Данные о круге чтения Александра Суворова показывают, что он интересовался разными течениями человеческой мысли, умея подходить к прочитанному критически. Священное Писание и труды отцов церкви соседствовали среди его книг с "Илиадой" Гомера и трактатами Аристотеля, военные уставы с сочинениями выдающихся полководцев, от "Записок" Юлия Цезаря до мемуаров полководцев Нового времени: Евгения Савойского, маршала Тюренна и Морица Саксонского. Цезарь, не только достижения, но и военные ошибки которого Суворов помнил всю жизнь, был его главным героем, примером и в полевых баталиях, и в фортификации. Александр мечтал его превзойти - и после Швейцарского похода с удовлетворением признал, что превзошел: "Орлы российские облетели орлов римских!"
Суворова интересовали научные труды Ломоносова, Локка и Лейбница. Социально-политические суждения отца научного либерализма Монтескье он, оставаясь истинным монархистом, сопоставлял с рассуждениями демократа Руссо. Изучение взглядов Вольтера и французских материалистов не поколебало православных убеждений Суворова. А легкомысленные современные пьесы и журналистика (всерьез увлекавшие и Екатерину Великую), басни Лафонтена и популярные романы (включая новомодного, хотя и не вполне цензурного Фильдинга) развлекали Александра, не увлекая его на стезю порока.
Самообразованием Александр Васильевич упорно занимался всю жизнь, поражая собеседников глубиной знаний в самых различных областях. В этом весьма помогло изучение восьми языков, в особенности французского и немецкого, на которых он не только свободно говорил, но и писал, в том числе стихи. Полководец владел итальянским, польским и турецким языками, осваивая новые наречия с изумлявшей его окружение легкостью.
Помимо учебы дома Суворов, "непрестанно совершенствуя себя науками", посещал в 1750–1751 гг. старшие классы кадетского корпуса и собрания "Общества любителей российской словесности". "Я всегда был бережлив и трудолюбив, с драгоценнейшим на земле сокровищем, с временем, - как на обширном поле деятельности, так и в жизни уединения, - которым всегда умел пользоваться".
НАЧАЛО СЛУЖБЫ
"Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, если не будут истекать от искусства".
Действительная служба Суворова, продолжавшаяся более 50 лет, началась с 1 января 1748 г., когда "явившийся из отпуска 8-й роты капрал Суворов" получил должность в 3-й роте и прибыл в Санкт-Петербург. Он поселился в казармах, а с сентября (8 месяцев спустя) - в доме своего дяди, лейб-гвардии поручика Преображенского полка А.И. Суворова. Как раз в канун нового, 1748 г. дядя был пожалован в капитан-поручики: в гвардии немалый чин, - сама императрица однажды избрала такой мундир для выхода на один из маскарадов. Впрочем, у всех чинов Семеновского полка мундиры были завидные: белые кюлоты и гетры, длинный ярко-красный камзол и надетый поверх него зеленый кафтан создавали яркую и праздничную композицию.
Сведения о жизни Александра Суворова в Семеновском полку скудны и смутны, ибо относятся к источникам весьма поздним. Интересен лишь их лейтмотив: что молодой капрал чистил оружие и нес службу сам, не передоверяя никому воинских обязанностей. Это считалось необычным. В Семеновском полку более половины солдат было дворянского сословия. Дворяне держали при себе от двух (как у капрала Суворова) до 20 с лишним слуг мужского и женского пола. На них хозяева возлагали все работы, а в очередные караулы и на регулярные экзерциции (учения, проводившиеся, впрочем, лишь в хорошую погоду) нанимали вместо себя солдат из крестьян.
Существенной обязанностью дворян-семеновцев было участие в придворных праздниках и развлечениях, следовавших одно за другим. Устраиваемые с чрезвычайной роскошью, увеселения 29-летней красавицы-императрицы и ее фаворитов считались делом государственным и для гвардии служебным. Пока одни гвардейцы красиво стояли на карауле в общественных местах, другие должны были заполнять веселыми разодетыми толпами места развлечений императрицы и сопровождающих ее дам.
Суворов, с дамами еще в те времена неловкий, предпочитал общению с ними чистку мушкета. Он высоко ценил привилегию караульного молчать на посту, избавляющую от необходимости говорить комплименты шустрым девицам двора "прекрасной Елисавет" и оказывать внимание сонмам юных петербургских дам, ищущих модных приключений с молодыми военными.
При этом нет оснований считать, что капрал Суворов не участвовал в общественной жизни гвардии: трех полков пехоты (Преображенского, Семеновского и Измайловского) и конногвардейцев, чьи полковые слободы, разделенные на проспекты-"перспективы" и улицы-"роты", занимали большие районы в центре северной столицы, застроенные не столько казармами, сколько частными особняками.
