Положение о суверенитете народа является одним из центральных элементов политической теории Руссо, который считал, что суверенитетом может быть наделено только "коллективное существо". По его словам, суверенитет – это "только осуществление общей воли"65. Руссо пишет: "Суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля"66. Так Руссо обосновывал тезис о неотчуждаемости суверенитета. Другим принципиальным тезисом являлся его тезис о неделимости суверенитета: "В силу той же причины, по которой суверенитет неотчуждаем, он неделим, либо воля является общею [8] , либо ею не является; она являет собою волю народа как целого, либо – только одной его части. В первом случае эта провозглашенная воля есть акт суверенитета и создает закон"67. Много внимания Руссо уделил вопросу "о границе верховной власти суверена". Он пишет, что "все то, чем гражданин может служить Государству, он должен сделать тотчас же, как только суверен этого потребует, но суверен со своей стороны не может налагать на подданных узы, бесполезные для общины"68. Эти тезисы Руссо можно считать наиболее важными для современного понимания суверенитета.
У суверенитета имеется два измерения – внутреннее и внешнее. И. Валлерстайн справедливо отмечает, что суверенитет, как его определяют начиная с XVI в., – это требование, порождаемое не столько самим государством, сколько межгосударственной системой. Развивая далее этот тезис, он пишет, что "в рамках своих границ (которые, однако, должны быть четко определены и легитимизированы на уровне межгосударственной системы) государство имеет право проводить любую политику, которую полагает разумной, принимать любые законы, которые считает необходимыми, и при этом никто – ни отдельные индивиды, ни группы, ни внутригосударственные структуры – не вправе отказаться от их исполнения". При этом суверенитет в международной сфере, по его оценке, "предполагает, что никакое иное государство не имеет права претендовать – ни прямо, ни опосредованно – на полномочия данного государства, осуществляемые им в пределах собственных границ, поскольку такая попытка означала бы покушение на его суверенитет. Разумеется, и прежние государственные образования стремились к обретению всей полноты власти в своих пределах, но "суверенитет" предполагает еще и признание правомочности таких требований каждого из входящих в межгосударственную систему государств со стороны остальных". На основе этого Валлерстайн делает обоснованное заключение о том, что "суверенитет в современном мире предполагает взаимность"69. "Современный политологический словарь" указывает, что "в Средневековье прилагательное "суверенный" просто и более общо используется для определения положения превосходства внутри любой иерархической системы". С созданием же государства в том виде, который оно имеет и сейчас, "суверен берет на себя все более специфические политические задачи, среди которых выделяется задача гарантирования как мира между подданными королевства, так и объединения не только для обороны, но и для наступления против внешнего врага"70.
По крайней мере с XVII в. суверенитет обладателя государственной власти связывался прежде всего с обязанностью поддерживать гражданский мир в стране и с правом вести войны вне ее: "Если внутри политической системы основная цель суверенитета заключается в запрещении частных войн и в мирном урегулировании противоречий между подданными, то во внешнем аспекте суверен ответствен за военные действия с другими государствами. Суверен, таким образом, становится также тем, кто решает, кому быть врагом и кому быть другом (развязывая, следовательно, узел войны или мира)"71. Названные обязанности и права актуальны и в условиях XXI в.; особенно важны последние из них, если учитывать новый цикл возрастания роли военного фактора в системе мировой политики. Для реализации этих суверенных прав государствам, естественно, необходимо иметь вооруженные силы и обладать правом их независимого применения [9] .
Триумфом идеи государственного суверенитета в области международных отношений, оформленного на договорно-правовой основе, можно считать Вестфальский мир 1648 г., которым завершилась Тридцатилетняя война – одна из наиболее опустошительных войн в европейской истории. Его предтечей, если говорить о формировании современной концепции суверенитета государств, явился подтвержденный Вестфальским миром Аугсбургский договор 1555 г. О нем в наше время даже историки вспоминают редко. А между тем он в духе идей Реформации, начатой Мартином Лютером, сделал власть германских князей независимой, и прежде всего – от католической церкви.
