К нам на урок физкультуры пришли мужчина и женщина, Семен Максович и Мария Ивановна. Они посмотрели, как бегают школьники, и отобрали некоторых в легкоатлетическую секцию. В том числе и меня. Весь класс записался в разные спортивные секции: кто в бокс, кто в шахматы. Занятия в секциях были нормой для советского школьника. В первый год я занимался два раза в неделю, постепенно вникая в новый мир спортивной романтики. Мы с товарищами доставали брошюры про великих спортсменов, про Олимпийские игры. Родители, поняв серьезность подросткового увлечения, выписали журнал "Легкая атлетика": в нем соединялись научные статьи и популярные заметки, парадные фотографии и распечатки киносъемок какого-нибудь выдающегося прыжка или броска… Каждый раз при встрече Семен Максович сжимал своими сильными пальцами мое предплечье и проговаривал несколько латинских фраз. "Моритури те салютант! – говорил он. – Тренируешься? Стараешься? Мы сделаем из тебя настоящего гладиатора!" Семен Максович любил вкраплять в свою речь латинские фразы. И вот что интересно: позднее я поступил на исторический факультет Ленинградского университета и сдавал там курс латинского языка. Но если я помню сейчас что-то по-латыни, так это в первую очередь то, что повторял тогда Семен Максович.
Я уже знал, что принадлежу к ученикам Школы Алексеева, но про самого Алексеева имел представление смутное. И спустя десятилетия помню, как увидел его первый раз. Во время тренировки на Зимнем стадионе Мария Ивановна указала мне на проходившего мужчину: "Обрати внимание. Это и есть Виктор Ильич Алексеев". Первая реакция – разочарование. Вот этот коренастый мужчина с большой головой, залысинами и есть тренер, чьим именем названа знаменитая спортивная школа? Чемпионы мне представлялись античными персонажами, похожими на Геракла с копьем или Давида с пращей. Да я и видел уже на стадионах больших и физически, казалось, совершенных спортсменов, на которых хотел бы походить… Разочарование, однако, длилось недолго. Оказавшись рядом с нами, Алексеев поприветствовал Марию Ивановну. Улыбался он искренне, глаза излучали силу и интерес к жизни. Энергичной и какой-то целенаправленной походкой тренер пошел дальше. Почему-то сразу захотелось проявить себя и, хотя бы в будущем, обратить на себя внимание тренера.
Собственно говоря, занимаясь в легкоатлетической школьной секции, я еще не был полноценным учеником Школы. В начале следующей осени на стадионе "Медик" на Петроградской стороне после детских соревнований Мария Ивановна подвела меня к Алексееву.
– Вот он, – сказала она.
Рядом с тренером стоял большой парень, косая сажень в плечах. Мне стало стыдно за свою худобу.
Алексеев улыбнулся, и я невольно улыбнулся в ответ. Мария Ивановна сказала:
– Не такой уж он робкий. Всех в группе обставил в прыжках.
Алексеев продолжал улыбаться.
– Ну-ка, пробегись.
Я пробежал по виражу стадиона изо всех сил.
– Очень стараешься, – произнес Виктор Ильич. – Надо свободнее. Видишь камушек? Ну-ка, возьми.
Я поднял камушек, улыбаясь.
– Чего улыбаешься? – Вопрос прозвучал серьезно. – Брось-ка его. Разбегись и брось через футбольное поле. Только ни в кого не попади!
Я разбежался и бросил.
– Резкий парень, – сказал тренер Марии Ивановне, когда камень перелетел поле поперек и застучал по крыше гаражей.
– И рост есть. И скорость! – повторила Мария Ивановна.
– Как учишься? – спросил Алексеев.
– Учусь. – Я опять застеснялся.
– Увлекаешься чем-нибудь? Смелее, не стесняйся.
Алексеев опять улыбался.
– Книжками по истории. Читаю их.
– Теперь у нас будет свой историк! Принеси любимую книжку посмотреть. Да и тренировочный костюм не забудь.
