Все эти дни, проведенные в районе Верхней Кержакской заимки, мы много говорили с Молоковым о людях, которые впервые в истории селились здесь и осваивали эти места, и, конечно, о Лыковых. И не потому, что они чем-то выделялись из всех проживающих в глухих таежных поселках людей, а потому, что с фамилией Лыков было связано много ярко выраженных событий, так сказать, местного характера, о которых уже написано.
Говоря о Лыковых, Молоков сказал, что он сомневается в том, что они ушли из тайги. Это он объяснял тем, что в его положении с младенцами, не имея лошадей, уйти в Туву практически невозможно, а если они спустились вниз по Абакану, то люди бы знали. Никаких других вариантов быть не могло. И как выяснилось позднее, Лыков никогда не предпринимал никаких попыток куда-то уйти. Лыковыми интересовались все меньше и меньше. Во всяком случае, местные власти, а, следовательно, и руководство заповедника не только не предпринимали никаких действий, но и не строили никаких планов, касающихся семьи Лыковых. Но здесь, надо сказать, сыграла свою роль смена директора заповедника. Вместо молодого, энергичного, замечательного человека А.И. Мартынова прибыл назначенный главком И.Г. Ефремов.
Человек, совершенно не знавший Сибири, не представлявший, что такое дикая природа горной тайги и что за работа в таком заповеднике - почти всегда в экстремальных условиях. Все свои два с половиной года, до освобождения от должности, он просидел в кабинете. Ни разу ни на лошади, ни пешком не совершил ни одного выхода в тайгу по территории заповедника, хотя бы на 5-10 километров. Старался построить работу так, чтобы не было особенно хлопотно, никаких новшеств, инициатив от него никогда не исходило. Среднего роста, полноват, во рту всегда полуизжеванная махорочная скрутка, и весь его путь за время работы в заповеднике состоял от дома до работы; тихонечко, шаркающий походочкой, не спеша на обед домой и снова в кабинет до конца работы.
На одном из совещаний, когда возник разговор о семье Лыковых, Ефремов, к нашему удивлению, сказал, что, насколько он осведомлен, Лыковы никому не мешают, и пусть живут себе на доброе здоровье, где хотят. Старший научный сотрудник Ф.Д. Шапошников довольно резко возразил и сказал, что речь идет не столько о самом Лыкове, сколько о его детях, и предложил организовать поиски и постараться убедить Лыкова перебраться на Абаканский кордон. Вообще сотрудники научного отдела считали, что кандидатура К. Лыкова на место наблюдателя на Абаканский кордон - это идеальный вариант. Но Ефремов, явно не подумав, заявил:
- Нам браконьеров не нужно. Вот такой резкий поворот.
Короткое дежурство на Абаканском кордоне. Ликвидация заповедника. Последняя встреча Молокова с Лыковым. Расставание навсегда
Спустя три года, в начале сентября 1951 года, мы с Молоковым выехали на трех лошадях на Абаканский кордон с очередным объездом. Одновременно повезли продукты для зимнего дежурства. По плану, нам предстояло провести на кордоне пять-шесть дней. Нужно было побывать на горячем источнике и подготовить кордон к зиме. По завершении этой работы Молоков оставался на дежурстве, а я, забрав всех лошадей, должен был вернуться в поселок. На источнике в то время находился работник заповедника Д. Зуйков. Он также оставался дежурить вместе с Молоковым. Вернуться в поселок они планировали на лыжах.
Всю работу мы выполнили в указанный срок, немного порыбачили, и я, теперь уже с четырьмя лошадьми, отправился в путь. Мне предстояло одному проехать по горной тайге, перевалить Абаканский хребет. Это как минимум два дня. Дорога знакомая, но за день до отъезда пошел холодный дождь, а в горах повалил снег.