Одним из основных трудов Лютера был его трактат с весьма примечательным названием – "Христианскому дворянству германской нации". В нем Лютер резко выступал против господства "вселенской" католической церкви, папского престола в немецких церковных учреждениях. Он писал, что эти учреждения папа "предоставляет и продает… в Риме чужеземцам", которые ничего не делают взамен на немецких землях. Лютер обвинял "назначенцев" папы римского во всякого рода грехах, подчеркивал, что в результате "несчастный народ немецкой нации страдает и гибнет от недостатка добрых просвещенных пастырей". В силу этого "христианское дворянство должно восстать против Папы как против общего врага и разрушителя христианства"72. Реформатор также писал, что "мы немцы хорошо по-немецки научены: мы намеревались стать господами, а вместо этого сделались рабами лукавейших тиранов; у нас имя, титул и герб императорства, которого сокровища, власть, право и свободу взял Папа"73. Страстные призывы Лютера были услышаны германским дворянством, и прежде всего германскими князьями.
По Вестфальскому миру 1648 г. германские князья-суверены получили полные и неотчуждаемые права над контролируемыми ими территориями, независимость как от светской имперской, так окончательно и от церковной власти. В результате этого мира суверенными государствами в Германии, практически свободными от власти императора, стали около 300 различных субъектов международных отношений (эти субъекты получили право заключать союзы и между собой, и между иностранными державами, лишь бы такие союзы не были направлены против императора и империи). Это более чем на 200 лет закрепило раздробленность Германии. Вестфальский мир (наряду с Пиренейским мирным договором Франции с Испанией 1659 г.) – с его принципами полного суверенитета – явно послужил становлению Франции как доминирующей силы в Западной Европе74. Закрепленный в такой форме суверенитет оказался эффективным инструментом прежде всего для французской политики75.
Определив границы государств Европы, Вестфальский мир стал исходным пунктом для всех последующих международных трактатов и договоров вплоть до Французской революции конца XVIII в. А нормы права, заложенные в этих двух документах, актуальны и в наше время.
В конце XIX – начале XX в. в международном праве суверенитет трактовался как "абсолютное право государства решать все внутренние вопросы, независимо от воли других, и вступать с другими государствами во всевозможные соглашения". При этом отмечалось, что "международное общение возможно только при взаимном признании государственного суверенитета"76.
В тот же период времени получила распространение теория "несуверенных государств", которая прилагалась, например, к Болгарии. Она считалась тогда вассальным государством во главе с монархом, не являющимся сувереном. Такого рода монархи получали свои полномочия после утверждения их правительствами других государств, имели по отношению к этим правительствам и государствам ряд обязательств, которые принимались недобровольно, не в силу соглашения. Поскольку во внутренних делах они все-таки обладали полнотой власти, ряд авторов именовали их полусуверенными монархами77.
К 1970-м гг. трактовка суверенитета в международном измерении, подобная той, что имела место в конце XIX – начале XX в., установилась и в советской традиции: "Суверенитет государства делает его независимым в международных отношениях, где оно выступает как самостоятельный субъект международного права"78.
С таким пониманием суверенитета перекликается его трактовка в новейших изданиях, например, в "Новой философской энциклопедии" – авторитетном труде, изданном в 2003 г. коллективом под руководством академика B.C. Степина. В энциклопедии отмечается, что "государственный суверенитет предполагает полную независимость во внутренних и внешних сношениях, т. е. над властью государства, признаваемой суверенной (высшей. – А. К. ), не стоит никакая иная власть, способная подчинить его себе или воспрепятствовать ему в проявлении его воли; в международной сфере суверенитет государства выражается в его праве самостоятельно, независимо от других государств, решать свои внутренние вопросы и вступать в международные соглашения"79.
Сейчас, в отличие от прошлого, суверенитет не рассматривается как неограниченный и абсолютный: он находится в определенных отношениях с основополагающими, общепризнанными принципами международного и конституционного права80.
В сфере внутренних отношений суверенитет не должен вступать в противоречие с конституционно закрепленными гражданскими и политическими правами человека, которые были достигнуты с развитием международного права. При этом реальное обеспечение прав человека, как отмечал министр иностранных дел РФ С.В. Лавров, "категорически несовместимо с двойными стандартами"81. А они, к сожалению, присутствуют в политике многих западных государств.
