И фигуры, объемистые фигуры регулировщиков в белых маскировочных халатах, с ярко-красными и белыми флажками в руках, сливающиеся с пургой, были добрыми духами этих снежных пространств, указывающими путь бесчисленным проносящимся мимо странникам.
Ветер здесь дул свирепо, дорогу замело сугробами, две глубокие колеи стали как бы рельсами, с которых ни одна машина свернуть не могла. И ожидая, мы мерзли, – о, как мерзли мы в этот день! За всю зиму я ни разу не промерзал так, до косточки, до дыхания.
Но вот из-под снежной пелены глянуло несколько гранитных валунов, – я понял: мы выезжаем на берег. Смотреть я мог только вполглаза, – так я был заметен сразу зачерствевшим на мне, плотно сбитым снегом.
Мы снова были в кольце блокады!
Подъезжая к ленинградским пригородам, никто из нас не мог определить, какой именно дорогой мы едем, до тех пор пока не миновали два контрольно-пропускных пункта. Красноармейцы проверили у Гусева документы, а у нас спросили только, везем ли мы сухари. Мы промолчали, и часовые, махнув рукой, пропустили нас. Мы оказались на Полюстровской набережной, чуть ниже Охтинского моста.
Было 7 часов вечера. Если б мы приехали раньше, то стали бы развозить по составленному мною маршруту порученные нам посылки, но было поздно, мы решили отложить это дело до завтра и, доехав до Литейного моста, помчались по проспекту Володарского. Я жадно всматривался в лик города, но ничего в этом мертвенном, строгом лике за месяц не изменилось, разве только я не увидел валяющихся окоченевших трупов да меньше, чем было то в январе, везли на салазках мертвецов. Все остальное, в общем, было как и тогда. Впрочем, кое-где народ скалывал снег с трамвайных путей, очищенные места зияли дырами глубиной в полметра. Улицы же второстепенные, утонувшие до вторых этажей в сугробах, представляли собой дорогу более ухабистую и засугробленную, чем та, по которой мы ехали за городом.
Я сошел у своего дома. Он был цел – это первое, что было для меня важно.
На пятом этаже дверь в мою квартиру оказалась запертой. Замки целы. Почему-то мне было немножко жутко отпирать дверь. Я зажег свечу, открыл дверь, вздохнул было с облегчением: все в порядке! Но тут же удивился: весь пол передней покрыт серым налетом – то ли мукой, то ли… сделав два шага в столовую, я увидел над собой небо!
Огромная дыра в потолке, куски стропил в зиянии разбитого снарядом чердака, свисающие до полу расщепленные доски, дранка, обломки, пробитый осколками пол, заваленный кирпичами, мусором, снегом, битым стеклом; стены, шкаф в дырах от осколков; разбитый, с разломанными дверками старинный буфет карельской березы. Круглый обеденный стол, сбитый взрывной волной в пол. Скатерть, припудренная известковой пылью. Стена за кроватью Натальи Ивановны с трещиной от пола до потолка… И опять взгляд на пробоину надо мной: она – в два квадратных метра, просвет в небо и еще гораздо больше просвет – в раскрошенный чердак, без крыши. Я быстро оглядел всю квартиру. Кухня, мой кабинет, все прочее было цело, но во всем хаос запустения.
Я подошел к телефону и попробовал нажать кнопку. На удивление мое, телефон работал.
Я долго стоял в безмолвии, созерцая печальную картину разрушения.
Потом резко и порывисто стал исследовать мусор, нашел несколько крупных осколков снарядов: один – сантиметров десять длиной, другой – круглый, увесистый, размером с яблоко, и несколько мелких…
Промерзший, я сообразил, что у меня есть дрова: сорвал с потолка висящую доску, обрушив груду мусора и кирпичей, взял щепу из-под снежного покрова на полу, распили все это, понес в кухню, затопил плиту и, пока ведро со льдом превращалось на плите в ведро с водой, занялся приведением в порядок того, что уцелел при разрыве снаряда…
Союз писателей. Кормят здесь сейчас лучше, чем в январе. Кашу дают всем с пятидесятипроцентной вырезкой из продкарточки.
