Да, это село у нас как бельмо на глазу. Растянувшееся на целых два километра, оно преграждало путь нашим партизанам, уходящим на задание. Чуть только кто покажется на виду, из села несутся крики: "В ружье, бандиты идут!" - и начинается пальба.
Что же случилось с Зерново? Почему оно так разительно отличалось от других украинских сел, где партизаны всегда находили сочувствие? Дело в том, что сразу же с приближением немцев все честные люди покинули Зерново: кто ушел с армией, кто с партизанами, а многие скрывались в разных других районах области. Село наводнили предатели-полицаи и их семьи. По нашим данным, полицейский гарнизон там насчитывал триста пятьдесят человек. Трезуб - этот знак принадлежности к буржуазным украинским националистам - красовался на воротах почти каждого дома. Другого такого коварного села мы больше на Украине и не встречали.
Нам предстоит наладить регулярное сообщение с Хинельским лесом, а зерновские полицаи все время держат свои засады на всех окрестных дорогах. Нельзя больше мириться с таким положением.
- Имейте в виду, что Зерново прикует к себе весь отряд Ревы, предупреждает Бородачев.
- Если отряд Ревы будет прикован к Зерново, кто же будет брать Середину-Буду? - спрашивает Боровик. - Отряды Федорова и Таратуто?
Да, действительно надо подумать. Прикидываем, как лучше расставить силы. Договариваемся на Середину-Буду нацелить отряды Ревы и Боровика, а на село Зерново отряды Погорелова, Таратуто и Федорова.
Но тут же выясняется, что Иван Филиппович Федоров может выставить только семьдесят пять человек, вооруженных четырнадцатью винтовками и одним пулеметом.
Бородачев опешил:
- Так выходит, что у вас только пятнадцать вооруженных? А что собираются делать остальные?
- Поэтому я и прошу присоединить нас к отряду Ревы. В бою довооружимся за счет врага.
Все рассмеялись, чем очень смутили прямодушного Ивана Филипповича.
- Зря вы это, товарищи, - вступился за него Таратуто. - Чему тут удивляться? Ведь наши отряды только организовываются. У меня дела не лучше, чем у Федорова. Мы имеем один пулемет, но и тот не совсем исправный, да два десятка винтовок. Но даже не в этом главное. Ведь и люди у нас необстрелянные. Подучить бы их нам, прежде чем посылать на серьезное дело, да и самим узнать их лучше.
Довод разумный. Надо помочь молодым отрядам. Обязываем Реву поделиться с хильчанцами и середино-будцами своими запасами оружия и опытных командиров выделить. Рева не на шутку разгневался, но, как всегда, приказ выполнил точно.
Отрядам Ревы, Погорелова и Боровика приказано немедленно сосредоточиться в районе села Благовещенское и ожидать сигнала. Иванова и Куманька просим тоже подтягиваться к Благовещенскому, чтобы быть там точно к 22.00 29 апреля. Товарищи разошлись. А я шагаю по опустевшей избе, думаю над тем, как выяснить обстановку в городе. Ругаю себя, зачем в тот раз разрешил Новикову "устроить побудку" вражеского гарнизона. Артиллерийский налет прошел удачно, казармы были разрушены, эсэсовцы потеряли еще не один десяток солдат, но мы теперь не знаем, где враг разместил свой гарнизон. Разведка сорвалась. Снова посылать партизан в город бессмысленно - фашисты насторожились и перехватят наших людей. И вдруг вспоминаю: Волчков что-то говорил о жене начальника середино-будской полиции. Вызываю Василия. Он охотно поясняет:
- Супруга начальства изволили просить хорошего сена для ихней коровы. Я лично знаком с этой дамой и сохраняю с ней хорошие отношения. - В глазах у Васьки заиграли чертовы огоньки.
- Ну, если у тебя установились отношения с этой дамой, да еще хорошие, тогда отвези ей сено. Жду тебя в Благовещенском. Ты должен разузнать о положении дел в Буде.
- Будьте спокойны, Волчков все сделает!
На другой день Волчков заявился ко мне более чем всегда взъерошенный, запыхавшийся, но радостный.
- Полный ажур, товарищ командир!
