Пока это были еще только наброски плана нового строительства. Но начало было положено. Работа по индустриализации страны развернулась всерьез. Хозяйственники быстро наращивали свои силы. 23 ноября 1925 года был создан ГИПРОМЕЗ – Государственный институт проектирования металлургических заводов в Ленинграде, первым директором которого 26 ноября стал А.П. Завенягин, за несколько дней до этого своего назначения получивший диплом Горной академии. Госплан 17 декабря 1925 года утвердил разработанные ВСНХ программы строительства. Подготовительные работы на строительных площадках планировалось начать весной и летом следующего, 1926 года.
Авраамий Павлович Завенягин вспоминал, как состоялось его назначение директором ГИПРОМЕЗа. В июле 1925 года он только получил диплом об окончании Горной академии в Москве. Но вскоре был вызван в ВСНХ, где Пятаков поручил ему возглавить новый, только что организованный институт. Все возражения о том, что нет опыта, что только диплом получил, были отметены: это важное задание партии. Завенягин поехал в Ленинград, где принял институт. Тут же на него свалилось задание – Магнитогорский металлургический завод. Причем проект нужно было составить в кратчайшие сроки. В условиях нехватки инженеров, неналаженной работы института Завенягин это задание провалил. Из Москвы пришла телеграмма, что на него наложен строгий выговор. Нарком рабоче-крестьянской инспекции Серго Орджоникизде вызвал Завенягина в Москву.
Речь Орджоникидзе при встрече свелась к тому, что выговор наложен за дело, но работу выполнять некому, и потому Завенягин должен поехать обратно в Ленинград, идти в обком партии и требовать все, что необходимо. Требовать так, чтобы в Москве было слышно. Завенягин так и сделал.
Вскоре, это было сразу после разгрома зиновьевцев в Ленинграде, в ЦК пришла жалоба на действия Завенягина. Он и в самом деле потребовал обеспечить работу института. Через крики и ругань, через жалобы ленинградские партийные руководители эти требования выполнили. ГИПРОМЕЗ заработал в полную мощь. А вскоре пришла телеграмма из ВСНХ о снятии строгого выговора.
К тому моменту, когда начался XIV съезд РКП(б), который, по уверениям советских историков, впервые поставил задачу индустриализации, идея индустриализации не только витала в воздухе, но и уже была довольно детально разработана. Уже был создан первый перспективный план развития промышленности, который, правда, впоследствии серьезно переработали, и к моменту открытия съезда партии 18 декабря 1925 года он уже поступил в Госплан, изучался, обсуждался и сопоставлялся с контрольными цифрами Госплана на 1925/26 год. В самом Госплане развернулась работа по созданию большого генерального плана развития народного хозяйства СССР.
Нужно еще добавить, что кроме выработки первых вариантов перспективного плана в ВСНХ развернулась активная работа по строительству и подготовке коренной реконструкции промышленности. Эта работа была, по сути, первыми шагами индустриализации. Представленный в Госплан план строительства новых заводов был утвержден Президиумом Госплана за день до открытия съезда.
Интересно получается: задача стала выполняться еще до того, как она была поставлена партией. Здесь все было скорее наоборот. Резолюция съезда была признанием и политическим оформлением уже давно и бурно идущего процесса строительства.
В книге В.С. Лельчука "Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии" приводится любопытное обстоятельство, связанное с этой резолюцией XIV съезда. Проект резолюции съезда по хозяйственной политике был написан Бухариным вполне в нэповском духе. В его проекте Сталин сделал свои поправки, коренным образом изменившие смысл всего документа:
"СССР (далее поправка)…из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование…
Чтобы СССР представлял собой (далее поправка)…самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную благодаря своему экономическому росту служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний".
Проект резолюции, скорее всего, писался в самый последний момент перед съездом или даже уже в день открытия, после утверждения Госпланом плана строительства новых заводов. Поправки Сталина в проекте приводили резолюцию в соответствие с уже фактически сложившейся реальностью и давали этой реальности политическое объяснение.
