- Куда они! Я и беру их только для красы, пусть дочка полотенце на них вешает. Ведь на выданьи!
Мясо сайгака я не мог есть: мне всё время представлялся бегущий на водопой красавец-козёл. Кусок не шёл в горло.
- Дедушко, - спросил я. - Сайгака-то убили, а польза малая! Для чего тогда и кружили столько по степи, да ты полз!
- Милый ты мой, как повелось и старые люди бают: охота пуще неволи! - ответил он мне.
8. ВАРВАРКА
Варварка выросла в семье верхне-уральского вдового казака Подгорного. Все станичники любили её за необычайную красоту, за независимый характер и за её неутомимость в работе. Высокая, стройная певунья-казачка привлекала к себе всех своим приятным свежим лицом, тёмноголубыми глазами под густыми дугами бровей и весёлым нравом. Немало молодых станичников вздыхали по красивой казачке, но Варварушка ни на кого не обращала внимания. Ко всем она относилась ровно и ласково. Сильно дорожила она своей волей. Но как ни отказывалась она от общей девичьей участи, ей пришлось покориться отцовской указке и выйти замуж. Однако, своим мужем она выбрала ничем непримечательного смирного и скромного магнитогорского казака Степанку. Может этот выбор Варварушкой был сделан с целью сохранить свою относительную свободу и после выхода в замужество. Степанко во всём покорялся жёнке. Но вместе с мужем Варварке не долго пришлось прожить, его вскоре забрали на действительную службу и осталась молодая казачка одна. С переездом в Магнитную она ещё больше расцвела, стала пышнее, движения округлились, и глаза приобрели привлекательную задумчивость.
Мы проходили с Митяшкой по станице и он, захлебываясь от восторга, говорил мне:
- Она самая красивая казачка на свете, самая добрая!
Я вполне согласился с ним и добавил:
- Она самая умная!
Мы брели под жарким полдневным солнцем, станичная улица будто вымерла, было пустынно и многие ставни закрыты. И только в доме священника из распахнутых окон доносилось пение. Мы поравнялись с церковным домом и вдруг Митяшка крепко схватил меня за руку.
- Смотри, что робится!
Под широким раскрытым окном сидели двое: закинув вызывающе голову и сладко жмуря глаза, на гитаре играл Кирик Леонидович, а рядом с ним, кокетливо жеманясь, надрывно пела цыганский романс круглолицая румяная поповна Любушка. Томным голосом она напевала учителю:
Очи чёрные, очи жгучие,
Как люблю я вас,
Как боюсь я вас!
Знать в недобрый час,
Я увидел вас!..
- Ах, анчутка! - вскричал возбуждённо Митяшка: - Гляди, как надрывается лупоглазая!
Пылая гневом, он не в силах был оторвать от окна потемневшего взгляда.
- А что, если камнем запустить! Небось не так зароет, ведьмачка!
- Да ты сдурел! - схватил я его за руку: - Ну, что из того, что поют?
- Так она ж, окаянная красуля, ловит жениха себе! А Варварушка тогда при чём?
Он поближе подошёл к окну и вызывающе выкрикнул:
- Здравствуйте, Кирик Леонидович!
Перебирая струны, учитель взглянул за окно и равнодушно обронил:
- А это ты!
Но Митяшка не отступил. Ревниво и зло поглядывая на поповну, он сказал:
- Привет вам, Кирик Леонидович, от Варварушки! Она просит вас сейчас зайти по важному делу!
Поповна сделала капризное движение круглым плечом, надула губы.
- Вот видите, ваша симпатия зовёт вас! - жеманясь и злясь, оказала она учителю.
- Пустое вы говорите, Любушка, - ответил учитель, закручивая свои тёмные усы.
- Нет! Нет! - сердито затопала она ножкой: - Идите, идите! Вас ждут!
Но Кирик Леонидович не двигался с места, а Митяшка не сводил с него мстительных глаз.
- Ну, чего ты! Пошёл! - крикнул на него учитель.
- Хорошо, коли так! Погоди ж, я тебе напомню это! - сжал кулак казачонок и отошёл от окна. - Пошли! - сказал он.
