Рылеев - Анастасия Готовцева 2 стр.


Глава первая.
"КРУГ ДОБРЫХ РОДНЫХ"

"Дворовые дети боярские"

Семейная история любого, даже ничем не примечательного человека достойна осмысления - сегодня этот факт бесспорен. История государств и народов складывается не только из социальных, политических и экономических факторов. Познание истории невозможно без учета личного опыта людей и семей. Люди, составлявшие семью Рылеева, интересны не только в качестве своеобразного "приложения" к нему. В биографии каждого из них по-разному преломились эпохи: Екатерининская, Павловская, Александровская, Николаевская.

Биографию же самого Рылеева, как и любого прославившегося человека, исследователи практически всегда "собирают" из значимых событий: Отечественная война, Заграничные походы, общественные и литературные движения, тайные общества, Сенатская площадь… Но Рылеев был не только офицером, поэтом и заговорщиком, но еще и сыном, братом, мужем и отцом - словом, частным человеком. Взаимоотношения с родственниками влияли на его характер ничуть не меньше, чем взаимоотношения с литераторами или политическими сподвижниками. Письма Рылеева наполнены неподдельным интересом к близким людям, как он выразился в одном письме, к "кругу добрых родных, с которыми всё мило".

Частная жизнь Рылеева представляет не меньший, а может быть, даже больший интерес, чем его деятельность в тайных обществах. Ибо, по словам Марселя Пруста (процитированным в одной из работ основателя научной школы микроистории Карло Гинзбурга), "глупцы воображают, что огромные масштабы общественных явлений дают прекрасную возможность глубже проникнуть в душу человека; они должны, напротив, уяснить, что, именно спускаясь в глубины личности, можно получить шанс понять эти явления".

О дворянском роде Рылеевых известно мало. Историк-генеалог Петр Долгоруков утверждал, что предки поэта были среди опричников Ивана Грозного. Он считал, что Кондратий Рылеев искупил их преступления собственной "службою на благо родины", вкладом "в дело русских свободолюбивых мучеников, имена которых всегда будут глубоко почитаться". Долгоруков не привел документов, подтверждающих его гипотезу. Однако в составе "государева двора" середины XVII века числились пять представителей этого рода: "Васюк, да Иванец, да Митька, да Вахно Козловы дети Рылеева", а также "Васильев сын Иванец" - "дворовые дети боярские" (провинциальные дворяне) из подмосковного города Рузы. Очевидно, что к моменту составления списка род Рылеевых был уже в достаточной степени разветвлен. Следовательно, начало его действительно следует искать во второй половине XVI столетия. Род Рылеевых внесен в шестую (столбовые дворяне) и вторую (военное дворянство) части родословных книг Тульской и Казанской губерний.

Согласно сведениям краеведа А. А. Григорова, та ветвь рода, к которой принадлежал поэт, обосновалась в Костромской губернии и владела большим имением Охлябнино (Ахлебнино). Дед его, Андрей Федорович Рылеев, служил в Преображенском полку "бомбардирской роты бомбардиром" и в 1749 году был "за болезнью от полковой и гарнизонной службы отставлен вовсе", получил "армейских полков подпорутской" чин и отпущен в свой дом в Охлябнино, чтобы "во оном доме жить ему свободно и к делам ни к каким его не определять". По-видимому, отставка была связана с рождением у него сына Федора, который, согласно документам, происходил "из российских дворян Костромского наместничества Галицкой округи". Андрей Рылеев умер не позже 1784 года; согласно официальным документам, в это время за ним числилось "мужеска пола 15 душ".

Ко времени правления Екатерины II род Рылеевых был уже достаточно разветвленным. Его члены служили по преимуществу в провинции; сведениями о них наполнены адрес-календари конца XVIII века. Выборные судейские должности в Макарьевске (Костромская губерния) и Задонске (Воронежская губерния), городничий (воевода) в уездном городе Цивильске (Казанская губерния) - вот основные места службы представителей этого рода.

Рылеевы отличились и в военной службе, снискали благоволение и покровительство Александра Суворова, Григория Потемкина и самой императрицы. Так, военным историкам известен майор, а затем подполковник Санкт-Петербургского карабинерного полка Иван Карпович Рылеев. Он был ценим и любим Суворовым; полководец отзывался о нем как о дельном офицере и человеке "неустрашимой храбрости". В 1771 году Рылеев много раз отличался в сражениях с польской Барской конфедерацией, в известной битве при Столовичах командовал всей русской кавалерией. Затем - опять-таки вместе с Суворовым - он участвовал в разгроме Пугачевского восстания. Именно подполковник Рылеев нанес поражение отряду Салавата Юлаева - "с башкирцем Салаваткою имел прежестокое сражение".