В двух комнатах и в бильярдной Дома имени Маяковского создан (один из немногих в городе!) стационар. В нем восстанавливают силы предельно истощенные голодом писатели. Организован этот стационар огромными усилиями. В стационаре всегда жарко топится жестяная печка-"буржуйка", соблюдается абсолютная чистота, кипятится для ванной вода, трижды в день готовится горячая пища, есть медицинский уход. Постельное и нательное белье – чистое, на столах – белые скатерти. Искусственные цветы. Спасено от смерти уже несколько десятков людей – например, писатель Сергей Хмельницкий, скромнейший человек, который, несмотря на тяжелую форму астмы, возглавлял отдел пропаганды художественной литературы. Это дело требовало от него невероятной энергии и самоотверженности. Принимая заявки от госпиталей и учреждений, Хмельницкий организовывал в них литературные выступления писателей. В самые тяжелые месяцы – декабрь – январь – не было отвергнуто ни одной заявки. Многие писатели совершали дальние "пешие переходы" (например, в Лесной), чтобы выступить в каком-либо госпитале. В их числе были Н. Тихонов, А. Прокофьев, И. Авраменко, Б. Лихарев, О. Берггольц, В. Кетлинская, Л. Рахманов, Е. Рысс, С. Хмельницкий, Г. Гор,
В. Волженин и десятки других, многие из которых находятся в крайней степени истощения.
Я знаю, что кроме этого стационара и кроме "Астории" такого же типа "спасательные станции" организовали на Кировском, на Металлическом и еще на некоторых заводах.
…Девятнадцатилетняя жена В. Н. Орлова Элико Семеновна 12 февраля родила ребенка. Из дома на канале Грибоедова ее доставили волоком, на саночках, на Васильевский остров – в родильный дом. Здесь печуркой обогревалась одна-единственная палата, в которой при свете лучины принимались роды, производились операции, лежали первые дни женщины с грудными детьми. Элико родила в темноте, в тяжелейших условиях. Ребенок оказался отечным. Несмотря на все усилия и самоотверженность врачей, на одиннадцатый день ребенок умер от кровоизлияния и разрыва сердца…
А ведь у многих людей в будущем, когда эта война станет давней историей, появится паспорт, в котором окажется запись: дата и место рождения – февраль 1942 года, г. Ленинград. Будут ли знать эти молодые люди, в каких условиях выносили и родили их матери? И чт, став совершеннолетними, сделают для того, чтобы никакие в мире города никогда не подвергались таким бедствиям, каким подверг проклятый фашизм мой родной, несгибаемый Ленинград?
7 марта
Яркий день. Над головою разрывы зениток, яростная стрельба по самолетам, летящим на Ленинград.
Я просматриваю ленинградские газеты, вышедшие за время моего отсутствия.
На Ленинградском фронте уже огромный размах приобрело движение снайперов-истребителей. Феодосий Смолячков (истребивший 125 немцев 126 пулями) недавно погиб. Владимир Пчелинцев, Иван Вежливцев, Петр Галиченков, Федор Синявин, десятки других снайперов, часами и днями высматривая и выслеживая врага, каждый вырабатывая свои методы уничтожения немцев, истребили уже тысячи гитлеровцев. На слетах и конференциях снайперы обмениваются опытом, сейчас идет речь о создании целых снайперских рот. Снайперы появляются теперь в любой части, в любом подразделении, и немцы уже не смеют поднять над своими окопами головы, ходить по переднему краю – мы их окончательно загнали в землю.