Помню, как, трепеща, шел до "Гиганта", за ним срезал путь, пройдя насквозь территорию ТЭЦ, на улицу Чугунную. Тут и находилось вытянутое кирпичное здание, в котором располагался спортивный зал Государственного оптико-механического завода, Гомза, а также редакция заводской многотиражки "Знамя прогресса". Коридор, раздевалка, сам зал пропитались специфическим запахом трудового пота.
Здесь в промышленной зоне ковалась слава советского спорта. Ученики Алексеева установили несколько десятков мировых рекордов в разных видах легкой атлетики, а с Олимпийских игр постоянно привозили медали.
К тринадцати годам мое увлечение спортом стало носить тотальный характер. Бесконечное количество раз был просмотрен полнометражный документальный фильм про Игры 1960 года в Риме, шедший широким экраном по стране. Фильм сняли западные немцы. Они объективно показали и своего Армина Хари, чемпиона в спринте, говорившего за кадром, что он самый быстрый человек на свете; и наших Шавлакадзе с Брумелем; и великого марафонца из Эфиопии Абебе Бекилу, победно пробежавшего марафон босиком по раскаленному асфальту…
Отец купил мне пудовую гирю и эспандер. Я начал упражняться с ними в свободное от тренировок время. Появился у меня и резиновый бинт, которым я качал бицепсы, привязав его к батарее. Сначала в зал на Чугунной улице я ходил в младшую группу, которая тренировалась за два часа до основной. Тогда приходили чемпионы и те, кто, как нам казалось, вот-вот чемпионами станут.
Постоянные тренировки странным образом только улучшили успеваемость в школе: спорт приучал рационально относиться ко времени. Сам процесс обучения в школе стерся из памяти. Но я отлично помню подаренную мне десятитомную Детскую энциклопедию оранжевого цвета. Тома по истории и географии я особенно любил…
Пригласили меня первый раз и на летний спортивный сбор клуба в Центральный парк культуры и отдыха им. Кирова (ЦПКиО) на Елагином острове. Когда-то он был местом отдыха царской семьи. Жили юные спортсмены в деревянном кривоватом двухэтажном домике возле знаменитого дворца, построенного по заказу императора Александра I Карлом Росси в начале XIX века. Это блистательный образец русского классицизма в архитектуре… Из ЦПКиО мы ездили каждый день на стадион "Медик", а кроссы бегали по самому острову.
На следующий год летний юношеский спортивный сбор проходил на базе Ленинградского военного округа в Кавголово. Там тренировались по два раза в день, а по субботам выступали на соревнованиях.
Мои дедушка с бабушкой сняли на лето комнату в ближайшем поселке, куда я приходил подкормиться. Тело росло, постоянно хотелось есть. Отец подарил мне килограммовый диск, и я, найдя полянку в лесу, пробовал его метать, вспоминая, как это делали взрослые.
К пятнадцати годам я уже вымахал ростом под метр девяносто. Постепенно оформилась и мускулатура. К осени 1965 года, тренируясь в зале ГОМЗа во взрослой группе, уже мог похвастаться ловкостью и быстротой. На ближайших юношеских соревнованиях я стал чемпионом Ленинграда…
Юношеский опыт повлиял на всю последующую жизнь. Я и теперь так считаю: любой старательный и честный труд приводит к результату. Этот типичный путь прошли тысячи и тысячи молодых людей, попавших в Школу Алексеева.
Тогда же я стал тренироваться у самого Виктора Ильича.
