Мифология голодомора - Елена Прудникова 20 стр.

Современный исследователь Таисия Осипова пишет:

"К 1917 году в России было около 43 млн крестьян-общинников и 4,5–5 млн крестьян-собственников, из которых на хуторах вели хозяйство около 300 тысяч и немногим более 1,5 млн - на отрубах". (В данном случае, исходя из цифр, по-видимому, речь идет не о дворах и не о численном составе крестьянских семей, а о мужчинах, на которых в общине давался надел). 1800 тысяч отрубников и хуторян - это и есть столыпинские "достаточные крестьяне", около четырех процентов общего числа. А что представляли собой остальные?

Сколько голодных в России?

Доколхозная деревня, в самом грубом приближении, делилась на три категории: бедняки, середняки и зажиточные крестьяне (которых часто называли кулаками, но это неверно, ибо не всякий зажиточный крестьянин - кулак). Советский исследователь 20-х годов Лев Литошенко в книге "Социализация земли в России" приводит следующую таблицу, составленную по 25 губерниям на 1917 год (в основу положено исследование 427 тысяч крестьянских хозяйств).

Какие из перечисленных хозяйств можно отнести к бедняцким? По понятиям того времени, это имеющие меньше пяти десятин земли, меньше двух лошадей и двух коров. По всем трем показателям мы получаем примерно одинаковую цифру: около 75 %. На самом деле их несколько больше, потому что среди оставшихся 25 % есть большие неразделившиеся семьи, где хозяйство хотя формально и крупное, но в пересчете на число едоков все равно получается мало как земли, так и скота. Но ладно, вынесем их за скобки. И так картина более чем впечатляющая.

Это деревенские бедняки в расширенном понимании данного слова - то есть семьи, не имевшие излишков хлеба на продажу. Однако и они разделялись на две группы: те, которые могли прокормить хотя бы себя, и те, которым приходилось, зарабатывая деньги на стороне, хлеб покупать. Это и есть деревенская беднота, которая в ситуации, когда цены на хлеб резко вырастали, оказывалась перед угрозой голодного вымирания.

Сколько было тех, кто заведомо не мог прокормиться с земли? Как минимум, это хозяйства, у которых надел меньше одной десятины, - таковых около 22 %. Естественно, безлошадные - около 29 %. Не все они жили бедно - кое-кто уходил в города на заработки. Но 29 % - это около трети хозяйств, или, в среднем, 30–40 млн человек. Было ли столько заработков в Российской империи?

Еще некоторые данные приводит Таисия Осипова.

"В стране было 3 млн безземельных крестьянских дворов и 5 млн, имевших менее 5 дес. на хозяйство. Эти 8 млн хозяйств (57 %)представляли крестьянскую бедноту.

За годы войны обнищание крестьян еще более усилилось. К 1917 г. безземельных дворов в Поволжье стало 11,2 %, в Промышленном районе - 9,4 %, в Северо-Западном - 7,2 %, в Земледельческом Центре - 5,7 %.

Возросло число безлошадных дворов. В 1917 г. в Промышленном районе они составляли около 44 %. Особенно много их было в Нижегородской губернии - 54,1 %, в Московской - 48,6 % и Ярославской - 43 %. В Поволжье и Земледельческом центре безлошадные хозяйства составляли свыше трети дворов: в Тамбовской губернии - 33,7 %, Пензенской - 36,8 %, Саратовской - 37,5 %. Однолошадных хозяйств в 25 губерниях насчитывалось 47,5 %. Безземельные, безлошадные и однолошадные крестьяне представляли деревенскую бедноту, которая попадала в кабалу к зажиточным хозяевам. К 1917 г. их было около 70 %".

Население России по состоянию на 1916 год - 180 млн человек. Из них около 25 млн - население городов. Простой подсчет показывает, что бедняков-крестьян, которым изначально не приходилось ждать чего-то хорошего от столыпинской реформы, да и вообще от будущего, - около 100 млн человек.

