Принцессы Романовы: царские дочери - Скуратовская Марьяна Вадимовна 9 стр.


И только в 1883 году, когда отмечалась столетняя годовщина со дня рождения Александры Павловны, в России вспомнили о печальной ее судьбе и о месте ее упокоения. К тому моменту церковь простояла восемьдесят два года, и в ограде ее образовалось маленькое русское кладбище для живших при церкви священников и членов их семей. Всего же подле усыпальницы Александры Павловны один за другим несли службу одиннадцать настоятелей Русской православной церкви. Действующий на тот момент настоятель иремского храма обратился в Петербург с прошением об очередном обновлении места упокоения палатины Венгерской, и император Александр III пожертвовал для церквушки, как писали в газетах, "новый иконостас в резной дубовой раме, новое церковное облачение, предметы церковной утвари". А 29 июля, в день рождения Александры Павловны, в Ирем из Штутгарта торжественно прибыли протоиерей Базаров, члены русского посольства в Вене и генерального консульства в Будапеште. И православные верующие из соседних деревень тоже собрались помолиться у стен храма об упокоении светлой души палатины Венгерской.

Один из популярнейших журналов того времени, "Исторический вестник", направил корреспондента в Венгрию и напечатал пространный отчет: "В десяти верстах от Будапешта, по старой венской дороге раскинулась небольшая деревенька Ирем, место погребения Великой княгини Александры Павловны, бывшей палатины Венгерской. Эта деревушка принадлежит эрцгерцогу Иосифу, сыну покойного эрцгерцога Иосифа, бывшего супругом Александры Павловны… При въезде в деревушку, среди небольшого садика устроен императорский надгробный храм, сложенный из цоколей (камней) местной каменоломни. Снаружи он имеет форму продолговатого четырехугольника, а внутри – форму правильного овала с невысоким сводом. Под полом находится склеп, в котором на каменном пьедестале поставлен гроб с останками Великой княгини, с бархатным покровом. На восточной стороне склепа – крест с надписью, где говорится, что он поставлен по благоизволению Александра I, по обету Венгерского палатина Иосифа в память супруги… Гроб с останками перенесен сюда только в 1803 г. В 1838 г. храм был обновлен и снова освящен. В 1879 г., по повелению эрцгерцога Иосифа (сына), снова было обновление храма: он был отремонтирован и выкрашен…"

Александра Павловна умерла в первый год нового XIX столетия. А за год до окончания этого золотого для России века в деревушке Ирем побывал русский путешественник, рассказавший потом на страницах газеты "Новости", что храм почти заброшен и усыпальница являет собой печальное зрелище: "Малая, ветхая церковь стояла вся в зелени при дороге. Но войти в нее было нельзя ни со стороны дороги, ни со стороны поля, где имелись небольшие ворота, но они были постоянно заперты. Приходится идти через какую-то комнату, ведущую даже не к церкви, а к соседним с нею полуразвалившимся постройкам – как сказали, к помещению причта. Никто, кроме псаломщика, здесь не живет, ибо семейному человеку жить здесь постоянно немыслимо. Для исполнения треб настоятелю и дьякону приходится ездить сюда из Будапешта. Сама церковь, хоть и построенная из прочного материала, пришла уже в ветхость: стены темные, грязные, высокий фундамент, на котором она стоит, местами разрушается. Внутри всюду следы сильной сырости, и только прекрасный дубовый иконостас, дар императора Александра III ко дню столетия великой княгини Александры Павловны, скрашивает всю неприглядную внешнюю и внутреннюю картину этой великокняжеской усыпальницы. Гроб стоит в подвальном этаже церкви. По узенькой, крутой каменной лестнице вы спускаетесь вниз; вас сразу обдает сыростью… На двух аналоях перед гробом лежат резные великокняжеские короны; гроб прикрыт большим, малинового цвета бархатным покрывалом; в восточной стороне склепа стоит крест…"

* * *

Современный историк Альбина Данилова, написавшая о судьбах дочерей Павла I книгу "Пять принцесс", утверждает: "…это было последнее описание храма-усыпальницы в Иреме, опубликованное в тогдашней русской периодике. Через год началось новое столетие с его жестокими конфликтами, войнами, общественными катаклизмами, новыми границами новых государств. До храма ли над гробом давно умершей русской царевны было? Да и существует ли он сейчас? Маленький русский храм в Венгрии, где по вполне понятным историческим причинам не могли питать любви ни к австриякам, ни к России? Или эту церквушку тоже смели войны, как и памятник в Павловске? Прелестный образ прелестной княжны сохранили лишь портреты кисти Левицкого, Боровиковского, Виже-Лебрен…"