Я догадался, что думает предпринять наш дружок, и чтобы не огорчать Варварушку, сказал ему:
- Ты смотри, молчи! Ничего ей не говори!
- Ишь ты! Как бы не так! Он подсыпается к поповне, а я молчи, ну нет! - свистнул Митяшка и, сорвавшись с места, помчал вдоль улицы к своему куреню. Он ворвался во двор в ту минуту, когда Варварушка спускалась с крылечка.
- Варварка, гляди, что робится! Кирик Леонидович романцы с поповной распевает! - вбежав, закричал он.
С румяного сияющего лица Варварушки мгновенно сошла краска. Она обмякла и опустилась на ступеньку крылечка.
- Ох, моё горюшко! - простонала она.
В глазах казачки заблестели слёзы, они набухли и жаркими каплями покатились по бледному лицу.
- Ох, ты моё горюшко! - сквозь слёзы повторяла она: - Будто чуяло моё сердце. Может ты обмишурился, Митяшка?
Казачонку стало жалко свою приёмную мать, он понял свой промах и потупил глаза.
- Может и поблазнило мне, но будто его голос чуял! - нерешительно отозвался Митяшка. - Может Иванушко лучше видел! - указал он на меня.
Варварушка подняла на меня заплаканные глаза.
- Я ничего не видел! - солгал я, очень расстроенный глубокими переживаниями молодой женщины.
- Ну, ничего, ничего! - прошептала она, вытирая слёзы. - Не глядите так на меня, это я по дурости…
Она поднялась и расслабленной походкой ушла в горницу.
- Видишь, что ты наделал! - набросился я на дружка.
Митяшка почесал за ухом.
- Ошибся малость! - сознался он. - Но того хворобу-изменщика, из ружья стрелял-бы!
Убитые горем мы оба вышли на реку и долго бродили, думая как помочь Варварушке в беде…
Вечером я забрался на "кошачью горку"; деда не было, я прикрылся его старым полушубком и долго с тоской смотрел на оконце. За ним сиял зеленоватый лунный свет. Бабка возилась у печки. В эту тихую пору дверь скрипнула и в горницу неслышно вошла Варварка.
- Ты что так припозднилась? - тихо спросила её бабушка.
Казачка жарко жалуясь что-то зашептала старухе.
- Ах, он непутёвый! Ах, он, обманщик! - возмущённо выкрикивала бабушка.
Я плотнее укрылся полушубком и совсем замер. Рядом на краю печки сидел кот Власий и сверкал своими колдовскими глазами. Варварушка испуганно взглянула на кота, поёжилась, но Власий Иванович сидел не шевелясь, не обращая внимания на гостью. А она страстно и горячо жаловалась старухе:
- Присушила его поповна. Присушила Любушка! Нет ли у тебя, бабушка, чего на отсуху?
- Есть, моя жаворонушка, и на присуху, и на отсуху! - успокаивала её бабушка.
- Помоги мне, родная! - жалостливо просила казачка.
Меня всего потряс её умоляющий голос, внезапная слабость этой женщины. Всегда весёлая, сильная и горделивая, а тут неожиданная измена сломила её.
Бабушка зачерпнула ковшик воды, перекрестилась три раза и шопотком сказала Варварушке:
- Становись поближе, моя жаворонушка, да вторь за мной: потихоньку, но вразумительно. Слушай!
- На море, на океане, - зашептала старуха, и каждое её словечко было, как жемчуг полновесно, чеканно и отчётливо доносилось до меня. - На острове Буяне стоит столб, на том столбе стоит дубовая гробница, в ней лежит красная девица, тоска-чаровница, кровь у неё разгорается, ноженьки не поднимаются, глаза не раскрываются, уста не растворяются, сердце не сокрушается. Так бы и у меня Варварушки - почесной казачки - сердце бы не сокрушалося, кровь не разгоралася, сама бы не убивалася, в тоску не вдавалася. Аминь!"
Варварушка слово в слово повторила за бабушкой наговор на отсуху. Старуха трижды отхлебнула из ковша воду и трижды брызнула ею на казачку.