Что с ними делать, не знал никто…

* * *

Противостояние деревни и власти завершилось в 1917 году. "Великий передел", к которому крестьяне готовились пятьдесят лет, состоялся за несколько месяцев.

На объявление демократии русская деревня, как и в 1905 году, отреагировала мгновенно: за какие-то несколько недель прежние органы местной власти были сметены и заменены новыми. Назывались они по-разному: комитеты, союзы, советы и пр. В апреле вывеска унифицировалась: они стали называться временными исполнительными комитетами. Туда практически не допускалась "чистая публика", т. е. помещики и интеллигенция, - а часто и кулаки, хуторяне, отрубники. "Птенцы" столыпинской реформы уже не воспринимались "миром" как свои.

Комитеты считали себя основной властью на местах и открыто требовали долгожданную реформу. Их позиция, за небольшими исключениями, одинакова по всей стране: конфискация всех помещичьих, удельных, церковных земель безо всякого выкупа. Во многих местах требовали включить сюда и участки богатых крестьян-кулаков, а также порожденных столыпинской реформой земельных спекулянтов. Что любопытно: ни одна политическая сила не имела влияния на исполнительные комитеты. Даже эсеров, "крестьянскую" партию, слушали ровно в той степени, в какой они говорили то, что хотели слышать сами мужики.

Начали комитеты с того, что стали принудительно забирать помещичью землю в аренду на своих условиях. Постепенно они брали себе и другие права: реквизиции инвентаря, скота, сельскохозяйственных машин и пр., регулирования арендных отношений, контроля за сбором и хранением зерна, а также контроля за соблюдением запрета земельных сделок, поскольку первое, что сделали комитеты, - это остановили столыпинскую реформу. К середине лета народ на местах дозрел до прямых захватов, которые скоро естественным образом перешли в крестьянскую войну - поджоги, разгромы имений, убийства. Так что большевики, пришедшие к власти в октябре и "приватизировавшие" эсеровскую программу, не дали землю крестьянам, а узаконили уже состоявшийся передел. Впрочем, ничего другого им и не оставалось - любую власть, рискнувшую отобрать землю обратно, сельская Россия попросту смела бы, что и произошло с белыми, попытавшимися вернуть прежние "золотые" времена.

Глава 9
В поисках выхода

Большевики, придя к власти, если и имели какую-то программу, то чрезвычайно смутную. Пока действовала экономика военного времени, никаких особых хозяйственных изысков и не требовалось. Но война закончилась, большевики - надо полагать, удивленные этим фактом без меры, - удержались у власти и обнаружили, что поднимать разоренную страну предстоит им. Больше некому.

Что делать с промышленностью, было более-менее понятно. Завод - он при любой форме собственности завод, и ничем иным не станет. Все 20-е годы правительство искало - и в конце концов нашло - эффективные способы управления предприятиями и отраслями (судя по индустриализации и по тому, что СССР выстоял против всей Европы, - чрезвычайно эффективные).

Но что было делать с оставшимся в наследство от прежней России чудовищным аграрным сектором? А ведь он еще и рос! По данным советской статистики, к 1927 году в стране насчитывалось уже 25 млн крестьянских дворов, и их размножение давно съело ту прибавку земли, которую крестьяне получили в 1917 году.

После окончания Гражданской войны сельское хозяйство стало кое-как восстанавливаться и к 1927 году почти достигло довоенного уровня. По данным, которые приводил тогдашний Предсовнаркома Рыков, в 1928 году посевная площадь всех культур составляла 96,6 % от 1913 г., зерновых - 90 %, средняя урожайность зерновых в 1924–1928 гг. была 51,2 пуда с десятины против 54,9 пуда в 1909–1913 гг. Учитывая, что в эти годы творилось со страной, - на удивление приличные показатели. Однако дальнейшее развитие советского сельского хозяйства уперлось точно в ту же стену, что и за двадцать лет до того развитие хозяйства русского. Стена еще и подросла: в результате колоссальных аграрных беспорядков большая часть крупных культурных хозяйств была уничтожена, и когда страна вынырнула из войны, аграрный сектор почти целиком состоял из мельчайших индивидуальных хозяйств, кое-как скрепленных в общины, ибо как только в 1917 году крестьяне покончили со столыпинской реформой, они восстановили в полном объеме ту единственную форму самоорганизации, которая была им знакома…