Но вот сообщение пресс-службы Будапештской и Венгерской епархии от 13 сентября 2004 года: "Торжества, посвященные возвращению останков Великой княгини Александры Павловны Романовой (1783–1801), дочери российского императора Павла I, на место их исторического упокоения – в храм святой мученицы царицы Александры, состоялись в венгерском городе Юрем 11 сентября…"

На торжествах присутствовали христианские священнослужители различных конфессий, государственные деятели. Были среди гостей и "многочисленные представители династий Габсбургов и Романовых, в том числе эрцгерцог Йожеф-Арпад Габсбург, эрцгерцог Михаил Габсбург и великий князь Дмитрий Романов с супругами".

После панихиды об упокоении души великой княгини Александры Павловны епископ Венский и Австрийский Илларион произнес проповедь, в которой рассказал о жизни этой незаурядной, хотя и умершей совсем юной, женщины. Упомянул он и об истории храма во имя святой мученицы царицы Александры, построенного в 1803 году.

В XIX веке этот храм стал центром Офенской Русской духовной миссии, которая была "местом духовного окормления и утешения всех русских людей, волею судеб оказавшихся в Венгрии".

В 1970–1980-е годы храм пришел в запустение, регулярные богослужения прекратились, иконы и церковная утварь были разграблены. Вандалы не остановились даже перед осквернением останков Александры Павловны, которые после этого были перенесены в усыпальницу Габсбургов.

Однако в 1990 году началось возрождение храма, и вскоре в нем вновь зазвучали молитвы.

Посол России В. Л. Мусатов, поблагодарив православную церковную общину Московского Патриархата в Венгрии за труды по сохранению российского исторического наследия, преподнес Владыке Иллариону копию портрета Великой княгини Александры Павловны, хранящегося в Русском музее Санкт-Петербурга. Эта картина была передана в храм.

В заключение торжеств эрцгерцог Йожеф-Арпад Габсбург вручил многолетнему попечителю Юремского храма Йожефу Папу орден имени великой княгини Александры Павловны, присужденный ему Фондом гражданского сотрудничества, духовного и культурного наследия.

Присутствовавшие – а их было больше тысячи человек – спустились в крипту храма, чтобы поклониться гробнице Александры Павловны.

* * *

Значит, помнят еще в Венгрии нашу великую княжну Александру Павловну… Нежную девочку, принесенную в жертву высокой политике. Прелестную невесту, которая предчувствовала свою смерть, когда покидала родину. Несчастливую жену, которая, в последний раз коснувшись клавиш, пела популярную в России конца XVIII века грустную песенку: "Ах, как скучно мне на чужой стороне, все немило, все постыло, друга милого нет… Не глядел бы я на свет! Что, бывало, утешало, о том плачу я…" Юную женщину, которая, в предсмертном бреду, в последние часы своей коротенькой жизни умоляла только об одном – о возвращении домой.

Великая княжна Елена Павловна, герцогиня Мекленбург-Шверинская

Между судьбами первой и второй дочерей Павла I есть печальное сходство: обе они были прекрасны, обе выданы замуж очень юными и обе прожили слишком мало, скончавшись вскоре после родов… Однако биография Александры Павловны занимает в нашей книге значительный раздел, потому что над головой этой великой княжны бушевали политические бури, вокруг нее велись бесконечные интриги, и все ее земное бытие – сплошная череда печалей и несчастий. Елена Павловна же прожила хоть и короткую, но безмятежно счастливую жизнь, была окружена всеобщим обожанием, и по этой причине наш рассказ о ней будет намного короче.

