Ура! Я наконец-то вспомнил, что это была за машина. Летом 93-го года мы с Маргулисом поехали в Тольятти веселить местную братву. Как водится, отыграв концерт, сели в бане, выпили. И тут главный авторитет поинтересовался у нас, на каких машинах мы, собственно, ездим. Я гордо заявил, что езжу на "Кадиллаке" (о нем - отдельно), а Маргулис, потупив взор, как настоящий бедный еврей, показал на свои кроссовки - типа, вот моя машина. Как же я жалел, что раскинул понты насчет "Кадиллака"! Братва засуетилась, и главный сказал, что завтра с утра Маргулису подарят машину. Самое интересное, поутру нас разбудили и показали стоящую у гостиницы новенькую "девятку" вишневого цвета. Женька, сославшись на отсутствие паспорта, попросил меня взять на себя оформление машины, ее перегон в Москву, а также постановку на учет там. Так что это, собственно, и была первая машина Евгения Шулимовича.
Вышеупомянутый мною "Кадиллак" был настоящей американской машиной. Он был не просто большим, он был огромным. Цельный диван из мягкой кожи, установленный впереди, делал салон похожим на обширную гостиную. Девушки, садившиеся рядом и утопавшие в сиденье, не нуждались после первых двух-трех километров проезда ни в какой дополнительной стимуляции. Машина делала все сама. Счастье владения золотистым чудом длилось недолго. После одного из концертов в "Метелице" летом 1993 года я не смог сдвинуть "кэдди" с места, а на следующий день уехал на гастроли, оставив автомобиль в переулке близ Нового Арбата. Там он простоял пару месяцев, а 2-3 октября во время известных событий толпа коммунистов и иже с ними перебила в машине окна и поломала все что можно. Продавал я остатки недорого как комплект запчастей. А жаль.
Через пару лет я купил себе первый джип - старенький "Ренджровер". По своему аферистическому складу характера, я, естественно, задействовал его по полной программе. Выяснилось, что этот автомобиль очень здорово вылезает из грязищи, преодолевает крутые склоны, канавы и даже водные преграды. Немного потренировавшись на пересеченной местности за городом, я окончательно решил стать гонщиком-экстремалом. Вступил в клуб "4x4" и начал "гоняться" на своем автомобиле в Крылатском. Правда, это уже было с другим джипом - почти новым "Лендро-вером Дискавери". Соревнования тогда проводились чуть ли не каждую неделю, и участвовать в них мог практически любой владелец внедорожника. Так что были там люди и вполне профессиональные, и дилетанты, и крепкие любители, к которым я не без гордости относил себя. Году в 96-м я даже вошел в число призеров очередных "покатушек". Водить джип мне так понравилось, что, отдав после "Лендровера" с полгода спортивному "Опелю", я пересел на белый "Ландкруизер". Он сильно грохотал, дымил, но функции свои выполнял весьма и весьма неплохо. А потом у меня появился "Мерседес" Е-класса в исполнении "купе". Тогда-то я и понял смысл немецкой пословицы "Есть плохие автомобили, хорошие автомобили, даже отличные автомобили, и есть "Мерседесы"". Рекламировать это чудо немецкого автомобилестроения я не буду, тем более что в один грустный денек я выглянул в окно (живу я на первом этаже) и не обнаружил рядом своего любимца.
Я настолько расстроился, что даже мыслей о покупке нового авто не допускал. Из "Машины" меня в то время выгнали, деньги от нечастых концертов я тратил на алкоголь и девчонок, а ездил на такси или вообще ходил пешком, благо рядом со мной есть несколько ночных клубов и ресторанов.