Мифология потерянного рая

Историки "демократического" направления кричат, что коллективизация уничтожила русское крестьянство. И они абсолютно правы! В результате коллективизации русское крестьянство перестало существовать, к укреплению державы и счастью для себя самого. Почему к счастью? Потому что историки "демократического" направления производят ту же самую подмену понятий, что и Столыпин: крестьянами они называют те 5–25 % достаточных хозяев, на которых делал ставку премьер. А остальные - так, фон, лапотная грязь под ногами в крепких смазных сапогах. У господ "демократов" имущественный ценз сидит даже не в головном мозгу - в спинном! И мифологию они плодят соответствующую.

Итак, что же собой представлял не пятипроцентный, а обычный для того времени крестьянский двор?

Для начала посчитаем. К 1927 году общая посевная площадь в СССР составляла около 175 млн гектаров, или 158 млн десятин. Получается примерно по 6 десятин на хозяйство (в РСФСР - 7 дес., в Белоруссии - 4,5, а на интересующей нас Украине - 5 дес.). Однако около 67 % дворов имели посевную площадь до 4,5 дес. (на Украине - 89,5 %), а поскольку в большинстве хозяйств до сих пор применялось архаичное трехполье, надо еще не забывать, что треть этих площадей ежегодно гуляла под паром. Средняя урожайность в урожайный год составляла около 50 пудов с десятины. На один двор, тоже в среднем, приходилось 5 человек. Думаем, подсчет излишков хлеба на продажу у такого хозяйства читатель может произвести сам.

В единоличном секторе деревни насчитывалось 30,5 млн лошадей, из них 21,3 млн рабочих - меньше, чем по одной лошади на двор, если в среднем. А если в частности, то по всей стране данных нет, но статистические выборки показывают, что безлошадных дворов было 31,3 % от общего числа (на Украине - 36,7 %). Коров насчитывалось 29 млн - чуть больше, чем по одной на двор, хозяйств без коров по стране - 23,8 % (на Украине - 34,2 %).

Поговорим теперь о технической оснащенности.

В 44 % хозяйств землю пахали сохой, как в Киевской Руси. В остальных - плугом, в который запрягали лошадь или упряжку волов. Убирали хлеб серпами, траву косили косами, транспорт - все та же крестьянская сивка (количество автотранспорта в сельском хозяйстве было настолько мало, что им можно пренебречь). 34,1 % хозяйств в стране не имели пахотного инвентаря (на Украине - 40,5 %), еще 47,5 % - имели, но без машин (на Украине - 36,0 %).

Казалось бы, 18 % хозяев имели сельскохозяйственные машины - не такой плохой показатель. Однако беспристрастная статистика снова все портит. В 1927 году в СССР одна жнейка приходилась на 24 хозяйства, сеялка - на 37, сенокосилка - на 56, сортировка или веялка - на 25, конная или ручная молотилка - на 47 хозяйств. И то, что 18 % хозяйств имели машины, свидетельствует: полного комплекта не было даже у "достаточных" хозяев - что уж говорить о прочих!

Еще в мае 1927 года Наркомзем РСФСР Савченко писал Сталину: "Крестьянские хозяйства обеспечены рабочим скотом на 77 %, сельскохозяйственным инвентарем на 67,4 % к убогому довоенному уровню".

Правда, имелись на селе и "вестники будущего". К 1927 году в стране насчитывалось 27,7 тыс. тракторов. По одним данным, 90 % этого суперпарка находилось у крестьян - если рассредоточить их ровным слоем по СССР, придется примерно по одному трактору на тысячу хозяйств. По другим данным, в крестьянских хозяйствах насчитывалось полторы тысячи машин - тут уж калькулятор начинает клинить… Соединенными усилиями весь этот парк мог вспахать не больше 3 млн десятин, или около 2 % всей посевной площади (если не сломается…).