Великая княжна Елена Павловна родилась 13 декабря 1784 года в Гатчине. "Малютка эта – чрезвычайной красоты, – писала Екатерина II барону Гримму об этой своей внучке, – вот почему я назвала ее Еленой, то есть в честь Троянской красавицы Елены Прекрасной". Отчего-то Елену бабушка сразу полюбила – больше, чем тихую Александру, – и, когда малышке было всего пять месяцев, писала: "Смею утверждать, что эти дети подают очень большие надежды. Барышни… здоровы, но старшая не в моем вкусе; быть может, я соблазняюсь красотой младшей. Говорят, впрочем, что она похожа на меня, и я чувствую к ней некоторую слабость". Эти строки невольно вызывают улыбку читателя: великая и мудрая женщина, Екатерина, однако же, никогда не была красива. В отличие от своей невестки Марии Федоровны и от внучек, унаследовавших красоту матери. Еще через несколько месяцев Екатерина пишет Гримму: "Прекрасная Елена процветает и, ей-ей, в шесть месяцев она уже умнее и живее старшей сестры, которой на той неделе будет два года". Со временем Екатерина изменила отношение к Александре Павловне – и даже стала выделять старшую внучку среди других из-за ее многочисленных талантов и кроткого нрава, импонировавшего властной бабушке. Но Елена Павловна всегда оставалась ее слабостью. Спустя несколько лет, в сентябре 1790 года, Екатерина снова отметила в письме Елену Павловну: "Она, кажется, будет красавицей в полном смысле слова, у нее необыкновенно правильные черты лица, она стройна, легка, ловка и грациозна от природы; характер у нее очень живой и шаловливый, сердце доброе. Братья и сестры чрезвычайно любят ее за веселый нрав… Вот все, что пока можно о ней сказать". Таких цитат, в которых императрица не скрывает своей гордости второй своей внучкой, можно набрать несколько страниц.

Что касается интересов и способностей Елены Павловны – о них существуют лишь отрывочные воспоминания, которые, впрочем, можно собрать в некую мозаику, проявляющую весьма привлекательный образ девочки весьма сентиментальной, несколько экзальтированной, но при этом старательной и прилежной: она прекрасно училась и к одиннадцати годам знала пять иностранных языков. Графиня Ливен отметила во второй своей воспитаннице обостренное чувство прекрасного и принялась его развивать.

Елена Павловна очень любила цветы. Она сама сажала их в своем маленьком садике, и каждый день ее комнату украшали свежие букеты, причем уже в восемь лет великая княжна училась самостоятельно составлять букеты – так, чтобы подчеркнуть красоту каждого цветка. Елена Павловна могла часами рассматривать гравюры с полотен знаменитых живописцев, изображающие натюрморты с букетами, и потом пыталась повторить картину с помощью живых цветов. Ей подарили атлас растений – и девочка собрала весьма обширный гербарий. Существуют упоминания – впрочем, на уровне домыслов, – будто Елена Павловна сочиняла стихи и вела личный дневник, но все свои записи уничтожила перед тем, как покинуть Россию. Дитя своего времени, она превозносила сельскую идиллию, радости чистой и пылкой дружбы. Ее лучшей подругой стала англичанка мисс Сеймс, которая обучала девочку английскому языку. Елена Павловна заставила мисс Сеймс поклясться ей в вечной дружбе, в том, что они не расстанутся до самой смерти, – и дала ответную клятву. Судьбе было угодно, чтобы эти клятвы были исполнены…

Марьяна Скуратовская, Софья Аннина и др. - Принцессы Романовы: царские дочери

Иоганн Баптист Лампи. Портрет великой княжны Елены Павловны (1792 г.)

В одиннадцать лет Елена Павловна начала появляться в свете, танцевать на балах. Ее портреты рассылались европейским правителям – и многих восхищала красота русской великой княжны, которая еще только входила в возраст невесты… Но вопросы династических браков решаются умом, а не сердцем. Породниться с могущественной Россией мечтали далеко не все: большинство государей боялись оказаться в подчиненном положении. В России правила могущественная Екатерина, а у нее был Суворов и его войска, не знавшие поражения…

Впрочем, Екатерина не успела сосватать свою вторую внучку. Императрица скончалась – и замужеством остальных дочерей занимались уже их родители. Мужа Елене Павловне выбирал Павел I, ориентируясь на свои представления о политической выгоде России. И, хотя он громогласно осуждал мать за неудачное сватовство Александры Павловны и Густава IV – как, впрочем, и за все остальные ее деяния, – сам он ничуть не лучше распорядился судьбой дочерей. Александру Павловну, как уже говорилось выше, он отдал за Иосифа, палатина Венгерского. А Елену Павловну – за принца Фридриха-Людвига Мекленбург-Шверинского.

Альбина Данилова пишет: "В 1798 г. ситуация в Европе сложилась так, что Россия, следуя своим союзническим обещаниям, решилась на более тесное военное сотрудничество с Австрией (подкрепленное согласием на брак Александры Павловны с эрцгерцогом Иосифом). И в это же время начались переговоры о браке Елены Павловны с принцем из другого, пусть и небольшого, но политически выгодного государства – герцогства Мекленбургского".