На какие подвиги способны защитники Ленинграда, можно судить по величайшему акту самопожертвования бойцов Черемнова, Красилова и сержанта Герасименко, которые, спасая от уничтожения свой взвод, попавший под обстрел из трех хорошо замаскированных пулеметных точек, подползли к вражеским дзотам, кинулись к амбразурам и закрыли их своими телами. Взвод лейтенанта Полянского был спасен ценою жизни этих трех героев. Двое из них были беспартийными, а Герасименко – коммунистом. Этот замечательный подвиг описан 11 февраля в "Ленинградской правде".
Ханковцы генерал-майора Н. П. Симоняка сражаются теперь на Пулковских высотах, сам Симоняк награжден орденом Ленина, а командующий гарнизоном Ханко генерал-лейтенант Кабанов ныне начальник гарнизона города Ленинграда.
По опубликованным в "Ленинградской правде" подсчетам, немцы в каждый день их "сидения" под Ленинградом теряют в среднем тысячу солдат и офицеров, а всего к 20 февраля потеряли здесь 278 640 человек, 1195 орудий, 1811 самолетов и множество другой техники.
А под старой Руссой продолжается уничтожение частей 16-й немецкой армии.
Что же можно сказать о гражданском населении Ленинграда?
В самом городе смертей от голода сейчас даже больше, чем в январе, потому что никакими увеличенными нормами продовольствия уже нельзя восстановить здоровье людей, которое было окончательно разрушено дистрофией при 125-граммовом декабрьском хлебном пайке. Но эти тысячи и тысячи ежедневных смертей теперь уже не производят на население такого страшного впечатления, какое производили в декабре и в начале года. Тогда многим казалось, что весь город вымрет, тогда угасала надежда на спасение, а теперь медленно, но неуклонно все идет к лучшему. Это очевидно для всех. Кто хочет уехать, знает, что эвакуация производится, что надо только дождаться очереди. Те, кто уезжать никуда не хочет, решив делить свою судьбу с судьбой Ленинграда до конца, до прорыва блокады (а таких – большинство), вглядываются не в плохое, а только в хорошее – в приметы его, и крепят этим силу своего духа, а значит, и физические силы их укрепляются.
Примет таких много!
Близится весна. Солнце уже пригревает, радует светом и теплом. Разрешено разбирать ветхие деревянные дома на дрова (да топливо поступает уже из-за Ладоги); население все больше организуется для очистки и приведения в порядок города, – угроза эпидемии есть, но самих эпидемий в Ленинграде нет. Производятся массовые прививки против дизентерии, уже сотням тысяч людей они сделаны. Медицинская помощь вообще налаживается. При каждом домоуправлении созданы санитарно-бытовые комиссии. Энергично борются со всякими спекулянтами и мародерами не только милиция, но и комсомольские контрольные посты, они везде – в магазинах, на складах, на хлебозаводах, на транспорте… В заледенелых, омертвелых цехах заводов и фабрик люди готовятся к восстановительной работе, кое-что уже восстанавливают…
А в номере от 15 февраля сказано:
"…Очищены от снега, мусора и нечистот полностью или частично дворы в 335 домах Октябрьского района. В 150 домах Смольнинского района отеплены водопроводные трубы, и население этих домов теперь обеспечено водой. К 10 февраля введены в строй водопроводы в 135 домах Дзержинского района…"
В городе открываются детские комнаты, ясли, чайные, прачечные, все коммунальное хозяйство города с приходом весны начнет восстанавливаться. Уже сейчас везде разговоры об огородах, которые разрешено будет устраивать на площадях, вдоль улиц, в парках, скверах – повсюду в городе…
Люди трудятся, а труд лечит и дает радость!
Ленинградцы расчищают снежные, засугробленные улицы, по которым когда-то ходил трамвай. Людей полно! Чуть ли не все население скалывает лед с трамвайных путей, сволакивает кое-где снег на листах фанеры с привязанными к ним веревочками. Скоро трамвай пойдет снова!
