В итоге можно констатировать, что если в начале XX века традиционный шведский нейтралитет имел ярко выраженную прогерманскую окраску, то в годы второй мировой войны этот нейтралитет находился под германским контролем. Швеция, к сожалению, не раз нарушала свой нейтралитет. В период "зимней", или "странной", войны она делала это по собственной инициативе, а в 1940 – 1943 годах в результате сильного нажима со стороны Германии. Надо сказать, что сохранением своего нейтралитета и государственной самостоятельности Швеция в немалой степени обязана позиции Советского Союза.
К богатейшему клану шведских банкиров и промышленников относится и Рауль Валленберг – дипломат, первый секретарь шведского посольства в Будапеште с 1944 по 1945 год. Р. Валленберг занимался в то время вопросами оказания помощи 15 000 евреев, проживавших в Венгрии.
Занимательная и непонятная история Рауля Валленберга напоминает историю современного графа Монте-Кристо, много лет проведшего, но не во французских, а в советских застенках, а затем бесследно исчезнувшего.
История Р. Валленберга началась с того, что шведский дипломат, по данным зарубежной прессы, 17 января 1945 года был арестован советскими органами контрразведки СМЕРШ и этапирован в Советский Союз (кстати, 17-е число называет лишь один источник, остальные публикации указывают просто – в январе 1945 года). Эта история многие годы не сходила со страниц зарубежной и отечественной печати. Только за последние годы об этом писали "Московские новости" (1989 г.), журналы "Эхо планеты" (1989 г.), "Молодая гвардия" (1991 г.), газеты "Вечерняя Москва" (1993 г.), "Известия" (1991 г., 1993 г., 1994 г.) и другие.
Арест Рауля Валленберга был вызван якобы тем, что он мог выполнять какие-то задания секретных служб или быть их агентом, а некоторые публикации называли его даже специальным связником английских и американских спецслужб, направленным для связи с их агентом Л. Берия. Мол, и его такой странный арест, или приглашение поехать в Москву, и был определен тем, что его ждал Берия, да еще с пакетом. Мол, Сталин об этом не знал, а Валленберг, как связник, чем-то не угодил Берия, и его заключили в тюрьму, а затем убили, но не его, а его двойника, а сам настоящий Валленберг жив до сих пор и кому-то упорно служит. Только никто не говорит – кому?!
Что же доподлинно известно из этой исторической легенды? Молодой, 35-летний шведский дипломат, отпрыск одного из богатейших семейств мира, находясь в период 1944 – 1945 годов в Будапеште, занимался оказанием практической помощи евреям избежать смерти и депортации, будучи сам причастным к этой нации. Он доставал и передавал евреям охранные грамоты от имени правительства Швеции и других нейтральных стран, так называемые "Шутц-пассы". В этой деятельности ему активно и успешно помогала жена министра иностранных дел правительства фашистской Венгрии Гобо Кемены баронесса Элизабет Кемена. Известно, что проведением этой работы в Венгрии Р. Валленберг занимался по просьбе делегации представителей американских еврейских организаций, приезжавших в 1943 году для этих целей в Стокгольм. Известно также, что обер-штурмфюрер СС Адольф Эйхман, 38-летний шеф еврейского отдела гестапо, занимавшегося в Венгрии депортацией евреев, дважды пытался организовать покушение на жизнь Р. Валленберга, но безуспешно.
28 марта 1945 года крупный шведский банкир, Маркус Валленберг, обратился в советское посольство к А. М. Коллонтай с официальной просьбой помочь разыскать его пропавшего родственника.
Тем временем молва и ажиотаж вокруг имени Рауля Валленберга продолжали муссироваться зарубежной и отечественной прессой. Одни свидетели видели его заключенным в камере № 142 Лефортовской тюрьмы, другие читали свидетельство о его смерти от инфаркта в тюремной камере 17 июля 1947 года, третьи встречали его где-то в Сибири в 60-е и даже 70-е годы. Однако 18 августа 1947 года замминистра иностранных дел СССР А. Вышинский направил шведскому посланнику в Москве Р. Сульману официальную ноту, в которой говорилось: "В результате тщательной проверки установлено, что Валленберга в Советском Союзе нет и он нам неизвестен".
