Причем – что хорошо известно из книг и кинофильмов – почерк ликвидатора НКВД был прост: поджидал фашиста в укромном месте, стрелял, вскакивал в поджидавший автомобиль и был таков.
И если бы мало-мальски умному человеку поручили написать книгу, в которой нужно было выдумать убийство Михоэлса ликвидаторами МГБ, то он, вероятнее всего, послал бы в своем повествовании двух человек в Минск, они бы там угнали автомобиль и поджидали бы Михоэлса на выходе из театра, чтобы его застрелить и быстро уехать.
Но случилось исключительно выгодное событие для теоретических ликвидаторов – Михоэлс пошел по улице пешком. А у ликвидаторов вершиной профессионализма является теракт, который похож на несчастный случай. Они бы не стали стрелять, сели в машину и, догнав Михоэлса, сбили бы его, выдав убийство за дорожно-транспортное происшествие. И в курсе этого убийства был бы только тот, кто их послал, и эти два ликвидатора. Так, повторяю, придумал бы убийство Михоэлса мало-мальски умный писатель.
А братья Вайнеры нагородили следующее. Чекисты, оказывается, решили убить Михоэлса непременно в Литве и непременно полученным по ленд-лизу шестиосным полноприводным 2,5-тонным грузовым автомобилем американского производства "Студебеккер". Но Михоэлс в Литву не едет, а едет в Минск. Чекисты упорно перегоняют в Минск любимый "Студебеккер". Михоэлс спокойно чувствует себя в театре, в гостинице, в кабаках (ведь чекисты не могут гоняться там за Михоэлсом на "Студебеккере"), опасной для него остается только улица. А он на улицу не выходил! И чекисты, мозгами Вайнеров, задумали страшное коварство.
Так как Михоэлс якобы любил выпить, то они подсунули ему своего агента, очень бедного еврея-инвалида без обеих рук, чтобы тот пригласил Михоэлса на праздник обрезания сына на окраину Минска, а для соблазнения "пьяницы" Михоэлса снабдили безрукого отца рюкзаком с водкой и продуктами. Далее, они от имени Минского обкома подсунули Михоэлсу персональный легковой автомобиль с чекистом в качестве шофера. Коварный план был таков: по дороге на пьянку в условленном месте водитель остановит автомобиль и выйдет, а "Студебеккер" сзади ударит по автомобилю с сидящим в нем Михоэлсом и убьет, наконец, несчастного артиста. А потом, уже отдельно, убьют и водителя. Какой тонкий план задумали братья Вайнеры! Пол-Минска его должны были готовить.
(Ну как можно убить человека, сидящего в стоящей машине, даже если ее ударить сзади паровозом? Ведь энергию удара погасят смявшиеся багажник и запаска, машина покатится, а пассажир от удара вожмется в спинку кресла и не получит ни царапины…)
Но Михоэлс, пишут братья Вайнеры, спутал коварные планы убийц, отказался от обкомовской машины и пошел на выпивку пешком. Ладно, как можно убить грузовым автомобилем человека, идущего по проезжей части улицы? По Вайнерам – никак нельзя! Пришлось к нему по улице подъехать на "Студебеккере" – убийца вылез и тюкнул Михоэлса по голове ломом, завернутым в войлок, чтобы все подумали, что это травма от удара "Студебеккера". (В понимании Вайнеров "Студебеккер" – это автомобиль, обитый снаружи войлоком). И, наконец, на бездыханном Михоэлсе потоптался и "Студебеккер". Коварные чекисты достигли своего!
Дальше начинается заметание следов и расследование, поэтому "братья Студебеккеры" берут еще круче и смешнее. Известный следователь Лев Шейнин находит на войлоке (?) отпечатки пальцев убийцы, чекисты топят бедного безрукого еврея в речке, но неудачно – его труп прибило к берегу так быстро, что карманные часы не успели остановиться. (Братья Вайнеры забыли, что была зима и из-подо льда трупы всплывают только весной). На вопросы – откуда у бедного еврея часы, которые не останавливаются при попадании в воду, и зачем полностью безрукому человеку карманные часы (как он ими мог пользоваться) – братья не отвечают.