Еще один представитель рода служил в 1780-х годах асессором в табачной конторе в городе Ромен (Ромны) на Украине. Разведение табака было при Екатерине II делом государственным и находилось под личным контролем императрицы. Роменской табачной конторой руководил один из екатерининских придворных Григорий Теплов, автор книги "О засеве разных Табаков чужестранных в Малороссии" (СПб., 1763). Непосредственным местом службы "асессора Рылеева" был, судя по всему, Киев с окрестными деревнями. В Центральном государственном историческом архиве Украины сохранились сведения о конфискации у тамошних жителей "денег, волов, лошадей и прочего", проведенной асессором вместе с другим чиновником. Жители пожаловались вышестоящему начальству, но Рылеев наказан не был. Очевидно, конфискация проводилась для нужд табачной конторы.

С "асессором Рылеевым", очевидно, связано появление у семьи украинской недвижимости - дома в Киеве, состоявшего "в 1-й части в 1-м квартале по улице Васильковской в смежности с правой стороны киевского мещанина еврея Менделя Сатановского, с левой лабораторной роты рядового Константина Полигсеева". К началу века дом этот уже успел сильно обветшать.

Главной знаменитостью среди членов фамилии в конце XVIII века был Никита Иванович Рылеев. Суворов, хорошо его знавший, выражал в письмах опасение, чтобы его не "поровняли" с Рылеевым. Екатерининский вельможа, с 1784 года петербургский обер-полицмейстер, а с 1793-го - столичный гражданский губернатор, на этих высоких должностях он снискал себе репутацию усердного, но недальновидного служаки. В свете о нем ходило множество легенд. Сообщают, в частности, о его приказе: "Объявить всем хозяевам домов с подпискою, чтобы они заблаговременно, и именно за три дня, извещали полицию, у кого в доме имеет быть пожар". Особую известность получил еще один анекдот: "У императрицы Екатерины околела любимая собака Томсон. Она просила графа Брюса распорядиться, чтобы с собаки содрали шкуру и сделали бы чучелу. Граф Брюс приказал об этом Никите Ивановичу Рылееву. Рылеев был не из умных; он отправился к богатому и известному в то время банкиру по фамилии Томпсон и передал ему волю императрицы. Тот, понятно, не согласился и требовал от Рылеева, чтобы тот разузнал и объяснил ему. Тогда только эту путаницу разобрали".

Возможно, кое-какие истории и выдуманы, но реальную ситуацию они хотя бы отчасти отражают. Согласно "Памятным запискам" статс-секретаря А. В. Храповицкого, Екатерина говорила о своем чиновнике: "Полевые офицеры… ежели малый рассудок имеют, то от практики делаются способными быть обер-полицмейстерами, но здешний сам дурак".

Стоит отметить, что в 1790 году именно Никита Рылеев разрешил к печати радищевское "Путешествие из Петербурга в Москву". Естественно, после начала следствия против автора "богомерзкого сочинения" у обер-полицмейстера были неприятности, однако на его карьере они серьезно не отразились. Государыня ценила преданность Рылеева: он был готов искоренять крамолу всеми доступными средствами. Дух эпохи, воинственный и в то же время домашне-протекционистский, допускавший "дурь" и "чудачество" как норму жизни, вполне воплотился в биографии полицмейстера.

Степень родства Никиты и Кондратия Рылеевых установить не удалось. Однако из сохранившихся писем поэта выясняется, что он общался с семьей чиновника, в частности, был знаком с "гном Прево" и его женой Елизаветой Никитичной, урожденной Рылеевой. Дочь обер-полицмейстера, в замужестве Прево де Люмиан, в юности была фрейлиной Марии Федоровны, тогда еще великой княгини. Выпускница Смольного института Елизавета Рылеева была однокурсницей и подругой "Суворочки" - Натальи Суворовой, дочери полководца. Как подруга "Суворочки" упомянута она в письмах полководца. Степень родства двух ветвей рода Рылеевых установить не удалось, однако известно, что Елизавета Никитична, как и отец поэта, происходила из Костромской губернии,

В письмах Суворова упоминается и ее муж Августин (в России - Иван Иванович) Прево де Люмиан. Французский подданный, он перешел на русскую службу в 1788 году. Известный мемуарист Филипп Вигель характеризовал его следующим образом: "Прево де Люмиан, Иван Иванович… настоящий осёл из Южной Франции, ко всеобщему удивлению, в русской службе достиг до чина генерал-майора, и что удивительнее - по артиллерии, что и еще удивительнее, при Екатерине. Мужик добрый, не спесивый… Прево и все прочие были народ веселый, гульливый". Видимо, Вигель не совсем прав: "осёл из Южной Франции" был боевым товарищем Суворова.