Однако настойчивость родственников по его розыску и их обращения в официальные правительственные органы СССР привели к тому, что в октябре 1989 года в Москве советской стороной им якобы были предъявлены найденные незадолго до этого в архивах КГБ личные документы и вещи Рауля Валленберга: дипломатический паспорт, удостоверение личности, водительские права, записные книжки, американские, венгерские и шведские деньги и портсигар. По поводу портсигара его сестра Нина Лагергрен, урожденная Валленберг, выразила сомнение в его принадлежности брату, поскольку Рауль никогда не курил.
Фантазии, прогнозирование и предположения причин исчезновения Р. Валленберга продолжали извергаться как водопад, и все с брызгами "якобы". В иностранной печати появились материалы "историков" и "публицистов", в которых высказывалась мысль, что в похищении Валленберга, если оно, конечно, было, замешан и Л. И. Брежнев, поскольку он в годы войны был начальником политотдела 18-й армии, дислокация которой в те годы проходила по северной части Венгрии.
Можно ли всерьез говорить о причинах исчезновения Р. Валленберга, если не фантазировать?! А если фантазировать, то почему нельзя предположить, что Валленберг все-таки попал в руки переодетых в советскую форму сотрудников гестаповца Адольфа Эйхмана. И уж, во всяком случае, его нельзя считать "связником" Берия, поскольку сам Л. П. Берия был казнен не как английский шпион и "враг народа", а как, об этом теперь известно, конкурент, претендент на место первого человека в государстве, перехитрившего его Н. Хрущева.
Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина, оказавшаяся по воле судьбы на самом острие разведывательной работы в предвоенные и военные годы, к истории с братьями Валленбергами, о которой она пишет в своей книге, как разведчица имела лишь косвенное отношение. Из архивных материалов Службы внешней разведки того времени видно, что основную работу по заключению перемирия с Финляндией вела советская дипломатия в лице Александры Михайловны Коллонтай, а разведка в лице Зои Ивановны лишь помогала ей, в изобилии снабжая справочными и характеризующими, как говорят в разведке, установочными материалами.
В эту страну и был направлен в качестве резидента опытный сотрудник органов государственной безопасности полковник Борис Аркадьевич Рыбкин. Ранее он был резидентом в Финляндии, где и познакомился с Зоей Ивановной Воскресенской. В Финляндии Рыбкин проявил себя и как дипломат, выполняя конфиденциальное поручение Сталина. Об этом красноречиво говорит докладная записка МИД СССР, которую в мае 1981 года передал 3. И. Воскресенской-Рыбкиной бывший посол СССР в Финляндии А. Е. Ковалев.
"Наиболее последовательное и полное изложение содержания советско-финляндских политических переговоров, происходивших в 1938 году в обстановке строжайшей секретности , приводит в своей изданной в 1957 году на английском языке книге "Зимняя война" В. А. Таннер , пытающийся с объективистских позиций дать правдоподобную версию событий.
Как свидетельствует Таннер, тогдашний министр финансов Финляндии, переговоры в Хельсинки вел с советской стороны второй секретарь полпредства СССР в Финляндии Б. Н. Ярцев (по определению Таннера "представитель ОГПУ в советской миссии"). Никто в полпредстве, кроме Ярцева, даже советский полпред в Хельсинки В. К. Деревянский, ничего не знал не только о содержании переговоров, но и о самом факте их ведения. Эти характеристики Таннера соответствовали истине.
Таннер отмечает, что ранней весной 1938 года Ярцев позвонил финскому министру иностранных дел Р. Холсти и обратился с просьбой предоставить лично ему возможность срочно переговорить с министром. В ходе состоявшейся 14 апреля встречи Ярцев спросил, может ли он обсудить с Холсти "пару в высшей степени конфиденциальных вопросов", и сообщил далее, что он, будучи недавно в Москве, "получил от своего правительства исключительно широкие полномочия обсудить именно с финским министром иностранных дел проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией. Переговоры должны быть абсолютно секретны".