Я уже не помню всех перипетий этой истории Вайнеров, помню, что мы с Григорием над этим нагромождением нелепостей и смеялись, и плевались одновременно.
А ведь Вайнеры в СССР писали детективы, к которым ни у кого не было претензий по их точности в технических и процессуальных вопросах. По их прежним книгам казалось, что в делах уголовных преступлений и их расследованиях они разбираются. Откуда же такое нагромождение нелепостей в этой?
Ответ напрашивается один: Вайнеры никогда не писали до этого книг своим умом. Все детали в них проверяли и выверяли редакторы и консультанты МВД, а братья писали слова без понятия, что эти слова означают, и любовные сцены. А вот антисоветскую агитку про Михоэлса они вынуждены были писать сами, без помощи умных людей, вот в результате и получился кретинизм.
И братья Вайнеры первыми заложили стандартное содержание антисоветского романа, которое со скрупулезной точностью воспроизвел Тополь. Оно, как мне кажется, такое.
Все действующие лица романа по национальности русские, а также просоветски настроенные или считающие СССР своей родиной евреи в романе должны быть мерзавцы, алкаши и подонки. Порядочные действующие лица (положительные герои) – это сионистски настроенные евреи, русские, имеющие еврейских любовниц (любовников), и другие национальности, которые обижаются русскими. (У Вайнеров обижаются русскими литовцы, у Тополя – азербайджанцы). За это, повторяю, на Вайнеров и Тополя обижаться не приходится – на врагов не обижаются. Как враги, они действуют разумно – разделяют народы СССР и России, чтобы властвовать. Хотя, что касается Тополя, то и эта простая мысль для него, похоже, оказалась сложноватой.
Если братья Вайнеры все же целенаправленно проводят в жизнь мысль, что отъезжающие из СССР евреи – это исключительно умные и высокопорядочные люди, а уезжают они из Советского Союза только потому, что их в СССР бьют и унижают, то для Тополя логика неизменности этой позиции оказалась недоступной.
С одной стороны, мысль о порядочности отъезжающих евреев Тополь в "Любожиде" неуклонно проводит, но сам дописался до абсурда, рассчитанного, по-видимому, исключительно на западного читателя. К примеру, он описывает русских воров, которых пытается разоблачить русский же агроном (невеста у него еврейка, тут все в порядке). Воры его за эту честность называют "жидом" и убивают. То есть идиоты на Западе должны думать, что евреи в СССР были настолько честными, что оскорбительное слово "жид" в СССР стало синонимом порядочности.
И вот теперь давайте глазами этого же читателя взглянем на дальнейший рассказ Тополя о том, как эти честнейшие евреи вывозили из СССР наворованные деньги, золото и бриллианты.
Замечу, что в тех же США уклонение от уплаты налогов – одно из тяжких преступлений, и все знают, что те, кто не платит налогов, – это воры. Из США можно перевести любые деньги, но официально – через банк. Наличностью из США, как и из СССР, можно вывозить только ограниченную сумму, и все знают, что это ограничение введено для борьбы с воровством, поскольку только воры не хотят класть в банк для контроля свои деньги и только воры перевозят их через границу нелегально.
Это знали и знают все, кроме Тополя, поскольку Тополь же посвятил уйму страниц в своей книге описанию того, как именно выезжающие евреи вывозили из СССР ворованные деньги. Читателю должно быть интересно, что честнейшие евреи покупали на ворованные деньги золото и бриллианты, затем глотали бриллианты, засовывали их в задний проход, во влагалище и т. д. Но главным образом – подкупали таможенников.