Конституция Российской Федерации называет человека, его права и свободы высшей ценностью, и, следовательно, все конституционные принципы должны согласовываться с этим. Положения Конституции РФ, гласящие, что права и свободы человека являются для современной России высшей ценностью, нашли отражение во многих официальных документах, в выступлениях высшего государственного руководства РФ. В частности, они весьма рельефно обозначены в Послании Президента России Федеральному Собранию РФ 2005 г.
Во внешних отношениях, как уже говорилось, суверенитет России ограничен рядом общепризнанных принципов международного права, среди них – запрет на развязывание войны, обязательства, взятые на себя государством как членом организаций международных (например, Организации Объединенных Наций) или региональных (Совета Европы и др.). Согласно ст. 79 Конституции РФ, Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя РФ.
Система добровольных обязательств государства в соответствии с нормами международного права ограничивает его свободу действий, снижает степень независимости от внешней среды в решении внутренних проблем. Поэтому вполне обоснованной является точка зрения известного отечественного политолога П.А. Цыганкова, согласно которой "понятие суверенитета сегодня имеет смысл только в диалектическом взаимоотношении со взаимозависимостью"82. Бесспорно правильно замечание о том, что "сохранять суверенитет означает умение преследовать свои собственные цели, несмотря на давление взаимозависимости или используя его"83. В связи с этим обеспечение суверенитета в современных условиях требует осознанной, глубоко продуманной внутренней и внешней политики страны, опирающейся как на развитое понимание национального интереса, так и на реалистическое представление о современной "международной среде", в которой приходится действовать государству. Исходить следует из того, что сегодня масштабы деятельности государства (особенно в социальной и экономической сферах), вопреки мнению сторонников десуверенизации, многократно возросли по сравнению с предыдущими историческими периодами (что является весьма важным аргументом против теорий "десуверенизации").
Известный российский политолог М.А. Хрусталев пишет, что "государство обладает традиционным правом собственности на определенную территорию и проживающее на ней население (граждан)"84. В последние десятилетия, как отмечает этот автор, "право собственности на территорию (территориальный суверенитет) распространилось на значительное водное и воздушное пространство". При этом "особое значение в современном мире, – пишет он, – имеет вытекающее из территориального суверенитета право собственности на природные ресурсы", и оно "уже привело к появлению государств-рантье, где сформировалось своеобразное "потребительское общество""85.
Государственный суверенитет сохраняет свою силу и в отношении тех, кто является гражданами данного государства. По правильному замечанию М.А. Хрусталева, "если сфера территориального суверенитета непрерывно расширялась, то по-иному эволюционировала проблема гражданства… Ранее отдельный человек был в сущности "рабом" государства (подданным)… власть государства над каждой отдельной личностью была близка к абсолютной". Но, продолжает он, замена подданства гражданством означала кардинальное изменение положения. Перестав быть "рабом", человек тем не менее остался подвластным: на него распространяются налоговые обязательства, воинская повинность, подсудность и т. п. В этих условиях, пишет Хрусталев, "право личности на смену гражданства мало что меняет, ибо означает замену одного властвующего субъекта на другого". И он заключает: "человек же, не имеющий гражданства, есть политическое, а зачастую и социальное ничто"86.
Очевидно, что подавляющее большинство де-юре суверенных государств в современном мире из-за своих размеров, экономической, политической, военной зависимости от других субъектов международных отношений обладают суверенитетом сугубо формально. При этом они могут передать часть своих суверенных прав либо другому государству (их "протектору"), либо наднациональному образованию – как добровольно, так и в принудительном порядке.
Многие из этих государств, обладая полным набором признаков формального суверенитета, входят в категорию несостоявшихся государств (failed states), неспособных на своей территории, над которой они призваны осуществлять суверенитет, обеспечить экономический рост, политическую стабильность, соблюдение норм права, решение острейших социальных проблем, политическое управление со стороны центральной власти. Как отмечает Е.М. Примаков, существование "несостоявшихся государств" (где власти не способны предотвратить гуманитарные катастрофы, геноцид, массовый исход беженцев) является одной из крупнейших проблем современной международной безопасности87.