По словам военного историка А. М. Михайловского-Данилевского, Мекленбургское герцогство было "самым полезным для России союзником из всех держав Европы".

Еще во время войны со Швецией Петр I присматривался к маленькому немецкому государству на берегу Балтийского моря. Оно находилось рядом со шведской частью Померании, из-за чего сделалось "проходным двором для армий северных союзников и шведов". Правитель этого "проходного двора" герцог Карл-Леопольд вдобавок конфликтовал со знатью собственной страны. Он отчаянно нуждался в сильном защитнике, которого и обрел в лице Петра. В 1712 году Мекленбург снабдил русские войска провиантом, и за это Петр I пообещал не пропускать шведов на земли герцогства.

Интересно, что Мекленбургское герцогство было единственным из германских стран, где правила славянская по происхождению династия. Некогда на месте Мекленбурга находилось поселение славян-бодричей (ободритов) Микилинбор. Поэтому нынешние герцоги-лютеране были отдаленными потомками славянских князей-язычников.

В 1716 году эта династия породнилась с Домом Романовых – Петр Великий выдал свою племянницу Екатерину Иоанновну замуж за Карла-Леопольда. Дочерью этой четы была принцесса Елизавета-Екатерина-Христина, она же Анна Леопольдовна, мать несчастного императора Иоанна Антоновича, проведшего всю свою короткую жизнь в заточении.

Жених Елены Павловны Фридрих-Людвиг был представителем той же ветви рода, что и Карл-Леопольд, – герцогов Мекленбург-Шверинских. Переговоры о браке принца с великой княжной проходили на редкость гладко.

За успешное их завершение представитель России при прусском дворе Алопеус был, по словам графа Ф. В. Ростопчина, награжден Петром I орденом.

* * *

17 февраля 1799 года в Поденных придворных записях появилось сообщение: "Прибыли в Санкт-Петербург Их Светлости Мекленбург-Шверинские принцы Фредерик и Карл. Имели помещение в Мраморном дворце. Сего числа приглашены к императорскому столу".

Фрейлина Варвара Головина позже вспоминала, что "их пребывание подало повод к многочисленным балам и праздникам при дворе и в обществе".

Граф Ростопчин писал послу Воронцову: "Сговор великой княжны Елены Павловны воспоследует после Святой недели, и наследный принц пробудет все лето здесь". Через несколько недель он же писал своему адресату: "Принц – человек жеманный, в сущности простоватый и невежественный, но добрый малый".

Конечно, никто не спрашивал великую княжну Елену Павловну – пятнадцатилетнюю, неопытную, сентиментальную, чувствительную – хочет ли она идти замуж за "простоватого и невежественного" принца Фридриха-Людвига. В ее возрасте и при ее увлечении романами она вряд ли могла оценить то, что принц все-таки "добрый малый", тогда как из политических соображений ее могли сосватать и за "злого"… Елена Павловна, конечно же, мечтала о чем-то другом, и никакие разговоры о долге не могли убедить ее в правильности принятого решения. Вряд ли она могла осмелиться спорить с отцом – об этом не могло быть даже речи! – но молча страдала и даже расхворалась на нервной почве. Возможно, уже тогда у нее появились первые признаки чахотки, усугублявшиеся из-за неприятных переживаний. Во всяком случае, обручение ее с Фридрихом Мекленбург-Шверинским пришлось перенести с назначенного числа "по причине бывшего с ней лихорадочного припадка", как писал Ростопчин.

Но "лихорадочный припадок" прошел – и 5 мая 1799 года принц и великая княжна были помолвлены под грохот пятидесяти одной пушки, а затем вдвоем открыли торжественный бал. 12 октября с большой пышностью и блеском они обвенчались. "Грязь и осеннее небо, покрытое туманами, придавали этому торжеству печальный вид", – вспоминала графиня В. Н. Головина. А 19 октября, как мы помним, с куда меньшей пышностью несчастную Александру Павловну выдали за палатина Венгерского.

Александра Павловна уехала, а Елена Павловна еще месяц после свадьбы оставалась с семьей. Она болела, придворные доктора находили ее слишком слабой для путешествия. Но накануне нового года Елене Павловне пришлось наконец распрощаться c родными и отправиться в Мекленбург, где давно уже ждали принца с женой. Ее сопровождала любимая подруга мисс Сеймс.

Назад Дальше