Какими глазами читатель должен смотреть на советских евреев после таких откровений? К примеру, в "Любожиде" есть эпизод, в котором на московскую таможню назначают начальником честную женщину. Тополь пишет:
"Майор Седа Ашидова, маленькая, весом в сорок пять килограммов татарка, или, как образно выражались некоторые заинтересованные лица, "п…а с погонами", вдруг сделала то, что не смогли сделать самые злобные ястребы в Политбюро КПСС, – осадила эмиграцию. Не остановила, конечно, нет, но, закупорив московскую грузовую таможню, резко снизила количество выезжающих".
Допустим, существовал запрет вообще на вывоз евреями ценностей – любых, хоть честно, хоть нечестно приобретенных. Допустим, я был выезжающим евреем, у которого было на 100 тыс. руб. честно заработанных ценностей, а разрешалось перевозить ценностей только на 10 тыс. Ну и что? Я бы свои рубли подарил голландскому посольству, которое представляло Израиль. В СССР нет законов, запрещающих мне дарить мою собственность кому-либо.
Ведь Израиль установил премию (помощь) в несколько тысяч рублей выезжающим еврейским семьям, и голландское посольство покупало в Госбанке эти рубли за доллары. Почему бы им было не принять от меня этот подарок в рублях и не вернуть его мне на Западе в долларах? Но для этого я должен был сделать перевод официально через банк на счет посольства, для этого мои деньги должны были быть честными. Кроме этого, об этих деньгах знали бы и на Западе.
Так какой вывод следует из того, что евреи, по Тополю, предпочитали покупать бриллианты, засовывать их себе в зад, подкупать таможенников и так провозить через границу? Следовательно, честных денег у отъезжающих не было, и это очевидно даже западному читателю. И как этот западный читатель должен смотреть на покидающих СССР евреев после прочтения книги Тополя? Как на угнетенный антисемитами Советского Союза бедный еврейский народ или как на бегущих из Колумбии наркодельцов?
Напомню читателям, что я не рассматриваю реальность описываемых Вайнерами и Тополем событий, поскольку они враги СССР, пишущие антисоветские книги. Естественно, что они выдумывают и извращают некоторые события – что тут непонятного? Но ведь выдумывать можно и умно, и глупо. И что – смогли ли Вайнеры и Тополь сделать это умно?
В глазах умного и просто знающего то время читателя то, что они написали, имеет обратный эффект. Прочтя выдумки Вайнеров о деле Михоэлса, приходишь к выводу, что госбезопасность СССР к смерти этого просоветски настроенного патриота не имеет отношения, и он либо погиб от несчастного случая, либо, учитывая визг сионистов по поводу его смерти, убит самими сионистами.
Стенания Тополя в "Любожиде" по поводу горькой доли еврейского народа в СССР начисто перечеркиваются десятком страниц, на которых тот же Тополь описывает этих "несчастных" евреев ворами и мошенниками. Причем Тополь это делает из тщеславного хвастовства – ему очень хотелось показать, какие евреи умные, – как ловко они обводят вокруг пальца глупые КГБ и таможню.
Мне скажут, что все равно эти книги написаны для идиотов и читают их идиоты, а идиоты этих тонкостей не поймут.
Да дело тут не в читателях, а в писателях.
Представим чисто гипотетически, что я, глава некоего мирового чудомасонского заговора, решил заполнить рынок России антисоветскими и русофобскими книжками. Свистнул холуям: найдите мне в Москве авторов поумнее, заплатите им деньги. Ну а что бы я получил за свои деньги от этих "умных" авторов? Кучу нелепостей, которая компрометирует евреев и от которой за версту несет умственной неполноценностью? Шестизвездочный коньяк и абсолютно водонепроницаемые карманные часы у бедного безрукого инвалида? Понятно, что за неимением лучшего сегодня и такая тупая писанина сойдет, но деньги-то я за качественный товар платил!