Рассказ Волчкова был, как всегда, живописным и забавным. Мне не передать всех его оттенков. Ограничусь самой сутью.
Из дома лесника Василий направился прямиком в деревню Рудач. Старостой был здесь пожилой австриец. В первую мировую войну он попал в плен к русским, да так и остался у нас. Поселился в этих краях, женился. Когда в Рудач пришли гитлеровцы, они сразу назначили австрийца старостой села. Он пользовался у немцев полным доверием и… добросовестно служил партизанам. Я сам не раз бывал у него. Этот мудрый и бесстрашный человек очень много сделал для нас. Кстати, он-то и сказал нам, что жена полицейского начальника просила привезти ей сена.
- Ну, погрузили мы сено на телегу, - рассказывал Волчков. - Выехали на автостраду. До Буды оставалось километра три, когда мы услышали гул моторов. Догоняет нас колонна машин. Мой австриец струхнул немного. Я взял у него вожжи, свернул на обочину, чтобы освободить дорогу. Мчатся мимо нас машины. А я встал на телеге и руку к шапке - честь отдаю по всей форме. Вижу, солдаты улыбаются, приветливо руками машут. Порядок, значит. А я машины считаю. Восемнадцать грузовиков, и все полны солдат. В черных шинелях, на шапках и рукавах - эсэсовские эмблемы: череп да кости. А одна машина - с собаками. Громадные овчарки. Австрияк мой совсем было приуныл. А я ему говорю: не беспокойся, коль столько войск понаехало, начальство займется ими, на нас никто и внимания не обратит, и скоро будем чаи распивать с госпожой начальницей. Но подъехали мы к ее двору, я аж ахнул. Стоят три черных крытых автомобиля, вроде бы автобусы. Такие мимо нас не проезжали. И сразу эсэсовские солдаты взяли нас на прицел. Ну, думаю, Васька, привет! Замер мой староста. Я его в бок: давай дуй по-немецки! Но не успел он и двух слов сказать, как в калитку вошли начальник полиции и такой мордастый полковник (оказывается, это тот самый Сахаров, что замучил нашу Мусю Гутареву). Несмотря на то что во дворе резали баранов - пир готовился на весь мир, - полковник был злой и по-русски громко за что-то отчитывал начальника полиции. Я только уловил: "До каких пор здесь будут хозяйничать эти бандиты? Где ваше чутье?!"
И тут на глаза ему попался мой австриец. Тот вежливо раскланялся, доложил, что по приказу начальника полиции привез сено. "Это еще что за новость! - заорал полковник. - Вместо того чтобы бандитов вылавливать, вы тут возницами заделались. Тоже мне староста. - И бац австрийца по щеке. - Вон отсюда! Выпрягай лошадь и катись, пока цел!"
Я мигом выпряг лошадь, подсадил на нее старосту, сам веду ее в поводу. Опомнились мы уже, наверное, за десятым двором, не меньше. Теперь надо было быстренько сани доставать, а то не выбраться. В одном дворе нашли подходящие, да хозяин заартачился, но тут австриец проявил свою власть, и сани мы получили. А на улице к нам подошел Юзеф Майер…
Так взволнованно и при этом весело докладывал Васька.
- Что ты говоришь! - обрадовался я. - Жив наш Юзеф!
- Жив. Он и помог нам выбраться. Юзеф велел передать, что наступление на нас намечено на пятнадцатое мая. Три дивизии будут прочесывать одновременно Середино-Будский, Хильчанский районы и всю южную часть Брянского леса. И последнее: прибыл большой отряд немецкой жандармерии. Расположился он в Зерново. Да, еще Юзеф сказал, что дальше ему находиться там опасно, придется уйти. Сегодня в девять часов вечера он хочет встретиться с вами. Придет к озеру возле Благовещенского.
С шуточками-прибауточками Волчков рассказывал о своей поездке. Но этот неисправимый балагур выяснил очень многое. И мне хотелось расцеловать его, найти самые добрые, самые хорошие слова. Но в дни страшной войны, в хлопотах и заботах мы порой не умели выразить свою благодарность нашим хлопцам за их подвиг.