В ноябре 2000 года в мою жизнь вошла Ирка, притащившая с собой красный "Опель Корса". Конечно, по габаритам машина это была совсем не моя, но функции самодвижущейся тележки она выполняла. Тем более что у меня в лице будущей жены появился личный водитель. Затем, года через три дела пошли лучше, и мы приобрели вишневый 210-й "Мерседес" - "глазастик" выпуска конца девяностых годов. Это уже была ступень по пути к совершенству. Я даже иногда позволял себе сесть за руль и прокатить свою любимую куда-нибудь на дачу к Тарасу. Обратно меня, нетрезвого, везла уже Ира.
Осенью прошлого, 2005-го года, несколько финансово окрепнув, несмотря на то что нашу квартиру нагло обокрали какие-то гады, мы с Ирой решили поднапрячься и купить "Мерседес" S-класса. В Москве найти машину - нет проблем, а вот не "попасть" при ее приобретении - задача весьма сложная. Мы тупо искали автомобиль по Интернету, и, наконец, наше внимание привлекло объявление о продаже 220-го "Мерседеса" трех лет от роду с 320-м двигателем и необычным цветом "танзанит". И зря вы вспоминаете тут Д'Артаньяна с его "беарнским мерином", которого у него купили за необычный цвет. "Танзанит", как выяснилось, оказался очень благородным синевато-фиолетовато-каким-то там еще цветом типа металлик. Так что угонять нашу машину для продажи, в принципе, бессмысленно, поскольку в Москве такого цвета ни я, ни кто-либо из моих знакомых не видел. Больше всего, конечно, мне нравится тишина в салоне 220-го. Ни шума улицы, ни работающего двигателя, разве что чуть различимые звуки. Ну и управляемость, конечно, фантастическая. Так что без ложной скромности могу доложить, что среди всех бывших и нынешних участников "Машины времени" мой автомобиль если не самый дорогой, то самый лучший - это точно.
ХУЛИГАН
Меня за мои без малого пятьдесят лет довольно часто называли хулиганом. Причем гораздо реже за физические контакты с противоположной стороной, чем за вещи морального плана. В советские времена это вообще было словом, которое определяло любое нестандартное поведение того или иного человека в глазах людей традиционных взглядов. Ну, к примеру, носишь ты в семидесятые годы длинные волосы - хулиган, носишь в девяностые прическу "под ноль" - тоже хулиган, да еще и скинхед к тому же. Поешь песни на зарубежных языках - хулиганство, на русском, но не те - еще хуже. Под это понятие подходило все, что было интересно молодежи: западное кино, выпивка, секс, нудизм, даже занятия "не теми" видами спорта. И я, как и миллионы моих сверстников, хулиганил, хулиганил и еще раз хулиганил. С возрастом стремление "делать это" во мне не только не умерло, но даже и не притупилось, приобретая порой самые причудливые формы. Где я только не хулиганил!
Иногда, выезжая за город на дачу, где-то в диапазоне средних волн (метров 180-190) я наталкивался на какие-то удивительные передачи. Не знакомые мне, но явно знающие друг друга люди переговаривались между собой, передавали "88" любимой девушке (позднее я узнал, что это на радиоязыке обозначало "поцелуй") и ставили друг другу музыку. В эфире звучали "Криденс", "Лед Зеппелин", ну и "Битлз", конечно. Каким образом все это происходило в на шей зашоренной стране, я не знал. Со временем выяснилось, что в радиоэфире "работают" многие мои дачные знакомые, а все их оборудование состоит из приемопередатчика, изготовляемого из пары ламп, нескольких сопротивлений и других деталей, схему которого опрометчиво опубликовал когда-то жрунал "Техника молодежи". Зачитанный до дыр, этот журнал служил пособием для нескольких поколений начинающих радиолюбителей. Качество передач было отвратительным, распространялись они лишь на 5-10 километров, но какой кайф был говорить в эфире о чем угодно, рассказывать анекдоты и ставить любую музыку!