Лица людей – я присматриваюсь – значительно более живые, чем были в январе, когда все люди казались покойниками. Чувствуется, что городу теперь дышится чуть-чуть легче. Город переживает некий восстановительный период. Во всяком случае, приводится в порядок. Настроение у горожан бодрое. Я уже слышал редкие еще, правда, шутки и слышал смех. А всерьез люди говорят так:
"Самую смерть мы пережили! И голод уже одолели. Конечно, и сейчас голодно, но уже живем, жить можно! Только вот силенки набрать не просто после такой зимы! Умирают те дистрофики, кому теперь питание все равно не впрок, да кто духом слаб. А мы все, кто работает, теперь выдюжим!.."
Первая победа – победа Ленинграда над страшным голодом – уже у нас в руках; такого, что было, больше не будет!
Блокадная, суровая наша жизнь продолжается. Но это именно – жизнь!
Примечания
1
Опубликована в "Правде" 25 июня 1941 г. (Здесь и далее примечания автора.)
2
"…Ленинградцы вступили в бой с фашисткой авиацией в первый же день войны. В ночь на 23 июня орудия батареи, которой командовал старший лейтенант Пимченков, меткими залпами сбили бомбардировщик "Юнкерс-88". Из 12 бомбардировщиков, шедших на Ленинград со стороны Карельского перешейка, гитлеровцы на подступах к городу потеряли 5. после этого памятного для фашистов налета они в течение месяца не появлялись над городом…" (Кекало Я. Советские зенитчики. М., Воениздат, 1959, с.51.)
3
Типпельскирх К. История второй мировой войны. М., Иностр. лит., 1956, с. 189.
4
Там же.
5
В 1942 году я стал спецвоенкором ТАСС (центрального) по Ленинградскому и Волховскому фронтам, уже – с тех пор – независимым от Ленинградского отделения.
6
Встречающиеся в тексте сокращения, принятые в годы Великой Отечественной войны, разъяснены на с.
7
Ныне Карельская АССР.
8
Ныне одна из пограничных застав на этом участке названа именем Алексея Гарькавого.
9
"Первый налет на Москву был совершен в ночь на 22 июля 1941 года. Шло более 200 немецких бомбардировщиков, группами по 15 – 20 самолетов. После первого же донесения, поступившего от поста ВНОС из Вязьмы, наши истребители поднялись в воздух, а зенитчики изготовились к бою. Вражеские самолеты на подступах к Москве были рассеяны, зенитчики сбили 10, а летчики-истребители – 12 самолетов врага. Только одиночным вражеским бомбардировщикам удалось прорваться к столице… В следующем налете на Москву, в ночь на 23 июля, из 200 вражеских самолетов было сбито 15, а во время третьего налета, в ночь на 24 июля, из 140 самолетов к Москве прорвались лишь два, но и они были сбиты огнем зенитной артиллерии" (Кекало Я. Советские зенитчики, с. 31).
10
8 августа 1941 года.
11
Многие части 41-го корпуса, попав в окружение, долго пробивались из него с ожесточенными боями, голодали и терпели лишения в лесах. К середине сентября уцелевшие люди несколькими крупными группами вышли из окружения. Генерал-майор А. Н. Астанин вывел одну из этих групп к станции Погостье в конце сентября.
12
В первых числах сентября 1941 года, уточняя план внутренней обороны города, Военный совет определил три наиболее опасных направления, на которых противник мог наносить главные удары: северное (Сестрорецк – Белоостров), южное (Колпино – Пулково) и юго-западное (Красное Село – Урицк). Опасными районами также признаны Ладожское озеро, Ржевка и Финский залив. (Карасев А. В. Ленинградцы в годы блокады. М., Изд-во АН СССР, 1959, с.107.)
13
Краткий обзор боевых действий на Ленинградском фронте за два года Великой Отечественной войны. – В сб.: Ленинград в Великой Отечественной войне Советского Союза, т. 1. Л., Госполитиздат, 1944, с. 404.