- Ну, смотри, родная, ноне непременно полегчает! - успокаивая, прошептала бабушка. - И стоит ли тебе, моя жаворонушка сокрушаться по нём! Не стоит он того! Гляди, какая ты пава: круглая, да мягкая, да глаза, как звёзды! Краса моя!
В эту минуту кот Власий не утерпел и расчихался. Варварушка испуганно отшатнулась.
- Ты не бойся! - успокоила бабушка. - Сотвори христианскую молитовку и иди с богом домой, да усни, и всё, как рукой, снимет!
- Спасибо, бабушка! - поклонилась казачка.
- В добрый час, доченька! - отозвалась бабушка.
Снова среди тишины проскрипела дверь, и старуха одна осталась в горнице.
- Ох, горе-то какое с красавицей стряслось! Вот аспид! Ах, аспид! - огорчённо зашептала наедине бабушка.
Я ничего не рассказал Митяшке о ворожбе старухи. К чему? Он и без того слишком заботился о Варварушке, принося ей лишнюю боль. Все дни он трётся у церковного дома и заглядывает в окна, хотя там никто больше не поёт.
"Смотри и впрямь "отсушила" бабушка", - удивляясь силе заговора, думал я.
Однако, на деле произошло другое. Спустя три дня после памятного пения учитель внезапно заболел. Два дня лежал он в горячке и никто к нему не подходил. На третий день в курень к Варварушке прибежал школьный сторож и сообщил ей:
- Учитель наш шибко захворал. Приходил иерей, взглянул, да руками замахал. Баит, оспа приключилась, заразно!
- Ой, лихонько! - схватилась рукой за сердце казачка: - Что ж, чумовой, ранее молчал!
- А кто тут разберёт! - отмахнулся сторож. - Я думал огневица пристала, так та потрясёт-потрясёт, да и отстанет. А тут, на вот!
- Митяшка!: - закричала казачка и кинулась к нам за занавеску, где мы пересматривали богатство дружка. - Митяшка, обряжайся!
Она надела на приёмного сына чистые штанишки и рубашку и отвела в наш курень.
- Баушка! - поклонилась она старухе. - Не оставьте, Христа ради. Примите на время моего сыночка.
- А ты куда - удивилась бабушка. - Да что случилось?
- Захворал, шибко захворал Кирик Леонидович, помереть без досмотру может… А для Митяшки пропитание в чулане возьмёшь. Хватит, баушка, чем его прокормить! - Соседка положила на стол ключи от своей избы и кладовушки.
- Стой! - строго сказала бабушка. - Да помыслила ты, что робишь? Ведь ты мужняя жена, а идёшь в избу к одинокому, что подумают казаки. Наплетут, невесть что! И какой ответ ты будешь держать перед Степаном?
- Плевать мне на всё, баушка! - решительно сказала Варварка. - А как он один-одинёшенек да помрёт там, тогда и я в могилу сойду! Не выдержу, баушка!
- Да ты что, христос с тобой! - отступила старуха. - Да разве ж можно так прилепиться к чужому человеку?
- Не чужой он мне! Краше, милее всего на свете. Возьми Митяшку, баушка! - уговаривала она.
- Что ж, - наконец, сдалась бабушка, - оставь, не пропадёт у нас.
Мы с Митяшкой уже испытывали прелесть совместной жизни: отыскивали угол, где бы устроить братскую постель. Договаривались о своём маленьком хозяйстве, казачонок перетащил к нам во двор бабки.
- Теперь мы с тобой на равный пай будем играть: прибыль поровну и проигрыш поровну.
Сбегали на Яик, покупались, оповестили всех ребят о таком важном для нас событии. Казачата с завистью смотрели на нас. Словом мы стали ухаживать друг за другом, как настоящие братья…
Между тем, учитель, покинутый всеми, одиноко лежал в бреду в своей комнатке. Варварушка остановилась на пороге, обежала глазами горницу.
- Кирюша! - чуть слышно позвала она, но учитель не отозвался на зов. Она подошла ближе и склонилась над ним. Широко раскрытыми глазами он смотрел на склонившуюся над ним женщину и не узнавал её.
Она сменила ему бельё, положила на голову компресс и уселась у постели. Всю ночь, не смыкая глаз, Варварушка провела у больного. С наступлением утра она бросилась в станицу выпрашивать подводу. Станичники потешались над ней.