На этом съезде Сталин выступил с политическим отчетом ЦК. В нем, как обычно, давался отчет в политике партии внутри страны и на международной арене. Сталин, рассказывая о международном положении, сделал гвоздем своего доклада план Дауэса, предложенный правительству Германии. Согласно этому плану, Германия должна была выплатить репарации, установленные Версальским мирным договором, получив прибыль от торговли со странами Восточной Европы, в первую очередь с СССР. Речь в плане шла о сумме 130 млрд. золотых марок. Сталин же заявил, что план этот составлен "без хозяина". Советский Союз не собирается превращаться в аграрный придаток Германии:
"Отсюда вывод: мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как ее подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок".
В этой фразе Сталин впервые сформулировал генеральный хозяйственный курс партии. Это – главное определение задачи индустриализации. Как мы увидим, с этой задачей Сталин справился блестяще.
На съезде, после выступления Сталина, по заявлению делегатов от ленинградской парторганизации, содоклад к отчету ЦК сделал Зиновьев. Согласившись в целом с политикой индустриализации, он поставил вопрос о том, что нужно разобраться с тонкостями теоретического вопроса о государственном капитализме, и что не нужно, ни в коем случае, смешивать нэп с социализмом.
Этот содоклад тут же вызвал ответный удар. Сразу же после Зиновьева выступил Бухарин с бурной речью, в которой обвинил Зиновьева в размежевании с линией ЦК. Сторонники Сталина и Бухарина устроили на съезде погром зиновьевцев. В течение нескольких дней один оратор за другим били по Зиновьеву, его позиции и сторонникам. Под конец многодневных прений выступили Молотов и Сталин. Молотов огласил некоторые факты из жизни и деятельности руководства Ленинградской парторганизации. Зиновьевцы, по представленным им сведениям, занимались махинациями с голосованиями и формировали руководящие органы организации по своему усмотрению. А Сталин выступил против Сокольникова. Он говорил на съезде о том, что нужно расширять ввоз готовых товаров, чтобы заполнить рынок. Сталин заявил:
"Я хочу сказать, что здесь тов. Сокольников выступает, по сути дела, сторонником дауэсизации нашей страны… Отказаться от нашей линии – значит отойти от задачи социалистического строительства, значит встать на точку зрения дауэсизации нашей страны".
Зиновьевцы потерпели на съезде сокрушительное поражение. Они не выдержали напора критических, разгромных выступлений, делали одну ошибку за другой и в конце концов оказались полностью разбитыми. На съезде прошла резолюция со сталинскими поправками. Оппозиционеры уже ничего не смогли сделать.
Вот здесь мы подошли к тому моменту, когда становится ясным, почему индустриализацию СССР можно с полным правом назвать сталинской. Советские историки употребляли другие названия, более нейтральные и политкорректные: "социалистическая индустриализация", "индустриализация СССР". Труды, в которых эти события назывались подобным образом, подавали их так, словно процесс индустриализации шел сам собой, самотеком, согласно каким-то "объективным" закономерностям. Это были книги о советской экономике, которая почему-то решила индустриализироваться. Роль Сталина и его соратников в них совсем никак не показана. Более того, некоторые историки договариваются до того, что утверждают, будто бы у Сталина не было готовой программы индустриализации и в этом вопросе он шел за Бухариным.
Нужно понять, уяснить себе, что в развитии чего-то всегда бывает две стороны. Одна сторона – материальная. То есть разнообразные возможности, наличие материалов, запасов, капитала, денег, технологий, оборудования. С наличием или отсутствием чего-то не поспоришь: завод либо есть, либо его нет, и это имеет различные последствия. Другая сторона – это воля человека, его состояние ума. В развитии эта сторона играет огромную роль, активную и ведущую. Нередко человек способен действовать наперекор обстоятельствам. Столкнувшись с фактом отсутствия завода, он может сказать: "Построим!" и начнет решать задачу строительства остронеобходимого завода.