Недаром Павел I в сентябре 1798 года прислал Прево в Кончанское, имение опального фельдмаршала, чтобы узнать суворовское мнение о специфике войны с французами. Соображения полководца были записаны - и документ сохранился.

Прево де Люмиан был известным масоном, членом более десяти масонских "мастерских", в том числе ложи Астреи и Капитула Феникса - главных, "управляющих" лож в России начала XIX века. Он был одним из руководителей ложи Amis reunis (Соединенных друзей) - той самой, в которой началась масонская карьера будущего руководителя Южного общества Павла Пестеля. Не исключено, что именно родственник привил интерес к масонству Кондратию Рылееву: в начале 1820-х годов тот вступил в ложу Пламенеющей звезды. Среди знакомых Рылеева по этой ложе - воспитатель суворовского сына Аркадия, затем инспектор классов в Пажеском корпусе Карл Оде де Сион, генерал-лейтенант и сенатор Егор Куше-лев, а также множество столичных купцов.

Семьи Никиты Рылеева и Прево де Люмиана входили в столичный высший свет. Благодаря семейным связям обзавелся некоторыми светскими и литературными знакомствами и Кондратий Рылеев. В мартовском номере журнала "Невский зритель" за 1821 год он анонимно опубликовал стихотворное послание "Переводчику Андромахи", адресованное графу Дмитрию Хвостову, снискавшему известность литератора плодовитого, но бездарного. По форме это послание - панегирик "переводчику Андромахи";

Пусть современники красот не постигают,
Которыми везде твои стихи блестят;
Пускай от зависти их даже не читают
И им забвением грозят!
...
Так, так; твои стихотворенья
В потомстве будут все читать
И слезы сожаленья
На мавзолей твой проливать.

Однако по сути это была едва завуалированная издевка, что угадал и адресат. Хвостов отмечал: Рылеев в частном разговоре прямо сказал ему, что "пошутил".

Как известно, граф был объектом насмешек многих литераторов. Однако в 1821 году Рылеев только входил в столичные литературные круги. А у Хвостова, несмотря на одиозную репутацию, были связи в журналах. Наконец, он был сенатором. "Шутить" по его адресу Рылееву было явно не по чину

Однако сколько-нибудь серьезных последствий "шутка" не имела. Вероятно, она была сочтена приватной, семейной.

Хвостов, секретарь Суворова, женатый на племяннице полководца, был хорошо знаком с семьей Никиты Рылеева, что видно, в частности, по суворовским письмам. Два года спустя Хвостов печатался в рылеевской "Полярной звезде". Понятно, что обусловлено это было вовсе не "достоинствами" хвостовских стихов, а именно семейными связями.

"Жесткосердный человек"

Федор Андреевич Рылеев, отец поэта, тоже был человеком Екатерининской эпохи. Точную дату его рождения установить не удалось, но, вероятно, он родился в середине 1740-х годов. К 1795-му, моменту рождения сына, у Федора Рылеева крестьян уже не было. Очевидно, родовое имение Охлябнино было промотано: в 1807 году жена писала ему с укоризной, что детям своим он "не оставил ни мальчика, ни девки, а всё продал спустя руки".

Подобно родственникам, Федор Рылеев хорошо знал Суворова: службу он начал в 1766 году подпрапорщиком Суздальского пехотного полка, которым командовал Суворов. Воевал с польскими конфедератами: согласно послужному списку; "в действительных с неприятелем сражениях, при осадах, блокадах и штурмовании крепостей, из коих под замком Краковским во время приступа ранен, и потом во всех тех движениях и форсированных маршах, где только Суздальский пехотный полк был под командою бывшего бригадиром и генерал-майором, что ныне генерал-аншеф и кавалер, графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского, безотлучно находился".

Однако документы свидетельствуют: несмотря на участие в боевых действиях и на рану, полученную в результате неудачного штурма краковского замка в 1772 году, офицером в Суздальском полку он так и не стал. Надо полагать, отец поэта не входил в число любимцев ни Суворова, ни сменившего его в должности полкового командира полковника В. В. Штакельберга. Первый офицерский чин - корнета - Федор Рылеев получил в 1773 году, уже перейдя в Нарвский карабинерный полк. Затем были десятилетняя гарнизонная служба, чин поручика и должность полкового квартирмейстера. Однако и в Нарвском полку значительной карьеры он тоже не сумел сделать.

Лишь в начале 1780-х годов ему удалось каким-то образом обратить на себя внимание Григория Потемкина, тогда президента Военной коллегии. Можно предположить, что в данном случае не обошлось без вмешательства влиятельного родственника Никиты Рылеева, как раз в 1784-м ставшего бригадиром и назначенного столичным обер-полицмейстером.