И я просто обнял его по-отцовски, сказал: "Молодец!", а сам скорее кинулся к карте - голова была занята предстоящим боем.
29 апреля был подписан приказ, который ставил задачу каждому отряду.
Отряды Погорелова и Боровика, как сковывающая группа, должны завязать бой на подступах к Середине-Буде с севера и северо-востока.
Отряд имени 24-й годовщины РККА под командованием Ревы и рота Кузьмина из Середино-будского отряда наступают на Зерново с восточной и южной стороны. Захватив село, они приступят к штурму Середины-Буды.
Переход в общее наступление назначен на 22.00.
Командный пункт будет находиться на возвышенности севернее стыка Середины-Буды с селом Зерново.
И вот мы сидим с Бородачевым на краю впадины, щедро залитой холодной весенней водой. Луна то прячется за облаками, то снова выплывает. Отсюда, с пригорка, хорошо виден город. Сейчас вокруг него беспрерывно взлетают светло-зеленые ракеты, то в одном, то в другом конце раздаются выстрелы и короткие автоматные очереди. Когда на минуту смолкает эта трескотня, ночной ветер доносит нестройные звуки аккордеонов: то отрывки сентиментального немецкого вальса, то бурный фокстрот, то неудержимый венгерский чардаш. Где-то неподалеку, на городской окраине, видимо, какой-то пьяный полицай затянул украинскую песню: "Ой, лопнув обруч…" И опять выстрелы, ракеты, разноязыкие гортанные голоса.
- Словно белены объелись, окаянные, - тихо говорит сидящий рядом со мной Бородачев. - Заранее празднуют победу над нами, что ли?
Юзефа Майера все нет.
- Может, и вовсе не придет Юзеф. Война… Увольнительную к партизанам у своего командира не выпросишь… - замечает Бородачев.
Снова выглянула луна. Налетел ветер. Деревья на том берегу ожили, зашевелились. Еле слышно журчание ручья да шелест на ветру старых, переживших зиму и все еще не опавших листьев.
До наших ушей доносится какой-то говор на высотке за ручьем. Там сад, нам его не видно в темноте. Что-то загромыхало…
Справа слышен тихий плеск. Вытянувшись цепочкой, к нам приближаются люди.
- Наши, - спешит предупредить меня Илья Иванович.
На высотке отчетливо щелкнул затвор. Сейчас последует выстрел… Нет, тишина…
Мучительны минуты ожидания. Редеют ракеты над Будой. Вот уже только одна лениво взвивается в ночное небо и гаснет на лету. Затихли выстрелы. Смолкли аккордеоны. Только одинокий пьяный голос упрямо тянет одно и то же: "Ой, лопнув обруч…"
Слышу тихий доклад Ивана Смирнова:
- Товарищ командир, рота прибыла.
Смотрю на часы.
- Пора. Идите. Только аккуратнее, без шума. Следите за той высоткой, - и я показываю в том направлении, где еще продолжается настораживающая нас возня. К моменту начала нашего артиллерийского обстрела понадежнее укройтесь, чтобы не попасть под собственные снаряды.
- Задача понятна, товарищ командир!
Рота Смирнова уходит. Вместе с ней исчезает и наш разведчик Вася Волчков. Плеск воды. И снова тишина.
Но мы знаем, что рядом, где-то левее, движется к Зерново рота Кочеткова, а справа ползет по мокрому лугу отряд Боровика, нацеленный на Буду.
Мы впервые применяем новую тактику: скрытно посылаем партизан в расположение противника, а потом открываем артиллерийский огонь. Гитлеровцы по тревоге будут выбегать из казарм, и здесь их встретят наши хлопцы.
Неожиданно в саду, все на той же проклятой высотке, что-то грохочет, падает. И тотчас слышим ругань Волчкова.
Мысленно отвечаю ему такой же непечатной тирадой.
- Не Васька, а черт, - бормочет Бородачев. - Все может испортить…
А тот и сам уже тут как тут. Тяжело дышит, утирает рукавом лицо. Не дает мне и вопроса задать, выпаливает единым духом:
- Трофей захватили, товарищ командир. На той высотке был зенитный пулемет. Но расчет почуял нас и втихаря смылся. Герои! Оставили нам даже плащ-палатку…
- Где же пулемет? - перебивает Волчкова Бородачев.