По мере того как я поднимался вверх к перевалу, снега становилось все больше и больше, и на перевале его было, как говорят таежники, "коню по брюхо". Тропы не было видно, затесы на деревьях были залеплены снегом. Немного буранило. В этой обстановке, когда видимость 20–30 метров, ориентироваться сложно. Вся надежда на лошадей. Я знал, что лошадь, побывав где-то в тайге хоть один раз, никогда не собьется с пути. А наши лошади знали этот путь лучше, чем мы, да и домой они идут всегда бодро, торопятся, и подгонять их не приходится. А когда я увидел почтовый ящик, прибитый к дереву, все встало на свои места - это была вершина перевала. Почтовый ящик был установлен наблюдателями для передачи информации еще в тридцатых годах. После спуска с перевала я покормил лошадей и почти по сухой тропе продолжал путь. Вернувшись в поселок, я подробно доложил о поездке. Обычно мы устно отчитывались в научном отделе, и в этот раз наш разговор проходил в кабинете Ф.Д. Шапошникова, который во время беседы, улыбаясь, неожиданно спросил:
- Ну, о Лыковых ничего не слыхать? - и, развивая разговор, сказал, что принято решение в следующем году послать наблюдателей найти Лыковых и переселить их, если они пожелают, на кордон заповедника, куда его приглашали еще перед войной, либо, в случае отказа, помочь им перебраться туда, куда они пожелают. И на новом месте помочь обустроиться. Он также сказал, что договоренность о помощи Лыковым есть на всех уровнях власти. К сожалению, этот разговор так и остался разговором. Жизнь снова внесла свои непредсказуемые коррективы. Через несколько дней пришел приказ из главка об освобождении от занимаемой должности директора Ефремова, что явилось закономерностью, а еще через несколько дней, как гром среди ясного неба, пришел приказ о ликвидации заповедника - на основании Постановления Совета Министров СССР.
Об этой стороне жизни заповедника, которая эхом откликнулась и на судьбе семьи Лыковых, следует сказать особо. Сам факт ликвидации заповедника явился каким-то непонятным, зловещим явлением. Такого страшного удара по природе, какой был нанесен по заповедникам СССР, не происходило никогда и нигде. Если уж говорить по существу - это был удар в спину самой природе, в результате действия которой существуем все мы. Ликвидирован был не только Алтайский. Из ста двадцати восьми заповедников было ликвидировано сто. Кроме Алтайского был ликвидирован также один из крупнейших заповедников - Саянский. Таким образом, на огромнейшей территории Алтае-Саянского таежного нагорья не осталось почти ни одного метра охраняемой заповедной территории. А это центр, где произрастают лучшие кедровники земного шара.
Научный мир был в недоумении. Как могло такое случиться? Почему так, вдруг, взять и уничтожить все, что было сделано за многие годы. Интереснейшие многолетние наблюдения над природой, научные труды, дневники экспедиций и т. д. в лучшем случае отправились пылиться в архивы. Роль заповедников в сохранении природы, восстановлении численности многих видов млекопитающих и птиц, в сохранении ценнейших лекарственных растений была общеизвестна, и доказывать важнейшую роль заповедников не было необходимости - это была истина, не требующая доказательств.
Однако правительство, не считаясь ни с кем и ни с чем, единолично решило и одним росчерком пера уничтожило то, чем гордилась Россия, показав всему миру свое невежество, непонимание простых вещей и недальновидность. Получалось так - что хочу, то и ворочу. И слава России в плане сохранения и охраны природы померкла. Подписал постановление о ликвидации заповедников глава государства.
Но свято место пусто не бывает, и в эти богатейшие таежные просторы, где произрастает в основном кедр, ринулись лесопромышленники. Уже в 1952 году на Телецком озере начал функционировать крупнейший леспромхоз. Но этому предшествовала не только ликвидация заповедника. В 1937 году было снято многовековое вето на рубку кедра. Дерево, которое на протяжении всего существования России было под категорическим запретом в плане его рубки, разрешили рубить, причем на всей территории Сибири. Охранялся кедр не зря. Это единственное в Сибири плодоносящее дерево, которое дает прекрасные плоды в виде орехов. Почти все животные и птицы, обитающие в тайге, употребляют орешки в пищу. И именно в таких частях тайги было обилие ценных пушных животных, и запасы их не иссякали, хотя на протяжении веков главным товаром на мировом рынке у России была пушнина. Но Алтайский заповедник - это не только кедр, это комплекс нетронутой природы и редкое по красоте уникальное Телецкое озеро, второе в Сибири после Байкала по величине хранилище пресной воды высокого качества.
После получения постановления о ликвидации заповедника было проведено общее собрание коллектива и началась подготовка к сдаче имущества и оборудования. На Абаканский кордон послали нарочных, которые, как и в 1941 году, сняли дежурных, все, что могли, прибрали и покинули кордон, теперь уже навсегда. Забегая вперед, следует сказать, что после многолетних мытарств Главному управлению по заповедникам удалось доказать необходимость восстановления заповедника на Алтае, и в 1958 году заповедник был восстановлен, но площадь его значительно сократили. Абаканский участок, где проживала семья Лыковых, не вошел в его территорию.