Через два месяца после перехода в группу Алексеева я стал чемпионом страны среди сверстников. Соревнования проходили на Зимнем стадионе. Соревновались мы в двоеборье: прыжки в высоту и длину. По сумме очков я и стал первым. Дедушка и бабушка сидели на трибуне и волновались. Накануне бабушка Ирина Васильевна старательно пришивала к майке номер, а дедушка Северин Андреевич с не меньшей старательностью укреплял пяточные шипы на прыжковой туфле. Стоит перевести данное сообщение на современный язык. Спортивная амуниция достойного класса была в советские времена большим дефицитом. Кроссовки – роскошью. Прыжковые туфли "адидас" или "пума" доставались только членам сборной страны. Обычным атлетам приходилось довольствоваться отечественной продукцией. Наши шиповки оказывались непрочными: пришитая фабричным способом пятка с шипами постоянно отрывалась, все время приходилось что-то изобретать, приклеивая и пришивая ее обратно. Несколько лет я носил хлопчатобумажные костюмы, у которых моментально вытягивались коленки. Спортивной роскошью считался шерстяной костюм с молнией на груди. Такой я получил, когда стал кандидатом в сборную страны. В спортклубе ГОМЗа мне выдавали трусы и майки. Чтобы получить новые, следовало старые сдать обратно. Получал я и синие спортивные тапочки. Кому удавалось, доставали китайские кеды. Наши кеды не котировались. Высшим шиком считалось обладание синим шерстяным костюмом с белыми лампасами, в каких ходили только члены сборной Советского Союза. Южане готовы были заплатить за них большие деньги. Тренируясь в Абхазии, мне неоднократно приходилось видеть мужчин вовсе не спортивного вида в подобных костюмах. Особенно ценились значки "Мастер спорта СССР". Когда я стал мастером, у меня такой значок скоро украли. Их также продавали в южных республиках…
Я вдруг стал спортивной знаменитостью, уважаемым человеком в школе и дома. Меня ставили в пример младшему брату. Начали выдавать талоны в столовую Дворца профсоюзов на одноименном бульваре. Туда можно было ездить обедать после тренировок. Но я предпочел иной, более эффективный способ: сдал талоны бабушке, она поехала в столовую, и ей на всю сумму вручили на кухне оковалки масла, сыра, колбасы и прочей провизии. Это называлось "отовариться". При виде сумки с продуктами, добытыми лично мной, я ощущал блаженную гордость. Идеалы любительского спорта Пьера де Кубертена рушились на глазах.
Вне всякого сомнения, спорт в Советском Союзе являлся тем, что сейчас называют социальным лифтом. Спортивные достижения делали человека материально независимым в раннем возрасте. Поездки на соревнования расширяли кругозор, кое-кому удавалось побывать в других странах. Несмотря на все бонусы, которые давал спорт в социальном смысле, ограничения оставались. Очень редко даже у выдающегося спортсмена была возможность заявить о своих правах. Хотя такое случалось…
…В 50–60-х годах прошлого столетия в мировой легкой атлетике появилось множество гермафродитов. Гермафродиты – это люди с некоторыми врожденными генетическими отклонениями. Внешне женщины, но местами и мужчины. Обычным женщинам на соревнованиях гермафродиты создавали проблемы. В 1958 году на чемпионате страны по легкой атлетике в толкании ядра у женщин победила, как считали многие, женщина-гермафродит. Тогда рекордсменки предыдущих лет Галина Зыбина и Тамара Тышкевич, ученицы Виктора Ильича Алексеева, отказались подняться с победительницей на пьедестал и получить награды. Разразился скандал, женщин поддержали спортсмены-мужчины. Дело дошло до ЦК партии. В итоге почти десятилетней борьбы женщины-спортсменки добились создания на международном уровне медицинской комиссии. Эпоха гермафродитов закончилась…
Между битлами и Пьером де Кубертеном
Надеюсь, что мое повествование представляет этнографический интерес. За последние полвека жизнь в городе на Неве сильно изменилась, и не так уж много людей, живущих в нынешнем Петербурге, имеют представление о том, как обстояло дело в Ленинграде в 60-е прошлого столетия.
