. Достаточно сказать, что среди защитников Севастополя находился Лев Толстой, артиллерийский офицер, чья мировая слава была еще впереди. Он знал всех трех Столыпиных, сражавшихся в Севастополе, и тепло отзывался о них. Особенно близкие дружеские связи он поддерживал с Аркадием Столыпиным, таким же артиллеристом, как он сам. Лев Толстой писал брату Сергею: "В нашем артиллерийском штабе, состоящем, как я, кажется, писал вам, из людей очень хороших и порядочных, родилась мысль издавать военный журнал с целью поддерживать хороший дух в войске". Журнал предназначался для солдат и изначально планировался как дешевый, следовательно, бездоходный: "Деньги для издания авансируем я и Столыпин". Для богатого Столыпина не составило затруднения оплатить свою долю расходов, а вот граф Толстой уговаривал брата продать барский дом в Ясной Поляне для возмещения расходов на издание военного журнала. Лев Толстой был готов пойти на такую жертву, чтобы донести правдивое слово в противовес казенной лжи: "В журнале будут помещаться описания сражений, не такие сухие и лживые, как в других журналах".
Его надеждам не суждено было сбыться. Николай I не терпел гласности. И хотя Толстой и Столыпин заручились поддержкой высокопоставленных лиц, включая московского митрополита Филарета, в разрешении издавать солдатский "Военный листок" было отказано. Император не видел необходимости менять прежний порядок, когда все статьи, касающиеся военных действий, "первоначально печатаются в газете "Русский инвалид" и из оной уже заимствуются в другие периодические издания". Отказ был одним из последних решений, принятых Николаем I. Его царствование подходило к концу. Всем запомнилось мрачное и подавленное настроение императора в последние месяцы жизни. На его глазах рушилась система, которую он с такими усилиями выстраивал тридцать лет. Оказалась несостоятельной внешняя политика, основанная на принципах Священного союза. Вскрылся обман, с помощью которого долгие годы скрывались истинное положение дел в государстве и реальное состояние армии и флота. О лживости официальных отчетов заговорили даже высокопоставленные чиновники. "Взгляните на годовые отчеты, – писал курляндский губернатор Петр Валуев, – везде сделано все возможное, везде приобретены успехи… Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки… и редко где окажется прочная плодотворная польза. Сверху блеск, внизу гниль". Когда император скончался, пошли слухи, что он якобы принял яд, не выдержав позора и унижения, которые принесла Крымская война.
Кончина императора внушила надежду на смягчение цензурных запретов. Лев Толстой договорился с издателем журнала "Современник" Николаем Некрасовым о публикации статьей с театра военных действий. Июльский номер журнала за 1855 г. открывался рассказом "Ночная вылазка в Севастополе", имевшим подзаголовок "Рассказ участвовавшего в ней". Рассказ был подписан "Ст" – начальные буквы фамилии Столыпин. Редакция журнала поместила примечание: "Сообщением этой статьи мы обязаны г. Л.Н.Т"., то есть Льву Николаевичу Толстому.
В опубликованном при содействии Льва Толстого рассказе был описан боевой эпизод в ночь с 10 на 11 марта 1855 г., в котором участвовали Столыпин и Толстой. "Имел слабость позволить Столыпину увлечь меня на вылазку, хотя теперь не только рад этому, но жалею, что не пошел со штурмовавшей колонной", – писал Лев Толстой. Ночная вылазка была произведена из Камчатского люнета, который солдаты Камчатского полка под сильным огнем прорыли от Малахова кургана по направлению к траншеям, занятым темнокожими зуавами – французскими колониальными войсками. Аркадий Столыпин писал о ночных вылазках: "Вдруг далеко раздастся громкое, дружное ура! Лопаты и кирки брошены, зуавы хватаются за ружья, а мы уже в траншее. Что происходит там, в этой траншее, ни один из участников ночной этой драмы не может рассказать; там душно и тесно, там стоны и проклятия, с которыми часто сливается тихая молитва умирающего…" Во время ночной вылазки были захвачены три траншеи противника и срыты земляные укрепления, старательно возводившиеся зуавами. Под утро труба дала сигнал к отступлению, чтобы войска, ворвавшиеся в траншеи противника, не стали мишенью при дневном свете. "Генерал поминутно посылал ординарцев своих с приказанием отступать, но некоторые команды, в которых перебиты были офицеры, не верили ординарцам и отвечали: "Не таковский генерал, чтобы приказал отступить!"