- Да тебе чего забота припала! - улыбались они. У тебя, небось, свой муж есть, так о нём и думай! А этот поваляется, поваляется, да и выдюжит. Оно, правда, щербат будет. Ну, да с лица не воду пить! Небось, Любушка и за такого замуж пойдёт!
Жестокие! Они знали, что этим безжалостно разрывают сердце Варварушки. Похудевшая за одну ночь, большими страдальческими глазами она смотрела на казаков.
- Родные мои, не откажите! Пожалейте! Разочтусь! - кланялась она.
Она не замечала ни насмешек, ни укоров, не видела двусмысленных улыбок и подмигиваний. Один Потап Дубонов подошёл ко всему этому по-купецки.
- Будет конь и бричка! - твёрдо посулил он. - Ты только скажи, милая, куда ехать и чем отплатишь?
- Надо мчать в Верхнеуральск, к фершалу, спасать Кирика Леонидовича. Ведь сгибнет он, ой, сгибнет! - со стоном сказала она.
- Дело хорошее, нужного человека спасти! - одобрил Дубонов. - Десять днёв за коня отработаешь?
- Отработаю! - твёрдо пообещала Варварка.
Дубонов вызвал сына, тот немедленно запряг пару добрых коней и казачка погнала в Верхнеуральск. Всю дорогу ей казалось, что учитель умирает: она то плакала, то яростно погоняла коней, хотя сытые резвые кони и без того быстро мчали.
Казак Подгорный удивился, когда дочка примчалась в Верхнеуральск. Не таясь она во всём призналась отцу.
- Дело хорошее, - смутившись сказал казак. - Но чего тебя приспичило ехать? Что только люди подумают?
- Жить без него не могу! Истомилась вся! - горячо выпалила своё наболевшее Варварка.
Казак покраснел, набычился.
- Вот возьму возжи, да отхлестаю тебя за такое дело! - пригрозил он. - Ты что на мои седины позор кладёшь! - он поднял кулаки и грозно пошёл на дочь.
Варварка не отступила. Горящими глазами она смотрела на отца.
- Посмей только! Зарежусь или утоплюсь! - с мрачной решимостью сказала она.
Он взглянул ей в очи и понял, что она и на самом деле не отступит от задуманного. Казак помрачнел и отошёл от дочери.
- Езжай тогда немедля с моего двора, чтобы разговора обо мне не было! - сурово отступился он от дочери. Казак распахнул ворота, и Варварка выехала со двора.
Казачка добилась своего и тёмной ночью привезла в Магнитную фельдшера. Осмотрев учителя, он признал его состояние тяжёлым. С этого часа Варварка дни и ночи не отходила от постели Кирика Леонидовича. Каждое утро мы с Митяшкой бежали к школе узнать новости. Варварушка выходила к нам и, стоя за оградой, которая отделяла школьный участок от станичной улицы, внимательно оглядывая нас, спрашивала:
- Ну, как здоровы? Не набаловали сильно? Не докучаете бабушке Дарье?
Под её глазами синели тёмные круги, лицо похудело, вид у неё был придавленный. Много ночей не доспала она, тревоги и заботы придавили казачку. Не было прежнего беззаботного смеха и блеска в её взоре.
- Ну, как там Кирик Леонидович поправляется ли? - деловито осведомлялся Митяшка: - Выдюжит поди!
- Как будто страшное минуло! - спокойным голосом отозвалась казачка.
Ободрённые мы убежали.
- Скажи на милость, такого человека не стоило беречь, а вот жалко! - рассуждал Митяшка. - Ох, и доброе сердце у Варварки! Как ей жить с таким сердцем?
В смышлёных глазах мальчугана светилась забота. Мне тоже было жаль Варварку. Непонятно было её отношение к учителю и тот запрет, которым ограждали казачьи порядки вторжение в его жизнь этой сердечной и доброй женщины. Когда я обращался к старшим, то дед отмалчивался или односложно ронял:
- Не нам судить Варварку!
Казаки на мой вопрос двусмысленно посмеивались. Это оскорбляло моё чувство к Варварке. Её чистая забота, не считаясь ни с чем, желание спасти человека должны были вызвать в окружающих уважение, но по станице поползли грязные сплетни.