Году в 65-м по ленинградскому радио прокрутили несколько песен британского ансамбля "Битлз". Вполне безобидные песенки вызвали массовый энтузиазм среди школьников. Чем-то они нас зацепили. Какой-то позитивной юношеской яростью. Советский диктор представлял битлов как простых рабочих, грузчиков из Ливерпуля. В школу стали приносить мутные черно-белые фотографии битлов с выразительными челками. Записей их песен еще никто толком не слышал, поскольку и катушечных-то магнитофонов никто из моих школьных товарищей не имел.
Эта музыка, которую позже стали называть роком, изменила мою жизнь несколько позже. Я продолжал фанатично тренироваться в легкоатлетической Школе Алексеева, постепенно превращаясь в настоящую спортивную звезду.
Спорт по своей сути – это сублимированная война. По состоянию спорта можно определить состояние дел самого государства. Это особенно справедливо для игровых видов спорта. Сразу после войны московские футболисты поехали в Англию и обыграли несколько лучших команд, включая "Челси". Сказывалось воодушевление, вызванное победой в Отечественной войне. После смерти Сталина в СССР начинается "оттепель", и наша сборная по футболу побеждает на Олимпийских играх в Мельбурне в 1956 году. Стартует космическая эпоха, в которой мы на первых порах лидируем. Сборная по футболу становится чемпионом Европы в 1960 году. Относительная крепость государства позволяет нашим футболистам выглядеть прилично в 70-е годы. Энтузиазм перестройки воплощается в "золото" олимпийской медали советских футболистов на играх в Сеуле 1988 года. С падением Советского Союза падает и российский футбол. В нулевые Россия накачала нефтедолларовые мышцы: сборная России по футболу становится третьей на первенстве Европы 2008 года. А петербургский "Зенит" добивается победы в Кубке УЕФА, затем красиво одолевает "Манчестер Юнайтед" в Суперкубке. Начинается мировой экономический кризис, ударивший по России очень сильно, и мы не попадаем на чемпионат мира. Политические брожения рубежа 2011–2012 годов говорят о слабости государства: российские футболисты плохо играют на чемпионате Европы в Польше и не выходят из группы… В легкой атлетике у личности больше возможности проявить себя безотносительно к общему состоянию дел, но и в этом главном олимпийском виде спорта выступление национальной команды говорит о многом.
…Свое место в чемпионской иерархии мне известно. На этот счет я иллюзий не питаю. Но все-таки я прошел классический путь от подростка, достаточно случайно попавшего в спортивную секцию, до выступлений на престижных соревнованиях в составе сборной страны. Мой опыт интересен тем, что типичен. Надеюсь, он поможет составить картину прошлого, которую я стараюсь, в меру сил и способностей, воспроизвести.
В самом конце 1966 года мне удалось перелететь планку на высоте 2 метра. Весной 1967-го на Зимнем стадионе я опять выиграл первенство страны и выполнил тогдашний норматив мастера спорта – 2 м 3 см. В газете "Советский спорт" напечатали: "Он был по-настоящему счастлив, этот худощавый паренек…" Ленинградская же газета "Смена" утверждала: "Этот атлетически сложенный юноша…"
Иногда я шучу, что мне до сих пор с собой не разобраться…
Началась подготовка к спартакиаде школьников, соревнованиям тогда очень важным, широко освещаемым в прессе. В апреле сборная Ленинграда поехала тренироваться в Адлер, где всех, для видимости, записали в местную школу. Все-таки мы учились в десятом, тогда выпускном, классе и должны были готовиться к экзаменам. Я жил в Леселидзе, абхазском поселке, недалеко от границы с Россией. Утром ездил в школу, затем возвращался. Постепенно от показухи отказались, затею с посещением уроков местной школы оставили и продолжили просто тренироваться. Тем более прошел слух, что членов сборной города от выпускных экзаменов освободят. Слух подтвердился: участники спартакиады школьников выпускных экзаменов не сдавали. Можете себе представить, каков был уровень значимости надвигающихся состязаний.