Гвардия была прекрасным местом для увеселений и великолепным трамплином для придворной карьеры. Она предоставляла все удобства для удачной женитьбы и позволяла выйти в отставку с довольно высоким чином (при переводе в армию гвардейские чины повышались на две ступени). Наконец, гвардия служила школой для армейских офицеров - причем весьма плохой, поскольку гвардейцы не воевали с петровских времен. Впрочем, и русская полевая армия из 50 пехотных и 32 кавалерийских полков, не говоря о 49 с лишним пехотных и 7 драгунских полках сонной гарнизонной службы, наслаждалась милой императрице "возлюбленной тишиной" целых 17 лет.
Любовь Суворова к службе и нелюбовь к придворным увеселениям не способствовали его карьере. Номинально командовавший Семеновским полком (ибо посещал службу редко) генерал-аншеф С.Ф. Апраксин выдвинулся благодаря дружбе с правившими при Елизавете Петровне канцлером А.П. Бестужевым-Рюминым и братьями Шуваловыми. Чины и высокие награды жаловались даже малолетним детям лиц, заработавших хорошие связи "на паркете". А уж ловкость в обращении с дамами награждалась сверх меры!
Перед глазами Суворова был пример простого украинского казака Алексея Григорьевича Разумовского, заслужившего в спальне императрицы чин генерал-фельдмаршала, и его брата Кирилла, ровесника нашего капрала, ставшего в 20 лет подполковником гвардии (1748), а вскоре и гетманом Малороссии (1751). Он видел, как достигли высших военных чинов никогда не воевавший Н.Ю. Трубецкой и называвший себя "фельдмаршалом мира" А.Б. Бутурлин. Вероятно, Суворов понимал, что своим поведением лишает себя возможностей сделать быструю военную карьеру. И все же упорно учился воинскому делу и терпеливо ждал, когда его труд понадобится Отечеству.
В чине капрала, подпрапорщика, затем сержанта Семеновского полка Александр исправно нес караульную службу, сопровождал императрицу в Петербурге и Москве, побывал дипломатическим курьером в Дрездене и Вене, укрепляясь во мнении, что "дисциплина - мать победы". Довольно долго он был ординарцем майора Н.Ф. Соковнина. Шесть с половиной лет, проведенных в нижних чинах, полководец впоследствии оценил словами: "Научись повиноваться, прежде чем будешь повелевать другими". Но как военная школа гвардия дала ему очень мало. "Я сам, с той поры как в армии, долго нес честную службу (в гвардии), но все равно… ничего не стоил", - признал много позже сам Суворов (П 181).
Лишь на 24-м году жизни получил он долгожданный офицерский чин поручика с назначением в Ингерманландский пехотный полк. Похоже, однако, что это была отставка, вернее - обычное для гвардейцев преддверие ее. Действительно, Александр был выпущен поручиком в полевую армию 25 апреля 1754 г., 10 мая получил назначение в полк, а уже 14 мая взял в Военной коллегии, где служил отец, отпуск домой на один год. За этим обыкновенно следовали увольнение дворянина со службы и мирная жизнь в помещичьей усадьбе или городском доме. Для Суворова это было закономерным крушением мечты. Он получал повышения быстрее многих сверстников, по 10 и 15 лет остававшихся гвардии рядовыми, но, в общем-то, огромными стараниями к 26 годам ничего значительного не выслужил.
Мог ли отец способствовать ускорению его карьерного роста? - Разве что отчасти. Больших денег и влияния у Василия Ивановича не было, а карьера слишком честного по тем временам прокурора хромала. В 1751 г. Суворов в качестве прокурора Сената пытался унять незаконные действия чиновников сенатского аппарата. В 1753 г. Сенат представил его на должность обер-прокурора Святейшего синода, но утверждения в этой должности Василий Иванович не получил. Вместо этого он был пожалован в бригадиры, а к концу 1753 г. получил чин генерал-майора и должность члена Военной коллегии: ведомства, занимавшегося вопросами обеспечения армии. Легко заметить, что вскоре сын его получил долгожданный офицерский чин, назначение в Ингерманландский полк и, наконец, отпуск домой.
На этом военная карьера великого полководца могла застыть навсегда. Производство в чины, особенно для армейских офицеров, было крайне медленным, а военных побед, о которых с малолетства мечтал Александр Васильевич, одерживать было негде: красавица императрица Елисавет любила гвардию, но не любила воевать. Укрепивший свое положение отец мог способствовать продвижению сына, но только по интендантскому ведомству. Так что после годового отпуска Александр в назначенный ему полк не вернулся. С начала 1756 г. Суворов-младший служил в Новгороде в качестве обер-провиантмейстера, усвоив тонкости и значение правильной организации снабжения армии.