Наличие или отсутствие заводов, шахт, рудников, дорог, оборудования и денег, это, конечно, серьезные обстоятельства, и в истории сталинской индустриализации они сыграли большую роль. Но нужно сказать со всей твердостью: без Сталина индустриализация не состоялась бы! Он был центром, сосредоточием и руководителем той воли населения СССР, которая сдвинула трудноразрешимую экономическую задачу с мертвой точки. Именно Сталин сумел так сформулировать политику партии, что все силы страны оказались брошенными на разрешение задачи индустриализации, и это позволило добиться выполнения тех грандиозных планов.
Было потрачено немало слов на то, чтобы доказать неспособность Сталина к управлению страной. Приводились самые разные доводы и примеры, в числе которых был и такой: вот, мол, Сталин, разгромив троцкистскую оппозицию, тут же вооружился идеями троцкистов о сверхиндустриализации, повел наступление на Бухарина, ликвидировал нэп и развернул коллективизацию крестьян. И неизменно добавляют при этом: "Довел страну до развала".
Такого взгляда придерживались сам Троцкий и Валентинов, которые, собственно, пустили эту идею в широкое хождение. Понятно, из каких побуждений так говорил Троцкий – из желания оправдаться перед читателем его воспоминаний, уверить его в жизнеспособности своих идей, которые, мол, и сам Сталин не постеснялся заимствовать. Почему же так говорил Валентинов, оставивший детальное описание советской жизни середины 1920-х годов и сделавший много интересных наблюдений, однозначно сказать нелегко.
Вслед за ними, историки стали повторять, что Сталин заимствовал идеи троцкистов, что, мол, сталинская индустриализация делалась по троцкистским рецептам. Это утверждение можно встретить в очень даже солидных и достойных внимания исследованиях. Не обошли этот взгляд своим вниманием Эдвард Радзинский и Дмитрий Волкогонов. Любопытно, что он приводится на фоне замалчивания фактов хозяйственного строительства и деятельности Сталина на этом поприще.
Все такие заявления, конечно, ерунда. Это только слова Троцкого и ничего больше. Товарищи, которые делают такие заявления, совершенно не замечают, что между идеей и ее воплощением "в металл" есть огромная разница. Всякая идея, обставившись со всех сторон фактами, данными, разработанными программами, отделяется от автора и начинает самостоятельное существование. Ядро заложено автором, но вот к последствиям он может не иметь никакого отношения. Кроме того, нельзя не заметить, что между взглядами Преображенского и Сталина на индустриализацию есть огромная разница. Первый говорит об этом вообще, в целом: "сверхиндустриализация". Второй говорит сугубо конкретно: заводы, станки, оборудование, машины. Обобщая, конечно, для необходимости охвата больших отраслей тяжелой промышленности.
Преображенский говорит об индустриализации, не выделяя никакой приоритетной отрасли. Сталин же, наоборот, говорит об индустриализации, как о развитии конкретно тяжелой промышленности, а еще конкретнее – машиностроения. Для Преображенского строительство металлургического и текстильного предприятия равнозначно. И то и другое будет индустриализацией. Сталин настаивает: индустриализация индустриализации рознь. С одним вариантом можно попасть в кабалу к капиталистам, а с другим нет. Нам, говорит Сталин, нужна такая индустриализация, которая бы не завела в эту кабалу. Одним словом, нужно стать страной, которая производит машины. Преображенский говорит, что для финансирования промышленности нужно взять средства у крестьянина. Сталин говорит, что нет, главные средства для промышленности будут взяты из доходов государства от внешней торговли, работы промышленности, из сэкономленных средств и займов у населения.