Вообще-то, в Леселидзе я приезжал с группой Алексеева, еще учась в девятом классе. Хронология за давностью лет перепуталась, но общее впечатление сохранилось. Жили в частных домах рядом со стадионом, где тренировались разные команды, включая и взрослую сборную. Обеды нам готовила абхазская женщина. В домах было сыро, тренировочная одежда не успевала высохнуть. Днем часто моросил дождь. Усиленные тренировки давались с трудом, но было крайне интересно – ты как бы изучал, испытывал возможности организма под руководством великого тренера. Будучи действующим спортсменом, мой тренер Виктор Ильич Алексеев постоянно экспериментировал со своим телом. Став тренером большой школы, Алексеев просто продолжил искать идеальные движения в большем количестве физически развитых тел. Теперь я думаю, что путь, поиск, движение к открытию его интересовали больше самого результата, хотя от крупного специалиста, конечно, требовались и места на пьедесталах. И еще мне кажется, Алексеевым двигало самолюбие самоучки, понимающего законы движения чуть ли не на планетарном уровне.
Случился в Леселидзе со мной и курьез, ставший классическим. На спортивной базе, расположенной между стадионом и морем, почти каждый день показывали фильмы. Виктор Ильич ухватил меня как-то за локоть и усадил рядом в кинозале. Олимпийцы и чемпионы, Трусенев и Михайлов, заулыбались, увидев нас рядом. Во время сеанса Виктор Ильич все время поддавал своим локтем мне под ребра, приговаривая: "Смотри! Смотри! Вот это да! Во дает!"
Много позже мне стало известно, что Алексеев, страстный любитель комедии, старается всегда кого-нибудь посадить рядом для, так сказать, сопереживания. Почти все алексеевцы прошли подобную инициацию, старательно избегая ее повторения.
Там же, в Леселидзе, в педагогических целях Виктор Ильич сымпровизировал, и появился знаменитый рассказ. Одна спортсменка, мол, очень хотела выступить на соревнованиях и серьезно готовилась. Она была беременна, боялась, что ее не допустят до соревнований, и поэтому сильно затягивала живот. На соревнованиях после победного прыжка у нее начались схватки, и она родила прямо в прыжковой яме. У Виктора Ильича своих детей не было. Впрочем, история по-своему удалась…
В юности моими конкурентами обычно становились воспитанники Виктора Лонского, тренера из украинского города Бердичева, создавшего свою школу прыгунов. Базой для нее стал зал, оборудованный в местном костеле, где, по преданию, с польской графиней Ганской венчался классик французской литературы Оноре Бальзак. Многое Лонский перенял у Алексеева, добившись феноменальных результатов. Бердичев постоянно поставлял кадры прыгунов не только на пьедесталы молодежных первенств, но и во взрослую сборную.
Из Бердичева приехали Ахметов и Кирнасовский. У первого я выиграл, а второму проиграл, завоевав в итоге второе место.
Мое "серебро" расценивалось всеми как большое достижение. Шеф был рад, а газета "Смена" опубликовала большую фотографию "серебряного" прыжка.
Скажу честно, вся эта разом нагрянувшая слава не казалась мне неожиданной случайной удачей. За достижениями стояла большая работа и уверенность, привитая Алексеевым. Быть узнаваемым мне нравилось, нравилось то почтение, с которым ко мне стали относиться. Нравилось, когда ко мне на стадионе подходили тренеры, поздравляли или спрашивали о планах на будущее.
После окончания школы я решил поступать на исторический факультет Ленинградского университета. Можно было использовать спортивный блат, но тогда предстояло бы перейти из родного "Зенита" в общество "Буревестник". Предательство и олимпийские идеалы – вещи несовместимые! И тут сказалось освобождение от выпускных экзаменов в школе. К "университетам" я готовился довольно размягченно, читал учебники, сидя на скамейке в Летнем саду. В итоге пролетел по баллам. Меня зачислили на вечернее отделение, а отец сказал: "Вот и отлично! Пора начинать трудовую жизнь!" И отвел к себе в секретный институт, куда меня взяли учеником слесаря.