Московские интеллигенты
"Редкая птица долетит до середины Днепра", – говаривал Гоголь, но в противоположность этой редкой птице редкий чиж забудет объявить себя интеллигентом. А мемуары Арбатовой с предельной откровенностью как раз и показывают умственные способности такого интеллигентного чижа.
По отцу Арбатова происходит из русских крестьян. Ее дед Гавриил Гаврилин, в душе пацифист, с началом войны с Германией пошел на фронт, там получил три Георгиевских креста вместе с чином офицера. После революции стал большевиком, окончил заочно Экономическую академию, был хорошим хозяйственником, арестовывался, сидел в тюрьме, был оправдан и в 1941 году записался в трудовое ополчение. Сыновья и зятья его пошли на фронт, один зять погиб. Его сын Иван, будущий отец Арбатовой, вопреки воле отца стать инженером поступил на редакционно-издательский факультет МГУ, во время войны стал офицером-политработником, а после войны в звании подполковника преподавал марксизм-ленинизм в военных академиях и в этом качестве женился на матери Арбатовой.
Наследственность по отцу самой Арбатовой никак не передалась, отец умер, когда ей было 10 лет, а ее высокопородная мать с отцовскими родственниками-плебеями не общалась. Она была явной аристократкой.
Ее дед Илья Айзенштадт в 1914 году окончил гимназию и с началом войны мог бы уйти на фронт, но поступил иначе – уехал в Палестину и околачивался там и в Европе всю войну. Но, видать, жизнь в России манила, и после революции он вернулся в СССР, где поступил в Тимирязевскую академию якобы для того, чтобы, выучившись, осваивать целинные земли Палестины. Тут он женился на еврейке, которая тоже училась на агронома, и у них родилась мать Арбатовой. Братья новоиспеченного агронома действительно уехали в Палестину, но агронома Илью историческая родина не дождалась – дел хватало в СССР. Сначала он становится завучем сельхозтехникума в Одессе (жена его не работала даже по дому – они держат домработницу)."Потом, – пишет Арбатова, –деда отправили в Молдавию на организацию еврейских колхозов. Сначала жили в Балте, столице Молдавии. Летом снимали дачу в роскошном саду и брали обеды домой у француженки". Через год дед переезжает на Кавказ, потом в Харьков, потом под Ленинград и т. д., и т. п."Дед часто менял место работы из-за принципиальных разборок, все время отчаянно боролся за правду и плохо вписывался в среду", – пишет Арбатова, а я нудно добавлю – это же помогало не возвращать деньги, выдаваемые государством для обустройства на новом месте работы. Наконец перед войной агроном Илья Айзенштадт нашел себя в должности заведующего библиографическим отделом Ленинской библиотеки в Москве.
Началась война, и в отличие от деда Гавриила и его детей, бросившихся на защиту Родины, дед Илья сразу (хотя и был лет на 10 моложе Гаврилина) собрал семью и дернул на восток:"Больше никто из квартиры не уходил, все остальные были русские". В Петропавловске казахстанском дед сначала стал преподавать в техникуме, а потом он, не вырастивший в своей жизни ни одного урожая, назначается главным агрономом района, получает дом-пятистенок для семьи из 4 человек, участок, сено и т. д."Местные жители ничего не продавали эвакуированным, молоко, которое оставалось, демонстративно выливали на землю – эвакуированные представлялись им захватчиками", – пересказывает Арбатова байки своей матери. Тем не менее во враждебность местных жителей не сложно поверить – их мужчины были на фронте, а должности их мужчин в тылу сразу захватили пришлые люди призывного возраста – вот они и "захватчики".
Мать Арбатовой в 1941 году была студенткой уже 2-го курса мединститута, а медики – военно-учетная специальность, то есть она обязана была доучиться в мединституте, как с началом войны обязаны были доучиться курсанты военных училищ. Но она само собой отбыла из института вместе с отцом в Петропавловск, там окончила курсы счетоводов и быстро заняла место главбуха райфинотдела, что и немудрено, хотя другие девушки в то же время уходили на курсы медсестер и на фронт.