Директором был назначен В.В. Криницкий - деловой, знающий специалист, который в короткий срок восстановил традиции, собрал коллектив молодых ученых, и работа начала входить в нормальное деловое русло. И казалось, что мудрость, наконец, восторжествовала. Однако следующий глава государства в 1961 году, делая очередной доклад о положении в стране, заявил, говоря о заповедниках, следующее: "…заповедники, по-моему, - это надуманное дело". А на следующий день Алтайский Крайисполком вынес решение о ликвидации заповедника. И вновь похоронили мудрое благородное дело, показав всему миру свое невежество. Что могло послужить основанием для такого безграмотного заявления, кто мог убедить в том, что природа нам не нужна, сказать трудно. Ясно одно, что лесопромышленники сумели убедить правительство, что вырубать лес экономически выгоднее, чем охранять природу, не задумываясь над тем, что, вырубая кедр, мы уничтожаем ценнейших животных, птиц и прекрасный продукт питания. В 1968 году правительство, наконец, подробно рассмотрело вопросы охраны природы, и Алтайский заповедник был восстановлен. Но Абаканский участок не вошел и в этот раз.
Но вернемся на Абаканский кордон, где остались двое дежурных, и проследим действия наблюдателя Молокова. В числе разного рода заданий было и такое. Они должны были подняться вверх по реке, как можно дальше, с целью обследовать этот участок заповедника. В первые дни дежурства, как только наладилась погода, Молоков оставил напарника на кордоне, а сам на лодке "ушел на шесту" вверх по реке. Ушел один. Он посчитал, что так будет лучше. И кордон не брошен, и никто не посмеет проникнуть вверх по долине, зная, что на кордоне охрана. Для такого таежника, как Молоков, одиночество в тайге в таких условиях не составляло никаких трудностей. Я имею в виду, что опытные таежники не испытывают никаких неудобств от одиночества, просчитывают каждый шаг вперед, взвешивают все "за" и "против" и всегда готовы к любым неожиданностям.
Ему удалось подняться довольно высоко, несмотря на образовавшийся на реке залом, который заставил Молокова обтаскивать лодочку по берегу. Надо сказать, что мы с Молоковым не раз преодолевали это препятствие, но сейчас он был один. На третий день он в удобном месте оставил лодку и решил еще немного пройти пешком вверх по долине. Примерно через километр пути обнаружил в протоке загородку и две мордушки. Для него не было никаких сомнений в том, что здесь кроме Лыкова рыбачить некому. Он внимательно осмотрел место и ушел, стараясь не оставлять никаких следов. А на следующий день встреча состоялась. Карп Осипович вытряхивал из мордушки хариусов, когда увидел идущего к нему человека. Молоков подходил не спеша. Карабин у него был за спиной. Это он сделал специально, как бы показывая, что никаких плохих намерений у него нет, но и Лыков не проявлял суеты. Стоял спокойно, крестился, еле заметно шевелил губами и в то же время внимательно рассматривал пришельца.
Повторилось то же самое, что произошло в этих местах одиннадцать лет тому назад, с чего я начал свое повествование. Подойдя ближе, Молоков поздоровался и спросил:
- Признал меня? Лыков, поклонившись, ответил на приветствие и произнес: - Признал, Данила, признал. Вот так состоялась очередная встреча с человеком из "мира", и опять с Молоковым. Поговорили в этот раз основательно. Сам Молоков говорил:
- Поругал Лыкова крепко, и не за то, что прячется от людей, а за то, что прячет детей. Убеждал всячески, как мог. Молокову было легко говорить с Лыковым. Эти люди были не только единоверцы, но и знали друг друга на протяжении многих лет жизни. Он спросил и о нашем письме, которое мы оставили в его домике на Еринате в феврале 1947 года. Читали ли? Лыков ответил: - Читали, но не все поняли. Хотя голову ломать там было не над чем. Как я уже писал, мы изложили в том письме все как можно проще, доходчивее некуда. Это была, на мой взгляд, со стороны Лыкова примитивная уловка. Ссылаясь на непонимание, легче уходить от ответственности. На вопрос, как семья, как здоровье всех, как дети, Лыков сказал:
- Жинка и детвора, слава Богу, живы. Из разговора Молоков понял, что выходить из тайги Лыков опасается, говоря:
- Схватят, и сгинешь. Данила Макарович убеждал, что горячее военное время ушло, и сейчас уже нет того, что было, и что их никто нетронет. Словом, разговор состоялся, и опять Молоков подробно говорил о работе в заповеднике на Абаканском кордоне, и как бы от имени администрации пообещал в случае согласия пригнать им в личное пользование корову и овец. Расстались довольно дружелюбно, да иначе и быть не могло. Делить им было нечего.