- Так он же тяжелый, не утащишь. Такая, доложу я вам, машина. И к нему еще много ящиков с патронами.
Посылаю Ларионова, находящегося в охране командного пункта, взять из резерва несколько человек, чтобы перетащить к нам пулемет и боеприпасы.
В это время ударили наши орудия и минометы. Волчкова как ветром сдуло: помчался догонять роту Смирнова.
Через наши головы с воем и свистом проносятся снаряды и мины. Над Серединой-Будой и Зерново вырастают огненные столбы. Взрывы сливаются в тяжелый гул. В него вплетается длинная пулеметная очередь, и вот уже затараторили десятки автоматов.
В Буде бой перекатывается с улицы на улицу и вскоре охватывает весь город. На западе, справа от нас, тоже все грохочет. Это ведут наступление отряды Ковпака, Покровского, Гудзенко. Над Зерново вспыхивает зарево. Все новые кровавые языки пламени вырастают над домами села, приближаясь к Буде. Противник яростно сопротивляется, пытается на ходу перегруппировать силы. Но натиск партизан яростен и стремителен.
Прискакал первый связной от Иванова и вместе с приветствиями и добрыми пожеланиями от него и Куманька сообщил нам, что отряд благополучно пересекает дорогу Буда - Севск (его задача: воспользовавшись боем, прорваться в Хинельский лес).
Прискакал связной от отряда Боровика. Докладывает, что в Буде они попали в тяжелое положение. Боровик просит помощи. Бородачев тотчас же направляет к нему подкрепление из нашего резерва.
Рева сообщает, что противник, отступая из Зерново на Середину-Буду, поджигает все дома. Рева ведет бой с немецким отрядом карателей, который стремится вырваться в город. "Учтите, их много, они сомнут роту Смирнова".
Срочно направляем резервную группу партизан на стык города Буды и села Зерново, чтобы не пропустить карательный отряд в тыл Смирнову.
Связной отряда Погорелова привез весть о том, что заставой, выставленной от Севска, движения противника не обнаружено. Отряд Иванова - Куманька без помех приближается к Хинельскому лесу.
Проходит час, второй, а бой в Середине-Буде продолжается с неослабевающей силой. Появилось новое огненное зарево на западной окраине города - там оперируют отряды Ковпака, Гнибеды, Гудзенко и Покровского.
Наши орудия и минометы замолчали, но до нас все доносится гул канонады. Он слышен где-то справа. Что там такое?
Загадка разъяснилась, когда на командный пункт прибыл наш комиссар Захар Богатырь, который все время находился в Благовещенском при минометно-артиллерийской группе. Ему стало известно, что вступила в бой немецкая дивизия, снятая с фронта. Ночью она с востока через Холмичи и Негино углубилась в Брянский лес. Это ее артиллерия бьет по Суземке. Население эвакуируется в лес. В связи с этим партизанские отряды Суземского района, которые по нашему плану должны были захватить гарнизоны севернее Середины-Буды, прекратили наступление и скрытно ушли на свои прежние базы.
Другая немецкая дивизия углубляется в лес с запада. В деревне Радухино гитлеровцев встретили трубчевские партизаны. Они подпустили оккупантов на сто метров и ударили по ним в упор. Бой длился девять часов. Гитлеровцы - а их было более шестисот - несколько раз возобновляли атаки, но ничего не добились. Враг потерял больше ста солдат. Партизаны захватили трофеи: одно орудие, два миномета, десять станковых и ручных пулеметов, шестьдесят винтовок, двадцать автоматов, много снарядов и патронов. После боя сто десять колхозников села Радухино вступили в партизанский отряд.
Мы обсуждаем наше положение. Оно очень усложнилось. С уходом суземских отрядов создается реальная угроза отсечения нас от леса.
Рева доносит: гарнизон в Зерново уничтожен, но продвигаться в глубь Буды нет никакой возможности.
Смирнов докладывает, что он вынужден отходить.