Эти вопросы весьма актуальны и для интересов национальной безопасности России. Раздробление на суверенные государства огромной многоэтнической страны (с применением принципа "права наций на самоопределение"), умножение числа только де-юре суверенных государств рассматриваются многими американскими и западноевропейскими политиками как важнейший способ не допустить превращения России в мощную современную державу, способную быть экономическим соперником США и ЕС, противостоять их международно-политическим амбициям.
В то же время со стороны США и ряда других западных государств наблюдается стремление ограничить возможность для национального самоопределения меньшинств в тех странах на территории бывшего СССР, где США и их сторонники стремятся установить свои доминирующие позиции.
Несоответствие между неограниченным де-юре и ограниченным де-факто суверенитетом негативно влияет на национальную психологию многих народов и их политических элит, нередко вызывает весьма сложные социальные и политические коллизии, чреватые острыми конфликтными и кризисными ситуациями как внутри государств, так и в определенном сегменте системы мировой политики.
Формула реального суверенитета
РЕАЛЬНЫМ СУВЕРЕНИТЕТОМ [10] обладает сравнительно небольшое число стран, и это не только современный феномен. Так было практически на протяжении всей мировой истории. Реальный суверенитет означает способность государства на деле (а не декларативно) самостоятельно проводить свою внутреннюю, внешнюю и оборонную политику, заключать и расторгать договоры, вступать или не вступать в отношения стратегического партнерства и т. п.
Реальный суверенитет предполагает национальный контроль над аэродромной сетью и управлением воздушным движением, над нефте– и газопроводами и соответствующими терминалами, железнодорожной сетью, федеральными автотрассами, над рядом отраслей гражданской наукоемкой промышленности, тесно связанных с оборонно-промышленным сектором, независимость важнейших каналов эфирного телевидения от иностранного капитала. Одним из важных факторов обеспечения реального суверенитета является развитие в стране фундаментальной науки, финансирование которой должно взять на себя прежде всего государство. Серьезное значение имеет способность "политического класса", бизнес-элиты и интеллектуальной элиты к самостоятельному стратегическому мышлению в области безопасности, в том числе в области оборонной политики, экономики и социального развития, к мышлению, опирающемуся на обширную общественно-научную базу как теоретического, так и прикладного характера, на чувство просвещенного патриотизма.
Нация и индивидуумы подлинно суверенного демократического государства имеют особое мироощущение, испытывают особую гордость за свою страну.
В современных условиях конкурентоспособность нации и ее реальный суверенитет обеспечивают стратегические отрасли, поэтому крайне важной является их прямая государственная поддержка. Одним из примеров подобной политики может быть политика деголлевской Франции, которая в условиях активного сопротивления англосаксонских государств позволила этой стране отстоять свое право иметь широкий спектр национальной наукоемкой промышленности – атомной, авиационной, ракетно-космической, электронной и др.
Отсутствие собственной возможности разрабатывать ряд видов вооружений, которую Германия и Япония утратили в результате поражения во Второй мировой войне, является одной из характеристик де-факто неполной суверенности этих государств в мирополитической системе. По окончании войны они потеряли не только свой суверенитет, но и субъектность, затем де-юре их суверенитет был восстановлен, однако достижение реального суверенитета этими государствами остается проблемой [11] .
Обретение способности производить вооружения – дело длительное, многотрудное, чреватое многими неудачами. Так, Индия, несмотря на многолетние усилия и огромные затраченные средства (и большие достижения во многих областях науки и техники), не смогла освоить производство не только современного истребителя собственной разработки, но и танка "Арджун". В результате в 2003–2005 гг. были приняты решения о продолжении закупок у России истребителей и танков.
Российская Федерация к середине первого десятилетия XXI в. оказалась на грани утраты многих важных компонентов производства современных систем вооружений, имевшихся у Советского Союза, поэтому крайне острой является задача воссоздания такого производства на новой научно-технической основе. Однако, несмотря на все положительные тенденции нескольких последних лет, в России до сих пор отсутствует национальная научно-промышленная политика88. Без такой политики стране грозит утрата реального суверенитета, трансформация де-факто из активного субъекта мировой политики во все большей мере в ее объект.