Тщательная ревизия провиантских и фуражных магазинов позволила ему осенью занять пост генерал-аудитор лейтенанта Военной коллегии. Это была должность первого помощника генерал-аудитора, представлявшего военно-судебную власть над армейскими чинами до полковника. Как генерал-аудитор-лейтенант, Суворов с несколькими подчинявшимися ему обер-аудиторами рассматривал дела и утверждал приговоры военных судов, вплоть до разжалования в солдаты. Нестроевая служба была недолгой, но открыла будущему полководцу бездну безобразий и несправедливостей, царящих в армии. Александр Суворов и из этого печального опыта извлек пользу для будущего управления войсками. Но главное - получил наконец-то трамплин для продвижения в армии.
Глава 2.
ПРУССКАЯ ВОЙНА
ПУТЬ НА ФРОНТ
"Я лучше прусского покойного великого короля, я, милостью Божьей, баталий не проигрывал".
Когда началась Семилетняя война (1756–1763), Суворов был "выпущен в премьер-майоры" для определения в пехотные полки команды генерал-фельдмаршала А.Б. Бутурлина. В армии это был высокий чин, позволяющий командовать батальоном или эскадроном. Увы, надежда Александра Васильевича попасть на театр военных действий не сбывалась. Русские войска выступили на запад под командой фельдмаршала Апраксина. Бутурлин же, в подчинение коему попал Суворов, был одним из пяти членов Конференции министров, силившейся управлять боевыми действиями из Петербурга.
Правительство Елизаветы Петровны недооценило противника и имело преувеличенное представление о собственных силах. Россия располагала тогда самой большой в Европе армией, содержание которой ежегодно поглощало более /5 бюджета. Однако из четверти миллиона солдат, имевшихся на бумаге, в полевых войсках служило менее 200 тысяч, а с учетом значительного некомплекта - около 150 тысяч.
Не давала поводов для восторга и боеспособность войск. Их рядовой состав пополнялся за счет денежной рекрутской повинности: в рекруты нанимались на деньги, собранные с определенного числа "ревизских душ", охочие люди, которые "в большем числе заключали в себе худшую, безнравственную и нередко преступную часть населения" (по оценке военного историка). Служба их была бессрочной, дисциплина поддерживалась жестокими избиениями. Офицерами становились неопытные дворянские юноши и иностранные наемники, часто не лучшего разбора. Качество вооружения и обучения оставляло желать лучшего (за исключением артиллерии и военных инженеров). В кавалерии не хватало защитного вооружения и даже холодного оружия. Пехота вступила в войну в разгар переформирования полков и перехода на мушкеты нового образца. Инициатива солдат и даже офицеров не приветствовалась: решения должны были принимать генералы. При этом из четырех генерал-фельдмаршалов двое получили звания при дворе…
Располагая такими силами, петербургские политики думали запугать военной демонстрацией прусского короля Фридриха II Великого - талантливого государственного деятеля и лучшего западного полководца XVIII в. (до Французской революции). Его 155-тысячная армия была тщательно подобрана, вооружена и образцово вымуштрована по господствовавшей тогда в Европе системе, неслучайно названной современниками прусской (подобно существовавшей ранее испанской, а затем шведской). При этом Фридрих, доведя линейную тактику боя до совершенства, относился к ней творчески. Так же, как он приказывал печатать неверные топографические карты, многие из его объявленных "правил" были рассчитаны на обман и разгром слепых подражателей. Даже при подготовке войск он сделал ставку не на пехоту (которая по канону должна была образовывать главные огневые линии), а на высокоманевренную кавалерию.
К весне 1757 г., когда 128-тысячная русская армия с огромным обозом выступила в поход на запад, Фридрих успел отвоевать Саксонию у союзной России Австрии. С присущей ему энергией нанося удары то австрийцам, то французам, то (с помощью своих генералов) шведам, король счел достаточным выставить против русских 30-тысячную армию фельдмаршала Левальда. Фельдмаршал Апраксин, как и предполагал Фридрих, в соответствии с военными канонами распылил значительную часть сил, а оставшиеся не умел использовать.
В генеральном сражении при Гросс-Егерсдорфе смогли принять участие лишь 15 полков растянувшейся в походе русской армии. Но атакованные на марше колонны генерал-аншефа Фермора нежданно для врага перешли в наступление; генерал-майор Румянцев провел полки через лес и ударил в штыки. Левальд потерпел поражение, но не был разгромлен, поскольку Апраксин не организовал преследование. Затем Апраксин вообще убрался из Пруссии, потеряв (в основном от болезней) более 10 тысяч солдат.