Конечно, формально все это было запрещено и участковые милиционеры даже делали обходы и конфисковывали приемники и антенны, но бывало это краине редко. В основном все сходило нам с рук, несмотря на то что в газетах того времени регулярно появись статьи о вреде неконтролируемого эфира. Писали о том, что это якобы мешает летчикам, милиции и скорой, хотя даже дебилу было ясно, что данный строго ограниченный частотный диапазон не может мешать никому вообще. Ну а в целом явление называлось "радиохулиганство". Мог ли я подумать в то время о том, что через каких-то тридцать лет стану самым известным радиохулиганом страны с программой "Хулиган-шоу Петра Подгородецкого"?
Началось все с того, что году в 98-99-м меня пригласили на радиостанцию "Серебряный дождь" принять участие в программе "Диджеями не рождаются". Смысл шоу состоял в том, что приглашался какой-то известный человек - артист, политик, журналист и пр., который должен был выступить в качестве ведущего часовой передачи. Я придумал пару программ, одна из них была посвящена известным песням в малоизвестном исполнении, другая - новой пластинке "Машины времени". Программы понравились, но тогда я был занят работой в "Машине" и ни о чем другом не помышлял.
После изгнания меня из группы я получил предложение от руководства "Серебряного дождя" вести ежедневную двухчасовую программу "Хулиган-шоу" и согласился. Правда, двухчасовой вариант пять дней в неделю для меня был тяжеловат, и со временем мы сошлись на часовом эфире. Ко мне приходили всякие разные гости, с которыми мы забавлялись, шутили, хулиганили, болтали со зрителями, слушали музыку. Настоящее радиохулиганство. А еще ведь за это платили деньги, хотя немного - 800 долларов в месяц.
Иногда мне удавалось разнообразить свое участие в работе "Серебряного дождя". Сидя не даче у моего друга Тараса Нотина, я познакомился с генералом милиции Ильей Петровичем Савченко, который был начальником Орловского УВД и приехал вместе с Алексеичем и другим генералом - начальником УФСБ. Честно говоря, я был поражен тем, как милицейский генерал прост и легок в общении, а его чувство юмора (а я, поверьте, знаю в этом толк) меня просто очаровало. Мы болтали, выпивали, затем я немного поиграл и попел. А Илья Петрович возьми да и скажи: "Петр, а почему бы тебе десятого ноября не приехать в Орел и не принять участие в праздничном концерте, посвященном Дню милиции?" А я возьми да и согласись
В общем, 9 ноября 2000 года я на гаишной машине выехал в Орел. Дорога была абсолютно обледеневшей, но водитель держал ровно 140 километров в час, то есть обычную для машин сопровождения скорость. Все дорожные издержки компенсировала встреча. Меня принимали два полковника и одна дама - старший лейтенант. У меня в номере был накрыт стол, "ломившийся от яств", так что вечер прошел "в теплой дружественной обстановке". Осложнялось все тем, что с утра следующего дня мне надо было провести радиоэфир из орловской студии "Серебряного дождя". Часов в десять за мной приехал Алексеич, отпоил меня "Боржоми", и я успешно провел часовой эфир из Орла. Ну а потом отправился в Орловский драматический театр на концерт. Новация Ильи Петровича с приглашением на концерт, посвященный Дню милиции, такого хулигана как я, была, конечно, из ряда вон выходящей. В провинции, вообще, принято смотреть на местную художественную самодеятельность и артистов классического или народного жанра. И тут под объявление "Выступает заслуженный артист России, кавалер ордена Почета Петр Подгородецкий!" на театральную сцену выхожу я. Как обычно, в джинсах и толстовке. Увидев в зале несколько сотен ветеранов, увешанных орденами, большие звезды начальства в первых рядах, я даже как-то смутился. Поэтому сказал, что, мол, ребята, орденов у вас гораздо больше, но я, что могу, для вас сделаю. Первые две песни - про Макара-кулинара и Гавайи - прошли почти при полном молчании. Только в конце второй я заметил оживление на балконе, где сидели курсанты Орловского юридического института МВД. На третьей народ оживился и стал хлопать, а последние пару песен я вообще спел "на ура". А потом снова были полковники, генерал Илья Петрович, дама - старший лейтенант и все остальное, в соответствии со строгим милицейским регламентом. Очнулся я на заднем сиденье милицейского "Сааба", который стоял у дверей моего дома. Было около часу дня 11 ноября. Через три часа у меня начинался московский эфир на "Серебряном дожде".