В рассказе Столыпина нет вымышленных героев. Генерал, который, по убеждению солдат и матросов, не мог дать команду отступать, – это Степан Хрулев, некогда командир партизанского отряда, а теперь один из руководителей обороны Севастополя. Кстати, Столыпин показал ему рукопись, и генерал Хрулев сделал на полях несколько замечаний и дополнений. В рассказе описан таинственный монах, внезапно возникший из темноты. Он тоже имеет своего прототипа – это протоирей Иоанникий (Савинов), чье сложное имя матросы любовно сократили до Аники. Он стал третьим в истории русской армии и флота священнослужителем, награжденным Георгиевским крестом. В рассказе Хрулев и Столыпин спрашивают монаха: "Что это у вас за трофеи?" – "Два штуцера, вырвал я из рук зуавов, спас их, может, быть от греха; а вот это ружье принадлежало злому человеку, он хотел меня убить, видите, и рясу всю прорвал". – "Да как же вы уцелели?" – "На мне была эпитрахиль", – отвечал он спокойно. Мы невольно преклонили перед ним головы".
Сравнивая "Ночную вылазку в Севастополе" с "Севастопольскими рассказами" Льва Толстого, публикацию которых в скором времени начал журнал "Современник", нельзя не заметить разницы в таланте авторов. Столыпину было далеко до одного из величайших писателей, которых знает мировая литература. Вместе с тем рассказ Столыпина представляет собой добротную прозу, написанную в лучших традициях реализма. "Ночную вылазку" можно назвать не столько художественным произведением, сколько великолепным образцом военной журналистики, написанным с большим знанием дела и вниманием к деталям окопной жизни. При этом Столыпин не был полностью свободен в изложении материала, о многом пришлось умолчать по цензурным соображениям. Наконец, следует принимать во внимание, что рассказ сочинялся не за письменным столом, а в траншеях Малахова кургана под непрерывным обстрелом. Ежедневно гибли товарищи Толстого и Столыпина, и писать в такой обстановке было равносильно подвигу. Осадное положение сказалось на качестве рукописи Столыпина. Посылая рассказ в редакцию "Современника", Лев Толстой счел нужным просить Некрасова: "Несмотря на дикую орфографию этой рукописи, которую вы уже сами распорядитесь исправить, ежели она будет напечатана без цензурных вырезок, чего старался всеми силами избежать автор, вы согласитесь, я надеюсь, что статей таких военных или очень мало, или вовсе не печатается у нас и к несчастию". Возможно, Столыпин, как многие аристократы, свободно писал на французском языке, но не был тверд в русской орфографии.
Литературный дебют Аркадия Столыпина оказался очень удачным. Его рассказ опубликовал журнал "Современник", что само по себе являлось честью для начинающего писателя. Так получилось, что Аркадий Столыпин вошел в литературу рука об руку со Львом Толстым, чей талант был окончательно признан после появления очерков из осажденного Севастополя. Для читающей России рассказы, подписанные "Ст" и "Л.Т.", стояли в одном ряду, как произведения, впервые раскрывшие правду о Крымской войне.
Лев Толстой писал из Севастополя, что "Столыпин уже начал рассказ бывшего дела, я тоже напишу его, может быть". Речь шла о деле на Черной речке, в котором Аркадий Столыпин участвовал, так же как Дмитрий Столыпин. Но рассказа он не закончил. Впоследствии Лев Толстой упоминал, что Столыпин "сжег все свои писаные воспоминания о войнах… потому, что пришел к убеждению, что война зло…". Сам Толстой написал об этом сражении не рассказ, а солдатскую песню "Как четвертого числа нас нелегкая несла горы отбирать". Он обвинял бездарных генералов, по вине которых погибли тысячи солдат. Солдатская песня заканчивалась непечатными словами:
И пришлось нам отступать,
Р… ...же ихню мать,
Кто туда водил.