Заручившись согласием Холсти, Ярцев заявил ему следующее: советское правительство полно желания уважать независимость и территориальную целостность Финляндии, но СССР абсолютно убежден: Германия вынашивает настолько далеко идущие планы агрессии против России, что представители экстремистской части германской армии не прочь осуществить высадку войск на территории Финляндии и затем обрушить оттуда атаки на СССР. В таком случае закономерно поставить вопрос: какой позиции будет придерживаться Финляндия перед лицом этих намерений немцев. Если Германии будет позволено осуществить акцию в Финляндии беспрепятственно, то Советский Союз не собирается пассивно ожидать, пока немцы прибудут в Райяёк (ныне город Сестрорецк, Ленинградской области. – Э. Ш.), а бросит свои вооруженные силы в глубь финской территории, по возможности дальше, после чего бои между немецкими и русскими войсками будут происходить на территории Финляндии. Если же финны окажут сопротивление высадке немецких десантов, то СССР предоставит Финляндии всю возможную экономическую и военную помощь с обязательством вывести свои вооруженные силы с финской территории по окончании войны. Советский Союз был бы готов в этом случае предоставить определенные концессии в экономической области. Он располагает практически неограниченными возможностями закупать в Финляндии промышленную продукцию, в особенности целлюлозу, а также сельскохозяйственные товары, преимущественно для снабжения ими Ленинграда. Советское правительство осведомлено о германских планах: если финское правительство не будет потворствовать осуществлению целей Германии, то фашистские элементы в Финляндии организуют мятеж и сформируют правительство, которое окажет поддержку устремлениям немцев. В заключение беседы Ярцев спросил Холсти, изъявил ли бы последний готовность вести переговоры по этим вопросам только с ним, Ярцевым, лично, поскольку ни советский полпред Деревянский, ни первый секретарь полпредства СССР в Хельсинки Аустрин ни в коем случае не должны ничего знать об этих переговорах.
В ответ на подробное изложение Ярцевым позиции СССР Холсти сказал, что в его служебные функции входит получение любой информации, откуда бы она ни исходила, но что только президент республики определяет национальную внешнюю политику во всей ее полноте. Следовательно, он, Холсти, не может приступить к регулярным переговорам без соответствующей санкции президента. Холсти сослался также на то, что Финляндия сотрудничает со Скандинавскими странами. Единственной целью этого сотрудничества, по его словам, является, в части, касающейся Финляндии, сохранение мира. Холсти спросил, подразумевал ли Ярцев, когда говорил о возможной советской помощи Финляндии, закупки финнами оружия у СССР.
Ярцев ответил, что наряду с другими формами экономической поддержки это также может быть принято во внимание, как только Советский Союз будет гарантирован, что Финляндия не окажет помощи Германии в войне против СССР.
Тогда Холсти поинтересовался, что следует понимать под этими гарантиями.
Ярцев пояснил, что к этому вопросу они оба смогут вернуться позднее, а именно: как только будет уверенность в том, что Финляндия желает стоять в стороне от войны и оказать сопротивление германскому вторжению на ее территорию.
Далее Таннер свидетельствует: "На этом первое интересное обсуждение завершилось. Стало ясно, что советское правительство опасается возникновения войны в ближайшем будущем и стремится изыскать пути и средства обеспечения безопасности с Севера. Очевидно, что оно прежде всего испытывало боязнь нападения со стороны Германии. Однако обращение к финскому правительству осуществлялось настолько необычным образом, что члены кабинета, знавшие об этом, в первую очередь министр иностранных дел Р. Холсти и премьер-министр А. К. Каяндер, вначале не придали этому обращению того значения, которого оно заслуживало. Я не был информирован, консультировались ли на первоначальном этапе переговоров с другими членами правительственной комиссии по иностранным делам – министрами В. Войонмаа и У. Ханнула. Как бы там ни было, эта первая встреча не привела сначала к регулярным переговорам. Можно предположить, что частичной причиной этого явился факт отъезда в ту пору г-на Ярцева в Москву и его временное отсутствие. По возвращении из Москвы он, однако, посетил еще Стокгольм, где обсуждал проблему Аландских островов с министром иностранных дел Швеции Р. Сандлером и другими".
При этом Таннер указывает: "Поскольку дело не продвигалось вперед месяц или два, неофициальные лица взяли на себя инициативу добиваться прогресса в переговорах. Дело в том, что хотя, по словам Ярцева, переговоры должны были проходить в величайшей тайне, как выяснилось, он говорил о них с определенным кругом частных лиц (секретарем премьер-министра А. Инкиля, генералов А. Сихво, г-жой X. Вуолийоки и, возможно, с другими). С Инкиля, в частности, г-н Ярцев беседовал о своей миссии даже более откровенно, чем с Холсти. И на этом основании Инкиля попытался наладить дальнейший обмен мнениями. Исходя из его советов, г-н Ярцев не счел возможным проявлять новую инициативу в отношении переговоров. Он теперь полагал, что самой Финляндии решать, ухватиться ли за протянутую руку. Поскольку Холсти отправился в Женеву на заседания Лиги Наций, Инкиля надеялся, что Ярцева примет премьер-министр Каяндер – при условии, однако, что Ярцев на этот раз изложит свои конкретные точки зрения и рекомендации, рассмотрев которые можно было бы покончить с царящей неопределенностью".