Радиоэфиры помогали мне раскручивать и собственные проекты, которые потихоньку стали появляться, а моя физиономия вместе с лицами Гордона и Соловьева украшала десятки троллейбусов, сотни урн и баннеров в центре Москвы. Захотелось мне поболтать со старым другом или симпатичной девушкой, я их в эфир тащу. Правда, к концу второго года мне все это достаточно надоело. Так надоедает любая регулярная работа, на которую надо ходить по часам, ну и уходить тоже.
Что-то нужно было делать, и я пригласил к себе в передачу Вадика Степанцова. Я был на его концерте и услышал там замечательное стихотворение "История с гимном". Оно было посвящено обсуждавшейся тогда теме, какой гимн нужен нашей стране, и изобиловало элементами ненормативной лексики. Оно так мне понравилось, что я решил довести его до своих слушателей. Это сильно напоминало анекдот: "Поручик Ржевский сидит и что-то сосредоточенно пишет. К нему подходит полковник: "Что вы пишете, поручик?" - "Гимн нашего полка".- "Дайте-ка посмотреть... Да. у вас тут один мат!" - "Да нет же, полковник, вот, в третьем куплете слово "знамя""". В конце передачи настало время обнародовать хит. Перед этим я сказал: "Дорогие мои радиослушатели, скорее всего, мы с вами больше не услышимся, поскольку я сейчас поставлю компакт-диск со стихотворением Вадима Степанцова. Кто может, заткните уши женщинам, кто может, уведите детей от радиоприемников, но послушать это вы должны! На этом я окончательно прощаюсь с вами!" В общем, стихотворение было дано в эфир без всяких купюр и "пиканий", в результате чего я был вынужден покинуть пост радиоведущего. Даже зарплату за последний месяц работы не заплатили. Но все равно, похулиганив напоследок, я испытал чувство глубокого удовлетворения.
Работа на радиостанции в качестве ведущего имеет свои преимущества. Во-первых, выяснилось, что множество девушек хотело бы со мной встретиться и провести время, чем я иногда пользовался. Во-вторых, меня "напитывали" творческими идеями, люди привозили свои записи, песни, стихи, музыку. В-третьих, стоило мне пожаловаться на то, что у меня машина в ремонте, тут же звонил кто-нибудь с предложением отвезти домой. Ну а пойти куда-то в ресторан или клуб вообще проблем не было. И сами клубы приглашали, и просто слушатели. Правда, с появлением Ирки моих поклонниц, ждавших меня у выхода со студии, все чаще ожидал облом. Она меня привозила на эфир, а потом "в профилактических целях" забирала оттуда. Я, в общем-то, не возражал. Вообще, ежедневный эфир имеет определенные преимущества. Мой коллега Миша Плотников устраивал со своими слушателями коллективные выезды на рыбалку, ловили рыбу, общались, делали уху, потом, уже в Москве, снимали ресторан, а дальше это становилось своеобразным клубом, где люди общались. С течением времени наращивается такая радиосемья. Единственное, что бывает тяжело, - это найти тему на каждый день работы.