Потом семья вернулась в Москву, и мать Арбатовой поступила в Ветеринарный институт (видимо, в медицинский дорога была все же заказана)."Окончила институт с красным дипломом, была признана лучшей студенткой курса, но при институте оставлена не была, а получила распределение в Калининскую область". "Фиг вам, а не работа в Калининской области", – вероятно, мысленно сказала мама бесплатно выучившему ее Советскому Союзу и благодаря профессору (своему другу) осталась в Москве."Несмотря на красный диплом, еврейке на работу было устроиться трудно", – тут же сетует Арбатова, по обыкновению не соображая, что пишет. Как "трудно"? Ведь ее же, ветеринара, послали на работу в Калининскую область!
К началу 50-х мать отбивает у своей подруги мужа – будущего отца Арбатовой. Того высылают в Муром, и мечты о замужестве прекрасной 29-летней еврейской девушки долго висят на волоске, судя по тому, что отец Арбатовой женился на ней, возможно, "как честный человек", поскольку через три недели после свадьбы уже родился ребенок.
"Еврейка с красным дипломом"тут же и (пока был жив муж) бросила любую работу, даже по дому и воспитанию детей. Отец Арбатовой содержал ее, двоих детей, няню и домработницу. А мать Арбатовой, как пишет дочь, занималась в основном любовниками. Скажем, когда в Москве, куда они вернулись из Мурома, отца все же добил инфаркт, мать Арбатовой на поминках по мужу очень расстроило то обстоятельство, что ее сидящий за поминальным столом любовник занимался не ею, неутешной вдовой, а нагло заигрывал с совсем посторонней женщиной.
И смерть мужа не заставила мать Арбатовой работать, она жила на пенсии от Советского Союза: за потерю мужа и на воспитание детей, одновременно страдая болезнью сердца и прося помощи у своего отца – Ильи. Но агроном Илья, как и его отец, прадед Арбатовой, в старости все деньги тратил исключительно на любовниц и дочери не помогал, сетует в своих мемуарах злопамятная Арбатова.
Такая вот семейка любвеобильных чижей, берущих от Советского Союза столько, сколько могли заглотить, но мало дающих ему взамен. Это моя оценка, а Арбатова оценивает ситуацию иначе и называет мать:"красотка из хорошей семьи". Ни хрена себе "хорошая семья", остается сказать мне. А кого же тогда называть зайчихой из похотливого крольчатника? (Сама Арбатова, кстати, до деталей повторила жизнь матери.)
Вот вам среда, из которой возросла советская интеллигенция. Вы скажете, что это избранный народ. Чепуха! Я жил в то же время, знал много избранных семей (правда, вне Москвы), но такого не встречал. Москва легкостью холуяжа у высоких начальников, легкостью получения от них халявы стягивала к себе паразитов всех национальностей.
Если есть определенная среда людей, смысл и цель жизни которых сводится к тому, чтобы на халяву пожрать и потрахаться, а также развлечь себя заученными словами из книг, смысла которых чаще всего не понимали даже их авторы, то кого эта среда может взрастить?
Только дебилов, только органических идиотов.
Я где-то читал, что были случаи, когда дети, как Маугли, действительно выживали среди зверей. Утверждают, что если этот ребенок проживет среди животных свыше определенного времени, то восстановить его интеллект, его ум, уже невозможно, человеком он уже никогда не станет.
У нас другой случай – эти интеллигентные чижи искусственно отгородили себя от огромного и многообразного мира, оставив себе только животное удовлетворение чувств (инстинктов). Да, эти чижи знают и помнят слова из жизни остального мира, но не видя и не стремясь понять, что стоит за этими словами, они искусственно погружают себя в среду, аналогичную среде животных. По своему уму они людьми стать не могут, в мире людей они остаются беспомощными дебилами.