Больше года Александр Суворов латал в армии дыры, формируя маршевые батальоны для отправки в Пруссию, и служил комендантом г. Мемеля, показав начальству отменную распорядительность. В полках тогда катастрофически не хватало не только солдат, но и офицеров. Тем не менее получить командование щупленький, невзрачный с виду офицер никакими силами не мог. Начальство просто не представляло себе, как посылать такого маленького человечка в бой против могучих пруссаков Фридриха Великого.
Отец Александра занимался снабжением армии и благодаря своей "неподкупной честности" заслужил в январе 1758 г. чин генерал-поручика. Однако и он видел перспективы службы сына в интендантском ведомстве, а не на полях сражений. Тем не менее Василий Иванович должен был способствовать стремлению сына оказаться наконец в действующей армии.
Получив 9 октября 1758 г.чин подполковника Куринского пехотного полка, к которому был заранее приписан, Александр Васильевич достиг вожделенного театра военных действий, но… без личного состава под своей командой. Суворов отметил в своей автобиографии, что участвовал во взятии прусского городка Кроссена, надо полагать, волонтером в составе бригады генерал-майора князя Михаила Никитича Волконского, отличившейся затем при Пальциге и Кунерсдорфе. Впоследствии Суворов всегда приветствовал волонтеров и часто держал офицерами при полках сверх штата, находя им применение при себе, т.е. на самых ответственных участках, и щедро представляя к наградам наряду со строевыми.
В последнем, величайшем сражении войны Александр Васильевич участвовал в должности дежурного офицера при командующем 1-й дивизией генерал-аншефе Ферморе. Родившийся в России сына англичанина, благодаря личным военным заслугам за 36 лет прошедший путь от бомбардира полевой артиллерии до генерал-аншефа, Вилим Христофорович Фермор был образцовым русским офицером: отважным, распорядительным, всегда подтянутым и даже - что странно по тем временам - не слишком честолюбивым.
Не его вина, что русская армия, которой Фермор командовал более полугода, не смогла одолеть войска Фридриха Великого при Цорндорфе 14 (25) августа 1758 г. Сражение, на которое Суворов не успел, превратилось в колоссальную резню. Русские понесли большие потери, чем пруссаки (16 тысяч убитых против 11-ти), и вынуждены были отступить. Обвиняя в этом Фермора, офицеры помнили, что, разгромив пруссаков у Гросс-Егерсдорфа, Вилим Христофорович отступил лишь по приказу свыше, и подозревали, что летнее отступление 1758 г. тоже санкционировано из Санкт-Петербурга.
У Фермора - единственного из тогдашних военачальников, смевшего сражаться с пруссаками на равных и даже побеждать признанного военного гения, короля Фридриха II, молодому офицеру было чему поучиться. "У меня два отца, - говорил позже Александр Васильевич, - Суворов и Фермор". Чему же мог он научиться у Вилима Христофоровича, учитывая, что многие годы в гвардии не дали Суворову как командиру практически ничего?
Именно Фермор сумел выполнить приказ из Петербурга, повелевающий находящейся в плачевном состоянии армии перейти, в решительное наступление зимой 1757/58 г. Тогда полки шли в сильный мороз, нередко без ночевок, оставляя больных в городах и деревнях, но сохраняя порядок в своих рядах. Скорость наступления Фермора - 20 км в сутки - вдвое превышала принятую в европейских армиях (и продемонстрированную в текущей войне). Не ожидавший зимнего наступления Фридрих не успел перебросить против русских отозванные им на запад войска.
Заняв Восточную Пруссию и ее столицу - Кенигсберг, армия Фермора продолжила наступление. Был открыт путь к р. Варте, правому притоку Одера, и крепости Кюстрин, через которую русские (как и позже, в 1945 г.) были намерены двинуться на Берлин. Наступление в Померании затруднялось весенними паводками и плохими дорогами, но Фермор, уточняя маршруты колонн, вывел 42 тысяч солдат при 134 орудиях к окруженному болотами Кюстри-ну. Фридрих, спешно собирая войска со всех фронтов, устремился на спасение сосредоточенных в Кюстрине запасов провианта, запретив гарнизону под страхом смерти "заикаться о сдаче".
Фермор с помощью артиллерии успел уничтожить кюстринские склады, а замечательный полководец Румянцев сжег мост через Одер. Фридрих под покровом ночи навел понтонный мост и внезапно появился между главной русской армией и корпусом Румянцева. Союзники-австрийцы, которым полагалось преследовать Фридриха, не пытались этого сделать. Численностью пруссаки уступали русским (их было чуть более 32 тысяч), но это были отборные, испытанные во многих сражениях полки. В то время как у Фермора целый Обсервационный корпус состоял из необстрелянных солдат, новоприбывших на поля сражений, которые к тому же исхитрились употребить перед боем "потаенно сверх одной чарки, которую для ободрения выдать велено".