Потемкин передал государыне "челобитную" Федора Рылеева с просьбой освободить его от полевой службы по болезни. Следствием этой "челобитной" стал высочайший указ от 30 октября 1784 года: "Полкового квартирмейстера Рылеева по прошению его за имеющейся засвидетельствованной по аттестату лекарскому болезни, из полевой службы уволить по удостоинству с награждением капитанского чина, и по собственному его желанию определить в Санкт-Петербургские гарнизонные батальоны с тем, буде в оных капитанской вакансии ныне нет, то до последующей состоять ему сверх комплекта на своем содержании, чего ради и определить его к новой команде по надлежащему, где ему на новый чин и учинить присягу".

В капитанах Рылеев долго не задержался: через пять месяцев, 13 марта 1785 года последовал еще один указ Екатерины: "На место произведенного сего марта 10 дня оной (Военной. - А. Г., О. К.) коллегии из экзекуторов в полевые полки подполковника Андрея Дурасова, по признанной способности, в штаб коллегии в экзекуторы произвесть Санкт-Петербургских гарнизонных батальонов капитана Федора Рылеева". При этом назначении Рылеев стал премьер-майором, минуя секунд-майорский чин.

В Петербурге Федор Рылеев прослужил пять лет. Надо полагать, это были счастливые годы. Он входил в светские круги столицы, разделял охвативший российскую аристократию интерес к масонству. В 1780-х годах он - член двух масонских лож: Конкордии и Соединенных братьев. В обеих ложах ему удалось достичь высокой степени наместного мастера; во второй из них он числился также мастером стула. Военное руководство ценило Федора Рылеева, о чем красноречиво свидетельствует его назначение в 1788 году командиром 2-го батальона только что сформированного Эстляндского егерского корпуса.

Организация в российской армии подразделений легкой пехоты - одна из важнейших военных реформ Екатерины П. С конца 1760-х годов егерские команды формировались при дивизиях и полках. Создание таких подразделений курировала сама императрица, этим начинаниям сочувствовали Г. А. Потемкин, П. А. Румянцев и А. В. Суворов. В конце 1780-х годов стали создаваться отдельные егерские корпуса: Кубанский, Екатеринославский, Малороссийский, Кавказский, Таврический, Бугский, Финляндский, Лифляндский. Эстляндский егерский корпус был создан 24 августа 1788 года. К подбору кадров для службы в егерях Екатерина подходила весьма тщательно, требуя назначать в корпуса особо расторопных офицеров, отличавшихся "искусным военным примечанием".

Четырнадцатого июня 1788 года Федор Рылеев, признанный годным для службы в егерях, "за отличные труды, при коллегии понесенные, произведен подполковником". Вскоре он отправился к новому месту службы. Командование батальоном в Эстляндском егерском корпусе - самая яркая страница военной биографии отца поэта.

Фактически батальон в егерском корпусе был равен пехотному полку: он делился на шесть рот, численность солдат в нем была немногим меньше тысячи человек. Со своим батальоном Федор Рылеев прошел Русско-шведскую войну 1788-1790 годов. Война в основном шла на море, но и на суше было несколько сражений. В частности, в апреле 1790 года русские потерпели от короля Густава III поражение под Пардакоски. В этом бою участвовал и Федор Рылеев - его батальон действовал в отряде генерал-майора Ф. П. Денисова, известного графа-казака. Согласно формулярному списку Рылеева, 18 апреля он "четырьмя ротами сражался с превосходными неприятельскими силами и, наконец, составляя с егерями тыл ретирующемуся нашему войску, не допустил неприятеля себя преследовать, а 24 того же года и месяца, упредя все войски сии, с батальоном, ему порученным, поспел весьма благовременно и [у] деревни Саренде атаковал корпус войск шведских, королем предводимый, сбил оный и преследовал до деревни Матеталь".

За эти сражения подполковник Рылеев был награжден. В рескрипте Екатерины II, данном в Царском Селе 29 апреля 1790 года, сказано:

"Нашему подполковнику Рылееву.

Усердная ваша служба, труды в приведение в исправность второго Эстляндского егерского батальона, добрая воля и мужество, оказанные вами при атаке войском нашим под начальством генерал-майора Денисова корпуса неприятельского, королем шведским предводимого, обращают на себя Наше внимание и милости. В изъявление оных Мы всемилостивейшее пожаловали вас кавалером ордена Нашего Святого Равноапостольного князя Владимира четвертой степени, которого знак при сем доставляя, повелеваем вам возложить на себя и носить установленным порядком. Удостоверены Мы совершенно, что вы, получа сие со стороны Нашей ободрение, потщитеся продолжением службы вашей вящее удостоиться монаршего Нашего благоволения".

Назад Дальше