Эти утверждения могут показаться странными. Но, тем не менее, это так. Сам Сталин сформулировал свои взгляды с исчерпывающей ясностью в своих статьях и выступлениях:
"Просто развития государственной промышленности теперь уже недостаточно. Тем более недостаточен ее довоенный уровень. Теперь задача состоит в том, чтобы двинуть вперед переоборудование нашей государственной промышленности и ее дальнейшее развертывание на новой технической базе".
"Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее состоит в развитии тяжелой промышленности, в развитии, в конце концов, производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения".
Я привел четыре главных различия взглядов Преображенского и Сталина на индустриализацию, из чего вытекает, что утверждение о заимствовании Сталина взглядов троцкистской оппозиции – ложь. Когда Преображенский впервые выразил свои взгляды в печати, Сталин даже и на схожую тему не говорил. Это легко проверить по его собранию сочинений. А когда заговорил уже об индустриализации, тот тут выяснилось, что взгляды Сталина существенно отличаются от взглядов Преображенского.
Так вот получилось с идеей индустриализации. Спорить не приходится, что впервые эту идею высказал Преображенский. Его рецепт был первым по времени появления рецептов строительства советской экономики, высказанный после смерти Ленина. Через Пятакова его идея оказала влияние на хозяйственную деятельность ВСНХ и воплотилась в виде ОСВОКа. Но там уже она попала в руки разработчиков, которые ни к троцкистам, ни к сталинистам уже никакого отношения не имели. Это были или беспартийные, или меньшевики-специалисты. Если продолжать логику Троцкого – Волкогонова, то нужно или признать, что бывшие меньшевики в СССР сделались поголовно троцкистами, или мы можем с полным правом план индустриализации назвать меньшевистским. Ни то ни другое к истинному положению дел даже и не приближалось.
Они разрабатывали идею исходя в первую очередь из реального положения хозяйства и промышленности, а не из туманных идей Преображенского. По ходу дела разработанная коллективными усилиями троцкистов, бухаринцев и сталинистов, большевиков, меньшевиков и беспартийных с помощью дворян и бывших царских чиновников сама идея индустриализации оторвалась от Преображенского, который в дальнейшей разработке никакого участия не принимал, утратила троцкистский дух и стала жить своей самостоятельной жизнью.
После долгих разговоров, споров и препирательств получился результат, который, собственно, и заинтересовал Сталина. Этим результатом был совершенно конкретный план, в миллионах рублей вложений и тысячах тонн продукции, который можно было воплотить в жизнь. Сталин, вошедший в мировую историю как практик, сделал ставку именно на конкретный план, произнес свою историческую речь и внес упомянутые поправки в резолюцию съезда.
Потом, уже после съезда, партийные теоретики и хозяйственники предложили целый ворох рецептов строительства советского хозяйства, с опорой на тот или на другой класс, по такому или по другому принципу. Но они уже появились после того, как был разработан первый конкретный план, и потому для Сталина интереса не представляли. Кстати, сам тезис о сверхиндустриализации появился в устах троцкистов только в апреле 1926 года, всего за три месяца до закладки первенца индустриализации – Сталинградского тракторного завода.
В отличие от остальных партийных вожаков, Сталин несколько раз за свою послереволюционную карьеру проявил огромную прозорливость. В первый раз это случилось, когда он оказался во главе аппарата ЦК партии. Вскоре он понял, какую власть ему доверили и что нужно только ее удержать, расширить и усилить. Во второй раз это случилось, когда он понял, что Ленин после удара не поднимется и к работе не вернется. Пока остальные члены Политбюро и ЦК ждали возвращения Ленина, Сталин развернул работу по укреплению своего влияния. Оба раза он ничего и никому о своих прозрениях не сказал.
И в третий раз он проявил огромную прозорливость, когда понял, какое значение имеет разработанный план развития промышленности. Если два первых случая противники сквозь зубы, но оценили, то третий случай остался совершенно неоцененным, притом что этот перспективный план и в самом деле имел огромное значение.