Прибыл связной от Боровика. Тот сообщал, что попал в городе в очень тяжелое положение. Назад путь был отрезан, пришлось пробиваться в другом направлении. Сейчас отряд соединился с партизанами Ковпака за станцией Зерново.
Стрельба в городе начала затихать. Занимался рассвет. Подаю сигнал отхода.
В своей книге "Из дневника партизанских походов" С. А. Ковпак пишет:
"Однако задача по разгрому противника в Середине-Буде и Чернатском оставалась невыполненной, так как группа Сабурова не развила достаточно активных боевых действий".
Напрасно упрекает нас Сидор Артемьевич. Наши партизаны действовали, как видит читатель, напористо и самоотверженно, но обстановка сложилась так, что они не смогли развить успех.
И все-таки добились мы этой совместной операцией многого. Враг потерял большой полицейский гарнизон, недосчитался сотен своих солдат. Вражеская дивизия после нашего удара долгое время приводила себя в порядок и не смогла сыграть той роли, которую возлагали на нее гитлеровцы, предпринимая широкое наступление на партизанский край.
А самое важное в другом: народ еще раз убедился в силе партизан.
Глава шестая. ХИМИЧЕСКИЕ СНАРЯДЫ
Давно уже мы привыкли к коварству врага. Теперь снова с ним столкнулись. Гитлеровское командование воспользовалось тем, что мы собрали основные наши силы для наступления на Середину-Буду. А когда партизаны втянулись в бои, к ним в тыл устремились две немецкие дивизии. При этом фашистское командование даже отказалось от своего обычного педантизма: начало наступление раньше намеченного срока - 30 апреля, а не 15 мая.
Гитлеровцы, по существу, бросили на произвол судьбы те гарнизоны, которые мы штурмовали. Во всяком случае, не сделали ни малейшей попытки помочь им. Расчет был прост: пусть партизаны наступают, оторвутся от леса, израсходуют боеприпасы, вымотаются в боях. И тогда свежие немецкие дивизии окружат и уничтожат их.
Наше счастье, что мы быстро разгадали этот замысел. Как только стало известно, что немцы за нашей спиной проникли в лес, партизаны Суземского, Брасовского, Навлевского и Трубчевского районов Брянщины сразу прекратили наступление и скрытно вернулись на свои основные базы. Сидор Артемьевич Ковпак тоже не стал дожидаться, когда немцы замкнут кольцо. Умелым маневром он вывел свои отряды из котла и ушел с ними в Путивльский район, на прежний оперативный простор.
Мы были рады за ковпаковцев. Пока противник будет гоняться за нами, они развернут свою деятельность в более важных для врага районах. В таком же выгодном положении оказался и отряд Иванова - Куманька в Хинельском лесу.
После боя в Середине-Буде отряды нашего соединения сосредоточились в Благовещенском. Вражеская дивизия нас пока не трогала, хотя мы стояли у нее на виду. По-видимому, ей нужно было время, чтобы оправиться после нашего удара. А скорее всего, и тут сказалась хитрость противника. Ему пока не было расчета тревожить нас в Благовещенском - мы могли отсюда перейти в Хинельский лес. Поэтому гитлеровцы намеревались сначала отрезать нам этот путь, чтобы потом оттеснить нас к Брянскому лесу, где мы наверняка попали бы под удар проникших туда карательных войск.
Ну что ж, будем делать вид, что попались на их удочку. Приказываю рыть укрепления вокруг села. Пусть враг думает, что мы собираемся здесь драться до конца. Приказ есть приказ. Вооружились хлопцы лопатами, копаются в весенней грязи и, знаю, в душе костерят меня последними словами. Самые мои близкие друзья и те косятся на меня: в своем ли уме командир? Ведь всем известно, что позиционный бой - самый невыгодный для партизан. Их сила во внезапности, дерзком и неожиданном для противника маневре. А тут командир вдруг решил занимать оборону на открытой местности, на глазах противника, наблюдающего из Середины-Буды наше копание в земле.
Но я сам мешу сапогами грязь, обхожу позиции, покрикиваю, тороплю людей. Богатырь несколько раз пытался поговорить со мной, но я увертывался под любым предлогом. Нет, пусть пока никто не знает о моих планах. Когда противник близко, любая стена может иметь уши.