Оба понимали, что никто никому не угрожает и что подобные важнейшие вопросы надо решать не с лиха, а миром и уважением. Кроме этого, надо отметить, что время примиряет, и злобные выпады по отношению к Лыкову со стороны местных жителей и воинственно настроенных чиновников от власти к этому времени постепенно улеглись. Молоков посоветовал не искать больше другого места жительства и добавил, что если уйдут, то все равно найдут, и вот тогда могут быть серьезные неприятности. Провели вместе несколько часов. Расставаясь, Карп Осипович дал Молокову несколько хариусов для ухи, а Данила Макарович в свою очередь поделился солью. Попрощавшись, они разошлись, не ведая, что на этом свете им уже свидеться не суждено. Все это Молоков рассказал, когда вернулся с дежурства на Абаканском кордоне уже не существующего заповедника.
И вот сейчас самое время сказать, что с 1951 года Лыковы остались без всякого внимания. О них думать было некому. Научные сотрудники разъехались, местным жителям было не до них, да и никто не проявлял никакой прыти, своих забот - хоть отбавляй. Местным властям и подавно Лыковы были не нужны.
Место, где они жили, - это территория Красноярского края, а там мало кто знал, что где-то кто-то живет, а если и доходили какие-либо слухи о "лесных людях", то воспринимались они как красивая легенда. Тем более что Лыковы никому никакого зла никогда не делали, никому не мешали, не лезли в чужую жизнь и ничего ни с кого не требовали. Во вновь созданный заповедник, как я уже писал, Абаканский участок и в этот раз не вошел, и Лыковы теперь уже окончательно стали "ничьи", и о них постепенно стали забывать.
Работа в туризме. Поход группы Штюрмера в верховья Бол. Абакана. Встреча с Лыковыми
Спустя два года автора этих строк как знающего озеро и Горный Алтай в целом пригласили на работу на туристскую базу на Телецком озере, где пришлось много лет возглавлять инструкторскую службу горнопешеходного и водного туризма. Это были годы, когда полным ходом развивался, как тогда официально говорили, советский массовый туризм, а Алтай с его чарующей красотой, как всегда, был заманчивой целью для любителей побывать в далеких диких краях и совершить путешествие в окружении живой природы. Словом, на Алтай в послевоенные годы буквально хлынул поток туристов. Здесь были разработаны и открыты туристские маршруты различных категорий сложности, доступные для людей разного возраста и разной физической подготовки. Маршруты охватывали наиболее интересные места Горного Алтая и давали полное представление об этом удивительном районе России. Интересные не только с точки зрения необыкновенной красоты, но и с точки зрения истории, географии, растительности, освоения, заселения и т. д. Заканчивая путешествие по Алтаю, туристы, уезжая домой, уверяли, что подобные места духовно обогащают каждого, кто побывал здесь. И это действительно так.
Понимали ли все это наши предки, уходящие из России в Сибирь, на Алтай, в поисках благодатных мест? Понимали. Конечно, не так, как мы, но не меньше чем мы, если не больше. И выбирали для жительства места не только удобные для ведения разностороннего хозяйства, но и привлекательные с точки зрения красоты и, как они говорили, "баские места", т. е. красивые.
Помню, как однажды, ночуя в тайге на берегу Абакана, разговаривая в спокойной обстановке у костра о переселении в таежную глухомань, один из староверов сказал, говоря о красоте этих мест:
- Благодать-то кака, душу радует и жить-то легче. Как еще можно сказать лучше? Вот вам и понятие истинных русских крестьян о духовности и любви к природе. Кроме так называемых плановых туристов, Алтай посещали сотни самодеятельных групп из многих городов Союза. В основном это были студенческие группы, хорошо подготовленные, с разработанными и документально оформленными маршрутами, утвержденными квалификационными комиссиями своих клубов. Основная масса таких групп прибывала из Москвы, Ленинграда, Киева, Барнаула, Новосибирска и других городов, где действовали клубы туристов и была хорошо поставлена организационная подготовка. Большинство групп, проходящих по району Телецкого озера, заходило на турбазу с целью сделать отметку в маршрутных документах и получить консультацию, если таковая требовалась. Поэтому руководство турбазы знало о передвижении многих групп, знали, когда ушли и как будет проходить маршрут данной группы.
Эти группы исколесили Горный Алтай вдоль и поперек. Много групп уходило в Западные Саяны и, перевалив Абаканский хребет, спускалось вниз по реке Абакан. Но верховья этой реки всегда оставались в стороне. Этот сложный труднодоступный участок посещали крайне редко, а вот на турбазу, получать консультацию, заходили многие из них.