- Погоди вот вернётся Степан-ко, он за это ей косы расчешет: - грозились они.
- Ну и бабочка! Решительная бабочка! - гоготал тот же Дубонов, который дал Варварке коня для поездки в Верхнеуральск.
Но Варварка не обращала внимания на косые взгляды казачек, не замечала колкостей. Она бережно отхаживала учителя и выходила его.
В один из жарких дней мы с Митяшкой примчались к школе и ахнули от изумления. В тени ветвистого осокоря, в кресле сидел Кирик Леонидович и с улыбкой смотрел на солнышко. На траве, у его ног сидела счастливая Варварушка и не сводила глаз с больного.
- Кирик Леонидович! Кирик Леонидович! - позвали мы. Учитель повернулся, увидел нас и приветливо замахал рукой. До чего ж костлявой стала она! На его лице мелькнула бледная улыбка.
- Здоровы, молодцы! Здорово, дружба! - слабым голосом встретил он нас.
Однако, былого озорства ни в его взгляде, ни в его словах не было: что-то надломилось в нём. Глаза его теперь смотрели серьёзно, словно переоценивали мир.
Только Варварка, не замечая ничего, радовалась всему. Её речь по-прежнему стала бойкой, оживлённой, в глазах загорелись весёлые искорки. И хотя она сильно похудела и осунулась, но к ней возвращалась прежняя радость…
Прошёл месяц. В Ильин день прогремела гроза и шумные потоки пробежали по станичной улице, смывая сор, грязь и унося их в Яик. Мы с Митяшкой, засучив шаровары, шлёпали босыми ногами по лужам, на поверхности которых прыгали пузыри. Ребята звонко кричали на всю станицу:
Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем на Иордань!..
Шёл спорый дождик и одновременно светило солнце, а на востоке, в стороне, где очистилось небо и темнела гора Атач, из края в край неба сверкала радуга. Легко и хорошо дышалось.
Из Варварушкина куреня только что ушёл Кирик Леонидович и казачка, примостившись под навесом крылечка, любовалась отходившей грозой.
Прошумел дождь, только что обсохла земля и на станичную улицу вкатилась двуколка. Она бесшумно и быстро промчалась через всю станицу и остановилась у куреня Варварки. Бабушка выбежала за ворота.
- Ой, никак Степанко прибыл! - всплеснула она руками и убралась в избу.
На самом деле приехал казак Степанко. Завидя его, Варварка вскрикнула, схватилась за сердце. Она медленно поднялась со ступеньки и, безвольно опустив руки, пошла навстречу мужу.
- Что не ждала! - крикнул он злым голосом: - Прослышал о твоих заботах!
- Степанушко, на людях можно и не говорить об том! - тихо и покорно сказала казачка.
- Это отчего же? - выкрикнул Степанко, видимо изрядно подвыпивший. Он вихлялся, явно измываясь и наслаждаясь смущением жены. Кругом двора, из-за плетней уставились сотни глаз, с любопытством разглядывая, что будет дальше.
Вместо приветствия, пьяный Степанко сорвал с головы жены платок и вцепился в волосы. Он с ожесточением стал избивать Варварку. Странно, казачка охнула, но не отбивалась. Из-за плетня грубый и злой голос казака выкрикнул:
- Поучи, поучи её, Степанко!
- Гулящая! - кричали у ворот сбежавшиеся казачки.
Варварушка вырвалась от пьяного мужа и убежала в избу. Степанко не пошёл за ней в свой курень. Пошатываясь, он вышел на улицу и отправился к Потапу Дубонову. Там он до беспамятства напился и ночевал на базу, на голой земле, не добредя до своей избёнки…
Бабушка не вышла из горницы и, прислушиваясь к стонам Варварушки, крестилась и охала. Дед крутил головой и в раздумьи повторял:
- Н-да, вот как вашу сестру! Н-да!..
- Бабушка! - не утерпел я: - Да как-же он смел её так?
- Смел! Он же законный супруг, - печально отозвалась старуха. - От него никуда не уйдёшь! На краю света сыщут и доставят!