Одним из показателей, по которым советское село значительно превышало российское, было обеспечение электроэнергией. К 1917 году в русской деревне насчитывалось 103 электростанции с мощностью 5200 л. с., т. е. по 53 л. с. на станцию (это примерно уровень автомобиля "Ока"). В 1927 году их уже 376 штук с мощностью 29 800 л. с., или около 80 л. с. на станцию (легковая машина "дамского класса", вроде "Опеля".) Обслуживали они 375 тыс. крестьянских хозяйств, т. е. по одной станции на 1000 дворов, или, если подсчитать, примерно по 75 Вт на двор. Остальные 24 млн 650 тыс. хозяйств существовали во тьме: кто побогаче - с керосиновыми лампами, победнее - с коптилками, самые бедные щипали лучину, как при царе Горохе.

Впрочем, ни трактора, ни электричество не только не делали погоду на селе, но даже на эту погоду никоим образом не влияли. Ласточки среди январской вьюги…

Итак, если смотреть по дореволюционным меркам, то как минимум 70–75 % крестьянских хозяйств были бедняцкими (наделы меньше 5 десятин). Большевики, правда, лукаво делили эту группу на бедняков и маломощных середняков: картинка несколько приукрашивалась, но суть от этого не менялась. Бедняков в советском понимании насчитывалось 30–35 %, и их число примерно совпадало с числом безлошадных и не имеющих инвентаря дворов.

Однако и внутри бедняцкой по советским меркам категории существовала группа хозяйств беднейших. Уже в августе 1923 года на Политбюро, во время обсуждения налоговых вопросов, прозвучало предложение: беднейшие хозяйства от уплаты налога освободить. Какие именно?

"Брюханов. Декрет РСФСР предусматривал освобождение от налога бесскотных хозяйств, при урожае до 45 пуд. с десятины, полностью в том случае, если они обеспечены землей до одной четверти десятины на едока, а при низшей урожайности до 35 пуд. и в случаях обеспеченности землей до полудесятины на едока…Я предлагаю общим декретом по всему Союзу освободить от уплаты единого сельскохозяйственного налога все крестьянские хозяйства, обеспеченность коих облагаемой землей определяется не более полудесятины на едока, а также те из крестьянских хозяйств с обеспеченностью до трех четвертей десятины, кои не имеют скота… по моим расчетам, это… если брать среднюю для всего Союза, даст освобождение 18,81 % всех хозяйств.

Рыков. А насколько это уменьшит налог?

Брюханов. …Я предполагаю, что это даст уменьшение поступления налога с 575 до 562–563 млн, т. е. реально уменьшение будет примерно на 12 млн пудов… Распределение этой скидки по районам, конечно, будет неравномерное. В некоторых районах, в Крыму, например, это даст 28 % всех хозяйств… эта льгота даст большое освобождение по Белоруссии; это даст свыше 25 % освобождения по Сибири и Киргизии, наиболее нуждающихся в помощи".

Получается, что 19 % крестьянских дворов платили всего 2 % сельхозналога - то есть, работали исключительно на собственное полуголодное прокормление. Допустим, что хозяйство имеет полдесятины на едока при урожае в 34 пуда. За вычетом шести пудов на посев, на одного человека приходится 11 пудов - на пуд меньше физиологической нормы, и это в урожайный год. А если неурожай? Так что о том, что коллективизация их разорила, речи не шло - просто потому, что нечего там было разорять. Впрочем, это же соображение касается всей 75 % бедняцкой группы - нечего у них взять, не-че-го!

Кстати, о налогах. С легкой руки не то русских эмигрантов во Франции, не то советологов из Гарварда в российской истории появился еще один миф (принятый, кстати, и сталинистами) - что советское правительство сознательно, от безысходности разоряло налогами деревню, чтобы добыть средства на индустриализацию. Однако знакомство с экономической реальностью показывает, что это утверждение не соответствует действительности.