14
"В 23 часа 29 августа был получен приказ о взрыве всех сооружений (Кингисеппского. – П. Л.) укрепленного района численностью 1800 человек, с 24 орудиями, 73 станковыми пулеметами, через леса и болота начали выход из окружения и соединились с войсками фронта в районе Волговицы" (Карасев А. В. Ленинградцы в годы блокады, с. 100, по архивным данным).
15
Немцы сбросили на Мгу парашютный десант еще 28 августа 1941 года, но в тот день были отбиты.
16
"В эвакуации Таллина принимали участие 23 судна Балтийского государственного морского пароходства (включая 5 латвийских судов, прибывших в Ленинград после эвакуации Риги) и 6 крупных судов Эстонского государственного морского пароходства. Из них 25 погибло в море, 3 выбросилось на берег о. Гогланд, и только один пароход "Казахстан", получивший большие повреждения, дошел до Ленинграда. Позже прибыл пароход "Сауле", снявшийся с камней о. Гогланд. За три дня этой операции (27 – 29 августа) были потоплены почти все лучшие торговые суда Балтийского моря, имевшие вместительные трюмы, ледовые подкрепления и тяжеловесные стрелы. Вместе с судами погибло большое количество ценных грузов и более 10 тысяч человек…" (Эдлинский С. Ф. Балтийский транспортный флот в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. М., Морской транспорт, 1957, с. 45 – 46).
В отличие от почти невооруженных транспортов торгового флота военные суда Балтийского флота пострадали сравнительно мало.
"Но боевое ядро Балтийского флота – лидеры, миноносцы, подводные лодки, торпедные катера с флагманом Балтики, крейсером "Кировым", – здесь, в Кронштадте. Около 200 кораблей и транспортов прорвались из Таллина в Кронштадт. План германского верховного командования потопить или захватить Балтийский флот провалился…" (Михайловский Н. Таллинский дневник. Л., Лениздат, 1958, с. 197).
17
Пожар Бодаевских складов, где были сконцентрированы крупные продовольственные запасы города, резко ухудшил положение Ленинграда.
18
"8 сентября 1941 г. было сброшено 6327 зажигательных бомб, вспыхнуло 178 пожаров. При втором налете, в 22 часа 35 минут, было сброшено 48 фугасных бомб весом по 250 – 500 килограммов. Под обломками домов погибло в этот вечер 24 человека и было ранено 122. Зенитчики сбили 5 самолетов неприятеля" (Павлов Д. В. Ленинград в блокаде. М., Воениздат, 1958, с. 25).
19
В старинном доме на канале Грибоедова в 1934 году были надстроены два этажа для квартир писателей. Их в просторечии называют "надстройкой писателей".
20
С востока, со стороны Волхова, действительно вела наступательные бои 54-я армия, усиленная 20 сентября двумя стрелковыми дивизиями, прибывшими из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. Стремясь прорвать кольцо блокады и соединиться с частями, наступающими из Ленинграда, армия пыталась овладеть Мгой и Синявином, но это не удалось: немцы уже успели создать здесь мощные оборонительные укрепления. Все же в результате контрудара защитников Ленинграда враг, потеряв еще до 20 тысяч солдат и офицеров, выдохся, и 25 сентября гитлеровским командованием был издан приказ о прекращении атак на Ленинград. Немцы перешли к обороне. К 29 сентября линия фронта стабилизировалась. Дальнейшие бои, в которых наши войска постепенно улучшили свои позиции, имели местное значение. Пулковские высоты, Колпино на весь период блокады остались за нами. В сентябрьских налетах на Ленинград участвовало 2712 самолетов противника, но только 480 удалось прорваться к Ленинграду. Зенитной артиллерией и нашей истребительной авиацией в сентябре было вбито 272 самолета немцев. По наступавшим с юга немцам за сентябрь 1941 года было выпущено 670 252 снаряда и мины. Таковы данные, опубликованные в различных изданиях за последние годы.