Еще тяжелее - работать ежедневно на ТВ. Вадик Тихомиров с М-1 работал с 7 до 11 часов утра в прямом эфире! И ведь надо быть в форме, выглядеть более или менее прилично. Там уж не получится, как на радио, во время какой-то песни покурить или глотнуть пивка. А в целом у меня остались самые теплые воспоминания о работе на радио и на телевидении, я многому научился и, надеюсь, смог кому-то помочь в жизни и просто облегчить времяпрепровождение. В составе "Машины времени" мы начали сниматься в 1980 году. Самое интересное, что где-то в архивах есть запись для первой программы моей песни "Ах, что за луна!". Как сейчас помню, подставкой для клавиш был столик, накрытый блестящей новогодней скатертью с "дождем". Хотелось бы ее когда-нибудь еще раз увидеть.
В то время нас много снимали для региональных телестудий. Как правило, мы снимали по нескольку песен. В Свердловске мы записывали "Поворот".
Нас усадили на древний телевизионный кран, который при обычных обстоятельствах возит по студии оператора с камерой. Мы были уже сильно нетрезвыми (дело было под утро), но кто-то все-таки сел за руль и стал гонять по студии. Обошлось, правда, без потерь.
А первая запись, которая неизвестно каким образом появилась в "Голубом огоньке" в новогоднюю ночь 80/81 года, - это запись песни "Скачки". Я, помнится, носился там по всему залу, вытаскивал всех танцевать - в общем, отвязывался, как мог. Правда, была дана команда показывать нас как можно меньше, но прорыв был сделан. А на следующий год пошла песня "За тех, кто в море", правда, в исполнении Софии Ротару. Ну а мы как бы аккомпанировали. Честно говоря, идиотизм наших телерадионачальников просто поражал. Мы были самой популярной группой в стране, нас знали десятки миллионов людей, а миллионы были поклонниками коллектива, а на центральном ТВ показали всего две наши песни за три года! Зато с 1986-го "Машина" пошла по всем каналам и всем программам. Но это уже без меня.
Моя собственная история с телевидением началась после "отчисления" из "Машины". Меня пригласили работать в качестве ведущего на радиостанцию "Серебряный дождь". Ну работал я себе и работал, и где-то в 2001 году меня позвали в качестве гостя в программу канала "М-1", вещавшего на Москву и Московскую область, под названием "История сбитого летчика". Программа была о людях, которые испытывали взлеты и падения, а и того и другого у меня было предостаточно. Вел ее очень интересный актер с совершенно неактерской фамилией Дубина. Сразу же вспоминается анекдот в тему о том, что очень трудно быть президентом крупнейшего многопрофильного холдинга с фамилией Шарашкин. Замечательный актер, между прочим, - я его потом часто видел в различных рекламах.
С течением времени меня выгнали и с "Серебряного дождя" (это отдельная история),и я остался на время без работы. Через несколько дней у меня раздался звонок. Звонил Толя Демидов - телепродюсер, старший брат Вани Демидова. Он предложил мне приехать для беседы. Стали делать всякие комплименты типа того, что не могут забыть мое участие в программе, где ведущий выглядел бледнее, чем я, хвалили всячески, а в конце предложили занять место ведущего. Я выразился в том смысле, что неудобно как-то при действующем ведущем внедряться в программу, на что получил ответ, что вопрос с увольнением Дубины уже решен. Вот так я стал телевизионным ведущим и стал вести еженедельную программу "История сбитого летчика". Собственно камеры я никогда не боялся, проблемы были лишь с тем, на какую камеру когда работать, вписаться в формат 26 минут, чтобы не терялась энергетика реального времени. Со стилем было все просто, по-домашнему, джинсы, футболка, комбинезон, толстовка, джинсовая куртка или рубашка. Помню, первые передачи я записывал по два - два с половиной часа. Конечно, это было мучение для всех. Мы готовились, составляли какие-то досье, репетировали. Где-то через полгода я втянулся и практически не тратил времени на подготовку. За два года у меня прошло более сотни эфиров и, соответственно, более сотни героев: артистов, политиков, спортсменов и просто интересных людей.
Случилось так, что для некоторых гостей эта программа была последней в жизни - для Николая Еременко, например, для моей мамы, к сожалению...