Таннер с претензией на объективность скрупулезно, в хронологическом порядке излагает содержание последующих бесед Ярцева с финскими руководителями, пытаясь не столько обвинить СССР в давлении на Финляндию, как бы косвенно разделяя обеспокоенность советского правительства перед лицом германской угрозы, сколько стремясь оправдать тогдашнюю позицию Финляндии, небольшой страны, оказавшейся зажатой между двумя гигантами – как известно, немцы также предлагали финнам (в апреле 1939 г.) заключить пакт о взаимопомощи, но встретили отказ.
В конце июня 1938 года Каяндер согласился принять Ярцева, однако беседа оказалась немногословной и носила общий характер.
11 июля состоялась вторая беседа. Ярцев начал с разговора об экспансионистской политике Германии и возможности использования немцами в будущей войне финляндской территории. Каяндер исключал вероятность такого исхода, заметив, что Финляндия не позволит столь грубо нарушать ее нейтралитет и территориальную целостность. Когда Ярцев спросил, думают ли финны, что они сумеют защитить свой нейтралитет в одиночку, Каяндер отпарировал в том смысле, что окажись Каяндер сам на войне, он изо всех сил постарался бы не пасть духом, будь что будет. Что же касается Финляндии, то она в любом случае наверняка сделает все от нее зависящее. Каяндер добавил, что поскольку финская сторона предпримет все возможное с целью предотвратить использование Финляндии крупной иностранной державой в своих собственных интересах, то, разумеется, финны вправе допустить, что СССР, со своей стороны, также будет уважать неприкосновенность финляндской территории. Тогда Ярцев повторил, как он уже говорил Холсти: если СССР получит гарантии того, что немцам не будет предоставлено для атак опорных пунктов в Финляндии, то русские готовы обеспечить ее неприкосновенность.
Каяндер указал на важность стимулирования внешнеторговых связей и сослался на многие безуспешные в прошлом переговоры о заключении торгового соглашения между двумя странами. Ярцев признал значение внешней торговли, но подчеркнул, что прежде чем придать ей верную ориентацию, необходимо, чтобы фундамент политических взаимоотношений был в основном и целом ясным. Он сделал при этом упор на то, что именно в этом свете вел ранее речь о финских гарантиях: оба государства должны подписать договор (по словам Таннера, "беседа не прояснила, каково же должно быть содержание этого договора").
В заключение беседы Ярцев вновь настаивал на необходимости "держать в абсолютном секрете" все, что касается переговоров. Уходя, он заявил, что "советский полпред Деревянский о многом говорил разным лицам, но сказанное полпредом не имеет никакого значения.
Таннер вспоминает, что только на этой стадии переговоров Каяндер посвятил его самого в тайну происходящего. Каяндер был обеспокоен: состоялось несколько встреч, а до конца дело не прояснилось. Ярцев, по утверждению Таннера, говорил о гарантиях лишь в общих словах, но не приподнял завесу над тем, что же в действительности эти гарантии должны были означать. Поскольку в отсутствие Холсти никто другой не мог продолжить переговоры, Каяндер предложил вести их Таннеру.
30 июля состоялась их первая встреча, не принесшая, однако, каких-либо важных результатов. По просьбе Таннера Ярцев обещал представить детализированные предложения советской стороны.
5 августа состоялась вторая встреча, но, как указывает Таннер, Ярцев своего обещания насчет конкретных предложений не выполнил, вследствие чего в беседе затрагивались другие вопросы. Таннер предложил обсудить такие вопросы, как наведение порядка на границе и выработка советско-финляндского торгового соглашения. Ярцев заявил, что можно было бы пойти также и по этому пути, но заметил, что другие, прежде всего политические, вопросы имеют самое прямое отношение к переговорам. Он предложил продолжить переговоры в Москве. Таннер ответил, что это не совсем подходит финнам по двум соображениям. Во-первых, переговоры в Москве привлекли бы больше внимания. Во-вторых, финские представители должны поддерживать тесные контакты со своим правительством. Так что удобнее было бы провести переговоры в Хельсинки. Ярцев обещал проконсультироваться на предмет проведения переговоров в финляндской столице.